ГЛАВА ШЕСТАЯ. ЯЩИК С ИРИСКАМИ

 

Ночью к Ладонщиковым приехал Сашкин дядя. А утром уже весь дом знал об этом. У Сашкиного дяди был густой мужественный бас. Глухая как пень бабушка Толика Воробьева и то услышала его голос. А отец Гошки Буянова он дежурил всю ночь на электростанции – проснулся утром и недовольно сказал:

– Что это еще за протодьякон в нашем доме объявился? Но Сашкин дядя не был протодьяконом. Он был майором. Его вызвали зачем-то в Москву, в наркомат обороны. На обратном пути майор на два дня заехал к брату. Звали его Сидор Владимирович. Был он такой же рослый и широкоплечий, как и дядя Костя, Сашин отец. Вместе с Сашкой он с утра отправился в гастроном и вернулся оттуда с плоским ящиком под мышкой.

Сияющий Сашка шагал рядом и поглаживал ящик ладонью.

Дядя и племянник расположились в парке под кленом. Ящик положили на землю. Сашка не сводил с него завороженного взгляда.

– Я сбегаю за клещами, – сказал он.

– Обойдемся, – пробасил дядя и, понатужившись, голыми руками отковырнул приколоченную гвоздями крышку. В ящике были сливочные ириски – любимое лакомство мальчишек и девчонок этого дома. Ириски лежали ровными рядами одна к другой и были переложены вощеной бумагой.

– Я могу сто штук съесть, – алчно заявил Сашка. И запихал в рот сразу несколько ирисок.

– Э-э, брат, так не годится, – сказал Сидор Владимирович. – Зови приятелей...

Сашка воспринял дядины слова без всякого энтузиазма. Он даже не поднялся с места. Взглянув на окна, авторитетно заверил:

– Черти, уже на речку умотали!

Но тут как из-под земли появился Соля Шепс. Он давно стоял за соседним деревом и смотрел на них. Соля вежливо поздоровался с майором и сказал:

– Никто на речку не ушел... Все дома.

– Что же ты, Сашок? – укоризненно взглянул на племянника дядя.

Сашка хотел было что-то ответить, но не смог: тягучие ириски намертво сковали рот. Соля заглянул в ящик и радостно удивился:

– Надо же, целый ящик ирисок!

– Угощайся, – предложил майор. Соля не заставил себя уговаривать. Он запустил руку в ящик и тоже запихал в рот сразу несколько штук.

Сашка наконец с трудом разодрал рот и прошамкал:

– Ладно, пожови Гошку Буяна... Грохота... Бэша, конечно...

Соля усердно двигал скулами и загибал пальцы на руке. Может быть, Саша и еще кого-нибудь назвал бы, но он не выдержал, положил в рот еще две ириски и надолго замолк. Соля Шепс тоже не мог ничего дельного предложить, так как самому рта не раскрыть. Майор смотрел на них и улыбался.

У него были русые волосы и светлые глаза. На твердом подбородке чуть заметная ямочка. Выше уха красноватый рубец, спрятавшийся в волосах. Майор воевал с японцами на озере Хасан и был ранен.

– Много ли, хлопцы, человеку нужно для счастья... – говорил майор. Хлопцы сосали ириски и помалкивали. Они были счастливы. – А я в рот сладкого не беру, – продолжал майор. – С детства был не приучен... Знаете, чем меня в детстве угощали?

Ребята дружно помотали головами. Чем угощали доброго, симпатичного майора в детстве, никто не знал.

– Березовой кашей меня угощали. Никто не пробовал?

– Манную ел, а бережовую мамка еще не варила, – откликнулся лишенный чувства юмора Толя Воробьев. – Вкушная?

Ребята зафыркали, заквохтали, зашипели, давясь от смеха. Ну и простофиля Толик Воробьев! Жаль, из-за ирисок нельзя посмеяться над ним всласть.

– Шнимай штаны, – сказал Соля, – мы тебя угостим березовой кашей.

– В хорошее время живете, мальчишки, – сказал майор. – Я в ваши годы ни читать, ни писать не умел. Подмастерьем был у сапожника. Читали у Чехова про Ваньку Жукова? Помните, как он писал на деревню дедушке? «И ейной мордой, селедкиной, значит, в мою харю тыкает...» Вот и я примерно, у такого хозяина в учениках ходил. Селедкой он мне в харю не тыкал, а вот деревянной колодкой, случалось, охаживал... Не было у меня, дорогие мальчишки, никакого детства. В ваши годы я уже самостоятельно набойки да подметки к сапогам приколачивал, а по субботам батьке с гордостью получку в кулаке приносил... Да вы нажимайте, хлопцы, на ириски-то, не стесняйтесь! Магазин рядом – кончатся, еще купим.

– Гром гремит, земля трясется, поп на курице несется... – ни к селу ни к городу сказал Толик Воробьев. Сказал и, проворно схватив ириску, положил в рот. Круглая ушастая голова его затряслась от смеха. Близнецы Тим и Ким укоризненно посмотрели на него и разом вздохнули.

Сашка Ладонщиков положил было в рот очередную ириску, но потом вытащил.

– Чего это вы, дядь, все про старое время? – сказал он. – Расскажите лучше про шпионов. – Взглянув на приятелей, прибавил: – Там в дядиной части бойцы двух немецких шпионов поймали... Или трех? Один был парашютист.

– Сколько раз тебе говорил, Сашок, не ври смолоду – трепачом помрешь...

– Вы знаменитого пограничника Карацупу знаете? – спросил Гошка.

– Знаю, – сказал майор.

– И овчарку Индуса знаете? – спросил Толик Воробьев и даже рот раскрыл.

– И овчарку видел.

– Ух ты! – Мальчишки, на миг забыв про ириски, с восхищением уставились на бывалого майора.

К ним подошел дядя Костя и остановился за спиной брата. Он пришел с аэродрома на обед.

– Зря ты, Сидор, пошел в Красную Армию, – сказал дядя Костя. – Учителем тебе бы быть или воспитателем в детском садике...

Майор через плечо взглянул на брата и улыбнулся.

– Помнишь, Костя, как нас с тобой угощали березовой кашей? А они и не знают, что это такое... Я думаю, это и хорошо, что не знают. Вот что я тебе скажу: отличные мальчишки живут в вашем доме, честное слово!

– Ты несколько преувеличиваешь, – усмехнулся дядя Костя.

– Дядя Сидор, расскажите нам, как вы с самураями воевали! – загалдели ребята.

– Вечером. Идет?

– Ура! – ответили дружно ребята. Майор поднялся с травы, подмигнул ребятам, и они с братом ушли в дом.

– Мой дядя орденоносец, – похвастался Сашка. – У него орден Красного Знамени.

– Чего же он не надел? – спросил Толик Воробьев.

– В чемодане орден... К новой гимнастерке привинчен.

– А наган у твоего дяди есть? – спросил Толик.

– Есть.

– В чемодане? – полюбопытствовал Гошка. – Под гимнастеркой, к которой привинчен орден Красного Знамени?

Сашка облизал коричневые губы и с неприязнью посмотрел на Гошку.

– Дядя купил целый ящик ирисок. – сказал он. – И ты уже штук двадцать слопал...

– Подсчитал? – ядовито спросил Гошка.

– Твой дядя и сто граммов пожалел бы на всех, – сказал Сашка, хотя никогда и в глаза-то не видел Гошкиного дядю, да и вообще не знал, существует ли он на белом свете.

Но Буянова разозлить не так-то просто. Он взял из ящика целую пригоршню ирисок и засунул в карман. Вытер руки о штаны и поднялся.

– Подумаешь, ириски! – ухмыльнулся Гошка. – Вот если бы шоколадными угостил...

Сашка побагровел от злости и не нашелся, что ответить на такое нахальство. Он сгреб ящик с оставшимися ирисками и, прижав к боку, величественно удалился домой.

– Пускай подавится своими ирисками, – сказал Гошка. – У меня от них оскомина во рту.

– Много ирисок есть вредно, – заметил Тим.

– Зубы могут испортиться, – сказал Ким И братья, довольные друг другом, переглянулись. У них всегда царили мир и полное согласие.

Не досталось в этот день ирисок только Коле Бэсу. Он с самого утра корпел над сложной математической задачей, которую собирался послать на конкурс юных математиков. Бэс сидел за столом в майке и трусах. Под стеклами очков щурились его задумчивые глаза, а тонкий карандаш был наполовину изгрызен. На столе валялись исписанные формулами листки бумаги.

Коля слышал знакомые голоса ребят. Могучий бас майора рокотал, будто далекие раскаты грома, слышалось дружное причмокивание. Несколько раз Бэсу хотелось выглянуть в окно и посмотреть, что там ребята поделывают, но долгожданное решение витало в воздухе где-то совсем рядом...

Витька Грохотов тоже слышал голоса в парке и, выглянув в окно, увидел всю эту теплую компанию вокруг желтого ящика. Он был не прочь присоединиться к ребятам, но не мог отойти от кровати маленькой сестры, которая надрывалась от крика. Мать ушла по хозяйственным делам, а его оставила с больной сестренкой. Что у нее за болезнь, никто не знал. Даже детский врач, который уже два раза приходил. Надюшка не давала покоя ни днем, ни ночью.

Надюшка кричала, а Витька остервенело раскачивал кровать и сквозь зубы напевал: «Баю-баюшки-баю, спи, дрянная девчонка, а не то тебя побью...» Но девчонка спать не хотела.

Ни днем, ни ночью. А объяснить, почему она так поступает, не могла, потому что ей было всего лишь шесть с половиной месяцев.

Наконец мать пришла, а Витька пулей выскочил из дома. В ушах все еще стоял жалобный плач Надюшки.

Ребята сидели под кленом.

– Хочешь ирисок? – предложил Гошка. Витька не возражал.

Буянов сцапал за воротник Солю Шепса и, встряхнув, приказал:

– Выкладывай!

– Я все съел... – начал орать Соля, но Гошка еще сильнее встряхнул его за шиворот, и Соля беспрекословно выгреб из обоих карманов все ириски. К этим Гоша добавил своих и галантно преподнес появившейся во дворе Принцессе. Витьке Грохотову он так и позабыл дать ирисок. Витька ничего не сказал, лишь усмехнулся.

– Давайте во что-нибудь сыграем? – предложил Толя Воробьев.

– Тебе иногда в голову приходят светлые мысли, – сказал Гошка.

После долгих препирательств решили играть в прятки. Так уж получилось, что водить выпал жребий Грохотову. Он обнял толстый клен и, честно зажмурив глаза, стал считать до пятидесяти. Считал Витька не быстро и не медленно, как положено. Он любил все делать по правилам, иначе не получал удовлетворения от игры. А некоторые пытались жульничать; то считают быстро, то подглядывают за теми, кто прячется. Вообще-то эта игра уже не доставляла Витьке никакого удовольствия. Вышел он из этого возраста, когда играют в прятки. Но раз уж в игре приняла участие Принцесса, то Витька не мог отказаться.

Он считал про себя до пятидесяти и слышал, как на втором этаже плачет сестренка. Когда он открыл глаза, то увидел рядом Колю Бэса.

– В прятки играете? – спросил Коля.

– Считай до двадцати, а я побегу прятаться? – предложил Витька.

– Решил я эту чертову задачку, – сказал Бэс. Он в этой детской игре участвовать не будет. И раньше-то не очень любил играть в прятки. Во-первых, бегал плохо, во-вторых, никогда никого не мог найти.

– Я слышал, тут конфеты бесплатно раздают? – спросил Коля.

– Опоздал, – сказал Витька и побежал разыскивать ребят, которые забились, как мыши, в разные углы и норы. Не успел он отойти и на двадцать метров от клена, как из-за пожарного ящика, будто черт из табакерки, выскочил Соля Шепс и, подбежав к дереву, отметился. Соля хитроумно прятался в самых неожиданных местах и почти никогда не водил.

Из-за толстой липы выскочили Тим и Ким и стремглав припустили к клену. Витька посмотрел им вслед и полез по деревянной лестнице на длинный сквозной чердак. Этот чердак был расположен над сараями жильцов, и туда складывали разные ненужные вещи. Здесь наверняка кто-нибудь спрятался. На чердаке жили дикие голуби. Солнечный луч, проникший в щель, освещал голубоватую паутину и большого крапчатого паука, растопырившегося посередине.

Витька нагнул голову, стараясь не зацепить паутину, и стал осторожно пробираться вперед, прячась за перекрытиями. В другом конце чердака тоже есть выход. Если Витька кого-нибудь застукает, то нужно быстро мчаться назад, первым спуститься по лестнице и опередить того, кто попытается воспользоваться другим выходом.

Услышав тихий смех, Витька остановился как вкопанный: на старом диване с разодранной пыльной обивкой и вылезшими наружу ржавыми пружинами сидели совсем близко друг к другу Гошка и Алла Бортникова. Буянов что-то рассказывал, а Принцесса тихо смеялась. Ее толстая коса спускалась до самого пола. В руках у нее кулек с ирисками. Казалось, они совсем забыли, что играют в прятки и их разыскивают.

Они весело болтали и не замечали, что на них пристально смотрит Витька Грохотов, которому нужно было громко назвать их имена и бежать к клену. Но Витька молчал и, как истукан, смотрел на них. Вот, значит, почему Гошка предложил играть в прятки: захотелось с Аллочкой забраться на чердак!

Умолк негромкий смех Аллы. Они замолчали. Гошка смотрел ей в глаза. Принцесса тоже с любопытством смотрела на него. Гошка тронул рукой пружину, и она издала мелодичный звук. Потом он осторожно прикоснулся к Аллочкиной косе. Гошкина рука скользнула выше, задержалась у основания косы и дотронулась до щеки.

– Хочешь меня поцеловать? – с любопытством спросила Алла.

– Что ты! – испугался Гошка.

– Ты умеешь целоваться?

– Я? – спросил Гошка странным голосом.

– Знаешь, мне иногда хочется, чтобы меня кто-нибудь поцеловал.

Гошка положил ей руки на плечи.

Алла вскочила с дивана и, перебросив косу за спину, сказала:

– С тобой мне совсем не хочется целоваться. Гошка сидел на пыльном диване и, как дурак, смотрел на нее.

Витька Грохотов откашлялся и, вложив два пальца в рот, оглушительно свистнул.

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ВОЗМЕЗДИЕ

 

Солнечным утром пришел участковый милиционер товарищ Васильев. Был он небольшого роста, с круглым добродушным лицом. Последний раз товарищ Васильев был в доме, когда какой-то мужчина учинил в квартире тети Кати, у которой четверо маленьких детей, грандиозный скандал. Маленький милиционер довольно быстро справился с хулиганом и отвел его в милицию. Больше этого человека никто не видел в квартире тети Кати. Да и она о нем не вспоминала.

Товарищ Васильев подошел к ребятам, азартно играющим в орлянку за углом дома. Гошка Буянов, увидев его, на всякий случай спрятал кон в карман, но милиционер был настроен миролюбиво. Поэтому, после некоторого замешательства, игра возобновилась с еще большим жаром. Гошка выигрывал, его знаменитая битка ложилась у самой черты, а два раза угодила в кон. Бил Гошка по монетам с каким-то особенным вывертом, и медяки послушно переворачивались орлом.

Товарищ Васильев внимательно наблюдал за играющими. Когда Гошка ловко одну за другой переворачивал монеты, милиционер удовлетворенно крякал. Чувствовалось, что он понимает толк в этой игре.

– В какой квартире живут Ладонщиковы? – равнодушно спросил товарищ Васильев.

– Сашка, покажи, – сказал Витька Грохотов. Сашке предстояло бить по кону, и он досадливо отмахнулся.

– К вам ведь, – сказал Гошка. – Проводи товарища.

Сашка с неудовольствием посмотрел на милиционера: вот еще принесло не вовремя! Спрятав битку в карман, поднялся с колен и нехотя повел милиционера к себе домой.

Через полчаса товарищ Васильев вместе с Сашкой и его матерью снова появился во дворе. Вид у Сашки был удрученный, и он смотрел себе под ноги.

Ребята почувствовали что-то неладное. Бросив игру, они подошли к приятелю.

– Куда это ты собрался? – спросил Гошка. Сашка мрачно взглянул на него и еще ниже опустил голову. Людмила Григорьевна, Сашкина мать, тоже была взволнована и то и дело поглядывала на окна – не смотрят ли на них соседи.

– Может быть, сразу скажешь, кто еще с тобой был? – спросил милиционер.

– Говорю, случайно нашел, – пробурчал Сашка. – Иду по улице, а он валяется...

– Все равно ведь в милиции расскажешь, – добродушно улыбнулся товарищ Васильев.

– Я сообщу мужу? – спросила Людмила Григорьевна.

– Дело не спешное, – ответил милиционер. Гошка подмигнул Витьке и стал отступать за угол дома. Святая простота Толик Воробьев подошел к Сашке и спросил:

– Чего это ты нашел? Кошелек, да?

Милиционер с любопытством на него посмотрел и сказал:

– Во-во, кошелек. Ты тоже об этом знаешь?

– Я еще ни разу кошелька не находил, – со вздохом ответил Толик. – А хорошо бы.

Товарищ Васильев вытащил из широких штанин маленький желтый кошелек с блестящей кнопкой.

– Узнаешь? – спросил он.

Толик одним глазом долго изучал кошелек, а потом буркнул:

– Это ж Сашкин... Он его...

Тут Витька Грохотов, увидев злополучный кошелек, незаметно лягнул Толика ногой.

– Чего дурачишься? – обиделся Воробей. Единственный глаз его воинственно засверкал.

– Ты давай про кошелек, – напомнил милиционер.

– Про какой кошелек? – наконец сообразил в чем дело Толик. – Ах, про этот... Так он же его нашел. На улице.

– А может быть, где-нибудь в другом месте? – спросил товарищ Васильев и пристально посмотрел на Толика.

– Не устраивайте, пожалуйста, здесь допрос, – попросила Людмила Григорьевна.

– А вы, гражданка, идите себе домой, – посоветовал товарищ Васильев. Когда нужно будет, мы вас пригласим.

– Он валялся на тротуаре... – заговорил Сашка. – Почему же не поднять? Кто хочешь поднимет.

– На улице, значит, нашел? – усмехнулся товарищ Васильев. – Везет же человеку! А я, понимаешь, еще ни разу на тротуаре не нашел кошелька...

– Я тоже, – сказал Толик. – Кошельки под ногами не валяются. Это Сашка такой везучий... Он и в «орлянку» всегда выигрывает.

– Боже мой, в какую еще «орлянку»? – спросила Сашкина мать.

– Воробей, тебя мать зовет... – из-за угла позвал Гошка. Толик было повернулся, но маленькая крепкая рука милиционера легла на его плечо.

– Э, нет, приятель, – улыбнулся товарищ Васильев. – Придется тебе тоже со мной прогуляться...

– Я не хочу прогуливаться, – плачущим голосом сказал Толик. – Я еще должен посуду на кухне помыть...

– Что же вы двоих? – спросила Людмила Григорьевна. – Забирайте всех детей со двора.

Товарищ Васильев взял за руки Сашку и Толика и повел в милицию. Если бы не форма, можно было подумать, что почтенный отец семейства вышел погулять со своими двумя послушными детьми.

Сашкина мать немного постояла, потом вздохнула и тоже решительно направилась следом.

 

* * *

 

Гошка и Витька молча сидели на пыльном диване. Гошка часто моргал и проводил растопыренной ладонью по носу и лбу: он ткнулся лицом в чердачную паутину.

– Это была твоя глупая идея – вернуть девчонке кошелек, – сказал Буянов.

– А твоя идея организовать шайку «Черный крест» просто гениальна!

– С таким народом, как вы, любое хорошее дело можно загубить.

– Ладно, – оборвал Витька. – Сейчас не время выяснять, кто из нас больше дурак... Что будем делать?

Гошка наконец содрал с носа липкую паутину и вытер руки о штаны. На черных волосах паутина осталась. Вид сегодня у Буянова был не такой самоуверенный, как всегда.

– Как ты думаешь, Рыжий продаст нас? – спросил он.

– На него надежды мало.

– Лучше бы он этот кошелек в сортир бросил...

– Мать ладно... – сказал Витька. – А вот отец? Мне бы не хотелось с ним ссориться.

– Мой узнает – выпорет, – поежился Гошка. – Я боюсь, хуже бы не было.

– Что может быть хуже?

– Этот же дурачок наболтал девчонке, что мы убили кучу народа... И своим кухонным тесаком у нее перед носом размахивал. Вооруженное нападение... За это посадить могут.

– За кошелек-то?

– А булки?

– Если Сашке пригрозят тюрьмой – всех выдаст, – сказал Витька.

– Еще этого чудика допросят... Артиста. Он спьяна и вправду подумал, что у нас настоящий пистолет.

Витька задумался. На чердаке было тихо. Где-то в дальнем углу возились голуби, внизу тетя Сарра протяжно повторяла: «Соля-а, обедать! Слышишь, Соля, обедать! » – Пойдем в милицию, – сказал Витька. – Я слышал, за добровольное признание смягчают вину.

– Спятил! – Гошка даже подскочил на диване. – Еще неизвестно, может быть, Сашка и не выдаст... Идти в милицию! Да меня туда пирогом не заманишь!..

Сашка вернулся домой во второй половине дня в сопровождении отца и матери. Витька и Гошка – они дежурили в парке – не смогли с ним перекинуться ни одним словом. Сашка шел, низко опустив голову, и смотрел под ноги. Лицо у него было непроницаемое. Зато выразительное лицо дяди Кости – Сашкиного отца – не предвещало ничего хорошего. У Людмилы Григорьевны – красные глаза, в маленьком кулачке зажат мокрый носовой платок.

У подъезда Сашка замедлил шаги и оглянулся. Гошка стал было на пальцах что-то объяснять ему, как глухонемому, но младший Ладонщиков не успел ничего ответить, так как получил крепкий подзатыльник от старшего и пулей влетел в подъезд.

Немного погодя из их раскрытого окошка послышался густой раздраженный голос дяди Кости, жалобное бормотание Людмилы Григорьевны и после небольшой паузы отчаянные Сашкины вопли. Ребятам показалось, что они даже слышат свист ремня.

Гошка и Витька переглянулись. Лица у них стали унылыми.

– Он сейчас отмучается, а у нас все еще впереди, – сказал Гошка. Он даже побледнел.

Крики было прекратились, а потом возобновились с новой силой. По-видимому, старший Ладонщиков минутку передохнул, смахнул пот со лба и снова взялся за ремень.

– Говорят, что битьем ничего не добьешься, – сказал Витька. – А сами лупят нашего брата почем зря.

– У моего бати ремень узенький, как свистнет... Когда я наверняка знаю, что меня будут драть, надеваю трое трусов и двое штанов, – сказал Гошка. Одни из чертовой кожи. А чтобы не подумал, что мне не больно, ору изо всех сил.

– Орешь ты здорово, – сказал Витька. – На всю улицу слышно.

Гошка уставился на Витьку, даже лоб наморщил.

– Погоди, а почему я ни разу не слышал, как ты кричишь? Терпишь, да?

– Видишь ли, – сказал Витька. – Меня никогда не бьют.

– Рассказывай сказки. Наверное, руку кусаешь?

– Это еще хуже, когда не бьют, – сказал Витька. – Наказали тебя, ремень повесили – и все кончилось. А когда тебя за человека не считают, не разговаривают с тобой, это, брат, похуже, чем любая порка.

– Я согласен, чтобы со мной год не разговаривали, лишь бы не били, сказал Гошка.

Сашка наконец перестал кричать. Экзекуция закончилась. Правда, еще некоторое время доносился густой голос дяди Кости, перемежаемый звучным всхлипыванием. Потом и это кончилось.

– Теперь три дня на улицу не пустят, – сказал Гошка. И тут они увидели Толика Воробьева. Он как ни в чем не бывало вышел из дома с огромным куском хлеба, густо намазанным маслом. Как же они забыли про Толика?

– Воробей, дуй сюда! – негромко позвал Гошка, высунувшись из-за дерева, за которым они прятались с Витькой.

– Слыхали, как Рыжего били? – спросил Толик, прожевывая кусок. Глядя на него, Витьке тоже захотелось есть.

– Рассказывай, что там было? – спросил Гошка.

– Где?

– Этот тип меня с ума сведет! – возмутился Гошка. – Где! Где! В милиции, черт бы тебя побрал!

– Я там не был.

– Это меня, наверное, за ручку товарищ Васильев на прогулку вел? – спросил Гошка.

– Я сначала заплакал, а потом сказал, если не отпустит, то милицию подожгу, – сообщил Толик. – Ну, он испугался и отпустил...

– Что же все-таки произошло? – сказал Витька.

 

* * *

 

А произошло вот что. Сашка, которому было поручено вернуть кошелек девчонке, долго тянул, а потом все-таки пошел в магазин. И надо же было так случиться – он тут же напоролся на потерпевшую.

Сашка сразу ее узнал: большеглазое птичье лицо, в волосах белая лента. Днем девчонка показалась ему еще симпатичнее. Закинув красную сетку с двумя булками на плечо, она глазела на голубей, клюющих пшенную крупу. Ноги у девчонки были тонкие и в царапинах. На ногах желтые сандалеты.

Сашка был уверен, что она его не узнает, и поэтому смело подошел и сказал:

– Это, случайно, не твой кошелек?

Сашка не был дипломатом и полагал, что эта фраза самая подходящая. Девчонка, вместо того чтобы обрадоваться, схватила его за руку и завопила на всю улицу:

– Я поймала бандита! Самого главного... Дяденька милиционер, заберите его, пожалуйста!..

Дяденьки милиционера поблизости не было, а народу на улице хватало. Прохожие стали останавливаться и подозрительно смотреть на Сашку.

– Ты что, очумела? – возмущался он, оглядываясь. – Отпусти, а то в морду дам...

– Бандит и бандит... порядочный человек разве ударит девочку? – укорила она Сашку и снова закричала: – Он двадцать три человека зарезал... С половиной... И меня хотел убить и платье забрать...

– Никто тебя убивать не хотел, дурочка, – увещевал ее Сашка. – И потом, вообще меня там не было. У меня это... алиби есть!

– Я тебя сразу по голосу узнала... Ты был самый толстый. Заберите же его!

Сашка не стал дожидаться, пока его на самом деле заберут. Он сунул ей кошелек и быстро зашагал по тротуару. Но девчонка не отставала. Она семенила сзади и громко верещала:

– И что у нас за город? Среди бела дня живые бандиты разгуливают по улице – и никто их не забирает.

– Ты у меня дождешься! – не оборачиваясь, буркнул Сашка.

Один прохожий всерьез заинтересовался этой парочкой. Он шел сзади за девчонкой и внимательно слушал, что она говорит. Может быть, это был переодетый агент уголовного розыска. Короче говоря, Сашка свернул с тротуара, перепрыгнул через придорожную канаву и юркнул в дырку в заборе.

Девчонка тоже прыгнула, но неудачно: она упала, а сетка с батонами плюхнулась в воду на дно канавы. Прохожий помог ей подняться и бросился за Сашкой, но тот уже успел забежать за дом и вскочить в первый попавшийся подъезд.

Взлетев но деревянной лестнице, он спрятался на чердаке. Оттуда в круглое окошко увидел, что прохожий и девчонка побежали к другому дому. Переждав некоторое время, Сашка спустился вниз и благополучно вернулся домой.

А на следующий день за ним пришел товарищ Васильев, В милиции Сашке устроили очную ставку с девчонкой, однако он все равно отпирался, но, когда пришел туда отец, сознался. Единственное, что Сашка скрыл, это имена сообщников. Он сказал, что в лицо их не помнит, а как звать, не знает. У них клички: у одного Робин Гуд, у другого – Спартак. Саша с ними познакомился на улице, и они предложили ему обтяпать одно дельце. Сашка, конечно, отказался, но они пригрозили прирезать, если не пойдет с ними. И он пошел. А больше их ни разу не видел.

Все это Сашка рассказал приятелям, когда они через окно проникли к нему в комнату. Вид у него был несчастный: заплаканное лицо распухло, нижняя губа отвисла, а глаза стали совсем маленькими. Сашка предпочитал не садиться.

Он не рассказал ребятам, что в кошельке вместо трех рублей остался полтинник. Два пятьдесят Сашка истратил на конфеты. Знал бы он, что приедет дядя и купит целый ящик ирисок, ни за что бы не трогал эти проклятые деньги... Пришлось отцу в милиции доплачивать.

И еще не рассказал, что, когда вышли из милиции, к нему подошла девчонка и, горестно вздохнув, сказала:

– Ты особенно не расстраивайся... Если тебя посадят в тюрьму, я буду носить тебе передачи: французские булочки и конфеты «Раковую шейку»...

Покосившись на родителей, разговаривающих с товарищем Васильевым, Сашка прошипел:

– Ну, погоди! Я еще с тобой посчитаюсь... Но девчонка сделала вид, что не расслышала.

– Возвращайся, – сказала она, – я буду ждать. Помахала рукой и ушла, громко вздыхая и хлюпая носом... Это она, артистка, нарочно, конечно! Иначе зачем ей было орать на всю улицу, чтобы его забрали в милицию?..

Сашку пока отпустили, но предупредили, что, возможно, еще придется встретиться. А если он случайно вспомнит настоящие имена своих сообщников, то в любое время может сам прийти в милицию. Милиция – она никогда не закрывается: ни днем ни ночью.

Гошка похлопал Ладонщикова по плечу, сказал, что он настоящий мужчина. Сашка растрогался, горючая слеза скатилась по его толстой щеке. А когда они снова выбрались через окно в парк, Гошка вздохнул:

– Кажется, мы влипли.

– Не выдал ведь? – сказал Витька.

– Я думаю, Рыжего надолго не хватит... Еще одна такая порка, и он пулей помчится в милицию.

– Пойдем сами? – предложил Витька.

– Нет уж, дудки, – сказал Гошка. – В милиции мне нечего делать. Сегодня же надену еще пару трусов.

– В такую жару?

– Я не хочу, чтобы папаша меня застукал врасплох, – сказал Гошка.

Пожав друг другу руки, бывшие члены распущенной шайки «Черный крест» в мрачном расположении духа разошлись по своим квартирам.

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ЕХАТЬ ИЛИ ИДТИ!

 

Шла вторая половина июня. Дни стояли теплые, солнечные. Иногда на знойное небо набегала тучка, но город почему-то обходила стороной. Облака никуда не сворачивали. Они чередой плыли над городом, ненадолго закрывая солнце. Облака как железнодорожные составы, уходили куда-то вдаль по своим собственным маршрутам, и небо снова становилось чистым и синим.

Вечерами в парк прилетали майские жуки. Их стало гораздо меньше, чем две недели назад. Они кружились вокруг деревьев иногда стукались в окна. Мальчишки и девчонки ловили жуков и упрятывали в спичечные коробки. Если поднести коробок к уху, то услышишь монотонное тарахтение. Поймав жука ребята с Чапаевской с одного взгляда определяли, самец это или самка. Коля Бэс научил, как узнавать: у самца на спине черное пятно, а у самки красное.

Однажды высоко над городом прошел самолет. Вслед за ним с ревом пролетели три истребителя. И люди услышали негромкий треск, будто там, наверху, рвали по шву материю.

Гошка Буянов вечером рассказывал, что это был чужой самолет без опознавательных знаков. Сбить его не удалось, потому что он повернул к границе и скрылся. Об этом Гошка узнал от знакомого своего отца.

Понемногу из дома разъезжались. Уехал на Брянщину Толик Воробьев с матерью и бабушкой. Перед отъездом он щеголял в новой матроске и коротких штанишках. На голове – бархатная тюбетейка, а в руках розовый сачок на длинной белой палке. Все это купили ему в дорогу. Там, на Брянщине, Толик будет ловить бабочек своим розовым сачком...

Сестра его, Люська, не поехала на Брянщину. Она была отличница – и ее премировали путевкой в Артек. Через две недели Люська Воробьева поедет на берег Черного моря...

Готовились к отъезду Ладонщиковы. У дяди Кости отпуск с 25 июня. Сашка не готовился: отец сказал, что уголовному элементу – так он назвал сына делать в деревне нечего. Сашка останется на две недели с бабушкой в городе. Бабушка больная, и Сашка будет в аптеку за лекарствами бегать. И в магазин за продуктами. А присматривать за ним будет близкий родственник, что за речкой живет. У него отпуск через две недели, и он, если Сашка будет себя хорошо вести, привезет его вместе с бабушкой в деревню.

Сашка оказался крепким парнем: два раза вызывали его в милицию, но приятелей он так и не выдал. Отец девчонки, ее звали Верой, требовал построже наказать Сашку. И во что бы то ни стало раскрыть и обезвредить всю «шайку». «Это ведь настоящий бандитизм! – возмущался он. Представляете: вечер, трое в масках и вооруженные до зубов! Девочка пришла домой белее снега. Просто удивительно, что она не стала заикой! » Папа совсем не знал свою дочь. Сашке хотелось рассказать, как она умоляла взять ее на «мокрое дело», но удержался. Во-первых, все равно не поверили бы, а во-вторых, Вера, когда снова увидела Сашку в милиции, вдруг заявила, что, вполне возможно, она и обозналась... А потом потихоньку сунула ему в руку горсть конфет.

Эта история с ограблением наделала шуму, и милиция вот так сразу не хотела прекращать дело, хотя всем давно было ясно, что никакой вооруженной шайки не существовало, да и ограбление не что иное, как очередная проделка мальчишек с Чапаевской улицы. Этим делом никто не занимался, но оно еще не было закрыто. И поэтому мальчишек по-прежнему лихорадило. Витька Грохотов и Гошка даже осунулись. Они каждый день дожидались, что за ними наконец пожалует товарищ Васильев. Как-то, случайно увидев из окна милиционера, Гошка чуть не подавился супом.

Спокойнее всех чувствовал себя Сашка. Его вызывали в милицию, выпороли, отчитали, впереди его ожидали безрадостные дни в городе с хворой бабушкой. Сашка совершенно справедливо считал, что вполне достаточно наказан, и успокоился. И даже немножко чувствовал себя героем.

Шли дни, похожие один на другой. Ребята ходили на речку, играли в лапту, орлянку. Гошка все еще надевал по трое трусов и, несмотря на тридцатиградусную жару, носил штаны из чертовой кожи. У него даже походка изменилась. Скоро Гошке стало невмоготу, и он снял одни трусы, а потом и вторые.

Взрослые не узнавали своих сорванцов: тихие стали, смирные, беспрекословно ходили в магазин, выполняли все поручения. Особенно изменился Гошка. Раньше, бывало, то и дело чужие матери приходили к его родителям и жаловались, что Гошка то рубашку порвал в драке их сыну, то мяч послал в раскрытое окно и разбил картину на стене, то выпустил перья из пуховой подушки, выставленной во дворе на просушку. А теперь Гошка стал вежливый и послушный. Если раньше в ответ на любое замечание взрослых огрызался, то сейчас смиренно наклонял голову и извинялся.

Да и ребята заметили, что самый отчаянный мальчишка с Чапаевской улицы поджал хвост. Даже когда ядовитый Соля Шепс как-то подковырнул Гошку, тот смолчал. Раньше такого не было.

Когда однажды во дворе снова появился товарищ Васильев, даже без формы и в нерабочее время, Гошка срочно вызвал Витьку на улицу. Тот, не допив чай, выскочил за дверь, провожаемый укоризненным взглядом матери.

– Ты что? – удивился Витька. – Не дал поужинать...

Гошка молча направился в парк. Там за толстым кленом остановился и взглянул на приятеля. И взгляд у Гошки был нервный, бегающий. Нижнюю губу он прикусил.

– Видел Васильева? – спросил он.

– Ну и что?

– Чего он все время шляется у нашего дома?

– Так уж и все время, – возразил Витька.

– По-моему, он напал на ваш след, – шепотом сказал Гошка. – И теперь выслеживает, как ищейка. Сегодня он был без формы. Прошел мимо дома, завернул во двор, постоял в парке и знаешь, что он сделал?

– Вытащил фотоаппарат и сфотографировал наш дом...

– Он посмотрел на наши окна, – не обратив внимания на шутку, продолжал Гошка.

– Чего проще было ему зайти, – сказал Витька. – И спросить, что надо. Он всех наших знает.

– Он напал на след, – сказал Гошка. – Теперь нам крышка.

Витька внимательно посмотрел на него. Даже в сгущавшихся сумерках было заметно, как волнуется Гошка. Тогда еще Витьке и в голову не могло прийти, что Буянов просто-напросто трус. И поэтому он сказал:

– Я ведь тебе предлагал пойти в милицию... Еще не поздно.

– Я лучше из дома убегу!.. – вырвалось у Гошки. – Ты знаешь, как там с нами будут разговаривать? Они умеют... Все выложим – и загремим по этапу.

– Сашка же был там, и ничего, – урезонивал приятеля Витька.

– Вот вляпались! – горестно вырвалось у Гошки.

– Ты говоришь, Васильев смотрел на наш дом? – спросил Витька. – Где он стоял?

– Тут, – показал Гошка, удивленно глядя на Витьку.

– Ну, все ясно, – сказал тот. – Он смотрел на окна Бортниковых. У него есть дочь, худущая такая девчонка, и она занимается в музыкальной школе. У них скоро экзамены, вот она и ходит на репетиции к Алкиной матери. Я сам видел, как она сегодня вечером стучалась к ним. Под мышкой длинный такой ящик со скрипкой.

– На наши смотрел, – сказал Гошка, но уже прежней уверенности в его голосе не было.

 

* * *

 

На следующий день Гошка снова с таинственным видом вызвал Витьку Грохотова из дома.

– Опять Васильев? – спросил Витька.

Гошка, не говоря ни слова, полез на чердак. Последнее время чердак стал для них привычным убежищем. Там они обсуждали невеселые свои дела втайне от всех. И потом, на чердаке чувствовали себя в безопасности. Если бы вдруг их стали здесь искать, то всегда можно спрятаться в старом хламе или через второй ход убежать.

Сашка Ладонщиков тоже сюда наведывался. Если приятелей не видно на дворе ищи на чердаке.

Чердак был темный, пыльный, весь в паутине. Настоящее паучье царство. Где-то под крышей, за деревянными стропилами прятались летучие мыши.

– Утром к нам приходил Валька Головлев, старший пионервожатый, – стал рассказывать Гошка.

– Значит, и до них дошло? – нахмурился Витька.

– Я спрятался в прихожей за плащом и слышал, как он разговаривал с матерью... Срочно меня и тебя вызывают в школу к физруку. К тебе Валька тоже заходил, да вас никого дома не было.

– Зачем мы понадобились физруку? – удивился Витька.

– Это он нарочно, чтобы нас в школу заманить, – убежденно ответил Гошка. Заливал про какие-то зональные соревнования, в которых мы должны участвовать, интересовался, не уезжаем ли из города...

– Хорошо, что еще подписку о невыезде не потребовал, – мрачно заметил Витька.

– Я и говорю, удирать отсюда надо, – сказал Гошка. – Не дадут нам теперь житья...

– Вот заварили кашу... – сердито покосился Витька на приятеля. Собственно говоря, заварил-то Гошка, а расхлебывать всем приходится.

Гошка заявил: чем так жить, или, как он выразился, медленно гибнуть, лучше покинуть отчий дом. Ну, не совсем, а хотя бы на месяц. За это время все утихнет. А когда из таких побегов возвращаются, родители все на свете прощают. Даже есть такая картина «Возвращение блудного сына».

Витька задумался, а потом спросил:

– Вдвоем?

– Чем меньше народу, тем лучше.

Эта идея пришлась Грохотову по душе. Ну что за жизнь дома? На обед не смей опаздывать, вечером – кровь из носу – ложись спать в одиннадцать ноль-ноль. Утром подъем в восемь часов. Зарядка. И это томительное ожидание, что их вот-вот заберут в милицию. А за порогом дома свобода... Эта свобода мерещилась Витьке за излучиной Синей, где начинались пойменные заливные луга. Где вечерами на фоне желтого закатного неба топорщились вершины сосен и елей.

– Ну, так как? – спросил Гошка. – Рванем?

– А где мы возьмем деньги?

– У меня есть копилка. Года четыре не открывали... Видал на тумбочке? Кошка с дыркой на голове? Там рублей десять мелочи наберется.

– В крайнем случае заработаем, – сказал Витька.

– Главное, не тянуть резину. Сегодня шестнадцатое? Восемнадцатого отчаливаем!

– Восемнадцатого, – повторил Витька. – Восемнадцатого у матери день рождения.

– Вот будет ей подарок! – засмеялся Гошка.

– Не годится, – сказал Витька. – Девятнадцатого утром.

– День рождения... Подумаешь! Это предрассудки. Я, например, вообще не знаю, когда у моей матери день рождения.

Гошка встал с дивана и приподнял изодранный матрас с пружинами.

– Вот сюда будем складывать продукты, – сказал он. – У тебя есть рюкзак?

– А Рыжего возьмем? – спросил Витька.

– Он обжора, – подумав, сказал Гошка. – Его будет не прокормить.

– Я за то, чтобы взять, – настаивал Витька.

– Посмотрим.

Они по одному спустились с чердака и разошлись в разные стороны, как будто никогда и не были знакомы.

 

* * *

 

Пока мать ходила на кухню за чайником, Гошка ополовинил сахарницу. В кармане уже лежали три ватрушки. Ватрушки были с пылу-жару и припекали ляжку.

Мать налила в тонкий стакан крепкого душистого чаю. Отцовская кружка стояла пустая. Отец задержался на работе. Мать иногда бросала взгляды на телефон. Обычно отец в таких случаях звонил, но сегодня телефон молчал.

Мать взяла щипцы и, взглянув на сахарницу, нахмурилась.

– Только что полная была, – сказала она.

– Это вчера, – уточнил Гошка.

– Если будешь столько сахару лопать, без зубов останешься.

– У меня один уже шатается, – сказал Гошка и, засунув в рот палец, пощупал здоровый зуб.

– Наверное, опять что-нибудь случилось, – сказала мать. – Вчера на пятнадцать минут во всем городе свет погас. Что-то там вышло из строя.

– Вредители действуют, – сказал Гошка и взял еще одну теплую ватрушку. Когда мать отвернулась, он запихал ватрушку в карман.

– Мог бы и позвонить, – сказала мать.

– В паровозном депо сразу двух вредителей задержали, – сказал Гошка. Хотели паровоз испортить.

– Неужели и на электростанции? – задумчиво произнесла мать.

– Мам, можно еще одну? – спросил Гошка.

– Ну у тебя сегодня и аппетит! – удивилась она.

Схватив две ватрушки, Гошка выскочил из дома,

 

* * *

 

Сашка Ладонщиков без колебаний примкнул к приятелям. Мужик он был хозяйственный и в пылу откровения признался, что у него накоплено семь рублей двадцать восемь копеек. Эти деньги он собирал почти целый год. Из них два рубля выиграл в орлянку. Остальные сэкономил на завтраках.

У Витьки Грохотова денег было меньше, чем у приятелей. Он не копил и ни на чем не экономил. Был уверен, что, если попросит у родителей, они ему всегда дадут. Он попросил и получил от матери три рубля на покупку волейбольного мяча.

Ребята таскали на чердак продукты, снаряжение. Подготовка к побегу шла полным ходом.

Как-то Сашка спросил:

– А кто у нас за атамана?

– По-моему, вопрос ясен, – сказал Гошка. Витька Грохотов не возражал: Гошка всегда был атаманом, но Сашка заартачился.

– Я в милиции побывал, меня выпороли, – сказал он. – Я и буду у вас атаманом.

– Не смеши, – ухмыльнулся Гошка.

– Тогда давайте тащить жребий, – предложил Ладонщиков, которому вдруг захотелось командовать.

Он сам выдернул от старого веника прутик, разломал его на три части. И, поколдовав, выставил крепкий кулак с веснушками. Гошка с безразличным видом вытащил короткую галочку. И теперь на законном основании стал атаманом.

– Вот не везет... – проворчал Сашка.

Витьке было безразлично, кто будет атаманом. Ему хотелось поскорее вырваться из жаркого, душного города на свободу. Один раз ночью Витьке приснилось, как они идут по берегу Синей все дальше и дальше от города... И почему-то их сопровождали белые чайки. Много чаек. Они молча летели над головой, не взмахивая крыльями. Не летели, а парили. Сон Витьке не удалось досмотреть до конца: в восемь ноль-ноль отец разбудил его. Зачем это нужно, Витька не знал. У него каникулы, можно бы и подольше поспать.

Гошка предложил бежать из города на поезде. Они проберутся в вагон, залезут под скамейку и... прощай, любимый город! Сначала в Москву, потом на юг. А там на юге море, горы... Завербуются на рыболовецкий сейнер и будут тюльку ловить. Почему именно тюльку, Гошка не стал объяснять.

Против этого плана ополчился Витька. Он считал, что на поезде далеко не уедешь: милиция тоже не спит. Снимут через сто километров и возвратят домой, как Вадика Поплавского, который в прошлом году убежал из дому. Его поймали и этапом доставили домой к маме и папе. Если уж убегать наверняка, то на своих двоих. И лучше всего по берегу Синей. Они будут купаться, собирать ягоды, а ночью можно закопаться в стог с сеном. И уж никому в голову не придет их преследовать. Да и кто встретит, подумает, что ребята вышли на прогулку. В туристский поход.

– Вот если бы лодка была... – сказал Сашка, которому не хотелось идти пешком.

– Что мы, лодку на реке не найдем? – сказал Витька.

 

* * *

 

Был вечер. Солнце село за грязным болотом. Оттуда, расцвеченные красным, розовым, желтым, наползали перистые облака. На болоте росла высокая рыжеватая трава и чахлый кустарник. И среди всего болотного царства королевой возвышалась большая белая береза. Каким чудом она выросла на трясине и за что уцепилась корнями, никто не знал, так как до березы невозможно было добраться. Сплошные бездонные окна. На этой недоступной березе свил гнездо ястреб. Ребята видели, как он опускался на вершину с добычей в когтях.

Ястреб был гордый и никогда не вылетал за границы болота. Он не любил шумный, беспокойный город. Распластав серые с зазубринами крылья, он медленно кружил над болотом, свысока поглядывая на город, вплотную подступивший к его извечным владениям.

В этот ясный вечер ястреб покинул свое гнездо и улетел в ту сторону, где встает солнце. Первым его увидел Витька Грохотов. Он задрал вверх голову и долго смотрел на ястреба, который летел над городом, лениво взмахивая крыльями. Увидел Витька ястреба случайно: он услышал шум самолета и посмотрел на небо. И вместо самолета обнаружил над городом ястреба. Витька удивился и сказал:

– Смотрите-ка, старый рыжий разбойник куда-то на ночь глядя собрался.

– У нас есть ружье, – оживился Сашка Ладонщиков. – Пальнуть бы по нему!

– На такой высоте не достанешь, – авторитетно заметил Гошка.

Когда он был в пионерлагере, ему охотник дал пальнуть из настоящего охотничьего ружья. Гошка бабахнул в свою собственную кепку и промазал, но все равно с тех пор считался специалистом в стрельбе из огнестрельного оружия.

– Интересно, куда он полетел? – сказал Витька, провожая птицу взглядом.

Они втроем возвращались от Сашкиного родственника, который жил за речкой. Это он должен присматривать за Сашкой, когда родители уедут в деревню. Родственник – его Сашка называл дядей – был большой любитель рыбной ловли и когда-то обещал Сашке снасть. Сашка давно забыл об этом, да и дядя тоже, как выяснилось, но без рыболовной снасти двигаться в путь было обидно. И Сашка вспомнил про родственника.

Кроме снасти и крючков Ладонщиков выпросил у него старый алюминиевый котелок для ухи, дырявый рюкзак и соломенную шляпу. Справедливости ради нужно сказать, что шляпу дядя сам предложил Сашке. Она ему стала мала. Сплетена шляпа была из какой-то хитрой соломки, которая после дождя села.

Шляпа была нужна Сашке, как собаке пятая нога, но он взял, чтобы не обидеть доброго дядюшку. Растроганный племянник обнял его и облобызал, сказав при этом:

– Может, не скоро свидимся...

– Это почему же? – спросил дядя и с подозрением посмотрел на Сашку. Но тут Гошка поспешил на выручку.

– А вы когда-нибудь ловили лещей? – спросил он.

– Тот не рыбак, кто леща не вываживал. Вот в прошлом году, когда рожь пошла в колос...

Мальчишки целый час слушали рыбацкие байки. Гошка откровенно зевал, но Сашкин дядя не мог остановиться. Выручила жена: позвала ужинать.

На улице Гошка сказал приятелю:

– Ну и язычок у тебя... Чуть не проболтался!

– Хороший у меня дядя, верно? – спросил Сашка. Из-за поворота выскочил голубой кургузый автобус с вытянутым носом. На задней подножке, скорчившись, чтобы не заметил водитель, притаился мальчишка. Он ухмыльнулся и показал язык.

– Толька Петух, – сказал Гошка. – Живет у стадиона. Этот и копейки еще за билет не заплатил.

Гошка знал всех выдающихся мальчишек в городе.

– Обратите внимание на этот дом, – понизив голос, сказал он.

– Здесь родился великий человек? – усмехнулся Витька.

– В саду яблоки первый сорт, – сказал Гошка. – Таких ни у кого больше нет.

Он шлепнул ладонью по рыбацкому котелку и сказал:

– Вот все у нас есть... И леска, и котелок, а об одном мы не подумали...

– О ложках? – спросил Сашка.

– Тебе бы только о жратве, – пробурчал Гошка и, отвернувшись, стал насвистывать какой-то мотив.

– О чем же мы не подумали? – насторожился Витька.

– Кто нам будет обеды варить? Рубашки стирать?

– Сами, – сказал Сашка.

– А кто же еще? – удивился Витька. – Может быть, твоя мать согласится?

Сашка громко заржал. Впереди идущая женщина оглянулась и одернула платье.

– Есть у меня один человек на примете, – сказал Гошка.

– Кто же этот человек? – заинтересовался Витька.

– Без женских рук мы пропали, – сказал Гошка. Витька присвистнул.

– Вон оно что... Нам, оказывается, нужны женские руки! Надо, чтобы нас по головке гладили, на ночь в лобик целовали. Давайте тетю Катю пригласим? Она давно грозится своих детишек бросить и уйти куда глаза глядят.

Сашка еще громче заржал. Молодая женщина снова обернулась, пожала плечами и прибавила шагу. Она почему-то решила, что это над ней потешаются.

– Мы с вами недооцениваем женщин, – сказал Гошка, глядя в сторону.

Витька с любопытством посмотрел на него.

– Уж не Принцессу ли ты хочешь взять с собой?

– На нее можно положиться, – сказал Гошка. – Она не Люська Воробьева... Люська неженка, а Аллочка вместе с родителями по Кавказу путешествовала. Пешком. Жили в палатке. Там она и варить научилась, и все такое.

– Это она тебе рассказала? – спросил Витька.

– Она умеет даже огонь палочками добывать, как древние люди, – сказал Гошка.

– Вот что, – решительно сказал Витька, – никаких девчонок в нашей компании не будет!

– От них лучше подальше держаться, – поддержал Сашка.

– Не хотите – не надо... – сказал Гошка. – Это я так, к слову.

 

* * *

 

Девятнадцатого побег не состоялся. Утром после завтрака старшему Буянову, у которого в этот день был выходной, пришла в голову фантазия – сходить в баню. А в баню старший и младший Буяновы всегда ходили вместе. И хотя Гошка уверял, что он чистый, так как каждый божий день в речке купается, мать собрала белье и ему. Гошка пустил в ход последний шанс – заявил, что у него чуть ниже спины чирей. Однако отец сказал, что баня чирью пойдет только на пользу.

А вечером Сашка Ладонщиков чуть не погорел. Будучи человеком обстоятельным, он предусмотрительно очистил на кухне продуктовую тумбочку. Хлеб, масло, колбасу – все это завернул в газету и спрятал в прихожей. Родители не заметили бы этот пакет, а вот кот Васька учуял. И когда все улеглись спать, он стал шуровать в прихожей, доставая из бумажного пакета колбасу и масло. Хлеб Ваську не интересовал.

Мать подумала, что это мыши так обнаглели при живом-то коте, и пошла взглянуть. Увидев разодранный пакет и провизию, она пригласила отца взглянуть на все это безобразие.

Посовещавшись, родители разбудили Сашку. Впрочем, тот я не спал, а лишь старательно притворялся спящим.

Так как у Сашки было время придумать что-либо – он-то знал, что мыши тут ни при чем! – он со слезой в голосе поведал родителям грустную историю о бедной пожилой женщине, у которой дом сгорел дотла, и она осталась одна-одинешенька с тремя детьми. Муж ее еще раньше бросил... Вот этой женщине Сашка и решил отнести гостинец.

Утром побег, терять было нечего, и Сашка еще присочинил: мол, не только он так поступил, а ребята со всего дома. Каждый, чем может, помогает этой женщине. Точно так же делали и тимуровцы, о которых написал книжку Гайдар.

Ссылка на литературный источник имела неожиданную реакцию. Родители легли спать и стали о чем-то тихонько совещаться. Немного погодя отец сказал, что помогать людям – это хорошее дело. И вот они с мамой решили дать этой бедной погоревшей женщине три рубля и кое-что из одежды.

Озадаченный Сашка помолчал, а потом сказал:

– За одеждой она сама придет, а три рубля лучше сейчас давайте... Мало ли что будет утром. Вдруг раздумаете? Отец на это сказал:

– Я, по-моему, слов на ветер не бросаю.

С этим Сашка не мог не согласиться. И уснул с довольной улыбкой, предвкушая, как утром присоединит к своим семи рублям двадцати восьми копейкам еще три рубля. И еще подумал, что ночью обмануть родителей куда проще, чем днем...

Наступила ночь. Теплая летняя ночь. В старом парке напротив двухэтажного дома, в котором спали беглецы, мяукали кошки. Их глаза то загорались, то гасли. Меж стволов чертили свои замысловатые кривые летучие мыши. С болота доносились резкие крики ночных птиц.

Прогремел по железнодорожному мосту скорый московский, и снова стало тихо.

Город заснул.

 

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться: