И словно чувствуя ее реакцию, Валерка активно вживаясь сразу в две роли, продолжал -

 - Перерыв! Санитарный час! Пересменка! – неожиданно высоким, чуть ли не бабьим голосом вопил толстопузый жлобина уголовного вида, захлопывая перед моим носом сдвижную дверцу. Чего это он так испугался, не убивать же я его на самом деле вознамерился! - комментировал Валерка действия, им же созданного образа работника камеры хранения - промелькнула шальная мыслишка и тут же, как и возникла, куда – то неожиданно запропастилась. Ну и, что здесь такого? Забыл человек своё имя и фамилию. А потом стал тыкать ему в нос студенческий билет, перепрыгнув через ограждение. На, мол, смотри! Здесь все подробно написано! И фамилия! И имя! И даже отчество! Чего еще нужно! Да действительно, и всего – то.

 - Нет, на тот момент я не обкурился, да и с горячительным отношения у меня были далеко не дружественные. Просто я - внушительного роста детина, с развитой мускулатурой тела, не бритой физиономией и лихорадочно блестящими глазами, соизволил напрочь позабыть свои имя и фамилию, когда хотел взять свой багаж из камеры хранения - продолжал лицедействовать Валерка. Пришлось взваливать на спину свой безразмерный баул и мелкой рысью перемещаться к ставшей за последние годы родной электричке. Предшествовало этому событию «героическая», продолжавшаяся почти трое суток эпопея со сдачей, вспоминаемого многими студентами вузов предмета, с гордым названием «высшая математика», не иначе чем с содроганием. Сдал только с третьей попытки. Не дано, выходит. Хотя сам предмет пришлось выучить наизусть. Проснусь среди ночи по причине бессонницы и уснуть, не смотря на все ухищрения не могу никак. Даже овец одно время считать пытался. Бесполезно. Так я теперь по памяти целые главы из учебника цитирую и не тем язычком помянутые, математические задачи, решаю. И не поверите, засыпаю сном праведника. Не зря же, всё-таки, учил! Алена поверила и почувствовала, что засыпает. А как бы было здорово, облачиться в валенки и дедушкину баранью шубу. Закутаться в пуховый платок и заснуть под первой попавшейся елью, прямо в сугробе. Ее потом разбудил бы, наверное, неизвестно откуда появившийся Семен. Он всегда появляется неизвестно откуда, словно леший. Но, она отлично знала, что Семеныч не появится и ее не разбудит.

Когда настало время собираться домой, Валерка вопреки ожиданиям обеих женщин почему-то отдал предпочтение Алене, торопящейся на железнодорожный вокзал, а не ее смазливой подруге. У него, как раз кстати, в районе вокзала или в непосредственной близости от него, наметились какие-то срочные дела. Алена из его невнятного рассказа так ничего и не поняла. Что это за дела такие, срочные? Ни сразу, ни потом, когда собственно говоря, ни до срочных дел им обоим стало, о них и не вспомнили. В их судьбу, как всегда бывает в таких случаях, нагло вмешался его величество - случай. Времени, до отправления поезда, оставалось совсем мало, но они не торопились. Не торопились и автобусы с троллейбусами. И даже редкие такси проносились мимо не притормаживая. Если бы предвидя заранее, что с транспортом будут такие проблемы, они догадались идти пешком, скорее всего успели бы. Тем более, что билет Алена купила заранее. Но где уж там догадаться! Ведь существовал запасной вариант. Через час после поезда отправлялся автобус. В лучах редких фонарей мельтешились огромные снежинки. Хотя ветра и не было, морозец откровенно напоминал о себе. Алена зябко поеживалась и все яснее понимала, что ей, через некоторое время, суждено превратиться в сосульку. Грустную такую, синенькую сосульку, с мокрым носом. Элегантные сапожки с минимумом меха внутри и капроновые чулочки, являлись весьма условными хранителями тепла. Тоже самое, можно сказать и про куртку. И про мохеровый шарфик, с шапочкой. Кофточку она не носила даже в самые лютые морозы. А перчатки, вообще забыла в общежитии. Хорошо еще, сумку у нее Валерка забрал, как только они оказались на улице. Ему–то, что? Теплые ботинки и куртка с цигейковой подстежкой. Меховая шапка, уши которой, можно в случае крайней необходимости, опустить. И никто тебя не осудит. Собственно говоря, и осуждать некому. На улицах не души. Народ, видимо уже на праздновался, в многочисленных застольях по случаю встречи Нового года и с содроганием дожидался Рождества. Разве какому другому народу по силам такие подвиги? Разве может какой другой народ, столько выпить и съесть? Наручных часов нет, ни у одного из них. Но это не важно. На световой опоре, расположенной рядом с остановкой, висят огромные электронные часы. И времени, если им верить, у них с Валеркой, предостаточно. А автобусов все нет и нет. Ветер, видимо почувствовав безнаказанность, разошелся, словно пьяный мужик, во время шумного деревенского застолья и забирался туда, куда даже пьяный мужик не всегда отважится забраться. Снег, из легкого, приятного и пушистого, превратился в противный и колючий. Валерка, как-то совсем не нагло и совсем не обидно, обнял ее сзади. И сняв перчатки, накрыл ее совсем заледеневшие руки, своими горячими ладонями. А Алена не отстранилась и не обиделась. Не отстранилась она, даже когда Валерка, поцеловал ее в шею. Как же давно ее не целовали. Вот так, в шею.

А потом, кто-то из них бросил беглый взгляд на, к тому времени, уже почти полностью занесенные снегом часы и понял смысл вопроса: Какие часы показывают более точное время, идущие или стоящие? Конечно же стоящие. Хотя и только два раза за сутки.

Однако это открытие их не обеспокоило. Напротив, они принялись дурачиться, как малые дети. Даже, про козу, которая по лесу шла, да еще принцессу в добавок к этому, искала, спели на два голоса. А еще Валерка снова ее поцеловал. А Алена снова не отстранилась. И ей было совсем не стыдно. Чего стыдиться –то, когда на улице ни единой души!

И не известно по каким причинам – может, алкоголь так подействовал. Может, от элементарного женского соперничества. Может, ласки Семенычевы, не кстати вспомнились. А может и всё сразу. Но только провела она эту ночь в Валериной постели. И следующие ночи тоже. Никуда она не поехала. По общежитию поползли слухи, что Алена, недотрогу из себя, только для видимости строит. А сама вон, что вытворяет. И не только разобиженная подруга была тому виной. Сама она этого совсем не скрывала. Засветилась Алена! Каким – то особенным огнём засветилась. Любовь зла, а «козлы» этим пользуются. Валера репьём к ней прилепился. Будто присушила она его. Собачонкой за ней бегать начал. Только не долго всё это продолжалось. Хоть и не ушла она от Валеры, но всю безысходность своего положения, ощутила. Не любит она его, да, впрочем, никогда не любила. Лежит она с ним в постели, а сама представляет, что с Семеном это всё у неё происходит.

А Семеныч служит, границы необъятной родины охраняет. Сладкий сон любимой женщины оберегает. Пришло время, одел Семеныч свою дембельскую форму. И помчался чуть ли не через всю страну к любимой женщине. На одном дыхании взбежал на девятый этаж общежития. Какой лифт – так быстрее. И замер на пороге комнаты, словно в стену со всего размаха врезался. После невнятного объяснения подруги узнал, что полгода уже живёт Алена в другом месте. А где и сама она не знает. Знала конечно же. Двумя этажами ниже жила Алена. Ничего странного не заметил Семеныч в поведении подруги. Да и какие проблемы. Не в джунглях же живём. Есть деканат уж там – то точно разрулят ситуацию! Прямо на лекцию можно явиться. С его набором значков и медалей! Сверкает как новогодняя ёлка. Но никуда ходить не пришлось. Столкнулся он с Аленой в дверях общежития. И хорошо бы с ней одной столкнулся. Угораздило же её, в обнимку с Валерой идти. Никогда так по улице не ходили, а тут словно чёрт разодрал. Но и без этого понял бы Семеныч, что не просто так, идут эти двое. Потому, что защемило у него в груди раньше, чем успел он, о чем–то подумать. Да и Алена побелела так, что краше в гроб кладут.

 - Извините - говорит Семеныч -я сюда случайно заходил, а тут такая встреча!

И сделал попытку пройти мимо. Но, не обходить же, отличнику боевой и политической подготовки, старшему сержанту Семену Семенычу Петунину, какого – то там, студентика. Вот и притер он его, легонечко к стеклянной двери. Промашка только вышла. Оказался студентик кандидатом в мастера спорта по самбо. Стеклянная дверь в дребезги. Грохот, звон разбитого стекла. Визг случайных свидетелей. Но есть существенное отличие, между классическим самбо и боевым. Семеныч хоть и не имел спортивных регалий и разрядов, но, чётко освоил установку инструктора по рукопашному бою - бей по самому ненавистному месту. А самым ненавистным местом в этом случае, было меж Валериных ног. А насколько оно было ненавистно, стало понятно, когда согнулся Валера пополам. Он и сильнее бы согнулся. Но сами понимаете, что сильнее нельзя. Получится, что сидит он верхом на собственной шее. А сидеть на собственной шее, кандидату в мастера спорта по самбо, сами понимаете. Семенычева злость на этом закончилась. Плакать захотелось Семенычу. Как первокласснику какому, захотелось. Прямо здесь, посреди разгромленного холла общежития. Стоять и реветь, размазывая слёзы и сопли. И так тошно ему при этом было, что и на удар в челюсть особого внимания не обратил. Так отшатнулся в сторону, словно от пощёчины. Валера тоже хорош. Напрочь забыл свои спортивные наработки - кулаками размахивать начал. Но как – то не уверено начал он размахивать кулаками. Может драться редко приходилось. Может вину за собой чувствовал. Может и не вступило их противодействие в решающую стадию. И пока эта решающая стадия не наступила, встала Алена перед соперниками, словно гордая горянка перед враждующими кланами. На этом всё и закончилось. Семеныч расплатился за разбитое стекло и ремонт двери. Благо дело - билет уже куплен. Иначе, пришлось бы ему, чего доброго, денег у жены занимать и уехал домой. А Алена осталась. Она бы всё, за то отдала, что бы с мужем поехать, но он так на неё на прощание зыркнул! И слишком уж это громко сказано – осталась. На следующий же день она написала заявление о переводе на заочное отделение. А вечером того же дня, уже сходила со ступенек пригородного поезда. Первый человек, которого Алена увидела, на таком знакомом и родном, густо запорошенным выпавшим снегом Тичелмском перроне, была неизвестно какими судьбами здесь оказавшаяся, Бабаня. Бабаня, со своей неповторимой и загадочной улыбкой. Но не лживой, голливудской, чтобы в тридцать два и обязательно от уха и до уха. Улыбка у Бабани особенная, словно у Монны Лизы великого Леонардо. Та самая Бабаня, каждую, даже самую маленькую косточку которой, в Лопуховке уже столько раз промывали, что ее скелет должен был давно уже от всеобщего внимания к себе, истончиться до полной неспособности, носить слегка раздобревшее за последнее время тело, и с ужасающим грохотом осыпаться, у одетых в элегантные кожаные полусапожки, ног. Алена глазам своим не поверила. Старая, старая, а обувка на ней молодухе носить впору. Поди и ноги совсем не отекают? И куртка, под стать возрасту. Легкая и теплая. Ни, как и у всех других великовозрастных старух, ее ровесниц, в поеденных молью драповых пальто, с огромными длинно ворсяными воротниками. Импортная куртка на синтепоне с двойным замком, вместо пуговиц и отороченным мехом капюшоне, Бабане очень шла. Но здесь явно прослеживалось влияние ее внучки Маринки. Которая…. Алене стало стыдно за свои ехидные мысли. Разве Маринка виновата, что у нее в жизни все так мерзко получилось. Вот у нее - есть, что вспомнить. Какое счастливое и беззаботное у нее было детство. А что, вспомнить Маринке? Отца, который умер, когда она была совсем маленькой? Мать алкоголичку? Надругавшегося над ней отчима? Настороженное отношение односельчан?

Раньше Бабаня могла сюда пешком запросто добраться. Теперь годы не те. Тяжеловато, для нее, почти девяностолетней, даже на рейсовом ПАЗике. Однако пришла! И не пешком же! Или все-таки пешком? Зимой из Лопуховки автобус редко ходит. Почему именно Бабаня? Не родители и даже не Семен. Хотя увидеть его она хотела сейчас больше всего на свете. И как она узнала?

- Поди Семен нажаловался – подумала Алена и тут же сама себя поправила. Что бы Семен слезы лить и сморкаться в чужую жилетку стал!

Раскрасневшаяся и широко улыбающаяся, не переставая кланяться со столпившимися на вокзале, по случаю прихода поезда из Пензы, жителями Тичелмы и окрестных сел, Бабаня, давно уже захватила ее своими рысьими глазами. И не смотря на всеобщую толчею, выпускать не собиралась. Всегда ли были у нее такие глаза, или зарысились с возрастом, Алена не знала. Но, скорее всего, всегда. Иначе почему же Бабаню за глаза колдуньей называют? А Бабаня все кланялась и кланялась. Кланялась и кланялась…. Казалось, что она знакома со всеми жителями района. Алена хотела бочком протиснуться мимо. Но, ноги вопреки желанию, сами понесли ее к Бабане.

 - Здрасть, Бабань! А я приехала - сказала Алена.

 Словно перед не прилежном фактом поставила.

 - Ой, Аленка! Ты откуда здесь взялась! Совершенно искренно удивилась Бабаня.

 И Аленка почувствовала, что верит тому, что Бабаня ее увидела случайно. Как же не поверить таким искренним и добрым глазам бабушки. Но кому, кому, но ей-то хорошо известно, какими прожигающими до самых печенок, могут мгновенно стать эти мудрые, рысьи глаза.

⇐ Предыдущая28293031323334353637Следующая ⇒

Поделиться: