Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Иоганн Вольфганг Гёте — Йозеф Штернберг — Дэниел Эверетт
В 1775 году двадцатишестилетний немецкий поэт и романист Иоганн Вольфганг Гёте (впоследствии фон Гёте) был приглашен в Веймар восемнадцатилетним герцогом Карлом Августом. Семья герцога прилагала старания, чтобы превратить тихий провинциальный Веймар в центр литературы и искусств, так что пребывание Гёте при дворе было весьма желательно для достижения этой амбициозной цели. Вскоре после прибытия литератора герцог предложил ему занять высокий пост в кабинете министров и роль личного советника, которые Гёте согласился принять, решив остаться в Веймаре. Поэт не только усматривал в таком назначении возможность новых впечатлений, но и надеялся, что его возвышенные идеи покажутся полезными правителю Веймара.
Сам Гёте происходил из зажиточной бюргерской семьи и не имел достаточного опыта общения с дворянами. Теперь же, заняв почетное место при герцогском дворе, он быстро сблизился с аристократическим обществом. Однако не прошло и нескольких месяцев, как жизнь в Веймаре стала казаться Гёте невыносимой. День за днем проходил у придворных в круговерти увеселений — карточную игру сменяла охота, но главное, бесконечные пересуды, обмен слухами и сплетнями. Мимолетное замечание господина X или отсутствие госпожи У на вечернем приеме раздувались до событий великой важности, и придворные не жалели сил, обсуждая, что бы все это значило. После посещения театра все судачили только о том, кто в чьем обществе появился, или досконально разбирали, как смотрелась на сцене новая актриса, но никогда обсуждение не касалось самого спектакля.
Если в разговоре Гёте позволял себе упомянуть о работе над какой-либо реформой, кто-нибудь из придворных вдруг начинал возмущаться, прикидывая, что грядущие изменения будут означать для того или иного министра, как пошатнется при этом его собственное положение при дворе, и идеи Гёте терялись в ходе пылкой и острой дискуссии. Да, он был знаменитым писателем, но это ничего не меняло, придворных не интересовало мнение прославленного автора известнейших в то время «Страданий юного Вертера». Куда забавнее было рассказывать прославленному романисту о своем и наблюдать за его реакцией. А их интересы, что ни говори, были ограничены тесным двором и интригами.
Гёте чувствовал себя пойманным в капкан — он дал согласие герцогу и серьезнейшим образом относился к своим обязанностям, но мысль об общении с придворными, на которое он был отныне обречен, казалась нестерпимой. Будучи, однако, реалистом, писатель решил, что бессмысленно сетовать на то, что изменить не в силах. Итак, смирившись с мыслью, что в ближайшие несколько лет единственным его обществом будут те самые придворные, Гёте разработал стратегию, позволяющую возвести необходимость в добродетель: он стал крайне немногословен и высказывал свое мнение по любым вопросам лишь в редчайших случаях. Он не прерывал своих собеседников, предоставляя им беспрепятственно разглагольствовать на ту или иную тему. Слушая, он надевал маску вежливого интереса, а сам в это время внимательно наблюдал, как если бы перед ним действовали театральные персонажи на сцене. Придворные открывали ему свои тайны, делились кукольными драмами и пустыми мыслишками, а Гёте улыбался и всякий раз принимал их сторону.
Придворные не догадывались, что служат ему богатейшим материалом, — их характеры, обрывки диалогов, истории, прихоти и капризы найдут место в произведениях, которые Гёте напишет в будущем. Так писатель избавился от разочарования, превратив его в плодотворную и приятную игру.
Великий американский кинорежиссер австрийского происхождения, Джозеф фон Штернберг (1894-1969) прошел путь от посыльного на студии до одного из самых успешных кинематографистов Голливуда 19201930-х годов. На протяжении всей карьеры, которая закончилась в пятидесятые годы, ему помогал особый взгляд на мир, философия, которую выработал для себя Штернберг-режиссер: важен только финальный продукт, то, что получаешь на выходе. Его задачей было достигать всеобщего согласия в команде, чтобы вести производство фильма в задуманном направлении, добиваясь результата любыми средствами. Главной помехой, не позволявшей ему осуществлять свои замыслы, неизбежно становились актеры. Мысли большинства из них постоянно были заняты исключительно собой и своим успехом. Фильм как целостное произведение значил для них куда меньше, чем интерес, вызванный ролью. Во время съемок каждый тянул одеяло на себя, норовя оказаться в центре внимания, отчего подчас страдало качество фильма. Чтобы работать с такими актерами, фон Штернбергу приходилось идти на хитрости, прибегать к различным уловкам, чтобы заставить выполнить требуемое.
В 1930 году фон Штернберга пригласили в Берлин для съемок самой известной его картины «Голубой ангел». Главную мужскую роль в ней должен был играть Эмиль Яннингс, актер с мировым именем. Проводя кастинг на главную женскую роль, фон Штернберг открыл малоизвестную немецкую актрису по имени Марлен Дитрих, которую впоследствии снял в семи своих лентах, сотворив из нее настоящую звезду.
С Яннингсом фон Штернбергу уже приходилось работать вместе, и он знал, что артист непроходимо глуп и капризен. Казалось, Яннингс специально делает все, что может, дабы помешать съемочному процессу. Любые замечания режиссера он воспринимал как личное оскорбление. Излюбленным приемом было втягивать режиссера в бессмысленные скандалы и мотать ему нервы до тех пор, пока тот не выдохнется и не позволит Яннингсу поступать так, как он захочет.
Фон Штернберг уже знал, что его ожидает, и подготовился к инфантильным играм Яннингса. Для начала актер потребовал, чтобы режиссер каждое утро являлся к нему в грим-уборную и уверял в своей любви и восхищении, — фон Штернберг выполнил это без возражений. Яннингс захотел, чтобы режиссер ежедневно приглашал его на ланч и выслушивал соображения о фильме, — фон Штернберг пошел и на это, терпеливо выслушивая чудовищные бредни актера. Стоило фон Штернбергу выказать внимание к любому другому артисту, как Яннингс устраивал дикие сцены ревности, так что режиссеру приходилось изображать кающегося грешника.
Выполняя все безумные требования Яннингса, режиссер выбивал оружие у него из рук, лишая главного удовольствия — за время съемок он не позволил втянуть себя ни в один скандал. Но время шло, и фон Штернбергу приходилось лукавить, чтобы перехитрить актера и заставить выполнять свои требования.
Во время съемок одного из эпизодов Яннингс по какой- то необъяснимой причине отказался войти в дверь и устроил по этому поводу сцену. В ответ режиссер тихонько велел установить самый жаркий софит таким образом, чтобы он буквально обжигал Яннингсу шею, не давая задерживаться на месте и вынуждая скорее пройти в дверь. Свою первую сцену (а «Голубой ангел» был в числе первых звуковых фильмов) Яннингс провел почти пародийно, с неестественными, преувеличенно напыщенными интонациями. Фон Штернберг невозмутимо и любезно поздравил его, заметив вскользь, что в подобной манере в фильме будет говорить только Яннингс, — разумеется, на фоне остальных актеров это будет смотреться невыгодно и вызывать смех в зале, но так уж тому и быть. Яннингс поспешно отказался от нелепого акцента. Стоило актеру закапризничать и оскорбленно удалиться к себе в грим-уборную, фон Штернберг тут же подсылал к нему кого-нибудь с известием, что режиссер воркует с Марлен Дитрих, окружая ее заботой. Ревнивый артист немедленно кидался на съемочную площадку, чтобы посостязаться за внимание режиссера. От эпизода к эпизоду фон Штернберг ловко маневрировал, направляя актера в нужном ему направлении, и буквально вынудил Яннингса сыграть, возможно, самую блистательную роль за всю его карьеру.
Как уже рассказывалось во второй главе, Дэниел Эверетт со своей семьей в 1977 году отправился в дебри Амазонки, чтобы жить там среди людей племени пираха. Супруги Эверетт были лингвистами и антропологами, и перед ними стояла задача изучить язык пираха — его в то время считали самым трудным, не поддающимся расшифровке, — чтобы перевести на этот самобытный язык Библию. Медленно, но работа все же продвигалась, Эверетт двигался вперед, используя приемы лингвистического исследования, которым его обучали в университете.
Дэниел был хорошо знаком с трудами Ноама Хомского, крупнейшего лингвиста, профессора Массачусетского технологического института, выдвинувшего смелую гипотезу, что все языки мира связаны между собой, а сама грамматика строго задана структурой человеческого мозга, являясь частью нашего генетического кода. Это означает, что по природе своей все языки наделены общими чертами. Уверенный в правоте Хомского, Эверетт изо всех сил бился, стараясь найти эти универсальные черты в языке пираха. Однако со временем, посвятив годы своему занятию, Дэниел обнаружил в теории Хомского множество пробелов и усомнился в ее правильности.
В результате серьезного изучения и глубоких раздумий Эверетт пришел к выводу, что в языке пираха отражены многие особенности их жизни в джунглях. Он определил, к примеру, что в культуре пираха особое внимание придается «непосредственному переживанию»: того, что они не видели собственными глазами, для пираха не существовало, а следовательно, в их языке почти не было слов для описания предметов и явлений, выходящих за рамки непосредственного переживания. Работая над этой своей концепцией, Эверетт предположил, что, даже если базовые свойства всех языков действительно универсальны и запрограммированы генетически, каждый язык при этом содержит элементы, отражающие уникальность породившей его культуры. В том, как мы говорим и думаем, культура играет более важную роль, чем мы могли бы предположить.
В 2005 году Эверетт наконец счел возможным опубликовать свои революционные гипотезы в антропологическом научном журнале. Он догадывался, что, обнародовав результаты своей работы, вызовет оживленную дискуссию, но абсолютно не был готов к тому, что последовало за выходом статьи в свет.
Студенты и аспиранты Массачусетского технологического института во главе с Хомским начали настоящую травлю Эверетта. Когда он выступал с докладом на крупном симпозиуме в Кембриджском университете, некоторые из этих лингвистов специально отправились туда. Эверетта засыпали каверзными и провокационными вопросами, целью которых было нащупать бреши в его теории и поставить в неловкое положение. Эверетт, для которого все это явилось полной неожиданностью, растерялся и оказался не на высоте. То же самое продолжалось и на последующих его выступлениях. Недоброжелатели цеплялись к малейшей оговорке или неточности в речи или сочинениях и использовали эти неточности, чтобы дискредитировать гипотезу в целом. Нападающие даже переходили на личности — публично называли Эверетта шарлатаном и высмеивали мотивы его поездки к пираха. Даже сам Хомский намекал на то, что Эверетт отправился в эту экспедицию ради денег и славы.
Когда Эверетт опубликовал первую свою книгу «Не спать — змеи! », некоторые из соратников Хомского писали письма критикам и литературным обозревателям, пытаясь опорочить автора, и уговаривали вообще не обсуждать книгу в прессе — она ненаучна и написана на непозволительно низком уровне, заявляли они. Дело дошло до того, что ненавистники использовали связи, чтобы оказать давление на Национальное государственное радио, где готовился большой сюжет, посвященный Эверетту. Передачу отменили.
Поначалу Эверетту приходилось трудно, он выходил из себя, не в силах сдержать эмоции. Аргументы его хулителей не дискредитировали теорию, а лишь указывали на отдельные недочеты. Очевидно, истина их не интересовала, куда важнее была задача выставить его в черном свете. Достаточно скоро Эверетту удалось справиться с нервами, и тогда он начал использовать злобные нападки в своих целях. Из-за них он поневоле снова и снова обдумывал и усиливал свои аргументы; недруги заставляли его ответственнее относиться к своим высказываниям, не допускать промахов. Эверетт мысленно возвращался к придиркам своих критиков и в своих последующих статьях опровергал их одну за другой. Благодаря этому он отточил перо, стал яснее мыслить, а поднятая против него кампания лишь увеличила продажи книги «Не спать — змеи! », заставившей многих изменить взгляды и перейти в лагерь его сторонников. В конце концов, Эверетту оставалось лишь благодарить врагов за то, что они помогли ему отшлифовать работу и закалили его характер.
В жизни вам постоянно и на каждом шагу будут встречаться глупцы. Их просто слишком много, поэтому избежать встречи нет шансов. Понять, что перед вами недалекий человек, можно по следующим приметам. В реальной жизни по-настоящему важна перспектива, отдаленные результаты, и важно по возможности эффективно и творчески выполнять свое дело. Собственно, это и должно быть главной целью, которой люди руководствуются в своих действиях. У глупцов же шкала ценностей другая. Они придают преувеличенное значение вещам кратковременным, сиюминутным: их заботит, как бы урвать денежный куш, «засветиться» в прессе или иным образом привлечь к себе внимание, предстать в выгодном свете. Ими управляет не разум, а эгоизм и собственные комплексы. Им свойственно наслаждаться интригами и заговорами и устраивать скандалы просто ради того, чтобы пощекотать нервы. Если они критикуют, то обращают внимание на вещи второстепенные и неважные для общей картины. Собственный успех, карьерный рост, теплое местечко для них важнее истины. Им недостает обычного здравого смысла, они не жалеют сил, трудясь над вещами, не имеющими никакой ценности, и при том не замечают проблем, грозящих гибелью в перспективе.
Имея дело с глупцами, мы нередко опускаемся до их уровня, и такая тенденция вполне понятна. Они допекают нас, раздражают, втягивают в свары, так что в результате мы чувствуем себя ничтожными, измотанными и вконец сбитыми с толку. Мы теряем представление о том, что действительно важно. Одержать верх в споре с глупцами невозможно, как невозможно сделать их своими союзниками или убедить в чем-то, потому что ни о доводах разума, ни о последствиях своих поступков глупцы не помышляют, им это неважно. Вы только потратите впустую драгоценное время и эмоциональную энергию.
Для того чтобы выдерживать общение с глупцами без урона для себя, вы должны принять следующее к ним отношение: они — просто часть нашей жизни, как камни или мебель. Свои слабые стороны есть у каждого из нас, всякий в чем-то неумен, в чем-то может сглупить, у всех нас порой бывают моменты, когда мы теряем голову, проявляем недальновидность или тешим свое самолюбие, — такова человеческая природа. Увидев проявления глупости в себе, вы легче сможете принять это и в прочих людях. Такой подход позволит вам снисходительно улыбаться их странностям, терпеливо отнестись к ним, как к неразумным детям, а главное — не делать безумных попыток изменить их. Все это — часть человеческой комедии, и вам решительно не из-за чего огорчаться и мучиться бессонницей. Такое отношение — снисхождение к людской глупости — должно стать важной темой на этапе ученичества, во время которого вас почти наверняка ожидает встреча с подобными типами. Если они причиняют вам серьезные неприятности, вы должны нейтрализовать наносимый ими вред, полностью сосредоточившись на достижении своих целей и прочих действительно важных вещах и по возможности игнорируя происки глупцов. Вершиной мудрости, однако, было бы пойти еще дальше и фактически воспользоваться глупостью других как материалом для своей работы, примерами того, как не нужно поступать и чего следует избегать, или для поиска способов обратить их действия себе на пользу. В таком случае чужая глупость сыграет вам на руку, помогая добиться полезных результатов, к которым, впрочем, глупец отнесся бы с презрением.
|
Последнее изменение этой страницы: 2019-06-08; Просмотров: 192; Нарушение авторского права страницы