Шульги, Амар-Суэн и шумерская держава

 

«Оставленный на поле боя, подобно разбитому сосуду», Ур-Намму погиб в войне с неизвестным противником, и его место на престоле занял сын – Шульги[14], царствовавший на протяжении 47 лет (2095–2048 до н. э.). Первую половину своего продолжительного правления он посвятил мирным делам – завершал храмы и зиккураты, строительство которых было начато Ур-Намму, возводил собственные, восстанавливал права богов на их святилища, назначал верховных жрецов, реформировал календарь, ввел новую меру объема зерна – царский гур (ок. 255 л) вместо использовавшихся прежде местных мер. По всей вероятности, в этот период проводилось масштабное реформирование политической и административной системы, а также хозяйства страны.

Однако на 24-м году своего царствования Шульги отправился в первый из множества ежегодных военных походов, целью которых были равнины к северу от Диялы и в холмах Курдистана. Мы не знаем, в чем заключалась цель этих походов, а тот факт, что большинство из них было направлено на слом сопротивления относительно малозначительных городов, несколько озадачивает. Здесь следует обратить внимание читателя на явную нехватку источников, написанных на протяжении всего данного периода. Практически единственными источниками информации являются списки датировочных формул, состоящих из кратких и довольно однообразных фраз: «год, когда Эрбиль был разрушен», «год, когда симурру и луллубеи были разорены в девятый раз» и т. д. При этом в других регионах Шульги больше полагался на дипломатию. Он выдал своих дочерей замуж за правителей Варахше и Аншана (Юго-Западный Иран), а в Сузах, которые теперь полностью перешли под контроль Шумера, возвел храмы для богов Элама.

Следуя примеру Нарам-Суэна, Шульги принял титул «царь четырех сторон света», и ему поклонялись как богу при жизни и после смерти. По всей державе дважды в месяц к его статуям доставлялись подношения, а один из месяцев шумерского календаря получил название «божественный Шульги».

Сын Шульги Амар-Суэн[15] правил на протяжении всего девяти лет (2047–2039 до н. э.). Подобно отцу, он посвящал себя строительству храмов и ведению войн в тех же северо-восточных районах, был обожествлен и, полностью лишенный скромности, называл себя «богом, дающим жизнь стране» или «богом, солнцем (то есть судьей) страны». Согласно позднему пророчеству, Амар-Суэн умер «от «укуса» своей обуви». Похоронен он был рядом с Шульги и, возможно, Ур-Намму в обширной и весьма примечательной подземной усыпальнице, найденной археологами на священном участке Ура, неподалеку от знаменитого Царского некрополя, и прекрасно сохранившейся, хоть и разграбленной.

Шульги и Амар-Суэн правили державой, по площади не уступавшей Аккадской, но при этом гораздо более целостной. В то время как цари Аккада были вынуждены опираться на свои войска и доверять ненадежным местным царькам, правители Ура сумели распространить шумерскую систему организации власти на довольно обширную территорию. Административной единицей как в Эламе, Ливане и Сирии, так и в самой Месопотамии был город-государство, которым управлял энси (ишакку на аккадском языке), а царь, по крайней мере теоретически, являлся еще одним энси, первым среди равных, избранным Энлилем в Ниппуре, чтобы вершить судьбы столь разных народов. Если в некоторых городах, таких как Мари и Ашшур, энси были почти полностью независимыми, то в других местах они потеряли почти все свои прежние привилегии – правитель назначал их на должность, переводил из одного города в другой, их регулярно посещали царские проверяющие, а некоторых даже подчиняли властям «провинции». Таким образом, они обладали полномочиями лишь немногим более широкими, чем у римских префектов, и отвечали только за подведомственную им территорию. В периферийных областях энси в основном были местными, в то время как в самой Месопотамии чиновников выбирали из числа как шумеров, так и аккадцев. Благодаря этой мудрой политике представители различных этнических групп не были разобщены, в более отдаленных регионах развивались хозяйство и культура, а в стране царил мир.

Централизация власти и весьма необычное расположение столицы вынуждали правителей Ура развивать систему дорог. Вдоль основных путей были построены крепости с сильными гарнизонами и специальные пункты, где царские посыльные получали двойную порцию еды: первую половину – «за пребывание в городе», а вторую – «на дорогу». Так как купцы вместе со своими караванами передвигались по одним и тем же дорогам, они легко и безопасно перевозили материальные и духовные произведения шумеро-аккадской цивилизации из одного конца державы в другой. Между Эламом и Шумером существовали прочные торговые связи, а относительно малоразвитые области, такие как Северная Сирия, получили от Месопотамии импульс, способствовавший развитию их собственных культур.

Несмотря на огромное количество имеющихся в нашем распоряжении письменных источников, мы еще очень плохо знаем, что представляло собой шумерское хозяйство. По разным причинам еще никто не взялся за изучение 20 000 договоров, поручительств, ведомостей, счетов и т. д., которые уже были опубликованы в надежде, что рано или поздно кто-либо сделает на их основе точные и подробные выводы. Поэтому за деревьями мы не видим леса.

Однако, бегло изучив эти многочисленные, но очень однообразные и краткие источники, мы можем прийти к двум выводам. Во-первых, по ним заметно увеличение роли частной собственности и частной инициативы, а во-вторых, прослеживается расширение влияния светской власти (в противовес духовной) на хозяйство страны. Мы не знаем, насколько велик был частный сектор, но по крайней мере в Шумере (а также, предположительно, в других частях страны) некоторые частные лица владели землей, домами, движимым имуществом, рабами и животными, которых они могли продать на основании договора. Цена зависела от качества товара, места и времени продажи и выражалась в определенном количестве серебра или зерна. В среднем поля и рощи финиковых пальм в Ниппуре стоили около одного шекеля серебра (ок. 7 г) за сар (примерно 10, 8 м2); здоровый раб – около 11 шекелей, осел – пять гур зерна, свинья – два гура, а ребенок – одну пятую часть гура.

Зерно для сева можно было позаимствовать во дворце или в храмах за 20 % от его веса, но частные ростовщики выдавали краткосрочные ссуды за 33, 5 %. Что касается земли, переданной в аренду, то арендатор, как правило, должен был отдать ее владельцу одну треть урожая. Поэтому вряд ли стоит удивляться тому, что многие бедные люди погрязли в долгах и были вынуждены продавать в рабство собственных детей и что очень многие предпочитали работать на местные храмы и на царя, где им регулярно платили зерном, едой и одеждой.

На всей территории Месопотамии храмы оставались крупнейшими землевладельцами. Именно им принадлежала значительная часть драгоценных металлов и скота. На них трудилось большинство работников. Но, в отличие от раннединастического периода, они уже не владели всей страной.

У царя были собственные владения, склады и мастерские, писцы, торговцы, ремесленники, работники и рабы. Для проведения общественных работ он всегда мог привлечь огромное число людей, а его приказы претворяли в жизнь многочисленные чиновники. При этом царь и храмы никоим образом не соперничали друг с другом. Первый традиционно оставался верховным жрецом, а в самом Шумере именно он (не энси ) занимался сооружением храмов, делал им богатые пожертвования, назначал верховных жрецов и проводил важнейшие религиозные церемонии. В обмен на это храмы регулярно платили подати, а в случае серьезных кризисных ситуаций позволяли царю распоряжаться своими богатствами. Во многом храмовое хозяйство было подчинено царской власти, и на практике доходы храмов и государства, как правило, неотделимы друг от друга. Так, в Пузриш-Дагане (современный Дрехем), расположенном в нескольких километрах к югу от Ниппура, Шульги приказал построить большое хранилище, куда приводили крупный рогатый скот, овец, коз, привозили зерно, пиво и другие товары со всех концов державы. С их помощью царю как подносили «подарки», так и регулярно выплачивали дань и платили натурой энси различных городов в соответствии с жесткой системой очередности, которая называлась бала.

Писцы, являвшиеся очень узкими специалистами, регистрировали поступающие и исходящие товары с типичной для шумеров тщательностью. Судя по их записям, большинство «отправлений» следовало в храмы Ниппура, крупнейшей религиозной столицы, хотя у нас есть вполне веские основания полагать, что значительная часть скота, приводимого в Дрехем, переправлялась затем в Ур, где его использовали для нужд царского дворца.

Вследствие сосредоточения огромной политической и экономической власти в руках правителей Ура на всей объединенной с административной точки зрения территории страны сложилось общество, находящееся под контролем государства. Частная инициатива оставалась запрещенной и была опасным делом. Жизнь значительной части населения была строго регламентирована, по сути, многие люди находились в положении рабов. Но торговля, ремесленное производство и земледелие, которым оказывало поддержку государство, процветали.

Государство было богатым и сильным. За исключением небольшой гористой местности в Северо-Восточном Ираке, царю подчинялись везде, начиная от Библа и заканчивая Сузами, очевидно даже не пытаясь противостоять его власти. В правление величайших представителей III династии Ура не было гражданских войн или дворцовых переворотов. Численность населения Месопотамии увеличивалась, по всей ее территории строились новые храмы, появлялись новые города и деревни. Блестящая шумерская цивилизация распространилась по всему Плодородному полумесяцу, а сами шумеры благодарили своих богов за свои победы и процветание, посвящая им превосходные произведения искусства и литературы. Вероятно, современники Шульги и Амар-Суэна представляли державу, где они жили, в виде огромного, ухоженного и почти неразрушимого здания. Но солдаты, патрули которых ходили по пыльным дорогам в пустыне, знали, что кочевники всегда в пути. Он пересекали Евфрат и Хабур и стекались в зеленую долину. Пока их можно было сравнить с безвредными небольшими ручейками, но в не столько далеком будущем воинственные племена накроют ее огромным потоком, остановить который не сумеет никто.

 

Падение Ура

 

Первые признаки того, что ситуация в стране не так спокойна, как хотелось бы, появились на ее западной границе в правление Шу-Суэна[16] (2038–2030 до н. э.), брата и преемника Амар-Суэна. Подобно своим предшественникам из III династии Ура, Шу-Суэн восстанавливал храмы и отправлялся в походы в горы Загроса, где одержал победу над союзом нескольких иранских правителей. Однако, судя по датировочной формуле, на четвертом году его царствования произошло нечто необычное – в ней говорится, что в этот год Шу-Суэн «построил крепость марту, (названную) «Та, которая сдерживает тиднум ». Из других источников нам известно, что марту шумеры называли местность, расположенную к западу от Евфрата, а также ее обитателей. Аккадцы для обозначения этих людей использовали слово тиднум (или чаще амуррум ). В настоящее время в этом обширном регионе находится Сирия, включая пустыню вокруг Пальмиры, долину Оронта и горы, граничащие со Средиземным морем. Часть населения тех мест жила в небольших городах и деревнях, но, говоря о марту или амурру (мы называем этих людей амореями), шумеры и аккадцы имели в виду племена, с которыми они особенно часто сталкивались и которые кочевали по Сирийской пустыне и нередко пересекали реки, чтобы выпасать свой скот в степях Месопотамии. Эти кочевые амореи были прекрасно знакомы шумерам еще с раннединастического периода. Они нередко видели отдельных людей, покидавших свое племя, чтобы жить и работать в городах, и «бедуинов», к чьему непривычному образу жизни относились с отвращением и презрением: «Марту, что зерна не знают… Марту, что не знают ни дома, ни города, невежи с гор… Марту, которые выкапывают коренья… которые не опускаются на колени (чтобы обрабатывать землю), что едят сырое мясо, у которых нет дома всю жизнь, которых не хоронят после смерти…» Или так: «Они приготовили пшеницу и гунунуз (зерно) как деликатес, но аморей съест это, даже не поняв, из чего оно сделано».

Против этих дикарей, нападавших на деревни и караваны, нередко устраивались рейды, а иногда и полноценные военные походы. Так, один из годов правления Шаркалишарри, последнего великого царя Аккада, назван в честь его победы над марту в Басаре (Джебель-Бишри), между Пальмирой и Дейр-эз-Зауром. В источниках, написанных в царствование Шульги и Амар-Суэна, упоминаются пленники-амореи. Однако ситуация изменилась: шумеры оборонялись. Они были вынуждены построить где-то между Мари и Уром крепость, чтобы сдерживать кочевников. Очевидно, на протяжении какого-то времени эта мера была эффективной, так как в источниках, составленных в течение последующих десяти лет, об амореях ничего не говорится.

После смерти Шу-Суэна на трон в 2029 г. до н. э. взошел его сын Ибби-Суэн. Пожалуй, мы никогда не узнаем, что произошло при его вступлении на престол, но почти сразу после того, как новый царь принял бразды правления, его держава буквально развалилась. Один за другим расположенные на востоке области и города-государства, начиная с Эшнунны на второй год правления Ибби-Суэна и Суз – на третий, заявили о своей независимости и отпали от Ура. Одновременно с этим на границах царства усилили натиск и амореи. На пятом году правления царя они прорвались через укрепления и вторглись в самое сердце Шумера.

О том, насколько критической была сложившаяся ситуация, свидетельствуют два письма из тех, которыми правитель обменивался с Ишби-Эррой, своим военачальником, происходившим из Мари. Ибби-Суэн приказал ему купить большое количество зерна в Ниппуре и расположенном неподалеку Исине и перевезти его в Ур. Ишби-Эрра заявил, что не может выполнить это задание, так как марту разорили страну, перерезали все пути, ведущие в столицу, и готовятся к нападению на Исин и Ниппур. Военачальник попросил царя позволить ему отвечать за защиту этих городов. В своем ответном письме Ибби-Суэн согласился, посоветовал Ишби-Эрре обратиться за помощью к другим энси и предложил купить зерно за двойную цену. Вскоре после этого царю удалось победить марту, но его подданные голодали, и собственные чиновники стали представлять для него угрозу.

На 11-м году правления Ибби-Суэна (в 2017 до н. э.) Ишби-Эрра провозгласил себя царем Исина, того самого города, который он обещал защищать от имени своего господина, а за несколько лет до этого вождь амореев по имени Напланум был назван правителем Ларсы, расположенной всего в 40 км от Ура. Хуже того, эламцы решили воспользоваться сложившейся ситуацией и, как и много раз в прошлом, вторглись на территорию Шумера. Покинутая богами, охваченная голодом, подвергающаяся нападениям с двух сторон, уменьшившаяся почти до размеров столицы и ее непосредственных окрестностей, некогда великая шумерская держава теперь напоминала лишь собственную тень.

Ибби-Суэн бился до последнего и, очевидно, сумел заключить союз с амореями против эламцев и Ишби-Эрры.

Но и этому его плану не суждено было сбыться. В 2000 г. до н. э. эламцы подошли к стенам Ура, построенным Ур-Намму и «высоким, как сверкающая гора». Они напали на великий город, захватили его, разграбили, сожгли и покинули, оставив лишь небольшой гарнизон. Несчастного Иб-би-Суэна захватили в плен и отправили в Иран:

 

От подножья Забуа-гор по грядам горным через Аншан побрел,

Дабы, словно воробей, что домой стремится, он бы в свой град

не возвратился[17].

 

Там он и погиб.

Через много лет, когда Ур снова процветал, шумеры все еще помнили о его разрушении и оплакивали его, считая своей катастрофой:

 

Отец Нанна, этот город в руинах. Рыдает народ…

Его люди – не черепки битые – вокруг лежат.

Его стены насквозь пробиты – рыдает народ.

В главных воротах, где прежде ходили, лежат трупы.

На его площадях, где праздники были, навалены люди.

В переулках и улицах, где раньше гуляли, лежат трупы.

В местах, где праздники прежде справляли, людей навалены

груды…

Бедняков и богачей Ура – всех их охватил голод.

Старики и старухи, что из дома не вышли, в пламени они

погибли.

Малышей, что на материнских коленях лежали, словно

рыбок, унесло водою…

В городе супруга брошена, дитя покинуто, добро рассеяно…

О Нанна, Ур разрушен, народ его раскидан! [18]

 

 

Глава 11

Амореи

 

Падение Ура в конце 3-го тыс. до н. э. является одним из ключевых поворотных пунктов в истории Древнего Ирака. Оно не только сопряжено с гибелью династии и целой державы, но и знаменует конец доминирования шумеров. Вмешавшись в ход событий в самый последний момент, эламцы захватили столицу, но настоящими причинами поражения шумеров стали отпадение от державы целых областей, восстание чиновников, служивших Ибби-Суэну, и вторжение амореев. Эламцев вскоре изгнали из Ирака, а семиты остались и с тех пор держали власть в своих руках на протяжении почти полутора тысяч лет.

Шумерская держава развалилась еще до того, как был захвачен Ур. Сирия и Элам вернули свою независимость, а Месопотамия превратилась в скопление разнокалиберных государств, наиболее значимыми из которых были Исин и Ларса на юге, а также Ашшур и Эшнунна на севере. Примерно на протяжении двух столетий (2000–1800 до н. э.) эти государства сосуществовали, хотя их отношения далеко не всегда были мирными: царства, расположенные на юге, сражались друг с другом за обладание Уром и властью над Шумером и Аккадом, а находившиеся на севере – за контроль над основными торговыми путями, пересекавшими Верхнюю Месопотамию.

Тем временем семиты-кочевники продолжали вторгаться в Ирак с запада, устанавливая свои палатки на всей территории до подножия Загроса или основывая вокруг занятых ими городов новые государства. Правители одного из таких городов, Вавилона, вскоре достигли могущества, достаточного для того, чтобы состязаться со своими соседями, и в первой половине XVIII в. до н. э. Хаммурапи сумел уничтожить соперников и подчинить своей власти всю Месопотамию. Созданная им держава, которую можно назвать Старовавилонским царством, просуществовала недолго, но даже после ее падения Вавилон, наряду с соперничавшим с ним Ашшуром, остался одним из двух столпов истории и цивилизации Междуречья.

Правители, занявшие место шумеров на политической арене, по происхождению были аккадцами из самого Ирака или западными семитами – амореями в широком смысле этого слова – из Сирии и западной пустыни. Первых можно назвать высокоцивилизованными, последние, предположительно первоначально являвшиеся дикими кочевниками, на удивление легко и быстро восприняли шумеро-аккадскую культуру отчасти из-за того, что пришли из районов, находившихся на протяжении длительного времени под ее влиянием, отчасти в связи с тем, что освоение языка, на котором говорили ее носители, не было сопряжено для них с какими-либо трудностями. Так как амореи говорили на семитских диалектах, они с легкостью научились писать на аккадском языке, который (медленно на юге и довольно быстро на севере) стал преобладать над шумерским в источниках частного характера и в официальных надписях. Однако вряд ли эта смена языка повлияла на религиозную жизнь, отношение к представителям различных этносов и ремесленные приемы, существовавшие в Месопотамии с протоисторической эпохи. Амореи поклонялись шумерским богам, называя их семитскими именами, и благочестиво копировали древние шумерские мифы и эпические поэмы, переводили и адаптировали их (причем в целом с минимальными изменениями). Что касается немногочисленных произведений искусства того периода, то их крайне сложно отличить от созданных во время правления III династии Ура. Таким образом, созданная шумерами цивилизация пережила их и продолжила свое существование, несмотря на все неурядицы, как в свое время она сохранилась в периоды господства аккадцев и гутиев.

Однако появление на изучаемой нами территории западных семитов имело значительные последствия для структуры власти, общества и хозяйства Месопотамии. Из-за того что страна была разделена на царства, стерлись последние воспоминания о городах-государствах, а вместе с ними исчезли и принципы, на которых основывалось их существование. Люди, земля и скот перестали считаться принадлежащими богам, как это было в раннединастический период, или храмам и царю, как в правление представителей III династии Ура. Новые правители дарили или передавали частным лицам на неопределенное время многочисленные участки царской или храмовой земли, освободили жителей нескольких городов от податей и общественных работ, а также, очевидно, всеми доступными им средствами способствовали развитию частной собственности. Вскоре появилось новое общество, основой которого стали мелкие землевладельцы, свободные горожане и предприимчивые купцы и которому суждено было просуществовать на протяжении многих веков. Лишенные своих привилегий, храмы стали «такими же землевладельцами, как и все остальные; такими же плательщиками податей, как и все остальные». Жрецы служили богам и удовлетворяли духовные потребности людей, в то время как царь управлял своими подданными и заботился об их благополучии. При этом хозяйство страны больше не находилось только (или почти только) в их руках.

Если, как в прошлом, каждое царство ассоциировало себя с собственным богом-покровителем, если каждый правитель заявлял, будто получил свой скипетр благодаря доброй воле бога, то традиционная точка зрения, согласно которой никто из тех, кто не был избран Энлилем в Ниппуре, не может править Шумером и Аккадом, потеряла всякий смысл. Шумерские лугали обращались к благословению Энлиля, чтобы оправдать свои завоевания. Для беспощадных вождей, захвативших власть с помощью меча и не знающих другого закона, кроме действующего во время грабительских набегов, было, очевидно, достаточно согласия местного божества. Таким образом, Ниппур перестал играть сколь бы то ни было важную роль, а Энлиль потерял свою власть. Когда единственной столицей Месопотамии стал Вавилон, в мифе о сотворении мира имя Энлиля заменили именем божественного покровителя этого города – Мардука. Вряд ли можно найти лучшее доказательство конца верховенства шумеров.

Период, начавшийся с падением Ура и завершившийся воцарением Хаммурапи, который называют иссино-ларским, очень богат событиями. Для того чтобы сделать наше повествование более понятным, следует рассказывать о том, что происходило на севере и на юге Месопотамии, по отдельности, начав с последнего.

 

Исин, Ларса и Вавилон

 

Царство Ларса было основано через восемь лет после Исина, но на протяжении почти столетия Исин во всем превосходил Ларсу. В то время как правитель последней Напланум был вынужден довольствоваться лишь городом, который ему удалось занять, захвативший власть в Исине Ишби-Эрра владел тремя важными центрами – Ниппуром, Уруком и Эриду. Ближе к концу своего царствования он захватил эламский гарнизон в Уре и восстановил разрушенный, но все еще важный город. Благодаря захвату Сиппара владения его внука Иддин-Дагана простирались от Персидского залива до широты, на которой сейчас находится Багдад. Теперь они пролегали вдоль всего нижнего течения Евфрата, жизненно важной для Шумера водной артерии.

Следует вспомнить, что Ишби-Эрра был аккадцем из Мари и двое его потомков носили имена в честь божественного покровителя этого города – Дагана. В то же время эти семиты считали себя прямыми преемниками шумеров – представителей III династии Ура. Подобно Шульги и Амар-Суэну, большинство из них было обожествлено, и в их честь были написаны гимны. Они приняли титул «Царь Ура, царь Шумера и Аккада», восстановили и украсили прежнюю столицу, снова наладили торговые отношения с Дильмуном и по иронии судьбы были вынуждены защищать свое царство от тех, кому были обязаны его появлением, сражаясь с эламцами, строя укрепления против марту и облагая данью кочевые племена. Официальные надписи, происходящие из Исина, составлены исключительно на шумерском языке. Кроме того, следует обратить внимание, что именно в этот период по заказу правителей, стремившихся приобщиться к шумерской культуре, были написаны или скопированы почти все выдающиеся произведения шумерской литературы, найденные в знаменитой «библиотеке» в Ниппуре. Шумер того времени напоминал закатывающуюся Римскую империю, где все, кроме императоров, было латинским.

Превосходству Исина ничто не мешало до воцарения Липит-Иштара (1934–1924 до н. э.), составившего свод законов, от которого до нашего времени сохранились 43 статьи, а также фрагменты вступления и заключения. Так случилось, что эти нормы регулируют в основном право наследования, вопросы, связанные с недвижимым имуществом, договорами о найме рабочей силы и имуществом и положением рабов, находившихся в собственности частных лиц, а значит, являются довольно односторонним, но весьма интересным источником, позволяющим нам представить себе складывавшееся в те времена общество. К несчастью, мирный законотворец Липит-Иштар вступил в конфликт с грозным воином, само имя которого звучит подобно удару барабана, – царем Ларсы Гунгунумом. Тот уже успел совершить несколько походов в район Загроса, а затем, на восьмом году своего царствования (1924 до н. э.), напал на Исин, занял Ур и заявил о своем праве на власть над Шумером и Аккадом. Еще через несколько лет в его руках оказались Лагаш, Сузы и, возможно, Урук. Теперь во владении Ларсы находились лишь половина Южного Ирака и выход к «Нижнему морю».

Потеря ключевых городов и портов стала для Исина жестоким ударом в спину, отягощенным тем, что прервался царский род. Вместо Липит-Иштара, умершего в год, когда был захвачен Ур, на трон сел узурпатор, которого, в свою очередь, победил и убил правитель Ларсы Абисарихи. Примерно через 20 лет еще один захватчик, Эрра-имитти, сдал Ниппур своему сопернику Сумуэлю, и вскоре в составе царства остались только сам Исин и его непосредственные окрестности.

Нам стоит обратиться к истории о смерти Эрра-имитти и о том, кто унаследовал его власть, так как она связана с довольно редким и странным месопотамским институтом. Если предсказания были очень мрачными и царь опасался гнева богов, на трон сажали человека незнатного происхождения, который становился «заместителем» царя. Он правил на протяжении ста дней, а затем его предавали смерти. О событиях, произошедших в Исине, в вавилонской хронике говорится следующее: «Чтобы династия не прервалась, царь Эрра-имитти сделал так, чтобы садовник Энлиль-бани занял его место на троне и надел на свою голову царскую корону. Эрра-имитти умер в своем дворце из-за того, что проглотил кипящую похлебку. Энлиль-бани, занимавший трон, не оставил его и был провозглашен царем». Следует добавить, что удачливый садовник был обожествлен и смог править остатками царства Исина на протяжении 20 лет, в то время как цари Ларсы Нур-Адад и Синиддинам направляли свои войска на север, завоевывая один город за другим. Однако к тому времени у соперников появился в данном регионе общий противник – Вавилон.

Первым царям Исина удавалось сдерживать амореев, но, после того как их династия прервалась, множество последних снова сумело пересечь Евфрат и проникнуть на территорию Ирака. В Кише, Уруке, Сиппаре, Мараде и других городах их вожди провозглашали себя царями, внося свой вклад в царившую в то время политическую сумятицу. В первый же год правления в Ларсе Сумуэля (1894 до н. э.) один из них, Сумуабум, выбрал в качестве своей столицы город, располагавшийся всего в нескольких километрах к западу от Киша, на левом берегу Евфрата, «на талии» Месопотамии, большое значение которой мы уже подчеркивали выше. По крайней мере в царствование представителей III династии Ура этим городом управлял энси, но он никогда не играл важной роли в шумерской политике. На шумерском языке он назывался Кадингирра, а на аккадском – Бабилим. Оба этих топонима можно перевести как «Ворота бога». Мы, в свою очередь, называем его (благодаря грекам) Вавилоном.

С самого начала было ясно, что энергичные и умные правители Вавилона очень хотели сделать его не только могущественным и богатым городом, но и столицей всей страны. Постоянные войны между Исином и Ларсой, а также существование множества небольших аморейских государств стали прекрасными поводами для этого. Для того чтобы воплотить свои мечты в реальность, царям Вавилона потребовалось почти 60 лет, но первые пять представителей I Вавилонской династии, обладавшие бесконечным терпением, использовавшие порой дипломатию, а иногда и грубую силу, постепенно завоевали весь Аккад. Они уже подбирались к Ниппуру, ключу к Шумеру, когда столкнулись с ожесточенным сопротивлением иноземных князей, к тому времени занявших престол Ларсы.

Мы уже прекрасно знаем, что эламцы никогда не упускали возможности сунуть свой нос во внутренние дела Месопотамии. В 1834 г. до н. э. трон Ларсы оказался свободен, так как Цилли-Адад, успевший процарствовать совсем недолго, погиб в войне против вавилонян. Эламский сановник Кудурмабуг, контролировавший племена амореев, обитавшие между Тигром и горами Загроса, занял Ларсу и посадил на трон этого города одного из своих сыновей, довольствуясь титулом «отец (то есть защитник) амурру». Примечательно, что оба сына Кудурмабуга: Варад-Син («Раб Сина») и Рим-Син («Бык Сина»), правившие один за другим Ларсой, носили семитские, а не эламские имена.

Еще более примечателен тот факт, что эти иноземцы во всем вели себя как исконно месопотамские правители, построили в одном только Уре не менее девяти храмов и дюжину важных сооружений. В другие времена они могли бы стать выдающимися мирными правителями, такими как Ур-Намму, но, пока существовал Исин, а Вавилон проявлял активность, в Шумере не мог установиться мир. Рим-Син одержал победу над союзом царей, во главе которого стоял его соперник из Вавилона, и в 1794 г. до н. э. сумел захватить Исин, наконец низвергнув старейшего врага Ларсы. Через два года на вавилонский престол взошел Хаммурапи.

Здесь нам следует на какое-то время оставить юг и переключить свое внимание на северную часть Ирака. Там также существовали противостоявшие и соперничавшие друг с другом царства, однако культура, а также политические и экономические причины, приведшие к конфликту, были совершенно иными.

 

Эшнунна, Ашшур и Мари

 

Расположенная между Тигром и горами Загроса, примерно в 16 км к востоку от реки Диялы, Эшнунна (Телль-Асмар) находилась примерно на середине пути из Верхней Месопотамии в Элам, из-за чего подвергалась воздействию трех факторов: она находилась внутри шумеро-аккадской цивилизации, тесно контактировала с государствами, расположенными на севере (ее бог-покровитель Тишпак отождествлялся с хурритским божеством Тешупом), и имела тесные экономические, политические и культурные связи с Эламом. Поэтому, очевидно, не является совпадением тот факт, что Эшнунна (наряду с Сузами) стала первым городом-государством, отпавшим от Ура на втором году правления Ибби-Суэна (2028 до н. э.). Насколько нам известно, этот процесс произошел быстро и бесконфликтно: правители Эшнунны назвали себя «слугами бога Тишпака», а не «слугами царя Ура» и заменили на местные названия месяцев и лет, использовавшиеся в шумерской державе. Храм, некогда построенный для обожествленного правителя Ура Шу-Суэна, был секуляризован, а за ним возвели большой дворец. В официальных надписях вместо шумерского стал использоваться аккадский язык.

Первые правители Эшнунны, носившие семитские и эламские имена, тотчас же значительно увеличили свое царство. С помощью амореев они заняли всю долину, простиравшуюся в нижнем течении реки Диялы, включая Тутуб (Хафадже), являвшийся довольно важным центром, и, возможно, распространили свою власть на север вплоть до Киркука. Некоторые исследователи приписывают одному из них, Билаламе, современнику второго царя Исина, составление «свода» законов, написанного на аккадском примерно за два столетия до кодекса Хаммурапи и имеющего с ним много общего. Следует отметить, что текст законов Эшнунны был найден не в Телль-Асмаре, а в Телль-Хармале (этот небольшой холм расположен в окрестностях Багдада), где иракцы проводили археологические раскопки в период между 1945 и 1949 гг. Телль-Хармал (древний Шадуппум) являлся административным центром земледельческой области царства Эшнунна, и список царских законов хранился в здании «городской администрации» на случай, если с ними нужно будет свериться. На том же памятнике был обнаружен и ряд весьма интересных табличек, содержащих, в частности, списки датировочных формул и математические задачи.

После смерти Билаламы территория Эшнунны стала постоянно сокращаться. В частности, на нее напал правитель Дера (современная Бадра, примерно в 105 км к востоку от Телль-Асмара), ее царь потерпел поражение от войска правителя Киша и лишился большей части своих владений. Однако удача снова улыбнулась этому государству, и примерно в 1850 г. до н. э. Ипик-Адад II, называвший себя «расширителем Эшнунны», снова начал расширять территорию своего царства, захватив Рапикум, стоявший на Евфрате (где-то неподалеку от Рамади), Ашшур на Тигре, Кабру на равнине в районе Эрбиля и Ашнаккум на берегу реки Хабур.

Расположение этих городов определенно свидетельствует о том, что правители Эшнунны стремились завоевать всю долину Тигра, Верхнюю Джазиру и предгорья Курдистана, а также создать на берегу Евфрата свой плацдарм. Только таким образом они могли контролировать крупнейшие торговые пути, шедшие с севера и запада и соединявшиеся в районе Суз, чтобы затем передвигавшиеся по ним караваны могли направиться в сторону столицы их государства. Но завладеть этими городами царям Эшнунны удалось лишь на время, и попытки вернуть прежде завоеванные, а затем потерянные территории, которые предпринимали последние правители этого царства, провалились. Теперь Эшнунну окружали четыре могущественных государства: Вавилон и Ларса на юге, Ашшур на севере и Мари на западе, создавшие непреодолимую преграду, прорваться через которую не смогли бы даже самые амбициозные правители.

Основными событиями, произошедшими в период столь богатый на различные нововведения, стали создание Ассирийского царства и его превращение в мощную с политической и военной точки зрения державу. Город, в честь которого названо это государство, Ашшур, занимал стратегически выгодное положение. Построенный на холме чуть выше места, где Тигр втекает в ущелье в горах Джебель-Хамрин, с одной стороны защищенный рекой, а с другой – широким каналом, превосходно укрепленный, он возвышался над дорогой, шедшей из Шумера или Аккада вверх по долине Тигра в Курдистан или Верхнюю Джазиру. Эту стратегически важную позицию, своими истоками уходящую в раннединастический (а возможно, и еще более ранний) период, занимали сначала Саргон, затем Нарам-Суэн и представители III династии Ура. В нашем распоряжении нет свидетельств того, что вплоть до 2-го тыс. до н. э. Ашшур обладал независимостью. В то же время в Ассирийском царском списке, составленном на севере аналоге Шумерского царского списка, найденном в Хорсабаде и впервые опубликованном в 1942 г., перечисляются 17 ассирийских царей, согласно этому источнику якобы живших в раннединастический период. Однако, как и в случае с Шумерским царским списком, династии, упомянутые в данном источнике одна за другой, могли на самом деле царствовать одновременно. К тому же в тексте сказано, что эти цари «жили в палатках», а значит, в действительности они могли вовсе не править Ашшуром, а быть вождями какого-либо влиятельного племени, обитавшего неподалеку от этого города. Наконец следует отметить, что имена нескольких древнейших ассирийских правителей, такие как Тудия, Ушпия, Сулили и Киккия, не являются ни семитскими, ни шумерскими и свидетельствуют о том, что их носители принадлежали к какой-то другой этнической группе, возможно, были хурритами.

После падения шумерской державы Ашшур, как и многие другие города, обрел независимость. Пузур-Ашшур I, правивший около 2000 г. до н. э., стал первым из царей, носивших сугубо аккадские имена, такие как Саргон или Нарам-Син. По приказу двоих из них, Илушумы и Эришума II, были составлены надписи, дошедшие до нашего времени, в которых говорится о строительстве в городе храмов Ашшура, Адада и Иштар. Более того, нам известно, что в правление царя Исина Ишме-Дагана (1953–1935 до н. э.) Илушума устраивал походы далеко в глубь территории Южного Ирака. Вероятно, именно тогда территория нового царства расширилась и стала включать в себя Ниневию, находившуюся в 97 км к северу от самого Ашшура.

Однако своим могуществом Ассирия обязана западным семитам, которые на протяжении первых столетий 2-го тыс. до н. э. наводнили север Ирака, повторив таким образом ситуацию, сложившуюся на юге. Хале, вождь одного из аморейских племен, установил свою палатку где-то между реками Хабур и Тигр, и его преемники находились в зависимости от «аккадских» царей до тех пор, пока один из них по имени Ила-кабкабу не сумел захватить город и взойти на престол. Примерно тогда же еще один аморей стал царем Мари, расположенного на берегу Евфрата. С тех пор судьбы двух государств, расположенных на севере, были тесно связаны.

Читатель уже многое знает о Мари, поэтому у нас нет необходимости подробно рассказывать здесь о его длинной истории. Достаточно просто вспомнить, что считалось, будто в раннединастический период представители династии царей Мари правили Шумером на протяжении более чем столетия, что этот город был захвачен и разграблен войсками Саргона Аккадского, направлявшимися на север Сирии, и что в правление представителей III династии Ура он являлся важным центром, которым управляли наиболее активные шакканаку. Как это ни прискорбно, в нашем распоряжении нет источников, рассказывающих о событиях, происходивших до 1900 г. до н. э., когда территорию Мари заняли западные семиты, пришедшие, очевидно, из района Алеппо и сделавшие этот город столицей царства, простиравшегося вдоль Евфрата от Хабура до окрестностей Аны.

Яггид-Лим, первый представитель Аморейской династии Мари, был современником Ила-кабкабу, с которым, как сказано в наших источниках, он обменивался «торжественными клятвами». Однако в итоге этой дружбе пришел конец: «крепость» Яггид-Лима была уничтожена, и его сыну Яхдун-Лиму пришлось отвоевывать свое царство. Однако вскоре правитель Мари совершил несколько весьма амбициозных военных походов и даже добрался до Средиземного моря: «Он завоевал страну на берегу «океана», заставил ее подчиняться своим приказам и вынудил ее следовать за ним. Он возложил на нее вечную дань, которую регулярно доставляли». Очевидно, ассирийцы завидовали этому оглушительному успеху. Мы не знаем, кто убил Яхдун-Лима – они или его собственные слуги, но ассирийцы сумели воспользоваться ситуацией и захватить Мари.

 

Шамши-Адад и его сыновья

 

Шамши-Адад (1814–1782 до н. э.), захвативший Мари и создавший государство, которое нередко называют «первой Ассирийской державой», сначала был изгнанником. Когда его брат Амину взошел на престол после смерти Ила-кабкабу, Шамши-Адад бежал на юг, где набрал войско наемников, захватил Экаллатум, город в среднем течении Тигра, точное местонахождение которого пока не установлено и который прежде принадлежал Эшнунне, выступил против Ашшура и вырвал царский скипетр из рук Амину. Заняв престол, он повел свои войска на запад, к покрытым лесом горам Ливана, и к Средиземному морю, располагавшемуся, по мнению жителей Месопотамии, на самой границе мира и столь поразившему завоевателя: «Стелу, на которой написано мое великое имя, я установил в стране Лабан (Ливан), на берегу Великого моря». Затем, после того как был убит Яхдун-Лим, Шамши-Адад захватил Мари и передал его своему сыну Ясмах-Ададу, а другого сына, Ишме-Дагана, назначил наместником Экаллатума. Теперь ассирийцы контролировали и Тигр и Евфрат и правили почти всей Северной Месопотамией.

Лишь несколько периодов истории Древнего Ирака так же подробно освещены в источниках, как время правления Шамши-Адада и его сыновей. Более того, мы черпаем информацию о нем не из ставших уже привычными официальных надписей, а из самых точных и достоверных источников – писем, которыми обменивались три правителя, а также Ясмах-Адад и другие цари, и отчетов, подготовленных чиновниками для своих повелителей. Все эти тексты выдавлены на более чем 3 000 табличек, представляющих собой часть царского архива, найденного во дворце правителей Мари. Несмотря на то что, как правило, все эти письма не датированы, а значит, их довольно сложно расположить в хронологическом порядке, в них содержатся крайне важные сведения о повседневной жизни двора и отношениях между правителями Ашшура, Мари и Экаллатума, а также с различными народами, государствами и племенами, окружавшими их.

Кроме того (и это еще одна причина, по которой данный источник представляет для историков значительный интерес), по ним можно составить представление о моральном облике отца и двоих его сыновей, причем на основе информации, полученной из первых рук. Впервые мы не только читаем имена правителей, но и можем представить себе, какими качествами и недостатками они обладали при жизни. Ишме-Даган, врожденный воин, как и его отец, всегда был готов ринуться в бой и с гордостью сообщал брату о своих победах: «Мы сражались в Шиманахе, и я захватил всю страну. Возрадуйся! » Порой он опекал брата: «Не пиши царю. Страна, где я нахожусь, ближе к столице. О том, о чем ты хочешь написать царю, напиши об этом мне, чтобы я мог дать тебе совет». Наместник Мари Ясмах-Адад, наоборот, был послушным, но ленивым, безалаберным и трусливым. «Ты остаешься ребенком, – пишет ему отец. – Нет бороды на твоем подбородке, и даже сейчас, в зрелом возрасте, ты не создал «дом». В другом письме Шамши-Адад укоряет сына: «В то время как твой брат здесь наносит поражения, ты там лежишь среди женщин. Так что теперь, когда ты отправляешься в Катанум с войском, будь мужчиной! Подобно твоему брату, прославляющему свое имя, ты тоже прославь свое имя в своей стране».

Судя по этим письмам, Шамши-Адад, отец двух царевичей, был мудрым, хитрым, педантичным человеком, не лишенным чувства юмора. Он всегда был готов дать своим сыновьям совет, сделать им замечание или похвалить их, всегда держал Мари под жестким контролем, которого более зрелый царевич не выдержал бы.

Постоянным источником беспокойства трех правителей были кочевники, особенно многочисленные в районе Мари. В самом этом царстве и внутри его обитали три большие группы племен: хананеи, бени-ямина и сутии. Хананеи (хану), жившие на протяжении длительного времени около Евфрата, наряду с аккадцами составляли большинство местного населения. Часть из них вела оседлый образ жизни. Эти люди создавали деревни и стоянки, где жили, подчиняясь власти собственных вождей и знати. Периодически их обязывали поставлять молодых людей для войска. Считалось, что те обладают прекрасными боевыми качествами, «думают только о том, как использовать свое оружие и победить врага».

Несмотря на то что эти закаленные бойцы по крайней мере однажды восстали и разграбили дворец, который должны были охранять, хананеи не представляли большой угрозы. Однако ситуация с бени-ямина, «сынами юга», складывалась иначе. Крайне многочисленные и подвижные, постоянно кочевавшие вдоль Хабура или форсировавшие Евфрат, всегда готовые совершить грабительский набег, они не поддавались контролю, уклонялись от службы в царском войске и порой оказывали помощь правителям Эшнунны и другим врагам ассирийцев. Однако Ясмах-Адад хорошо с ними обращался, отдавал им землю, орудия труда и зерно, если наступал голод, и сохранял с ними неплохие отношения. Что касается сутиев (суту), которые, вероятно, были наиболее многочисленны, в источниках они описываются как закоренелые бандиты, нападавшие на караваны и небольшие поселения, разорявшие целые области. Именно против них всегда нужно было применять силу.

Отношения между Ассирийской державой и окружавшими ее небольшими царствами зависели от каждого конкретного случая, а порой и ежедневно менялись. С государствами, расположенными на западе (в Сирии), они были, как правило, превосходными. К примеру, нам известно, что правитель Каркемиша (Джераблус) Аплаханда присылал «своему брату» Ясмах-Ададу «превосходное вино», пищу, украшения и красивую одежду, подарил ему преимущественное право на разработку ряда медных рудников, расположенных на подвластной ему территории, и предлагал даровать ему все, что тот ни пожелает. В источниках также говорится, что Ясмах-Адад давал лодки кочевникам из Ямхада (Алеппо), занимавшимся разведением овец, чтобы они могли пересечь Евфрат, женился на дочери правителя Катны и отправил войска ему на помощь. В свою очередь, правитель Катны разрешил пастухам Ясмах-Адада пригонять скот на его пастбища и приглашал сына Шамши-Адада в гости.

Однако племена, жившие к северу и востоку от Ассирии, были настроены намного менее дружелюбно. В царской переписке, продолжавшейся на протяжении более чем 20 лет, говорится, что Шамши-Адад вторгся в «Верхнюю страну» (долины рек Балих и Хабур) и один за другим устраивал походы вдоль Заба и в окрестностях Киркука, в то время как импульсивный Ишме-Даган сражался с племенем турукку, а мелкие царьки утверждали свою власть в предгорьях Загроса.

К большинству из этих войн приложил руку правитель, которого авторы писем называют «человеком Эшнунны». Очевидно, речь в данном случае идет о Дадуше. Как было сказано выше, цари Эшнунны сумели захватить большую часть Субарту (Ассирии) и часть «Верхней страны» (Джазиры), но благодаря политике Шамши-Адада они лишились своих северных владений и были отрезаны от путей снабжения. Дадуша не был готов принять это. Терпеливый, целеустремленный, прекрасный военачальник и, несомненно, дипломат, он на протяжении всего своего правления сражался и плел интриги. В частности, для Ишме-Дагана, его непосредственного соседа, «человек из Эшнунны» постоянно представлял угрозу, и вооруженные стычки происходили почти все время. Состоявшие из нескольких тысяч человек армии с двух сторон пересекали не очень четко установленную границу между двумя государствами и совершали стремительные броски вверх и вниз по «коридору» между Тигром и горами Загроса. Так, на какое-то время ассирийцы получили контроль над Мальгумом (возможно, находившимся неподалеку от современной Кут-эль-Имары), расположенным в глубине вражеской территории, в то время как войска Эшнунны объединились с турукку в районе Курдистана и подошли к Киркуку. Даже в Мари чувствовали угрозу, и новость о том, что враг движется вдоль Евфрата, вызвала в западной столице настоящую панику. «Срочно пришли мне многочисленные войска, – написал Ясмах-Адад брату. – Расстояние огромно! » Однако конфликт так и не разгорелся, и царство Мари было спасено. На Евфрате, как и на Тигре, ассирийцы обладали значительными силами, способными сдерживать войска Эшнунны.

Наконец следует рассказать о Вавилоне, еще одном могущественном соседе Ассирии. Отношения с этим государством были весьма холодными, но вежливыми, ибо ни Син-мубаллит (1812–1793 до н. э.), ни Хаммурапи (1792–1750 до н. э.), оба являвшиеся современниками Шамши-Адада, не стремились к завоеваниям на севере. Поэтому ассирийский царь направлял Хаммурапи по его просьбе копии табличек, а Ясмах-Адад вернул в Вавилон караван, задержанный в Мари, и пленника-турукку, бежавшего и попытавшегося укрыться в этом городе. Только в одном письме можно заметить тень беспокойства. Очевидно, Яс-мах-Адад узнал о каких-то неприятных для Ассирии планах «человека Вавилона», но один из его чиновников, проведя расследование, уверил его: «Теперь пусть сердце моего господина успокоится, ибо человек Вавилона никогда не навредит моему господину».

Однако примерно через 30 лет Хаммурапи захватит Мари и уничтожит его.

 

Глава 12

Хаммурапи

 

Одних только побед над четырьмя могущественными правителями и объединения Междуречья было бы достаточно для того, чтобы считать Хаммурапи[19] одним из величайших месопотамских царей. Однако этот правитель Вавилона был не только успешным военачальником. Судя по тому, как он обращался со своими противниками, он также являлся умелым дипломатом, а составленный им свод законов свидетельствует о его любви к правосудию, которая отчасти компенсирует жестокость наказаний. Составленные по его приказу надписи свидетельствуют о том, что его заботило благосостояние подданных и он с огромным уважением относился к традициям страны, не являвшейся родной для его народа. Его письма доказывают, что потомок аморейского вождя мог управлять обширным государством с не меньшим тщанием и внимательностью к деталям, чем те, что прилагали правители шумерских городов-государств. Во время продолжительного и славного правления Хаммурапи в объединенной Месопотамии вновь воцарился мир, а Вавилон стал важнейшим столичным городом. Кроме того, благодаря ему семиты подтвердили свое право на доминирование в Междуречье. Невозмутимость и сила, отразившиеся в произведениях искусства, элегантность и красота аккадского языка, даже искусственное, но широкомасштабное реформирование шумеро-аккадского пантеона, целью которого было «назначение» Мардука царем богов, – все это позволило 43 годам царствования Хаммурапи (1792–1750 до н. э.) стать решающим периодом в истории Древнего Ирака. Несомненно, выдающаяся личность Хаммурапи, государственного деятеля и законотворца, заслуживает отдельного внимания.

 

Государственный деятель

 

От своего отца Синмубаллита Хаммурапи получил в наследство сравнительно небольшое царство длиной примерно 129 км и шириной чуть больше 32 км, простиравшееся от Сиппара до Марада, или, если обращаться к современной карте, от Эль-Фаллуджи до Диванийе. Вокруг него располагались более крупные государства, где правили гораздо более могущественные цари: на юге простирались владения правителя Ларсы Рим-Сина, который за два года до воцарения Хаммурапи захватил Исин (1794 до н. э.) и положил конец династии своих соперников; на севере находились три царства: Мари, Экаллатум и Ашшур, где правили Шамши-Адад и его сыновья; на востоке, на противоположном берегу Тигра, лежали владения царя Эшнунны Дадуши, являвшегося союзником эламцев. Новый царь Вавилона не меньше, чем его предки, желал расширить свои владения, но, прежде чем сделать первый шаг, он терпеливо ждал на протяжении пяти лет. Затем, упрочив свое положение на престоле, Хаммурапи отправил войска сразу в три стороны: он захватил Исин и прошел вдоль Евфрата вплоть до Урука (на шестой год своего правления); предпринял поход в страну Эмутбал, лежавшую между Тигром и горами Загроса, и занял Мальгум, ключевой пункт в этом районе (на седьмом и девятом годах своего царст вования); наконец он захватил Рапикум, находившийся выше Сиппара (на десятом году правления). Судя по датировочным формулам, следующие 20 лет Хаммурапи посвятил украшению храмов и укреплению городов.

Благодаря этой непродолжительной серии военных операций царь Вавилона вторгся на территории Ларсы и Эшнунны, что, несомненно, настроило против него Рим-Сина и Ибальпи-Эля II, который в 1790 г. до н. э. унаследовал трон после смерти Дадуши. Однако мы не знаем, сумели ли они отомстить и как поступили, если им это удалось. Ассирийцы, в свою очередь, могли бы порадоваться унижению «человека Эшнунны», если бы не были заняты решением других проблем. На 10-м году правления Хаммурапи (1782 до н. э.) умер Шамши-Адад, оставив трон наиболее энергичному из своих сыновей – Ишме-Дагану. Слабый Ясмах-Адад оставался наместником Мари. В нашем распоряжении имеется письмо, которое новый царь написал своему брату, чтобы уверить: в его жизни ничего не изменится и Ишме-Даган сделает все, чтобы защитить его: «Не бойся. Твой трон – это твой трон, а я держу в руке (богов) Адада и Шамаша. Люди Элама и человек Эшнунны, я держу их на цепи. Не бойся. Пока живы мы, я и ты, навсегда ты будешь сидеть на своем троне. Давай поклянемся друг другу торжественной клятвой богов, затем я и ты, пусть мы встретимся и утвердим братство друг с другом навеки».

Однако через несколько лет Ясмах-Адада низверг с его престола Зимри-Лим, представитель «местной» династии Мари, сын Яхдун-Лима, который с помощью правителя Алеппо сумел «взойти на трон дома своего отца».

Нашим основным источником информации о правлении Зимри-Лима и почти всем царствовании Хаммурапи, как и в случае с ассирийским междуцарствием, снова являются царские архивы Мари. Несмотря на ненависть, которую он должен был питать к ассирийскому узурпатору, Зимри-Лим был достаточно мудрым для того, чтобы сохранить переписку своего предшественника. Примечательно, хотя и неудивительно, что, сравнив тексты, написанные в правление обоих, мы увидим: новый правитель в основном придерживался той же политики, что и Ясмах-Адад. Проведя несколько походов, чтобы упрочить свою власть в «Верхней стране» (в долинах рек Хабур и Балих), он занял более жесткую позицию по отношению к кочевникам, чем его предшественник, и нанес сокрушительное поражение неугомонным бинъяминитам.

С государствами, расположенными на западе, сложились более сердечные, чем когда-либо, отношения. В Мари постоянно останавливались послы и вестники из государств, находившихся на территории Сирии, а сам Зимри-Лим посетил Алеппо и посвятил статую Ададу, богу – покровителю этого города. Несмотря на то что между Мари и Ашшуром вряд ли складывались теплые отношения, в нашем распоряжении нет источников, свидетельствующих о попытках Ишме-Дагана низвергнуть Зимри-Лима. Враждебность, которую два правителя питали друг к другу, проявлялась лишь во взаимных нападениях на один или два города, располагавшиеся на границе между двумя царствами, и, судя по тому, что на стороне ассирийцев в этих конфликтах принимали участие войска Эшнунны, можно предположить: Ишме-Дагану удалось превратить старого врага в союзника. В любом случае «человек Эшнунны», который плел интриги в «Верхней стране» и даже организовал полномасштабный военный поход в район Харрана, был самым опасным из двух восточных соседей Зимри-Лима.

С не меньшим волнением за передвижением войск правителя Эшнунны и его эламских союзников наблюдал лучший друг Зимри-Лима – Хаммурапи. Так как Вавилон и Мари контролировали все течение Евфрата, их правителям было выгодно находиться друг с другом в дружественных отношениях. Посол Зимри-Лима, живший при вавилонском дворе, сообщал ему «обо всех важных делах», происходивших в этом царстве, а вавилонский посол, в свою очередь, передавал Хаммурапи все новости, услышанные им в Мари. Создается впечатление, будто оба правителя прекрасно знали об этой «разведывательной деятельности» и одобряли ее. Цари одалживали друг другу войска (Зимри-Лим даже однажды отправил солдат из Алеппо на помощь Вавилону), и каждый из них, как и положено доброму соседу, оказывал другому различного рода услуги, мелкие и не очень. Однако, изучив события, произошедшие позднее, можно предположить, что Хаммурапи был менее бескорыстен, чем может показаться, и использовал союзника только для того, чтобы укрепить свою власть.

Читая недатированные, а значит, не позволяющие их классифицировать тексты, содержащиеся в архиве, мы постепенно, шаг за шагом, представляем себе, как этот терпеливый и коварный политик пробовал различные комбинации: сначала был союзником, а затем противником Эшнунны; сражался с Рим-Сином, а потом вступал с ним в переговоры. Создается впечатление, будто Хаммурапи ждал удобного момента, когда сможет совершить удар, который гарантированно принесет ему победу.

В конце концов на 29-м году царствования Хаммурапи время пришло, причем, вероятно, это произошло раньше, чем ожидал сам царь, так как, согласно его версии событий, на Вавилон напали эламцы, гутии, жители страны Субарту (ассирийцы) и Эшнунны, заключившие между собой союз: «Правитель, возлюбленный Мардуком, разбив многочисленное войско, которое собрали Элам… Субарту, гутии, Эшнунна и Мальгиум, благодаря огромной силе великих богов, создавших Шумер и Аккад…» (датировочная формула 30-го года правления Хаммурапи).

В следующем году (1763 до н. э.) правитель Вавилона перешел в наступление и, «вдохновленный пророчеством», напал на Ларсу. Рим-Син, которого он презрительно называл «царем страны Эмутбал» (оттуда происходил род Рим-Сина), был свергнут с престола после того, как занимал его на протяжении 60 лет (его правление было самым продолжительным в истории Древнего Междуречья).

На 31-м году царствования Хаммурапи его старые враги создали новый союз. «Герой» не только «разгромил их войско», но и двинулся «вдоль берега Тигра» вплоть до «границы Субарту». Так пришел черед Эшнунны.

Став владыкой Южной и Центральной Месопотамии, Хаммурапи не остановился. Собираясь напасть на своего старого друга Зимри-Лима, он, возможно, думал о великих державах Аккада и Ура: «Мари и Мальгум он разгромил в битве и заставил Мари и… еще несколько городов Субарту посредством мирного договора (слушаться) своих приказов» (датировочная формула 32-го года правления Хаммурапи). Судя по последним словам этой датировочной формулы, Зимри-Лим не лишился своего трона, однако оказался в зависимости от Хаммурапи. Однако через два года войска Вавилона снова отправились в Мари, возможно, для того, чтобы подавить восстание. На этот раз городская стена была разрушена, прекрасный дворец Зимри-Лима разграблен и сожжен, а крупнейший в среднем течении Евфрата город навеки превратился в руины (1759 до н. э.).

Наконец на 36-м и 37-м годах своего правления Хаммурапи «разбил войско страны Субарту (Ассирии)» и «победил всех своих врагов вплоть до страны Субарту». Мы не знаем, как он приказал поступить с Ашшуром. Каким-то образом династии ассирийских царей удалось сохраниться, но преобладанию Ассирии в Северном Ираке пришел конец.

Таким образом, в течение 10 лет пять месопотамских государств одно за другим прекратили свое существование, и Междуречье вошло в состав одного царства, столица которого находилась в Вавилоне. Сложно сказать, как далеко простиралась власть Хаммурапи. Стела с его надписью была обнаружена неподалеку от Диярбакыра, в предгорьях Тавра, но Элам и Сирия оставались независимыми. В те времена они были сильнее, чем в правление Ур-Намму, и для того, чтобы покорить их, Хаммурапи потребовалось бы больше времени и сил, чем он мог себе позволить. Правитель Вавилона назвал себя «могучим царем, царем Вавилона, царем всей страны Амурру, царем Шумера и Аккада, царем четырех сторон света». Однако, он, несомненно, поступил мудро, не пытаясь заявлять, будто управляет «вселенной».

 

Законотворец

 

Объединив Месопотамию с помощью оружия, Хаммурапи в то же время сумел провести ряд административных, социальных и религиозных нововведений, цель которых заключалась в сосредоточении в руках самого Хаммурапи и его преемников власти над государством, где жили представители нескольких этнических групп, придерживавшихся собственных законов и обычаев, поклонявшихся разным богам и почитавших местные традиции. Царь занимался преобразованиями внутри страны с той же смесью безудержной энергии и мудрой умеренности, которые он проявил в отношениях с соседями. Наместники находились под жестким контролем со стороны царя и, судя по всему, обладали совсем небольшим объемом полномочий. Однако в каждом городе существовал совет старейшин, обсуждавший различные проблемы местного значения, выносивший решения по незначительным судебным делам и собиравший подати. В итоге у подданных Хаммурапи была по крайней мере иллюзия самоуправления.

Для того чтобы легализовать власть своей династии и не допустить появления новых претендентов на трон Шумера и Аккада, Хаммурапи поставил во главе пантеона бога Мардука – покровителя Вавилона, прежде являвшегося третьесортным божеством. Однако правитель тактично добавил, что власть над богами была дарована Мардуку Ану и Энлилем и что он сам, Хаммурапи, был призван теми же богами, чтобы «обеспечить благосостояние людей». Выполняя царский приказ, жрецы исправили генеалогию богов, наделили Мардука качествами других божеств и переписали миф о творении, сделав так, чтобы он играл в нем ведущую роль. При этом фундаментальные изменения в шумеро-аккадских религиозных представлениях не произошли. Везде, включая Ниппур, перестраивались, восстанавливались или украшались храмы, причем без отклонения от древних месопотамских традиций, и царь старательно избегал шагов, которые могли бы задеть религиозные чувства людей.

Мы больше не можем считать свод законов Хаммурапи, составленный, «чтобы дать сиять справедливости в стране, чтобы уничтожить преступников и злых, чтобы сильный не притеснял слабого»[20], древнейшим в мире, так как в нашем распоряжении имеются аналогичные источники, составленные во время правления Ур-Намму, Липит-Иштара и Билаламы, не говоря уже о «реформах» Урукагины. Тем не менее он до сих пор является самым полным и в связи с этим заслуживает более пристального внимания.

Следует отметить, что слово «кодекс», которое иногда ставят в начале названия этого источника, не следует понимать буквально. Дело в том, что здесь мы имеем дело не с продуманной реформой законодательства и не с всеохватывающим собранием правовых норм, сгруппированных в определенном, поддающемся логическому осмыслению порядке, таким как Кодексы Юстиниана и Наполеона. Жители Месопотамии руководствовались обычным правом, которое «переходило» от одного правителя к другому и иногда видоизменялось, чтобы соответствовать состоянию общества и хозяйства в определенный период.

Одним из первых деяний каждого царя (по крайней мере, со времен Урукагины) было установление мешарум. Это слово можно перевести как «справедливость», «правосудие», но в данном контексте оно имело более широкое значение, в частности было связано с прощением некоторых долгов и обязательств, установлением цен на определенные виды продуктов, что являлось довольно эффективным способом регулирования хозяйственной жизни страны. Именно об этом говорится в датировочной формуле второго года правления Хаммурапи – «он установил справедливость в стране». Прекрасный пример деяния, связанного с мешарум, можно встретить в «эдикте» царя Амми-цадуки, одного из преемников Хаммурапи.

Во всем другом новый царь просто обращался к законам своих предшественников, таким образом обеспечивая непрерывность традиции, которая, как в этой, так и в других сферах, была одной из наиболее характерных черт месопотамской цивилизации. Однако на протяжении царствования общество и хозяйство менялись, а значит, необходимо было упорядочить законы, и царь выносил приговоры по делам, к которым невозможно было подобрать прецедент. Эти решения царя (динат шаррим) старательно записывались и в конечном итоге были собраны вместе, чтобы их могли использовать следующие поколения судей. Таким образом и создавались так называемые кодексы законов. В нашем распоряжении имеется несколько списков законов Хаммурапи, вырезанных на глиняных табличках, датирующихся периодом от правления I Вавилонской до царствования Халдейской династии (VI в. до н. э.).

Ближе к концу своего царствования Хаммурапи приказал, чтобы его решения вырезали на стелах, которые затем помещали в храмы и которые должны были стать подтверждением того, что правитель хорошо выполнял одну из своих важнейших функций – «царя правосудия» и действовал в соответствии с велениями богов. Одна из этих стел, найденная в прекрасной степени сохранности, сама по себе является настоящим произведением искусства. Изначально она была установлена в храме Шамаша в Сиппаре, но затем, в XII в. до н. э., эламцы перевезли ее в качестве военного трофея в Сузы. Там в 1901 г. ее и обнаружили французы, и теперь она хранится в Лувре. Высота этой стелы с неровно закругленной верхушкой, вырезанной из базальта, составляет почти 2, 5 м. В ее верхней части помещено изображение Хаммурапи, молящегося перед сидящим на троне богом – Мардуком или Шамашем, божеством солнца и правосудия. Остальная часть стелы с обеих сторон покрыта расположенными по горизонтали, прекрасно вырезанными колонками текста, написанного на превосходном вавилонском диалекте аккадского языка.

За длинным вступлением, в котором перечисляются религиозные деяния царя, следуют по меньшей мере 282 нормы, устанавливающие ответственность за различные правонарушения, регулирующие торговлю, брачные отношения, семейную жизнь и вопросы, связанные с собственностью, размер сборов и ответственность людей определенных профессий, позволяющие решить правовые проблемы, касающиеся земледелия, заработной платы и платы за наем работников и имущества, покупки и продажи рабов. В конце идет длинное заключение, где говорится о наказании, ожидающем того, кто повредит стелу или «не будет чтить… постановления», которые Хаммурапи «начертал на своей стеле».

Из законов Хаммурапи и других источников мы узнаем, что в Вавилоне людей делили на три категории: свободных (авелумов), мушкенумов и рабов. Термин мушкенум, оставленный здесь без перевода, трактовали как «плебей», «общинник», «зависимый крестьянин» или «бедный» (ср. арабское слово мескин ), но в действительности, вероятно, так называли человека, находившегося в той или иной зависимости от государства, который должен был выполнять определенные обязанности и запреты в обмен на конкретные привилегии.

Рабами могли стать как пленники и их потомки, так и обедневшие свободные люди, продававшие себя или своих детей кредиторам. Выбритые и определенным образом помеченные, они считались имуществом своих господ, и жестокие наказания ждали тех, кто помогал беглым рабам или укрывал их. Тем не менее их положение не было таким безнадежным, как может показаться. Хозяева могли освободить или усыновить их. Кроме того, из законов Хаммурапи мы с удивлением узнаем, что по крайней мере некоторые из них могли обладать имуществом или даже жениться на дочерях свободных людей (§ 175–176). Цены и наказания зависели от социального статуса человека. К примеру, за тяжелую операцию, в результате которой была спасена жизнь авелума, врач должен был получить 10 шекелей серебром. Если он спас мушкенума, ему полагались пять шекелей, а за раба платили два шекеля (§ 215–217). Кроме того, «если человек выколол глаз сыну человека[21], то должны выколоть ему глаз», но «если он выколол глаз мушкенуму или переломил кость мушкенуму, то он должен отвесить 1 мину серебра», а если речь шла о рабе, то виновный должен был выплатить половину его выкупной цены (§ 196, 198, 199). Компенсация натурой или деньгами, составлявшая основу шумерской системы наказания, теперь частично была заменена смертной казнью, причинением увечий и телесными наказаниями, а если жертва или истец был свободным человеком, как правило, применялось чудовищное право талиона, даже если правонарушение было совершено не намеренно. Например:

(§ 218) Если лекарь сделал человеку тяжелую операцию бронзовым ножом и убил этого человека или же он вскрыл бельмо (? ) у человека бронзовым ножом и выколол глаз человеку, то ему должны отрубить кисть руки…

(§ 229) Если строитель построил человеку дом и свою работу сделал непрочно, а дом, который он построил, рухнул и убил хозяина, то этот строитель должен быть казнен…

(§ 231) Если он убил раба хозяина, то он, строитель, должен отдать хозяину раба за раба.

Несмотря на то что современному человеку законы Хаммурапи могут показаться чересчур жестокими, в действительности многие из содержащихся в них норм вполне соответствуют нашим представлениям о правосудии. В частности, в правилах, регулирующих семейные и имущественные отношения, отразилась попытка защитить женщин и детей от самоуправства, бедности и пренебрежения. Наказания в этом разделе также довольно суровые, но их можно было смягчить, получив прощение или доказав наличие смягчающих обстоятельств. Супружеская неверность жены каралась смертью, но муж мог простить ее, а царь – ее любовника, чтобы их не связали и не бросили в воду (§ 129). Когда жена пленника в его отсутствие «вступала в дом другого», ее освобождали от наказания, если «в его доме нет пропитания» (§ 134). Мужчина мог развестись с женой, ничего ей не дав, если она «вздорничала» (§ 141). Но если он хотел оставить ее, так как она не сумела родить ему детей, «то он должен дать серебро, равное ее выкупу, а также восстановить ей приданое, которое она принесла из дома своего отца, а затем он сможет ее оставить» (§ 138). Супруг больной женщины мог жениться на другой, но он был должен оставить свою первую супругу в доме и содержать ее, «пока она жива» (§ 148). После смерти человека его имущество делили между его сыновьями, но его вдова обладала правом пожизненного пользования этим имуществом (§ 171) и могла свободно распоряжаться полем, садом, домом или имуществом, подаренным ей мужем (§ 150). После смерти женщины ее отец не мог претендовать на ее приданое – оно принадлежало только ее сыновьям (§ 162). Аналогичные нормы защищают сыновей «первой жены» от притязаний рожденных рабыней или наложницей, а сыновей в целом – от необоснованного лишения наследства (§ 168).

Не меньший интерес представляет упомянутый в законах Хаммурапи институт илькома (§ 26–41). Очевидно, люди, принадлежавшие к определенным профессиям, такие как редумы (воины), бариумы (моряки)[22] и наш бильтим (дословно «носильщики дани»), получали от царя зерно, земли, овец и крупный рогатый скот в обмен на выполнение определенных обязанностей, наиболее очевидной из которых является военная служба. Полученное таким образом имущество считалось принадлежащим человеку, которому оно было передано, на протяжении всей его жизни, а после смерти делилось между его наследниками. Оно не могло быть продано держателем либо передано им своей жене или дочерям, хотя его можно было использовать для уплаты выкупа, если его владелец был захвачен в плен во время службы царю, либо передать другому, если держатель отказывался от службы или бежал. Таким образом, становится понятно, что дарение имущества было не просто наградой за службу царю, а способом (возможно, внедренным самим Хаммурапи) «привязать» часть подданных к земле и создать между ними и правителем связь, похожую на ту, которая существовала между господином и его вассалом в средневековой Европе.

Таково краткое перечисление основных отличительных черт знаменитых Законов Хаммурапи. Возможно, они менее незаурядны, чем могли бы показаться, но длина этого источника, красота и точность его языка и тот свет, который он проливает на довольно жестокое, но весьма цивилизованное общество того периода, делают его уникальным. Написанные в последние годы правления Хаммурапи законы стали блестящим итогом его продолжительного и вполне успешного царствования. Вспоминая о своих достижениях, царь Вавилона имел полное право на то, чтобы с гордостью заявить:

 

Я уничтожал врага вверху и внизу,

Я положил конец войне,

Я способствовал благополучию страны,

Я сделал так, чтобы люди жили в мирном обиталище,

Я сделал так, чтобы никто не угрожал им.

Великие боги призвали меня,

Поэтому я стал добрым пастырем, чей скипетр праведен,

Моя милосердная тень простерлась над городом.

В своем сердце я нес людей Шумера и Аккада,

Они процветали под моей защитой,

Я управлял ими в мире,

Я укрывал их своей силой.

 

 

Глава 13

Во времена Хаммурапи

 

Каким бы захватывающим ни было постоянное изменение политической и экономической ситуации, всегда бывают времена, призывающие сделать паузу. В истории есть периоды, от которых сохранилось такое огромное количество источников, что историк чувствует себя обязанным на время оставить правителей и их династии, царства и державы, войну и дипломатию и обратиться к изучению того, каким в те времена было общество. Как жили люди? Чем они занимались в повседневной жизни? Эти вопросы, которые приходят нам на ум по вполне понятным причинам, заслуживают ответа.

Для Месопотамии одним из таких периодов стало время правления Хаммурапи, точнее, целое столетие, начавшееся за 60 лет до его воцарения (1850–1750 до н. э.). В нашем распоряжении имеется огромное число относящихся к нему источников, как письменных, так и археологических. Действительно, мы совсем немного знаем о столичных городах Южного Ирака: Исин и Ларса почти не изучены, а за 18 лет раскопок на территории Вавилона археологам удалось едва «поскрести» поверхность этого огромного памятника – уровень грунтовых вод не позволил немецким археологам углубиться намного ниже слоя нововавилонского времени (609–539 до н. э.). На небольшой территории, где удалось сделать глубокое шурфование, на глубине примерно 12 м было обнаружено лишь несколько табличек и фрагментов стен, относящихся к периоду правления I Вавилонской династии. Однако археологи, работавшие на других городищах, оказались более удачливыми. Возможно, найденные ими памятники: дворцы в Мари и Телль-Асмаре, храмы и частные дома в Уре и другие – не очень многочисленны, но уникальны.

С письменными источниками нам повезло больше, так как в нашем распоряжении имеется не только свод законов Хаммурапи, но и его переписка, тексты, хранившиеся в царском архиве Мари, и множество юридических, хозяйственных, административных, религиозных и научных источников, найденных в Мари, Ларсе, Сиппаре, Ниппуре, Уре, Телль-Хармале и на других памятниках. Всего, возможно, мы можем похвастаться 30 000 или 40 000 табличек. Без преувеличения можно сказать, что о Междуречье за 1800 лет до рождения Христа мы знаем гораздо больше, чем о любой европейской стране 1000 лет назад. В теории историк вполне может нарисовать довольно полную и подробную картину жизни месопотамского общества XIX–XVIII вв. до н. э. Так как для этого нам придется выйти далеко за рамки данной книги, мы ограничимся рассказом о трех основных аспектах этого общества: о том, как «жилось» богам в их храмах, царю – во дворце, а горожанину – в его доме.

 

Бог в своем храме

 

Как это ни удивительно, но появление западных семитов не оказало почти никакого воздействия на шумеро-аккадский пантеон. У Амурру, эпонимного божества амореев, были собственные святилища, но он никогда не пользовался особой популярностью. Несмотря на то что в древневавилонский период многие личные имена людей были образованы от имен типично сиро-палестинских богов, таких как Эль, Ерах, Лим или Хамму, в нашем распоряжении нет источников, подтверждающих, что в Месопотамии эти божества являлись объектами организованного культа. Судя по всему, единственным нововведением стало превращение Мардука в царя богов и его наделение функциями и правами Энлиля.

Однако на протяжении продолжительного времени культ Мардука оставался исключительно официальным, государственным и не вызывал эмоционального отклика у жителей страны. Подданные Хаммурапи, да и сам царь продолжали поклоняться Ану, Энлилю, Эа, Сину, Шамашу, Иштар и огромному количеству других божеств, которые с незапамятных времен «поворачивали улыбающиеся лица» к жителям Ирака. Во всех городах Шумера и Аккада шумерские боги (теперь, правда, получившие аккадские имена) сохранили свои святилища, и пыл их почитателей, на который не в состоянии были повлиять политические перемены, только разгорался. Широкое распространение терракотовых статуэток божеств, существование домашних «часовен», преобладание «сцен подношения» на цилиндрических печатях данного периода – все это свидетельствует о близких, личных отношениях, сложившихся тогда между человеком и божеством.

Внешний вид и размер храмов, домов (биту) богов, как их называли, разнились. Некоторые из них были лишь маленькими локальными часовнями, являвшимися частью группы домов и состоявшими всего лишь из открытого двора с алтарем и пьедесталом для статуи божества. Другие были более обширными, отдельно стоящими (или имеющими общую стену с другими постройками) зданиями, внутри которых располагалось несколько открытых дворов и помещений. Наконец, существовали огромные храмовые комплексы ключевых божеств, внутри которых, как правило, находилось несколько святилищ для менее важных богов, являвшихся членами их семей или входивших в их свиты.

Храмам больше не была свойственна очаровательная простота древнейших шумерских святилищ. С течением времени они становились все более сложными, чтобы вместить в себя многочисленные службы, необходимые для жестко организованного религиозного сообщества. Более того, судя по их планировке, в отправлении культа существовала узкая специализация. Очевидно, помещения храмов, открытые для всех желающих, заметно отличались от предназначенных для жрецов (или только отдельной их категории). Проблема о том, кто: шумеры или семиты – создал идею, согласно которой к богам приблизиться можно только постепенно, является весьма дискуссионной, и здесь мы не можем уделить ей внимание.

Все основные храмы Месопотамии обладали сходными характерными чертами. Внутри их находился большой двор (кисальмахху), окруженный небольшими помещениями, служившими жилищами, библиотеками и школами для жрецов, кабинетами, мастерскими, хранилищами, погребами и стойлами. В этот двор во время крупнейших праздников торжественно вносили статуи богов, доставленные из других храмов, но в обычные дни он был открыт для всех, поэтому нам не следует представлять его тихим и пустынным. Вероятно, эти дворы были чем-то средним между уединенным местом и базаром, полным шума и движения, людей и животных. Их постоянно пересекали служители храмов, торговцы, которые вели с ними дела, а также мужчины и женщины, приносившие подношения и взывавшие к богам о помощи и совете.

За кисальмахху располагался еще один двор, как правило меньшего размера, посреди которого стоял алтарь, а за ним находился сам храм (аширту), здание, войти в которое могли только жрецы, называвшиеся только эриб бити («те, кто входит в храм»). Храм был разделен на три помещения, расположенные одно за другим: «холл», преддверие целлы и сама целла (святая святых). В целле находилась статуя божества, которому был посвящен храм. Вырезанная, как правило, из дерева и покрытая листовым золотом, она стояла на пьедестале в нише, вырубленной в дальней стене целлы. Когда были открыты все двери, из малого (но не большого, так как тот располагался под прямым углом по отношению к входу в храм) двора можно было увидеть статую, слегка блестевшую в полутьме святилища. У ног божества стояли горшки с цветами и курильницы для благовоний, а на невысоких кирпичных помостах, расставленных вокруг святая святых и ее преддверия, располагались статуи других божеств и их почитателей, а также царские стелы и различные подношения, сделанные по обету. В остальном обстановка храма состояла из двухступенчатого алтаря, стола для священных трапез, резервуара с очищающей водой, подставок для регалий и посвященного богам оружия.

При постройке здания использовались редкие и дорогостоящие материалы: его крышу поддерживали балки из кедрового дерева, двери были вырезаны из драгоценной древесины и нередко покрыты медными или бронзовыми листами. Вход охраняли изваяния львов, быков, грифонов или «гениев», вырезанные из камня или дерева либо слепленные из глины. В углах храмового участка и под дорогой были зарыты кирпичные «короба», в которых лежали глиняные или бронзовые «гвозди», царские надписи и статуэтки правителей, построивших или восстановивших это святилище. Данные предметы (темену ) подтверждали священный статус участка, устанавливали его границы и отгоняли демонов подземного мира.

Каждый день на протяжении всего года в храме проводились религиозные обряды: воздух колебался от звуков музыки, гимнов и молитв; на стол перед изваянием бога ставили хлеб, пироги, мед, масло и фрукты; совершались возлияния водой, вином или пивом; по алтарю текла кровь, и запах жарящегося мяса смешивался с ароматом кедрового и кипарисового дерева и благовоний. Основной целью отправления культа было служение божеству – дуллу. Считалось, что жизнь богов мало чем отличается от человеческой – их нужно мыть, умащать, надушить, одевать, наряжать и кормить. Повседневную пищу храмы получали благодаря подношениям, раз и навсегда устанавливавшимся царем как верховным жрецом, а также поставлявшимся сообществами верующих. Кроме того, некоторые дни месяца считались священными или благоприятными (например, к их числу относились дни, когда появлялась или исчезала луна) и предназначались для проведения определенных торжеств. Также иногда проводились обряды, связанные с очищением и освящением, а в некоторых городах весной и осенью устраивали празднование Нового года.

Однако жрецы также служили посредниками между богами и людьми. Они лучше других знали способы, которые лучше всего подходят для того, чтобы приблизиться к могущественным божествам. От имени больных, скорбящих, раскаявшихся грешников они совершали жертвы, читали молитвы и плачи, пели гимны о прощении и раскаянии.

Так как только жрецы умели заглядывать в будущее, и цари, и простые общинники нередко обращались к ним за советом и предсказанием. Для совершения каждого из этих культовых действий необходимо было выполнить отдельный, строгий и сложный ритуал. Изначально молитвы и заклинания читали на шумерском языке, но в правление представителей I Вавилонской династии в храмах разрешили использовать аккадский. До нашего времени сохранилось описание обряда накрывания храмового литавра, согласно которому через трубку из стебля тростника в правое ухо быка нужно прошептать определенную молитву на шумерском языке, а в левое – на аккадском.

В основных храмах служило огромное число жрецов. Будучи сыновьями и внуками жрецов, они выросли в святилище и получили прекрасное образование в храмовой школе – бит мумми (дословно – «дом знания»). Во главе всей жреческой иерархии стояли верховный жрец, эну (аккадский вариант шумерского слова эн, «господин»), и уригаллу (изначально так называли сторожей у ворот, а затем – первосвященника). Из числа специализированных жрецов наиболее важную роль играли машмашшу, произносившие заклинания, пашишу, умащавшие богов и накрывавшие им стол, калу, произносившие плачи, ашипу, изгонявшие злых духов, и бару, толковавшие сновидения и предсказывавшие будущее. Однако в храмах трудились и жрецы, относившиеся к другим категориям, а также певцы, музыканты, ремесленники, слуги и рабы.

Женщин, служивших в храмах, было не меньше, и они также распределялись по группам. Верховная жрица, энту, как правило, могла похвастаться царским происхождением, а жрицы надиту, которые могли выходить замуж, но не имели права рожать детей, пока продолжают служить в храме, обычно происходили из лучших семей. Бок о бок с этими респектабельными дамами служили женщины, посвятившие себя профессии, считавшейся тогда постыдной, но позволявшей человеку вступить в контакт с божеством, – храмовые проститутки.

Все эти люди образовывали закрытое сообщество, жившее по собственным правилам и традициям, члены которого обладали особыми правами, существовали отчасти за счет доходов от принадлежавшей храму земли, отчасти от различных «финансовых» и торговых операций, отчасти – «с алтаря» и играли важную роль в государственных делах и в частной жизни каждого обитателя Междуречья. Но времена, когда храмы полностью контролировали общество и хозяйство Шумера, ушли в прошлое, и жизненно важным центром, сердцем и мозгом государства стал царский дворец.

 

Царь во дворце

 

Важная роль, которую, по мнению современников, играл царский дворец (эгаль на шумерском языке и экаллум, «великий дом», на аккадском), является специфической особенностью старовавилонского периода. Сосредоточение власти в руках одного правителя, необходимость в централизованном административном аппарате, постоянно возраставшие расходы на поддержание престижа – все это превратило царскую резиденцию, до этого бывшую довольно скромным зданием, в обширный комплекс, состоявший из комнат, залов для приемов, кабинетов, мастерских и складов, окруженный в целях безопасности крепкими оборонительными стенами. Одновременно усадебный дом, замок и сераль – дворец превратился в город в городе.

Лучшим примером подобной царской резиденции является дворец в Мари. Найденный в прекрасной степени сохранности, он привлекает внимание не только своим размером (его размеры составляют примерно 137 × 198 м, и он занимает площадь почти 3 га), но и благодаря выдержанному и гармоничному внешнему виду, красоте украшений и качеству самих построек. Археологи назвали его «жемчужиной архаической восточной архитектуры», а в древности он пользовался настолько широкой славой, что правитель Угарита, расположенного на побережье Сирии, отправил своего сына за более чем 560 км, чтобы тот посетил «дом Зимри-Лима».

Гигантскую внешнюю стену дворца (в некоторых местах толщиной более 12 м), стоявшую на каменном основании и укрепленную башнями, можно было преодолеть, только пройдя через единственные ворота, расположенные в ее северной части. Преодолев охраняемый вестибюль, небольшой двор и темный коридор, посетитель попадал в огромный дворцовый двор, поистине прекрасное открытое пространство (площадью более 418 м2), наполненное солнечным светом и вымощенное гипсовыми плитами. Непокрытой осталась только земля посреди двора, где, вероятно, некогда были высажены пальмовые деревья. Напротив входа располагалась лестница с элегантно изогнутыми ступенями, которая вела в «зал для аудиенций» продолговатой формы с высокими потолками. Вероятно, именно здесь сидел царь Мари, принимая своих подданных.

Пройдя через дверь в западной стене «двора славы» и коридор в форме латинской буквы L, царские особы, послы, высокопоставленные сановники и другие статусные посетители попадали в другой двор, меньший по размеру, но очень аккуратный, пол которого был замазан толстым слоем белой штукатурки, а стены покрыты росписями, причем над некоторыми из них, очевидно, на деревянных столбах были натянуты навесы, позволяющие укрыться от дождя и сильной жары. На ярких росписях, частично сохранившихся и являющихся предметами гордости Лувра и музея в Алеппо, изображены религиозные церемонии общегосударственной важности: приношение в жертву быка, то, как царь Мари «касается» руки Иштар (ритуал подтверждения власти, проводившийся в рамках празднования Нового года), подношения и возлияния богине и другие сцены, сохранившиеся лишь частично.

За этим двором располагались, одно за другим, два вытянутых помещения. В первом из них находилось покрытое штукатуркой и раскрашенное возвышение, на котором некогда стояла статуя, возможно найденное неподалеку изваяние богини, держащей в руках сосуд, из которого текла вода, обезглавленное и сброшенное со своего пьедестала. Другое помещение служило тронным залом. С одной его стороны, напротив стены, располагался невысокий пьедестал (вероятно, таким образом было отмечено место для высокопоставленных посетителей). В противоположном конце находилась превосходная длинная лестница, которая вела на приподнятую платформу, где некогда сидел правитель, исполненный царственного величия.

Сердцем дворца были зал для аудиенций и тронная зала. Вокруг них располагались другие помещения. По другую сторону от ворот находились жилища для гостей и казармы для солдат из дворцового гарнизона. Рядом с северо-западным углом здания было обнаружено скопление превосходно украшенных помещений и ванных комнат, в одной из которых стояли две терракотовые ванны. Вероятно, здесь и находились царские апартаменты. Неподалеку жили комендант дворца и различные чиновники.

Южнее располагалось здание школы, состоявшее из двух помещений. В нем стояли ряды глиняных скамеек, а по полу были разбросаны таблички с записанными на них упражнениями. От двора славы отходило несколько длинных коридоров, пройдя по которым можно было попасть в двойную часовню, предположительно посвященную богиням Анунит и Иштар и предназначенную лично для царя. В остальных трехстах с небольшим помещениях дворца располагались кухни, хранилища, жилища слуг, печи, использовавшиеся кузнецами и горшечниками.

Конструкция здания не менее примечательна, чем его план. Очень толстые стены, в некоторых местах возвышавшиеся почти на 5 м, были сложены из крупного кирпича-сырца, покрытого несколькими слоями глины и штукатурки. Пол и нижние части стен многих помещений, особенно ванных комнат и уборных, был покрыт защитным слоем битума. Археологи не нашли окон. Вероятно, свет поступал в помещения через высокие и широкие дверные проемы, которые вели во дворы или через круглые отверстия в потолках, закрывавшиеся с помощью глиняных заглушек, по форме напоминавших грибы. Остатки лестниц свидетельствуют о том, что по крайней мере некоторые части дворца были двухэтажными. Для дренажа использовались кирпичные желоба, продолженные под вымосткой, и обмазанные битумом глиняные трубы, опускавшиеся вниз на 9 м. Вся дренажная система была спланирована и установлена настолько умело, что вода, накопившаяся после сильного ливня, шедшего во время раскопок, ушла за несколько часов. Сточные трубы заработали снова, после 40 столетий бездействия!

Подобно тому как дворец Мари свидетельствует, в какой обстановке жили месопотамские цари, таблички, найденные в различных его помещениях (наряду с письмами Хаммурапи, обнаруженными в других городах Междуречья), рассказывают, чем они занимались в повседневной жизни. Возможно, самым поразительным в этих письмах является тот интерес, который царь проявлял к тому, что происходило в его государстве. Правителям постоянно писали наместники, военачальники, послы, служившие при дворах других царей, чиновники всех рангов и мастей и даже простые смертные, сообщая им о том, что происходило в сферах их деятельности, и обращаясь за советом. Царь, в свою очередь, отдавал приказы, воодушевлял, порицал, наказывал своих подданных или просил их предоставить более подробные сведения. Гонцы, которых сопровождал эскорт, постоянно привозили во дворец и увозили из него огромное количество писем. Подавляющее большинство из них было посвящено военным и дипломатическим делам, правосудию и общественным работам. К примеру, Хаммурапи направлял в Ларсу, ставшую столицей южных областей его царства, сообщения, в которых выносил судебные решения, назначал чиновников, вызывал их к своему двору и приказывал выкапывать или расчищать каналы. Ясмах-Адад и Зимри-Лим тоже давали указания, связанные с переписью кочевников и мобилизацией войск, а также обменивались со своими царственными «братьями» подарками и идеями.

Однако, как нам станет понятно по нескольким примерам, отобранным случайно, в письмах говорилось и о более тривиальных вещах. Дочери Яхдун-Лима, которых держал в Мари в качестве заложниц узурпатор Ясмах-Адад, выросли. Шамши-Адад отправил своему сыну письмо, в котором предлагал отослать их к нему во дворец в Шубат-Энлиле, чтобы там их смогли обучить музыке. Колесницы, изготавливавшиеся в Мари, значительно превосходили по качеству те, что делали в Экаллатуме, и Ишме-Даган обратился к брату с просьбой прислать ему несколько колесниц, а также хороших плотников. В Терке появилась саранча, и наместник этого города отправил своему господину Зимри-Лиму корзины, полные этих насекомых. Царь, подобно современным арабам, обожал этот деликатес. Опять же в Терке человеку приснился странный пророческий сон, о котором стали много говорить в городе. Автор одного из писем отправил его пересказ царю, так как посчитал, что тому будет интересно узнать о содержании этого сна. Некий Якким-Адду, наместник Сагаратима, поймал льва, посадил его в деревянную клетку и отправил Зимри-Лиму. Недалеко от Мари было обнаружено изувеченное тело ребенка. Комендант дворца Бахди-Лим уверял царя, что тотчас же начнется расследование. Служанка, работавшая в царском дворце, бежала и направилась из Ашшура в Мари. Шамши-Адад попросил своего сына поймать ее и вернуть под охраной. Некая женщина, отправленная в ссылку в Нахур, неподалеку от Харрана, обратилась к Зимри-Лиму с просьбой: «Может ли мой господин написать, чтобы они вернули меня назад и чтобы я снова смогла увидеть лицо своего господина, по которому скучаю? » В таком простом прозаическом стиле написано огромное количество табличек, что заметно отличает их от помпезных царских надписей: «Моему господину скажи следующее: так говорит Х, твой слуга». Это тот редкий случай, когда мы действительно можем увидеть, как жили люди, понять их проблемы и разделить их тревоги. В то же время мы понимаем, насколько большое число людей в то далекое время умело писать, насколько многочисленны были писцы, насколько эффективно работала царская канцелярия, какими занятыми и ответственными были царь и его чиновники. Ничто не создает такого сильного ощущения путешествия назад во времени, как посещение царского дворца в Мари и просмотр содержимого его архивов.

 

Горожанин в своем доме

 

Нам осталось только рассказать о том, как жили почти 4000 лет назад простые месопотамские горожане – авелумы. Для этого нам нужно перенестись почти на тысячу километров вниз по течению Евфрата, направившись из Мари в величественный город Ур. Там также были найдены письменные источники, которые вкупе с руинами зданий могут дать нам всю необходимую информацию. Прекрасно сохранились более 8000 квадратных метров улиц и частных домов, раскопанных в 1930–1931 гг. сэром Леонардом Вулли. И даже сейчас, через много лет, несмотря на ветры и дожди, эти руины вызывают в воображении прошлое, причем с такой живостью, которую можно достичь только в Помпеях и Геркулануме.

Эти улицы, покрытые грязью зимой, пылью – летом, усеянные мусором, который выбрасывали из окон соседних домов и не собирали, тем не менее не теряют свою привлекательность. Они извиваются без всякого плана между компактными группами домов, от которых сейчас остались лишь пустые фасады без окон, иногда прорезанные небольшими дверными проемами. То тут, то там, однако, встречаются скопления лавок, образующие базар или стоящие среди домов, которые немного разнообразят строгий пейзаж. Подобно магазинам современных восточных суков, в них есть «выставочный зал», прекрасно видный и легкодоступный с улицы, и несколько задних помещений для хранения товаров. На беспорядочно расположенных, разноцветных и приятно пахнущих витринах выставлены на продажу еда, одежда, ковры, горшки, специи и благовония. В промежутках видны красное свечение печи в темной мастерской кузнеца, кирпичная стойка «кафе», где можно заказать и поесть из глиняных мисок лук, огурцы, жареную рыбу или вкуснейшее жареное мясо, порезанное на куски, или небольшая часовня, украшенная терракотовыми статуэтками, висящими по обе стороны от двери. На то, чтобы войти во двор, бросить гроздь фиников или муки на алтарь и обратиться к божеству, улыбающемуся из своей ниши, с короткой молитвой, нужно потратить всего несколько минут, но получить благодаря этому можно благословение, которое будет сопровождать верующего на протяжении долгого времени.

Движение на улицах не очень оживленное. Они слишком узкие для телег, и даже осел, везущий объемный груз, загородил бы значительную часть из них. Слуги, отправлявшиеся за покупкой, водоносы, разносчики избегали солнца и прятались от него в тени стен, но ранним утром или поздним вечером небольшие толпы собирались на перекрестках дорог вокруг писца или рассказчика, декламировавшего «Эпос о Гильгамеше», в то время как дважды или трижды в день стайки шумных детей наполняли улицы криками, направляясь в школу или возвращаясь из нее.

Открыв одну из дверей и войдя в дом, мы столкнемся с приятным сюрпризом, так как внутри будет гораздо прохладнее, уютнее и просторнее, чем казалось снаружи. Омыв ноги в небольшом холле, мы пройдем в центральный двор и увидим, что он вымощен, а в центре располагается водосток, не дающий воде залить двор во время сезона дождей. Со всех сторон нас окружают стены, покрытые штукатуркой и выбеленные, но мы знаем, что их верхняя часть сложена из кирпича-сырца, а нижняя – из обожженных кирпичей, осторожно уложенных и скрепленных глиняным раствором. Двор окружает галерея (шириной ок. 90 см), разделяющая здание на два этажа. На верхнем из них живут хозяин дома со своей семьей, а на нижнем – слуги и посетители. Мы легко узнаем кухню, мастерскую и хранилище, помещение для омовений и уборную, а также помещение, имеющееся в каждом восточном доме, – «диван», прямоугольную продолговатую комнату, где гости развлекались и проводили ночь. Меблировка дома, которая, конечно, не сохранилась, очевидно, состояла из нескольких столов, стульев, сундуков и кроватей. Также вокруг было множество ковров и подушек.

Приведенное выше описание, прекрасно подходящее для большинства домов Ура, построенных в старовавилонский и предшествовавший ему периоды, покажется знакомым тому, кто посещал Ближний Восток. Каждое использованное в нем слово можно применить для описания любого старого арабского дома, которые еще встречаются кое-где в Алеппо, Дамаске и Багдаде. Царства и державы погибли, языки и религиозные представления изменились, многие обычаи забылись, но этот тип домов оставался неизменным на протяжении тысячелетий только потому, что он лучше всего соответствует климату, сложившемуся в этой части света, и образу жизни местного населения.

Однако в вавилонских домах было нечто, чего больше не встретишь. За зданием располагался длинный и узкий двор, одна часть которого находилась под открытым небом, а другая скрывалась под односкатной крышей, защищавшей кирпичный алтарь и столб с желобами, на котором стояли статуэтки богов – покровителей домашнего очага, «личных» божеств, столь дорогих сердцам вавилонян. В открытой части этого двора, под кирпичной вымосткой, располагался склеп со сводчатым потолком, где хоронили членов семьи, за исключением маленьких детей, тела которых были погребены в сосудах внутри домашней часовни или вокруг нее. Культы богов-покровителей и предков были тесно связаны с территорией дома. Покойных больше не хоронили на некрополях, расположенных далеко от города, как это было в глубокой древности. Наоборот, считалось, что они принимают участие в жизни своих оставшихся в этом бренном мире родственников.

Артефакты и таблички, найденные в домах, проливают свет на повседневные занятия их обитателей. К примеру, нам известно, что руководителя частной школы звали Игмиль-Син и что он учил письму, религии, истории и математике. Вряд ли кузнец, работавший с бронзой, по имени Гимиль-Нингишзида пользовался шумеро-аккадской грамматикой, найденной в его мастерской. В то же время нам вполне понятно, каким образом торговец медью Эанацир дошел до такого состояния, что вынужден был продать часть своего дома соседу. Все эти люди были скромными горожанами, которых можно отнести к числу представителей среднего класса. Судя по размерам, особенностям конструкции и удобству их домов, они могли похвастаться довольно высоким уровнем жизни.

В то же время, пока одни из них процветали, другие оказывались на пороге катастрофы. Когда в правление Хаммурапи власть и богатство «переехали» из южной части Ирака в центральную, а морская торговля в Персидском заливе сократилась, многие богатые купцы Ура, должно быть, столкнулись с серьезными трудностями. Однако их город перестал переходить из рук в руки, как это часто происходило во время борьбы между Исином и Ларсой. Теперь Месопотамия была объединена под властью могущественного и уважаемого правителя, и многие подданные Хаммурапи, вероятно, надеялись на счастливое будущее. Но период мира и стабильности оказался непродолжительным и продлился не более 10 или 20 лет. Представителям следующего поколения пришлось стать свидетелями новых войн и начала серьезных перемен, повлиявших не только на Междуречье, но и на весь Ближний Восток.

 

Глава 14

Новые народы

 

На заре 2-го тыс. до н. э., когда в Шумере друг другу противостояли правители Исина и Ларсы, по другую сторону от Тавра и гор Загроса происходили важные события. В Азию стали проникать люди, пришедшие из отдаленных районов, которые затем основали в сердце Анатолии государство, впоследствии названное Хеттским царством. Примерно в то же время в Армении и Иране среди хурритов и касситов селились другие иноземцы, взяв власть в этом регионе в свои руки и превратившись в местную знать. Через 300 или 400 лет хетты напали на Вавилон, касситы разрушили могущественное царство, с таким трудом созданное Хаммурапи, а хурриты, возглавляемые митаннийцами, заняли северные районы Междуречья.

Хетты, митаннийцы и верхушка касситов принадлежали к обширной этнолингвистической группе, называемой индоевропейской, и их переселение стало лишь частью масштабной миграции, затронувшей Европу, Индию, а также Западную Азию. Индоевропейцы прямо или косвенно принесли цивилизацию в регионы (Анатолию, Грецию), обитатели которых все еще жили в эпохе халколита, вызывали страх у народов, достигших более высоких ступеней раз вития, и заметно изменили этническую, политическую, культурную и экономическую картину Старого Света. Их появление на Ближнем Востоке привело к множеству просуществовавших на протяжении длительного времени последствий, наиболее очевидным из которых является появление молодых и амбициозных народов, с которыми придется считаться правителям как Египта, так и Месопотамии.

Начиная примерно с 1600 г. до н. э. политические проблемы, встававшие в Междуречье, имели поистине международный размах. Поэтому мы, говоря о событиях того времени, не можем делать вид, будто Ирак был почти или полностью оторванным от всего остального мира. Теперь Месопотамия существовала в гораздо более обширном окружении, в которое входили сначала Египет и Анатолия, затем к ним прибавились мидийцы и персы, жившие на территории Ирана, и, наконец, Греция с ее греко-македонскими завоевателями. Для того чтобы понять произошедшие затем события, нам придется значительно расширить свой кругозор. В данной главе будет сделана попытка кратко описать миграции индоевропейцев, историю хеттов, хурритов, жителей Сирии и Египта с XX по XVI в. до н. э.

 

Индоевропейцы

 

Прилагательное «индоевропейский» относится к большой лингвистической семье. В ее состав входят языки, на которых говорят от Америки до Индии и от Скандинавии до Испании. К этой группе относятся все современные европейские языки (за исключением баскского, финского и венгерского), армянский, персидский, несколько диалектов хинди, а также некоторые древние: хеттский, санскрит, греческий, латынь и несколько других. Несмотря на очевидные различия, доказать, что эти языки тесно связаны друг с другом, легко. Согласно широко распространенной точке зрения, все они происходят от одного праиндоевропейского языка, носители которого не имели письменности. Более того, проведя сравнительное изучение лексикона разных языков, некоторые ученые пришли к выводу о том, что изначально для всех индоевропейских народов были характерны одинаковый образ жизни и способ организации общества. В основном эти люди занимались скотоводством (и достигли определенных высот в разведении лошадей), а также переложным земледелием. Они знали колесо, способы изготовления лодок и обработки металлов, жили семьями и племенами, а также поклонялись антропоморфным богам. Наконец на основании распределения языков в древнейшие времена был сделан вывод о том, что родиной индоевропейцев, местом, где они жили до того, как разделились на несколько ветвей, являлась территория между Балтийским и Черным морями, вероятно находившаяся на равнинах юга России. Однако исследователи, пытающиеся соотнести различные халколитические археологические культуры Восточной Европы с племенами, говорившими на индоевропейских языках, сталкиваются с рядом сложных проблем, так как письменность в этом регионе появилась довольно поздно и провести точное сопоставление невозможно. Однако для всех этих «понтийских» культур характерны сходные черты: их носители изготавливали каменные или медные боевые топоры, которые археологи находят в курганных могильниках. Многие ученые согласны, что носители культуры боевых топоров имеют большее, чем кто-либо другой, право называться «изначальными» индоевропейцами. Благодаря этим соображениям читателю должно стать понятно, что приведенный ниже рассказ о передвижениях индоевропейцев построен на предположениях и принимать его следует с большой осторожностью.

Первые переселения индоевропейцев принимали различные формы, в разное время они добирались до различных регионов, и, несомненно, эти процессы происходили очень медленно, занимая несколько десятилетий, а возможно, и столетий. Насколько нам известно, они начались примерно в конце 3-го тыс. до н. э., и индоевропейцы двинулись со своей «родины» – с юга России – во всех направлениях. В Европе носители культуры боевых топоров направились на север вдоль Волги и на запад через равнины Польши и Германии. К 1600 г. до н. э. они достигли Дании и долины Рейна, где смешались с представителями другой этнической группы – носителями культуры воронковидных кубков, названной так по характерным для нее большим керамическим сосудам в форме колокола, изначально пришедшим, очевидно, из Испании. Некоторые исследователи полагают, что получившаяся в итоге культура стала предвестницей кельтской цивилизации (которая, таким образом, была индоевропейской), процветавшей в Центральной Европе ближе к концу 2-го тыс. до н. э. Однако нельзя считать, будто носители культуры боевых топоров принесли в Европу металл, хотя они, несомненно, ускорили его распространение. Еще до их появления в этом регионе мирные торговцы и ремесленники привезли туда медь с Кавказа и из Анатолии, пройдя по долине Дуная или переплыв Средиземное море. Поэтому в самом центре континента, где еще господствовали неолитические культуры, а именно в Румынии, Венгрии, Испании, Греции и на Крите, появились островки, на которых жили люди, умевшие использовать металл. Последние два из перечисленных регионов представляют для нас особый интерес, так как между ними, Египтом и Западной Азией всегда существовали прочные связи.

Первая культура бронзового века Греции, раннеэлладская, очевидно, была привнесена на остров в начале 3-го тыс. до н. э. переселенцами из Анатолии и развивалась благодаря активным торговым отношениям с Малой Азией, Кикладскими островами и Критом. Однако примерно в 1800 г. до н. э. на полуостров пришли многочисленные захватчики, вследствие чего произошли значительные перемены в архитектуре, погребальных обычаях и керамике. На развалинах скромных деревушек выросли большие города, сделанная на гончарном круге керамика серого цвета сменила темную лепную, которую делали в предшествующий период, а на основе того, что новых поселенцев хоронили с большим количеством бронзового оружия, среди которого периодически встречались боевые топоры, исследователи предположили, что среднеэлладскую культуру принесли в Грецию индоевропейцы. Следующая, позднеэлладская, или микенская, культура во многом является результатом развития среднеэлладской. Так как микенцы говорили на диалекте индоевропейского (греческого) языка и, как доказал Вентрис, расшифровав линейное письмо Б, являлись греками, можно прийти к вполне обоснованному выводу о том, что индоевропейцы добрались до континентальной части Греции в начале XVIII в. до н. э., то есть примерно тогда, когда в Вавилоне правил Хаммурапи.

В то время как Греция была завоевана иноземцами, способствовавшими ее развитию, на Крите процветала блестящая минойская цивилизация. Этот остров находился под одновременным влиянием Египта и Азии, и значительный толчок развитию местной цивилизации был дан благодаря ранним контактам с Египтом, хотя истоки местной бронзовой индустрии следует искать в Анатолии, а гробницы-толосы и амулеты в форме двойных топоров, характерные для раннеминойской культуры (2500? —1850 до н. э.), похожи на аналогичные, но гораздо более ранние памятники и артефакты, найденные в Месопотамии и относящиеся к протоисторической эпохе. Тем не менее в результате этого смешения получилась очень своеобразная и на удивление «западноевропейская» цивилизация. Если дворцы, возведенные в Кноссе, Маллии и Фесте, по своей планировке очень похожи на дворец в Мари, то в их архитектуре и убранстве не больше иноземного, чем в керамике, расписанной в стиле камарес, или минойских иероглифах и линейном письме А на глиняных табличках, до сих пор так и не расшифрованных.

На протяжении среднеминойского периода (1850–1550 до н. э.), соответствующего египетской эпохе Среднего царства и периоду правления представителей I Вавилонской династии, Крит отдавал больше, чем получал: его обитатели торговали своими товарами в регионах, расположенных на побережье Эгейского моря и в Восточном Средиземноморье, и помогали окрепнуть молодой микенской цивилизации, развивавшейся в материковой части Греции. Но в 1450 г. до н. э. микенцы высадились на остров и, в свою очередь, оставили свой след в его культуре, создав островную державу, охватившую всю Эгеиду. Индоевропейцы победили море.

Если мы перенесемся из Европы в Азию, то увидим, как другой народ, говоривший на индоевропейском языке, арии, или индоарии, в конце 3-го тыс. до н. э. отправился с территории России на юг. Во время долгого путешествия от них отделились две ветви, первая из которых добралась через территорию Ирана или Кавказа до гор Армении, а оттуда – до района предгорий Тавра, где смешалась с хурритами, очень древним «азиатским» племенем, а вторая захватила власть над малоазийскими племенами, касситами, обосновавшись южнее – в горах Загроса и на Иранском нагорье.

Основная часть ариев продолжила свой путь на юго-восток и в итоге достигла Синда и Пенджаба, которые прежде входили в состав Индии, а теперь находятся на территории Пакистана. Результаты раскопок, проводившихся на протяжении 14 лет на памятниках Мохенджо-Даро и Хараппа, свидетельствуют, что на протяжении 3-го тыс. до н. э. этот регион был центром процветающей цивилизации, известной как индская, или хараппская. Благодаря прекрасно спланированным городам и уютным кирпичным домам, превосходной расписной керамике и тщательно вырезанным печатям она удивительно похожа на шумерскую цивилизацию, сравнение с которой вполне может выдержать. Действительно, в нашем распоряжении имеются данные, свидетельствующие о наличии торговых связей между «протоиндийцами» и обитателями Месопотамии, жившими в аккадский период. Но пришедшие вместе со своими колесницами и лошадьми арии все это уничтожили (конечно, если внезапная катастрофа, из-за которой Мохенджо-Даро и Хараппа были разрушены до 1500 г. до н. э., а Индия погрузилась во тьму, господствовавшую на территории этого региона на протяжении двенадцати столетий, действительно была связана с их появлением в долине Инда).

Именно на таком фоне жили два народа: хетты и хурриты, которые, благодаря выгодному географическому положению, имели тесные связи с Месопотамией и значительно повлияли на ее историю и о которых нам следует рассказать подробнее.

 

Малая Азия и хетты

 

Несмотря на то что на протяжении последнего времени в Турции активно проводились археологические исследования, мы все еще совсем немного знаем об археологии и ранней истории Малой Азии. Охарактеризовать последовательно сменявшие друг друга археологические культуры мы можем только общими словами, и, хотя первые известные нам исторические события произошли в этом регионе в начале 2-го тыс. до н. э., информацию о них мы черпаем лишь из упоминаний в письменных источниках, составленных в гораздо более позднее время. Именно поэтому приведенный ниже рассказ столь несистематичен.

Древнейшие из обнаруженных поселений относятся к эпохе неолита, возможно к 6-му тыс. до н. э. Они расположены на юге Анатолийского нагорья (Хаджилар, Чатал-Хююк) и в Киликии (Мерсин, Тарсус). Существовавшие одновременно с Иерихоном, Джармо и Хассуной, они во многом схожи с этими памятниками. Их обитатели пользовались похожими орудиями труда и статуэтками, возводили аналогичные постройки и т. д., хотя, судя по некоторым находкам, сделанным в Чатал-Хююке, местный докерамический неолит был довольно своеобразным и более развитым. Как было сказано выше, присутствие в Хассуне архаической обожженной керамики, похожей на найденную в Месине и на равнине Амук, свидетельствует об общности культур или по крайней мере о наличии торговых связей между севером Сирии, Киликией и севером Ирака. В следующую, халколитическую эпоху (ок. 5400–3500 до н. э.) эти отношения, судя по находке в том же регионе наряду с местными изделиями многочисленных фрагментов халафской (а позднее – и убейдской) керамики, несомненно, развились.

На протяжении периода раннего бронзового века (примерно 3500–2300 до н. э.) густонаселенными стали другие области Малой Азии, и в западной части Анатолии (Троя, Алишар, Аладжа-Хююк, Полатли и на многих других памятниках) расцвела блестящая цивилизация, затем распространившаяся в Македонии, Фессалии и на островах в Эгейском море. Сравнив степень развития культуры в этой местности и в Восточной Анатолии, а также в Армении, мы можем предположить, будто последние отставали. Однако это впечатление может оказаться ложным, так как в данной части Турции было проведено не так много археологических раскопок. В зависимости от региона между культурами бронзового века существуют различия в деталях, но ряд сходных черт позволяет говорить о доисторической Малой Азии как о едином пространстве. В частности, в основном изготавливалась одноцветная довольно красивая «лощеная» керамика черного цвета; дома строились из камня и кирпича-сырца, их стены укреплялись с помощью деревянных балок, а ремесленники, занимавшиеся изготовлением предметов из металла, достигли высокого уровня мастерства, о чем свидетельствуют так называемый клад Приама, найденный в слое II Трои (ок. 2600 до н. э.), и пышный инвентарь, обнаруженный в «царском некрополе» в Аладжа-Хююке (примерно 2400 до н. э.).

Конец этой цивилизации, не имеющей названия, положило жестокое и масштабное вторжение иноземцев. Мы почти ничего не знаем о том, что происходило на западе Малой Азии на протяжении нескольких столетий, но жизнь в центральной части Анатолии снова восстановилась, и средний бронзовый век данного региона характеризуется руинами укрепленных городов и широким распространением местных расписных сосудов, включая красивейшую каппадокийскую керамику. Именно этот период стал для Анатолии началом исторической эпохи, хотя в действительности первые письменные источники имеют иноземное происхождение.

Малая Азия была одним из основных центров производства металла на Ближнем Востоке, и очень древние торговые связи между Месопотамией и ее северной соседкой в итоге привели к основанию с другой стороны Таврских гор ассирийских торговых колоний в правление ассирийского царя Саргона I (ок. 1900 до н. э.), а возможно, и в более раннее время. Одна из них была расположена в Богазкёе, будущей столице Хеттского царства, а остатки другой, вероятно игравшей наиболее важную роль, были обнаружены в Кюль-Тепе (древний Каниш), расположенном в Каппадокии, недалеко от Кайсери. Там чешские и турецкие археологи, проводившие раскопки на протяжении нескольких лет, нашли дома торговцев, а также сотни их «деловых писем». Конечно, эти тексты вырезаны на глиняных табличках, которые нередко были запакованы в запечатанные глиняные «конверты». Написаны данные источники на диалекте аккадского языка, известном как староассирийский. Так как они охватывают по меньшей мере шесть поколений, они содержат множество полезных сведений о самих купцах и их торговых делах. К примеру, мы узнаем, что те отправляли в Ассирию серебро, золото и полудрагоценные камни, а привозили олово (аннакум) и тканое полотно. Первое ассирийцы, очевидно, доставляли из Азербайджана, и использовали этот металл жители Анатолии, вероятно для изготовления бронзы из добывавшейся там меди. Расчеты, как правило, делались серебром. Товары перевозили караванами, состоявшими из ослов, и мы можем проследить тот путь, который они проделывали из Ашшура в Кюль-Тепе и обратно, проходя через Джазиру и перевалы в Таврских горах.

Деятельность общины ассирийских купцов контролировала организация, называвшаяся карум и выполнявшая функции торговой палаты, суда и консульства. Возглавлял ее председатель, или лимму, назначавшийся ежегодно.

Однако, вероятно, наиболее важным в этой переписке является то, что она представляет собой основной источник информации об этнической и политической картине Анатолии на заре ее истории. Несмотря на то что ассирийские купцы практически полностью контролировали все хозяйство региона, в целом они находились в хороших отношениях с местными жителями и их правителями, обогащавшимися за счет податей, которые взимались практически на каждом этапе торговли. Анатолия была разделена примерно на десять небольших царств, очевидно подчинявшихся одному правителю, которого называли «великим царем». Несколько топонимов относятся к языку, на котором говорили древнейшие жители Малой Азии – хатты, но присутствие большого количества индоевропейских имен и названий свидетельствует о том, что «хетты» к тому времени уже пересекли Босфор и проникли в рассматриваемый регион.

Словом «хетты» в широком смысле называют всех пришельцев, появившихся в Малой Азии, хотя они были представителями трех племен, говоривших на разных, но тесно связанных друг с другом языках: лувийском, палайском и неситском (хеттском). Носители лувийского языка пришли первыми. Возможно, именно они ответственны за те бедствия, которые произошли в конце раннего бронзового века. Остальные появились в этом регионе позже. Вскоре они расселились по всему полуострову.

Носители лувийского языка, который через некоторое время получил иероглифическую письменность, поселились к западу от Киликии, вдоль побережья; носители палайского – очевидно, в холмистой местности в районе Сиваса; неситского – в Каппадокии. Столица последних, Неша, или Неса, была отождествлена с Канишем (Кюль-Тепе). Через несколько столетий эти захватчики, говорившие на неситском языке, завоевали центральную часть Анатолийского нагорья, что к востоку от Анкары. Местные жители называли эту область Хатти, и ее новые властители позаимствовали это наименование. Они и стали хеттами, сыгравшими столь важную роль в истории Ближнего Востока на протяжении 2-го тыс. до н. э.

Из Сирии, ближайшего к ним развитого региона, хетты позаимствовали клинопись, изобретенную в Месопотамии, и приспособили ее к своему индоевропейскому языку. Большинство текстов, написанных на хеттском языке и имеющихся в нашем распоряжении, датируются не позднее чем XIV–XIII вв. до н. э., но в них часто говорится о событиях, произошедших во времена, уже тогда казавшиеся далеким прошлым. Так, в одном из источников говорится о царе Куссары Питханасе и его сыне Анитасе, покоривших пять соседних государств, включая Хатти, и перенесших свою резиденцию в Несу. Так как имена этих правителей также встречаются в текстах, выдавленных на табличках, найденных в Кюль-Тепе, а походы Аниттаса, очевидно, положили конец ассирийским колониям в Каппадокии, эти события можно отнести примерно к 1750 г. до н. э. После этого произошел дворцовый переворот, и другой царь Куссары, Лабарна I (ок. 1680–1650 до н. э.), как сказано в источниках, расширил границы своего царства «от моря до моря», а завоеванные территории разделил между сыновьями. Мы мало знаем о происхождении этого правителя, но цари хеттов видели в нем своего настоящего предка. Именно его можно считать основоположником древнехеттской династии, в правление представителей которой хетты, хотя и ненадолго, обрели славу и величие, о чем речь пойдет в следующей главе.

Оставив на время хеттов, мы теперь должны рассказать об одних из наиболее интересных их соседей – хурритах.

 

Хурриты и митаннийцы

 

Известные на протяжении 60 лет только по упоминанию в одном клинописном тексте (письме, найденном в Телль-эль-Амарне) и в Библии (под названием хорреев, Быт., 36: 20–30), хурриты относительно недавно стали представлять огромный интерес для историков и археологов. В отличие от хеттов они не играли какой-либо роли в политической жизни Ближнего Востока вплоть до XV в. до н. э., а затем оказывали на нее влияние лишь на протяжении незначительного периода. В то же время у нас нет достаточных доказательств того, что на протяжении 2-го тыс. до н. э. они были важной и активной частью населения Месопотамии и Сирии. Тем не менее мы все еще знаем о них совсем немного, и пересказать известные нам сведения можно всего в нескольких словах.

Язык, на котором они говорили и писали клинописью, не был ни семитским, ни индоевропейским. Он принадлежит к так называемой азианической группе и является ближайшим родственником урартского, на котором говорили в Урарту (Армении) в 1-м тыс. до н. э. Их богами-покровителями были Тешуб, бог грозы, и его супруга Хебат, богиня-мать. Вопрос о том, существовало ли у хурритов собственное искусство, остается дискуссионным, но наиболее ярко их характеризует керамика, подтверждающая их присутствие на определенных памятниках. Принадлежащие этому народу изящные кубки, украшенные расписными изображениями цветов, птиц и геометрическим орнаментом, выполненными светло-коричневой краской на темно-серой поверхности, заметно отличаются от простых месопотамских сосудов того времени и позволяют датировать слой, в котором их находят, с такой же уверенностью, как и халафские и убейдские расписные сосуды протоисторической эпохи.

Судя по языку и религиозным представлениям хурритов, их прародина находится на покрытом горами севере, возможно в Армении, но они не ограничивали себя жизнью лишь в этом регионе. Выше уже говорилось о существовании хурритских государств в верхнем течении Тигра и Евфрата в аккадский период. В хозяйственных текстах, происходящих из Дрехема, расположенного недалеко от Ниппура, и датируемых временем правления представителей III династии Ура, встречаются отдельные хурритские имена, свидетельствующие о том, что в Шумере присутствовали небольшие группы переселенцев, принадлежащих к этому народу, которых можно сравнить с армянами, проживающими в современном Ираке.

В первой четверти 2-го тыс. до н. э. хурриты, проникавшие на территорию Плодородного полумесяца, стали настолько многочисленными, что мы можем говорить о своего рода мирном вторжении. Уже примерно в 1800 г. до н. э. представители этого народа составляли подавляющее большинство населения сирийского города Алалахе, расположенного между Алеппо и Антиохией. В то же время хурритские личные имена присутствуют в письменных источниках, найденных в архивах Мари и Чагар-Базара. Там же были обнаружены и принадлежащие этому народу религиозные тексты. Примерно через сто лет хурриты уже были почти полноправными владыками севера Ирака. Они заняли город Гасур, находящийся неподалеку от Киркука, назвали его Нузи, восприняли язык и обычаи семитов, своих предшественников на этой территории, и создали процветающую хурритскую общину. Под их влиянием также находились Тепе-Гавра и Телль-Билла (неподалеку от Мосула). После 1600 г. до н. э. хурритская керамика заменила грубые сосуды, которые изготавливали жители долины реки Хабур, а сами хурриты преобладали на севере Сирии и Ирака, а также в Джазире. Поэтому неудивительно, что в этих регионах в начале XV в. до н. э. сформировалось хурритское государство, достаточно могущественное для того, чтобы сдерживать ассирийцев на востоке, хеттов и египтян на западе. Сердце этого царства располагалось в районе рек Балих и Хабур, в местности, которую ассирийцы называли Ханигальбат, а западные семиты – Нахарим («Реки»). Вполне возможно, что самоназвание хурритов, хурри, легло в основу греческого названия современного Шанлыурфа (Эдессы).

В целом ряде источников хурритское государство, возникшее на территории Джазиры, называется Митанни. Именно от этого слова произошло прилагательное «митаннийский», используемое в отношении индоевропейского элемента, присутствовавшего в хурритском обществе в определенный период. Мы не знаем, когда и каким образом индоарии смешались с хурритами и стали править ими, но у нас почти нет сомнений в том, что по крайней мере на протяжении XV и XIV вв. до н. э. они уже жили среди последних, причем в качестве знати. Имена нескольких царей Митанни, такие как Маттиваза и Тушратта, а также термин марианну, применявшийся в отношении определенной категории воинов, скорее всего имеют индоевропейское происхождение. Более того, в мирном договоре, заключенном между Митанни и хеттами, наряду с Тешубом и Хебат призываются боги Митрасил, Арунасил, Индар и Насатьяна, являющиеся не кем иным, как прекрасно известными нам богами индоариев Митрой, Варуной, Индрой и Насатьями. Несомненно, им поклонялись те же древние кочевники, пришедшие с равнин России, которые научили хурритов искусству конной выездки (к примеру, целый договор об этом был составлен неким хурритом, жившим в Богазкёе и использовавшим в нем индоевропейскую «профессиональную» терминологию). Индоевропейцы не только привнесли коневодство на Ближний Восток, но и способствовали его распространению.

Хурриты почти не внесли никакого вклада в развитие цивилизации Месопотамии, но, очевидно, оказали сильное влияние на менее развитых жителей Сирии, хотя определить, в чем оно заключалось, довольно сложно. В любом случае появление в этом регионе большого числа хурритов, вероятно, привело к началу многочисленных политических неурядиц и переселению целых этносов, отголоски которых дошли до самого Египта.

 

Сирия и Египет

 

В доисторические времена в Сирии[23] существовали те же халколитические и неолитические культуры, характерные для Плодородного полумесяца, что и в Ираке и Южной Турции. Первое поселение в Иерихоне похоже на найденное в Джармо и, возможно, существовало раньше его. Кроме того, фрагменты хассунской, халафской и убейдской керамики были обнаружены далеко на юге – в долине реки Иордан. Однако сложившиеся в Сирии географические условия, в отличие от характерных для равнины Тигра и Евфрата или долины Нила, не позволяли сформироваться там многочисленному сообществу земледельцев. Поэтому, когда в Шумере и Египте уже сложились цивилизации, Сирия оставалась на довольно примитивной стадии развития. Судя по топонимам, встречающимся в древнейших клинописных текстах, население Северной Сирии эпохи раннего бронзового века (3-е тыс. до н. э.) не было семитским. Эти люди принадлежали к этнической группе неизвестного происхождения, возможно к безымянному народу (или народам), которому она обязана появлением на ее территории протоисторических культур. На побережье Ливана и в Палестине западные семиты, наоборот, появились, вероятно, очень рано, хотя мы далеки от того, чтобы утверждать это с полной уверенностью. Различия между севером и югом (граница между ними пролегала к северу от Библа) сыграли крайне важную роль в последующем развитии региона, так как отразились на его хозяйственном, культурном и политическом развитии. В периоды существования Аккада и правления представителей III династии Ура Северная Сирия была включена в сферу влияния Месопотамии, в то время как Ливан и Палестина ориентировались на Египет.

Отношения между Сирией и Египтом, существовавшие еще в додинастическую эпоху, охарактеризованы во множестве источников, датируемых периодом Древнего царства (ок. 2800–2400 до н. э.). Именно тогда были построены великие пирамиды, и сам Египет походил на них своей величественностью, монолитностью и кажущейся несокрушимостью. Послушные приказам фараона, воплощенного божества, жившего в Мемфисе, и его сановников, простые люди и многочисленные иноземные рабы усиленно трудились. Но, несмотря на все богатство долины Нила, там не было очень важного материала – древесины. В то же время в горах Ливана, добраться до которых было несложно, в обилии росли сосновые, кипарисовые и кедровые леса. В итоге между двумя регионами возникли прочные торговые отношения, ставшие выгодными для обоих. Библ (семиты называли его Губла, а египтяне – Кепен), крупнейший центр торговли древесиной, оказался под сильным египетским влиянием, а оттуда египетская культура распространилась вдоль побережья.

Однако отношения между египтянами и населением внутренних районов Палестины были гораздо менее теплыми. В частности, кочевники, жившие в Негеве, нередко совершали набеги на египетские медные рудники на Синайском полуострове, а порой добирались и до дельты Нила, заставляя фараонов принимать ответные меры, а иногда и строить укрепления на восточных границах своего государства. Когда прервалась последняя династия Древнего царства, защищать Египет стало некому. И мы прекрасно знаем, какую роль сыграли «жители пустыни», «азиаты» в почти полной анархии, продлившейся на протяжении 300 последующих лет.

В течение первых столетий 2-го тыс. до н. э. западные семиты вторглись в Сирию, а также в Месопотамию, о чем свидетельствуют разрыв между культурами раннего и среднего бронзового века и преобладание в Сиро-Палестинском регионе того времени семитских личных имен. В то время как в некоторых городах Междуречья набирали силу аморейские династии, территория Северной Сирии была разделена между несколькими аморейскими государствами, важнейшими из которых стали Ямхад (Алеппо), Каркемиш и Катна.

Благодаря многолетнему шумерскому влиянию этот регион активно развивался. Вокруг дворцов местных правителей строились обширные укрепленные города. Предметы и скульптурные изображения, найденные во дворце царя Алалаха Ярим-Лима, не уступают по качеству обнаруженным в существовавшей примерно тогда же резиденции правителя Мари Зимри-Лима. Выше уже говорилось, что в текстах, найденных в архиве Мари, содержатся свидетельства существования тесных и очень теплых отношений между Месопотамией и Сирией. Действительно, создается впечатление, будто в те времена имел место союз множества аморейских государств, простиравшихся от Средиземного моря до Персидского залива.

В то же время развивались торговые отношения между Сирией и Критом. В городе-порту Угарите (Рас-Шамра) появилась колония минойских купцов, а столы сирийских правителей украшала изысканная посуда, расписанная в стиле камарес. Египет, оправившийся от потрясений, в эпоху Среднего царства (2160–1660 до н. э.) восстановил и укрепил связи с побережьем Ливана и попытался противостоять увеличивавшемуся влиянию хурритов в Северной Сирии, присылая аморейским правителям богатые дары. В любом случае именно этим можно объяснить находку в Библе, Бейруте, Угарите, Катне и Нейрабе (неподалеку от Алеппо) сосудов, украшений и статуй, которые отправляли туда фараоны XII династии.

В регионе, расположенном южнее Ливана, сложилась иная картина. Гораздо более бедная, чем Северная Сирия, и менее доступная для иноземного влияния, Палестина в эпоху среднего бронзового века (2000–1600 до н. э.) была разобщена с политической точки зрения и находилась «на пороге волнений племен». На эту территорию не распространялась власть самих египтян, да они, очевидно, и не стремились расширять сферу своего политического и экономического влияния.

Появление на фоне всех этих беспокойных племен Авраама и его семейства, событие, последствия которого до сих пор влияют на обстановку, сложившуюся на Ближнем Востоке, в те времена, вероятно, почти никем замечено не было. В древности небольшие «кланы» или многочисленные племена постоянно скитались по Сирийской пустыне. И у нас нет оснований сомневаться в правдивости рассказа о путешествии Авраама из Ура в Хеврон через Харран, описанном в Книге Бытия (Быт., 11: 31). Сравнив библейский текст с имеющимися в нашем распоряжении археологическими данными и сведениями, содержащимися в исторических источниках, мы можем предположить, что это переселение произошло около 1850 г. до н. э. или немного позднее. Возможно, к нему привели тяжелые условия жизни в Южном Ираке, вызванные противостоянием между Исином и Ларсой. Историчность описанных в Библии событий, связанных с патриархами, в еще большей степени подтвердилась благодаря находке клинописных и иероглифических текстов, датирующихся в основном XV–XIV вв. до н. э. и содержащих упоминания людей, как правило собиравшихся в воинственно настроенные группы и названных хабиру (в египетских источниках – апиру ), что созвучно используемому в Библии названию евреев – ибрим. Казалось, что наконец в нашем распоряжении имеются источники нееврейского происхождения, рассказывающие о семействе Авраама. Однако, к сожалению, последующие тщательные исследования показали: хабиру с евреями объединяет только похожесть названия. Они представляли собой не племя или народ, а слой населения, состоявший из беженцев, «перемещенных лиц», как бы мы сказали сейчас, нередко оказывавшихся вне закона.

Примерно в 1720 г. до н. э. палестинские вожди, буйность и враждебность которых беспокоили последних фараонов XII династии, вторглись в Египет, которым они правили почти 150 лет. Они известны под названием «гиксосы» (греческая огласовка египетского словосочетания хека-хасут, «правители чужеземных стран»). Хотя под их контролем находилась только дельта Нила, эти люди оказали значительное влияние на египетское военное дело, искусство и даже язык. Однако в конце концов представители XVIII династии низвергли гиксосов, преследуя их до Газы. С этих событий началась эпоха, которую мы называем Новым царством (1580–1100 до н. э.), несомненно самый блестящий период в истории Древнего Египта. Месопотамия, напротив, примерно тогда же (1595 до н. э.) оказалась во власти других иноземцев – касситов. С этого времени в данном регионе начался продолжительный период политического застоя.

 

Глава 15

Касситы

 

После этого общего, но довольно фрагментарного описания ситуации, сложившейся на Ближнем Востоке, нам следует вернуться в Месопотамию. Вспомним, что последние события, о которых мы рассказали, когда говорили об этом регионе, были связаны с концом правления Хаммурапи, пришедшимся на середину XVIII в. до н. э.

Передвижения этносов, описанные выше, готовы были принести плоды: хетты устанавливали власть над местным населением Анатолии, хурриты мирно проникали на территорию Северной Сирии и Северного Ирака, а за горами Загроса индоарийская знать превращала касситов в народ воинов. Если при вавилонском дворе и знали об этих переменах, то не видели в них повода для беспокойства, так как ни один из этих народов пока не представлял значительной угрозы для Ирака, да и первые трещины в здании, построенном Хаммурапи, возникли не из-за иноземного вторжения, а по причине его собственной внутренней слабости. Вавилонская держава была творением одного человека и почти полностью зиждилась на силе его личности. Созданное за несколько лет путем объединения пяти царств, каждое из которых обладало многовековыми традициями независимости, это государство было единым за счет постоянной жесткой централизации. Попытки царя сконцентрировать в Вавилоне политическую, экономическую и духовную жизнь страны, возможно, в далекой перспективе принесли бы плоды и благоприятно отразились бы на Месопотамии в целом, но до этого они привели к накалению обстановки в разорившихся «провинциях», особенно в некогда процветавших городах Шумера и Ассирии, где еще жива была память о великих деяниях Шамши-Адада. Поэтому неудивительно, что за смертью Хаммурапи (1750 до н. э.) последовала серия восстаний, приведшая, в свою очередь, к быстрому распаду государства. Через полтора столетия, когда хетты захватили Вавилон, он был лишь столицей незначительного царства. Впоследствии он сумел вернуть себе толику прежней славы, но, по иронии судьбы, был обязан этим другим иноземцам – касситам, взошедшим на престол, оставленный преемниками Хаммурапи, и занимавшим его на протяжении более чем 400 лет.

 

Преемники Хаммурапи

 

Сын и наследник Хаммурапи Самсуилуна (1749–1712 до н. э.), очевидно, унаследовал некоторые качества своего отца, так как с удивительной стойкостью боролся против различных врагов Вавилона. Но все его попытки напоминали заштопывание в клочья разорванного плаща, ибо в одеянии, несмотря на заплатки, появлялись все новые прорехи, и в итоге территория царства значительно уменьшилась. Так, в первые годы правления нового царя некий авантюрист, назвавшийся Рим-Сином в честь последнего правителя Ларсы, возглавил восстание в пограничной с Эламом области и держал там оборону на протяжении по меньшей мере двух лет, пока не был пойман и казнен. Позднее некий Илумаилу, заявивший, будто является потомком последнего царя Исина Дамикилишу, возглавил борьбу Шумера за независимость. В его власти оказалась обширная территория к югу от Ниппура, где он основал так называемую II Вавилонскую династию, или династию «Страны моря» (ок. 1740 до н. э.). Началась долгая и кровопролитная война, во время которой кем-то из двух противников было разграблено и сожжено несколько шумерских городов, включая Ур. Примерно в то же время свободу себе также вернули северо-восточные области, оказавшиеся под властью Вавилона в результате последнего похода Хаммурапи. Возможно, главную роль в этом сыграл Адаси, один из преемников Шамши-Адада, имя которого сохранилось в ассирийских анналах благодаря тому, что он «положил конец порабощению Ашшура».

Помимо борьбы с этими бедствиями внутри государства Самсуилуне пришлось защищать его от угрозы иноземного вторжения. Датировочные формулы свидетельствуют о том, что на 9-м году своего правления он нанес поражение касситскому войску, а на 35-м – амореям-сутиям, которые во время своих набегов захватывали в плен мужчин и женщин, а затем продавали их в качестве рабов другим жителям Месопотамии. В конце правления этого царя, омраченного множеством несчастий, Вавилон оказался в безопасности, но царство, лишенное северных и южных областей, вернулось к своим изначальным границам – тем, которыми некогда обладал Аккад.

Однако четверо преемников Самсуилуны смогли сохранять это наследие на протяжении столетия. Абиешу (1711–1684 до н. э.) отбросил вторую атаку касситов, к которой благоприятно относились (а возможно, и поддерживали) касситы, трудившиеся в земледельческих хозяйствах Вавилонии в качестве работников. Но он не смог помешать касситскому вождю Каштилиашу I завоевать Хану (современный Анах), расположенную на берегу Евфрата, всего в 322 км от Вавилона. Пытаяясь вытеснить Илумаилу из болот, где тот скрывался, Абиешу запрудил Тигр, но не сумел захватить соперника, продолжавшего безраздельно господствовать над Шумером.

Амми-дитана, Амми-цадука и Самсу-дитана, правившие после смерти Абиешу, мало сделали для возвращения потерянных земель. Насколько мы можем судить по отрывочным источникам, война со «Страной моря» продолжилась, причем с переменным успехом. В различных частях Вавилонии строились укрепленные города, а за этими укреплениями потомки Хаммурапи восстанавливали храмы, выкапывали каналы, издавали законы и управляли своим царством с усердием и заботой. Вряд ли эти энергичные, умелые и благочестивые правители, год за годом подносившие богам в дар собственные статуи, подозревали, что далеко на северо-западе, за покрытыми снегом Таврскими горами, собирается буря, готовая смести их трон с лица земли.

Выше мы уже говорили о том, что хеттский правитель Лабарна I, о котором известно очень мало, основал в Анатолии царство, границы которого он тотчас же расширил и которым правил из города Куссара, но местонахождение его пока неизвестно. Его сын Лабарна II (ок. 1650–1620 до н. э.) присоединил к территории этого государства землю Хатти, расположенную в излучине реки Кызылырмак, перенес свою резиденцию в прежде покинутый город Хаттусу (современный Богазкёй) и стал называть себя Хаттусили, «человек из Хаттусы». Этот воинственный правитель вскоре решил, что территория его царства слишком мала, и стал выбирать государства, которые мог бы завоевать. Но воинственное племя гасгас, обитавшее в Понтийских горах, расположенных к северу от Хеттского царства, лувийцы на западе и хурриты на востоке стали преградой для реализации его амбиций. Относительно свободно было только на юге, путь туда открыл, очевидно, Лабарна I, дошедший до Киликии. По нему, перейдя Таврские горы, можно было попасть в Сирию, а оттуда – в Египет или Месопотамию, плодородные регионы, где благодаря существованию на протяжении многих веков цивилизаций скопились огромные богатства, столь пленительные для любого завоевателя. Поэтому хетты направили свои стопы на юг.

В анналах Хаттусили, сохранившихся лишь фрагментарно, упоминаются по меньшей мере два похода, предпринятые им в этом направлении, в ходе которых был разрушен Алалах, осажден и захвачен Уршу (город на берегу Евфрата, к северу от Каркемиша), а войска Алеппо (Халап) потерпели поражение на территории будущего Коммагенского царства. Сам Алеппо, являвшийся в те времена столицей могущественного аморейского государства Ямхад, захватить не удалось. Очевидно, во время этой войны сам Хаттусили погиб.

Однако его приемный сын и наследник Мурсили I (ок. 1620–1590 до н. э.) сумел выполнить то, что не удалось его отцу. «Он разрушил город Халап, – говорится в хеттском источнике. – И привез в Хаттусу пленников из Халапа и его сокровища». Затем пал Каркемиш. Оттуда хеттское войско направилось вниз по течению Евфрата и внезапно оказалось у ворот Вавилона. О том, что произошло дальше, мы ничего не знаем. В вавилонских источниках не говорится об этом бедствии. Лаконичное описание присутствует только в гораздо более поздней летописи: «Против Самсу-дитаны люди Хатти выступили, против страны Аккад». Но в процитированном выше хеттском источнике эти события описываются более определенно: «Затем он (Мурсили) отправился к Вавилону и занял Вавилон. Он также напал на хурритов и привез пленников и имущество из Вавилона в Хаттусу».

Таким образом, Вавилон был захвачен и разграблен. Из других источников нам известно, что статуи Мардука и его супруги богини Царпанит были увезены из города в качестве военной добычи, но, отступая, хетты по какой-то непонятной причине оставили их в Хане. Самсу-дитана же лишился своей короны, а возможно, и жизни. Так за один день и, очевидно, без значительного сопротивления прервалась династия, основанная ничем не примечательным аморейским вождем и ставшая знаменитой благодаря Хаммурапи. Ее представители правили Вавилонией на протяжении трех сотен лет (1894–1595 до н. э.).

 

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться: