Происхождение совершенной интуиции

Оса аммофила — Интуиция и наши древние предки — Мнемонические связи — Бобби Фишер и связи мозга — Обработка сложной информа­ции — Толерантность к хаосу — Наращивание объема памяти — При­меры высокой интуиции и юношеской свежести восприятия в преклон­ном возрасте

 

Почти для всех животных проворство и скорость реак­ции — важнейшее свойство, позволяющее выжить. За считаные секунды может решиться, окажешься ли ты в зубах хищника или избежишь гибели. В процессе эволю­ции у животных появились сложные инстинкты, позво­ляющие действовать быстро, не теряя времени. Инстинк­тивная реакция мгновенна и запускается определенными стимулами. Порой животные обладают инстинктами, настолько точно настроенными на конкретные обстоя­тельства, что кажется, будто они наделены сверхъесте­ственными способностями.

 

Возьмем, к примеру, осу аммофилу. Самка аммофилы с непостижимой скоростью жалит самых разных живот­ных — пауков, жуков, гусениц, — причем наносит удар в определенное место, парализуя, но не убивая жертву. В парализованное животное аммофила откладывает яйца, обеспечивая будущие личинки свежим мясом на не­сколько дней. У каждой из потенциальных жертв точки поражения расположены в разных местах — гусеницу, например, нужно ужалить не в одну, а в три точки, иначе полностью ее не парализовать. Операция настолько не­проста, что иногда аммофила промахивается и умерщ­вляет объект нападения вместо того, чтобы только обез­движить. Но ее потомство, однако, благополучно выжи­вает — значит, большинство ударов точны. Все происходит настолько стремительно, что у осы нет вре­мени раздумывать, определяя, какое именно животное находится перед ней и куда нужно нанести удар. Кажет­ся, что оса видит жертву насквозь или чувствует ее нерв­ные узлы.

 

Свой набор инстинктов был и у наших древних предков, многие из этих инстинктов и по сей день таятся в нас. Од­нако по мере того, как наши предки учились думать и рас­суждать, менялись и обстоятельства их жизни, так что они все меньше и меньше зависели от инстинктов.

 

Чтобы разобраться в особенностях поведения животных, которых они выслеживали, первобытным людям требо­валось научиться сопоставлять конкретные сиюминут­ные действия животного с другими его действиями, под­смотренными ранее. Такие же умозаключения приходи­лось делать в поисках пищи или при вычислении маршрута, когда совершались долгие пешие переходы. Получив способность отстраняться от непосредствен­ных обстоятельств и постигать закономерности, наши предки обрели мощный интеллект, но это преимущество несло с собой и большую опасность — объем информа­ции, который следовало обрабатывать мозгу, постоянно рос, и одновременно с этим падала скорость реакции на происходящее.

 

Это могло обречь нас как биологический вид на гибель, если бы не могучая компенсация — сила развивающего­ся человеческого мозга. Годами охотясь на животных определенных видов и изучая природу вокруг себя, наши предки постигали окружающий мир во всей его сложно­сти. Изучая особенности поведения животных, они мог­ли предвидеть, где может напасть хищник, и чувствова­ли, где таится добыча. Они так подробно исследовали те места, где жили и охотились, что одолевали расстояния быстро и безопасно, не раздумывая и не вычисляя. Дру­гими словами, у наших предков постепенно вырабатыва­лась примитивная форма интуиции. Длительный опыт и практика частично компенсировали утраченную стреми­тельность инстинктов, и на смену инстинктивной реак­ции пришла реакция интуитивная. Уже на этом уровне развития интуиция заметно превосходила инстинкты; поскольку она не была напрямую привязана к опреде­ленным ситуациям или стимулам, ее можно было при­менять в гораздо более широком спектре обстоятельств.

 

Мозг наших предков еще не был обременен информаци­ей, которая придет с развитием языка и непростыми условиями жизни в больших группах. Находясь в непо­средственной и тесной связи с окружающим миром, древние люди развивали чувство интуиции в кратчайшие сроки. А вот для нас, живущих в неизмеримо более слож­ных обстоятельствах, этот процесс может занять от пят­надцати до двадцати лет.

И все же наша интуиция — ин­туиция высшего порядка — напрямую соотносится с той примитивной версией.

 

Интуиция, будь то примитивная или высшая, тесно свя­зана с памятью. Любая информация, которую мы усваи­ваем, сохраняется в нервных связях нашего мозга. Устойчивость и долговечность этих связей зависит от количества повторов, от яркости впечатления и от кон­центрации нашего внимания. Если мы вполуха слушаем учителя на уроке иностранного языка, материал вряд ли будет усвоен. Если же мы попадем в страну, где говорят на этом языке, если те же слова повторяются в опреде­ленных ситуациях, все меняется. Мы становимся внима­тельными, сосредоточенными, и след в памяти будет го­раздо прочнее.

 

Согласно модели, разработанной психологом Кеннетом Бауэрсом, всякий раз, когда мы сталкиваемся с пробле­мой — надо узнать кого-либо, надо вспомнить слово или фразу, — мнемонические связи в мозге активизиру­ются, и ответ на вопрос направляется по определенным путям. Все это происходит на подсознательном уровне. Если определенная связь активирована в достаточной степени, мы вспоминаем имя человека или подходящую к случаю фразу. Таковы простейшие формы интуиции, и подобные озарения приходят к нам в повседневной жиз­ни постоянно. Но едва ли кто-то сумеет поэтапно вос­создать ход рассуждений, позволивших нам припомнить забытое имя.

 

У людей, которые годами изучают какой-то предмет или занимаются изысканиями в некой области, развивается такое множество мнемонических связей и путей, что их мозг, находясь в непрерывном поиске, выбирает соеди­нения между различными блоками информации. Стал­киваясь со сложной проблемой, мозг ускоряет процесс поиска, ведя его в сотнях направлений на уровне подсо­знания, подбирая сочетание, в котором может быть скрыт правильный ответ. Когда активными становятся все возможные связи, идеи и решения появляются во множестве, словно искры. Те, что оказываются потенци­ально интересными, заслуживающими рассмотрения, за­держиваются в памяти для дальнейшей, уже сознатель­ной обработки. Человек не тратит время на то, чтобы рассуждать логически, приходя к ответу постепенно, шаг за шагом, — вместо этого происходит другое: готовый ответ появляется на уровне сознания, производя впечат­ление внезапной вспышки.

 

Огромнейшее число связей, объединяющих в памяти воспоминания и впечатления, позволяет мозгу мастера, исследуя их, достигать широчайшего охвата, по объему и глубине сопоставимого с реальным миром, и создавать при этом ощущение жизненной силы.

 

Шахматист Бобби Фишер многократно оказывался в сложных игровых ситуациях; он наблюдал разные реак­ции и ходы своих противников, и все это закреплялось в его памяти в виде мощных связей. Он усвоил и запом­нил громадное множество вариантов. На каком-то этапе все эти связи приобрели свойство мгновенно соединять­ся, давая Фишеру чувство прозрения, ощущения, что он

видит игру в целом. Отныне Фишер видел не просто ходы шахматных фигур, а припоминал длинные после­довательности, большие фрагменты партий, которые представлялись ему некими линиями силы на доске, ко­торая воспринималась как единое целое. С таким чув­ством игры он заманивал противников в ловушку, пре­жде чем те успевали осознать происходящее, и прикан­чивал их быстро и безошибочно, подобно аммофиле, наносящей свой парализующий удар.

 

В таких областях, как спорт или военное искусство, где важен момент состязания, время играет решающую роль.

Мгновенные решения мастеров, основанные на интуи­ции, оказываются куда более эффективными, чем попыт­ки проанализировать все составные части и логически прийти к правильному ответу.

Слишком уж много ин­формации приходилось бы перерабатывать в очень сжа­тые сроки. Изначально интуиция и развилась именно потому, что требовалась быстрота, однако сейчас это свойство нередко оказывается необходимым в искусстве и науке, как и любой другой области, где речь идет об обработке сложной информации, хотя время и не явля­ется критическим фактором.

 

Для выработки интуиции высшего порядка, как и для любого навыка, требуются практика и опыт. Сначала наша интуиция может быть совсем слабенькой, букваль­но намеком, так что мы или совсем не замечаем ее или не доверяем ей; об этом рассказывают все мастера. Но со временем они научаются обращать внимание на мимо­летные мысли, внезапно приходящие в голову. Конечно, некоторые мысли оказываются пустышками, зато другие ведут к потрясающим озарениям. Со временем мастера обнаруживают, что могут всерьез полагаться на свою ин­туицию, вспышки которой теперь возникают все чаще. Достигнув такого уровня, когда подобный тип мысли­тельного процесса включается регулярно, мастера все ак­тивнее сочетают его с рациональным мышлением.

 

Важно понять: интуитивная форма интеллекта развилась в процессе эволюции, чтобы помочь нам обрабатывать сложные пласты информации и достигать целостного восприятия. В современном мире такое умение для нас важнее, чем когда бы то ни было прежде. Достичь высо­кого профессионального уровня непросто в любой об­ласти, этот процесс требует огромного терпения, упор­ства и дисциплины. Нам предстоит овладеть таким вели­ким множеством знаний и умений, что это может отпугнуть. Необходимо овладеть и чисто техническими навыками, и непростым искусством взаимодействия с окружающими, научиться адекватно воспринимать их реакцию на нашу работу, не упуская при этом из виду постоянно меняющуюся ситуацию и развитие отрасли в целом. Если прибавить ко всему этому устрашающее ко­личество информации, в которой мы должны свободно ориентироваться, начинает казаться, что мы взялись за непосильную задачу.

 

Бывает, что мы, даже еще не взявшись за дело, чувствуем испуг и подавленность, не веря, что у нас что-то может получиться. Все чаще люди в такой напряженной обста­новке поддаются искушению бросить все и отказаться от своих намерений. Они предпочитают комфортную жизнь без усилий, съезжают к схематичным представле­ниям о действительности, их образ мыслей неуклонно упрощается, а идеалы сводятся к соблазнительным фор­мулам, сулящим быстрый успех и получение знаний без груда. Интерес к обучению, требующему времени, упор­ства, стойкости и способности быстро восстанавливать душевные силы — ведь на первых порах обучение может наносить болезненные удары по самолюбию, которое мы так привыкли тешить, — у таких людей теряется. Они много ворчат, они недовольны окружающим миром и склонны винить в своих проблемах кого угодно. Своему бездействию они легко подыскивают хитроумные оправ­дания, но, по сути, просто не находят в себе сил и смело­сти заняться сложными вещами. Намеренно упрощая свою психическую жизнь, они уходят от реальности и тем самым отключают, сводят на нет многочисленные возможности мозга, которые вырабатывались на протя­жении миллионов лет эволюции.

 

Стремление к простоте и легкости нет-нет да и поражает всех нас, причем порой мы сами того не замечаем. Реше­ние здесь только одно: нужно научиться подавлять трево­ги и страхи, охватывающие нас при встрече с тем, что ка­жется сложным или хаотичным.

На пути от подмастерья к мастеру, от ученичества к творчеству мы должны терпе­ливо осваивать нужные навыки и впитывать крупицы знания, при этом не нужно нестись вперед, перескакивая через ступеньки.

В периоды кризиса, когда опускаются руки, следует сохранять хладнокровие и сдержанность, не поддаваясь эмоциям. Оказавшись в сложной ситуа­ции, о которой все вокруг судят примитивно, по прин­ципу «черное» и «белое», или просто приспосабливаются к изменившимся условиям, не поддавайтесь подобным искушениям. Особенно важно вырабатывать устойчи­вость в периоды неразберихи и хаоса и даже радоваться таким моментам, учась допускать разные возможности, искать и находить выходы. Мы научаемся держать себя в руках, обуздывать тревогу и нервозность — это важней­ший навык в наши неспокойные времена.

 

Вооружившись умением владеть собой, мы должны де­лать все возможное для развития памяти — это один из важнейших навыков в мире технологий. Проблема, ко­торую создают для нас новейшие технологии, заключа­ется в том, что она представляет в наше распоряжение все большие объемы информации, но при этом посте­пенно снижает силу памяти, которой нет необходимо­сти удерживать все. То, что раньше служило упражнени­ями для тренировки мозга — запоминание телефонных номеров, простые подсчеты в уме, запоминание дороги на улицах города, — сейчас выполняется различным гад­жетами, а ведь мозг, как и мускулы, способен дрябнуть и атрофироваться, если им не пользоваться. Что можно противопоставить этому? В свободное время ищите не только развлечений и отдыха. Необходимы увлечения, хобби — игра на музыкальном инструменте, изучение иностранного языка, — такие, чтобы доставляли удо­вольствие, но одновременно укрепляли память, мысли­тельные способности и гибкость ума. Таким образом мы тренируем мозг, учимся перерабатывать значительные объемы информации, не ощущая при этом тревог и пе­регрузок.

 

Упорно двигаясь по избранному пути, мы будем возна­граждены проявлениями интуиции. И тогда это живое, дышащее, постоянно меняющееся существо — речь идет о нашей профессии или области знаний — наконец сроднится с нами, заживет в нас. Обладание хотя бы ча­стью этой силы мгновенно отделит нас от всех прочих, тех, кто жалуется на перегрузки и лезет из кожи, пытаясь упростить то, что по природе своей сложно. Мы сможем реагировать быстрее и эффективнее, чем другие. Все то, что раньше казалось нам беспорядочным и бессмыслен­ным, отныне предстанет понятной, хотя и меняющейся ситуацией со своими особенностями, которые нам те­перь под силу прочувствовать и без особого труда пре­одолеть.

 

Интересно отметить, что многие мастера, пришедшие к обладанию высшей интуицией, с годами не стареют, а будто становятся моложе умом и духом, — это наблюде­ние не может не вдохновлять всех нас, вселяя надежду.

Мастерам не приходится тратить много сил и энергии на то, чтобы понять какое-либо явление, а потому они мыслят творчески и все более стремительно.

Даже стра­дая от всевозможных хворей, они сохраняют непосред­ственность, ясность и живость ума в солидном возрас­те — семьдесят лет и намного больше. Среди них — ма­стер дзен и художник Хакуин, на седьмом десятке создавший работы, поражающие юношеской свежестью восприятия, — сейчас они числятся среди величайших произведений той эпохи. Другой яркий пример — ис­панский кинорежиссер-сюрреалист Луис Бунюэль, сняв­ший несколько блестящих картин, когда ему было уже за семьдесят и даже ближе к восьмидесяти. Но наиболее, пожалуй, выразительным примером этого феномена мо­жет служить Бенджамин Франклин.

 

Франклина всегда отличал острый интерес к явлениям природы, а с годами это только усилилось. В семьдесят с лишним лет и почти до восьмидесяти он продолжал раз­мышлять о природных феноменах и высказал несколько догадок, которые намного опередили его время, — его работы касались физиологии и медицины, метеороло­гии, физики, геофизики, эволюции, применения неко­торых устройств в коммерции и военном деле и т. д. Те­ряя физические силы, Франклин применил свою про­славленную изобретательность, чтобы помочь самому себе: изобрел бифокальные очки. Чтобы дотягиваться до книг на верхних полках шкафов, он сконструировал раз­движную механическую руку. Чтобы копировать свои бумаги, не выходя из дому, он усовершенствовал печат­ный пресс, так что можно было изготовить копию доку­мента буквально за пару минут. В последние годы жизни Франклин настолько поражал окружающих своими про­зрениями в политике и прогнозами касательно будущего Америки, что многие считали его ясновидцем, наделен­ным почти магическими способностями. Уильям Пирс, делегат Конституционного конвента, познакомившийся с Франклином незадолго до конца его жизни, писал: «Доктор Франклин общеизвестен как величайший фило­соф современности, все природные явления, кажется, ему понятны... Ему восемьдесят два года, но живостью ума он затмит иного двадцатипятилетнего...»

 

Интересно пофантазировать о том, каких высот могла бы достичь интуиция мастеров, имей они возможность жить еще дольше. Что ж, возможно, в будущем продол­жительность жизни вырастет, и мы станем свидетелями, когда люди, подобные Бенджамину Франклину, проявят интуицию в еще более почтенном возрасте.

 

Возврат к реальности

⇐ Предыдущая51525354555657585960Следующая ⇒

Поделиться: