Модуль восемь, выключение.

Он кивает мне через плечо. Серебряная сфера лежит на траве.

– Превратилась в это.

– Оставайся со мной, – умоляю я. – Я была неправа. Мы не должны были делать это.

Джас мертва.

Кейси умирает под моими руками.

– Так неправа.

Зеленый свет выключается, и на лес опускаются сумерки. Я помогаю ему опуститься на землю. Он закрывает глаза.

Это не может быть правдой.

Я трясу его.

– Ты слышишь меня? Кейси. Кейси!

Его губы почти не шевелятся.

– Не плачь по мне. Просто держись.

Это конец. Горячая кровь течет по моим пальцам. Он теряет ее слишком много.

– Ты должна быть храброй, – он находит мою руку и сжимает ее.

Я плачу.

– Нет.

Я больше не хочу быть храброй. Я была одинока так долго и теперь должна вернуться к этому. Я слишком поздно поняла, что этот план был ошибкой. Без него моя жизнь на свободе будет одинокой. И я буду нести бремя за это место самостоятельно.

– Я не хочу быть храброй.

Я чувствую, что душа покидает меня. И сильнее прижимаю свою руку, как будто могу сохранить ему жизнь, уберечь от ухода. Его влажное, рваное дыхание слишком поверхностное.

– Пожалуйста, останься.

Мои руки скользят от его руки к его холодному запястью, и пульса нет.

– Кейси?

Прожектор освещает его белую, полупрозрачную кожу. Поднимается ветер, монстр сверху рычит так громко, что заглушает его слова.

– Я никогда не оставлю тебя, – его голос исчезает, и глаза тускнеют.

Я кричу его имя, мой голос не слышен из– за рева монстра.

Руки хватают меня за талию и дергают назад. Я кричу и брыкаюсь, пока перчатка, одетая на руки, не закрывает мой рот. Четыре фигуры в синей медицинской форме проносятся мимо меня и встают на колени вокруг него.

Человек, который держит меня, что– то втыкает в мою шею. Моя челюсть болит.

Все расплывается и становится темно.

 

ГЛАВА 15

 

Это место воняет латексом и дезинфицирующими средствами. Все вокруг меня размытое и белое. Белое – так неестественно. В природе нет таких ослепляющих чистых вещей. Я поворачиваю голову и изучаю свою руку с разбухшими венами, из запястья торчит игла, по которой в мое тело поступает прозрачная жидкость.

Это не Передовой Центр.

Вскоре приходит медсестра, возможно, та самая, которая ввела датчик в мою голову.

– Мисс Иббара, – говорит она. – Рада видеть, что вы проснулись.

Она подключает свой планшет к мониторам рядом со мной.

– Позвольте загрузить ваши данные, – проходит несколько секунд. – Замечательно. Похоже, что все в порядке.

Замечательно. Хорошо. Дрожащей рукою я вытираю слюну со своего подбородка.

– Я выбралась оттуда?

И вдруг я вспоминаю все. Неисправность. План, который должен был вытащить нас. Джас. Кейси.

Кейси.

Я начинаю задыхаться, когда возвращаются воспоминания, как он умирал у меня на руках. Это не должно было случиться таким образом. Одно глупое решение за другим, и я убиваю всех, кто когда– либо любил меня.

Он любил меня. Две гребаные недели, и он сказал, что любит меня. И я погубила его.

Слезы стоят у меня в глазах, и я хотела бы горевать, но наркотик действует, направляясь в мой организм, и ясный мир – ослепительно белый мир – по– прежнему в дымке, и слышно, как гудят машины.

 – Остальные кандидаты были освобождены досрочно, поэтому ПЦ может быть оценен.

– Кандидаты?

Она наклоняет голову направо.

На противоположной стороне коридора Валери сидит на кровати, ее колени прижаты к груди. Она смотрит на кружку зеленого желе в своих руках.

Она не заметила, что я проснулась, пока моя медсестра не выходит из комнаты. Мы реагируем одновременно, вырывая капельницы из наших рук, и выпрыгиваем из больничных коек. Я чуть не падаю лицом вперед, когда мои ноги касаются линолеума. Она спотыкается и хватается за стенку.

Пошатываясь, мы хромаем друг к другу, и, когда встречаемся, я обвиваю ее руками и начинаю рыдать у нее на плече, увлекая за собой на пол.

Ее кожа липкая, и она пахнет, как я: дешевым мылом и пластиком.

– Мы сделали это, – я произношу слова, утыкаясь лицом в ее волосы.

Ее пальцы сжимают мой больничный халат, комкая ткань. Она задает немой вопрос, и я понимаю его, как будто она говорила вслух.

Почему это чувствуется таким небезопасным до сих пор?

– Все мертвы. – Ее лицо морщится, как будто это новость. Она не может держать себя в вертикальном положении и падает передо мной. Я наклоняюсь над ее рухнувшим телом, ее сломанной душой, когда она плачет, лежа на линолеуме.

Я убила их.

Мы должны были остаться в лагере. Я так отчаянно цеплялась за идею, что мы должны выбраться из Передового Центра, что мне никогда не приходило в голову, какие последствия могли бы быть из– за моего быстро придуманного плана. В реальном мире я должна была быть мертва, в то время как у Джас должен был быть еще один шанс. Я была той, кто снова и снова доказывала в Передовом Центре, что является убийцей.

Джас…Джас наконец– то захотела жить.

Я забрала у нее эту возможность.

И Кейси. Кейси умер.

Я думаю, ты поражена трагедией сейчас, сказал бы он.

Я кладу голову на спину Валери. Я грешник в самом чистом виде. Я собрала надежду в самых темных местах, чтобы потом уничтожить ее.

Я думаю, ты поражена трагедией сейчас.

Кейси был прав, но он слишком рано сказал это. Теперь, думаю, это так.

– Это все моя вина, – шепчу я.

Я сажусь, когда чувствую, что она выпрямляется подо мной. Ее глаза покраснели, но, так или иначе, после всего я все еще вижу решимость.

– Нет, Эвелин, – она берет мои руки в свои, когда ее слезы катятся по щеке. – Единственная вещь, в которой ты виновата, это то, что заботилась о нас настолько, что не хотела видеть, как мы умираем. Обещай мне, что ты никогда не будешь винить себя за их смерти. Ты не убивала их.

Она настойчиво сжимает мои руки.

– Они сделали это.

 

***

 

Мне вернули одежду, в которой я попала в тюрьму – цветочную кофту на пуговицах и джинсы, которые слишком велики для меня. Но они скоро подойдут мне.

Федеральный агент надевает мне титановый браслет на запястье, который будет отслеживать мое местонахождение. Может быть, я и выбралась из Передового Центра, но обстановка накалена. Я на испытательном сроке, пока события, которые произошли в ПЦ, не будут тщательно изучены. Затем у меня будет повторное слушание.

Я не знаю, за что меня будут судить, и не узнаю, пока не встречусь с чиновником ПЦ. Я могла бы снова пройти через испытание стрельбой, но вместо ПЦ, мой приговор будет отличаться. Может быть, в лучшую сторону, а может, в худшую.

Или преступления, которые я совершила в Передовом Центре, станут верхушкой моего приговора.

Единственное, что теперь может спасти меня – это данные о мыслях и эмоциях, хранящихся в ПЦ. Если Передовой Центр решит, что я невиновна, возможно, я не буду приговорена к смерти.

Но шансы не в мою пользу. Особенно после того, как я убивала людей в том месте, где должны были судить мою нравственность.

 Единственное, что я могу сейчас делать – это наслаждаться моментами свободы, которые у меня есть.

Федеральная больница в Лос– Анджелесе имеет строгую политику на посетителей, поэтому я не видела маму с тех пор, как освободилась.

Валери и я выходим бок о бок на лужайку, где ждет моя семья. В одной руке мама держит букет цветов, а в другой – извивающегося Тодда. Она не может удержать его, когда он видит меня, поэтому отпускает его. Я опускаюсь на колени, и он врезается в меня.

Он смеется. Тодд смеется.

– Я никогда не отпущу тебя снова, хорошо? – я целую его в пухлую щечку снова и снова. – Никогда– никогда.

Он дергает меня за волосы:

– Мороженое.

Я ухмыляюсь.

– Каждый день.

Когда я встаю, мама крепко обнимает меня. Я не хочу, чтобы она что– нибудь говорила, потому что этого достаточно. Когда она пропитала своими слезами ткань моей рубашки, я шепчу, утыкаясь в ее волосы:

– Я люблю тебя.

Хлопает дверь машины. Люди бегут по траве, и молодая женщина вскрикивает. Я отстраняюсь от мамы и поворачиваюсь лицом к суматохе, где девушка с золотистыми волосами и лицом, как у Валери, бежит по траве. Она прыгает в объятия Валери. Сестры смеются и плачут, и ее близнец говорит:

– Ты сделала это. Я знала, что ты никогда не оставишь меня.

Лысеющий человек терпеливо ждет, пока девочки не закончат. Он несет на своих руках ребенка.

Когда Валери видит его, она мгновенно приходит в себя. Ее сестра берет ребенка, и мужчина говорит то, чего я совсем не ожидаю:

– Ты в порядке?

Ее лицо морщится, и она моментально превращается из двадцатипятилетней девушки в маленькую девочку.

– Нет, пап.

Он тянется и прижимает к себе дочь, его губы прижимаются к ее лбу. Она сжимает заднюю часть его рубашки, пока костяшки не начинают белеть. Это, должно быть, очень трудно для них, потому что она не в лучших отношениях со своими родителями, и они сомневались в течение месяца и ждали, ждали, ждали, надеясь.

Молясь.

Валери поворачивается к маленькому мальчику и протягивает руки, чтобы забрать его у сестры.

– Скажи привет своей тете, Чарли.

Он обнимает ее за шею, и Валери говорит:

– Он прекрасен, – уткнувшись носом в его белокурые локоны.

Мама хлопает меня по плечу, чтобы я обратила на нее внимание. Она протягивает мне мой планшет.

– Я встречалась с агентом, прежде чем прийти к тебе. Он загрузил какую– то информацию. Сказал, что тебе будет интересно взглянуть.

Я открываю файл. Читаю заголовок. Это информация обо всех смертях в Передовом Центре.

Мои руки дрожат от ярости. Как это жестоко для агента думать, что я должна переживать смерти моих сокамерников еще раз. Салем Рамирез возглавляет список. «Казнен» написано рядом с его именем.

Эрити Лин: Казнена.

Блейз Вилсон: Казнен.

⇐ Предыдущая123456Следующая ⇒

Поделиться: