Революция 1917 года и борьба элит вокруг вопроса о сепаратном мире с Германией (1914–1918 гг.)

 

 

Аннотация

 

Вопрос о выходе России из Первой мировой войны рассматривается в монографии в контексте внутриполитической борьбы на всем протяжении военного четырехлетия, включая 1917–1918 гг. Автор доказывает, что Февральская революция стала результатом раскола правящего класса царской России, часть которого, чтобы предотвратить действительную или мнимую угрозу заключения Николаем II сепаратного мира с Германией, пошла на союз с противниками режима. Исследование опирается на методы теории элит.

Издание предназначено для научных работников, преподавателей, всех интересующихся историей Революции 1917 г. и Первой мировой войны.

 

Федор Селезнев

Революция 1917 года и борьба элит вокруг вопроса о сепаратном мире с Германией (1914–1918 гг.)

 

Памяти отца, Евгения Филипповича Назарова

 

Исследование выполнено при поддержке РГНФ, проект № 14-01-00032 «Российские контрэлиты и вопрос о сепаратном мире с Германией (1914–1918)»

 

Рецензенты:

доктор исторических наук Л. Л. Иванов

доктор исторических наук Я. В. Леонтьев

доктор исторических наук В. П. Сапон

 

Введение

 

«Война породила революцию» – эта идея сегодня доминирует в отечественной историографии[1]. По общему мнению, Первая мировая война стала одной из главных причин падения Российской империи в феврале 1917 года. В ходе революционной сумятицы большевики – единственные, кто решился пойти на сепаратный мир с Германией – сумели не только захватить, но и удержать власть. В то время как их основные соперники, стремившиеся, во что бы то ни стало, довести войну до победного конца, потерпели крах.

Почему Россия не вышла из войны на более ранней стадии? Для исследования этой проблемы нами используется теория элит, к интеллектуальному наследию основоположника которой (Вильфредо Парето) в последнее время российские политологи и социологи проявляют повышенный интерес[2]. Согласно Парето взаимодействие правящей элиты и внеэлитных социальных групп, удовлетворяющее обе стороны – залог стабильности государства. Важным звеном теории Парето является идея о том, что элита подвержена старению. Молодая элита легко втягивает в себя активные социальные элементы из низших слоев. Она сильна и энергична. Но на определённом этапе доступ в элиту активных элементов затрудняется. Здесь-то, согласно Парето, и начинает складываться контрэлита. Это волевые люди, желающие участвовать в управлении обществом. Однако они лишены этой возможности из-за непроницаемости правящей элиты. По мере её замыкания в себе и дряхления, отторгнутые от власти носители политической энергии начинают консолидироваться и становятся «контрэлитой». Когда правящая элита впадает в старческое состояние, контрэлита свергает власть прежней элиты и устанавливает свое господство[3].

Добавим, что ускорить смену элит могут субъективные факторы. Успеху контрэлиты часто способствует поддержка внешних (национальных и транснациональных) элит, борющихся против туземной элиты. Опытные элиты уделяют большое внимание работе с политически активными людьми в стране-противнице. Они предоставляют убежище, тем, кто находится в конфликте с туземной элитой, разрешают им проводить организационные мероприятия на своей территории, помогают в ведении пропаганды, направленной против туземной элиты и, особенно, против правителя враждебного государства.

Правитель – ключевая фигура элиты. Это человек, от имени и за подписью которого до общества доводятся принятые элитой решения. Иногда власть олицетворяют несколько человек. Но обычно для общества власть элиты персонифицирована в образе единственного правителя (монарх, президент, премьер-министр и т. д.). С точки зрения многих членов общества именно правитель вырабатывает политические решения. Хотя, как правило, он выражает коллективную волю элиты. Однако при этом правитель не является марионеткой элиты. Ведь, обладая «правом решающей подписи», именно он наделяет членов элиты властными полномочиями и другими ресурсами. Поэтому все члены элиты зависимы от правителя и, как и прочие члены общества, обязаны подчиняться ему.

Макс Вебер выделил три вида оправданий подчинения правителю, которые можно определить как рациональное оправдание (право властвовать представлено правителю законом); оправдание традицией (правитель получил власть в силу обычая) и оправдание харизмой (правитель властвует в силу своих особых личных качеств – героизма, мудрости и т. п.)[4].

Противники туземной элиты стараются разбалансировать сложный механизм её взаимоотношений с правителем. Для этого внешние игроки стремятся наладить взаимодействие не только с контрэлитой страны-противницы, но и с отдельными представителями правящей элиты. При этом внешние элиты пытаются использовать для ослабления враждебного государства все происходящие в нём внутриэлитные и межэлитные конфликты, которые особенно обостряются в переходные эпохи. Именно такое время переживала Россия, в конце XIX – начале XX в. быстро двигавшаяся от аграрного к индустриальному обществу.

Тип отношений правителя с элитой в рамках аграрного (традиционного) общества можно вслед за М. Вебером назвать патримониализмом [5]  . Особенность патримониализма – личностный характер служебных отношений. При переходе к индустриальному обществу личная служба государю превращается в безличную службу государству. Патримониальное чиновничество трансформируется в рациональную бюрократию современного типа.

Уже к концу XVIII в. российский чиновник, по оценке Б.Н. Миронова, по многим признакам приблизился к нарисованному М. Вебером образу рационального бюрократа[6]. Процесс складывания рациональной бюрократии продолжился в царствование Александра I. Этому способствовали: отделение придворной службы от гражданской, введение образовательного ценза при замещении государственных должностей и увеличение их числа в связи с созданием министерств, установление четкой системы чинопроизводства. Возникла устойчивая иерархия профессиональных управленцев[7]. Её верхушка (то, что С.В. Куликов называет «бюрократической элитой»[8]) в XIX – начале XX в. стала интегрирующим элементом правящей элиты.

В связи с этим традиционный тип оправдания власти монарха должен был смениться рациональным. Но этого не произошло. Новый стиль отношений монарха и элиты так и не был выработан. Роберт Уортман, описывая конец эпохи Николая I, отмечает, что высшая элита «все более скептически относилась к дворцовым презентациям»[9]. Историк считает возможным зафиксировать крах сценария власти. Хотя правильнее было бы говорить не о крахе, а о кризисе, обычном для всякого переходного этапа. Он, однако, принял затяжной характер, а в конце XIX– начале XX вв. усугубился дряхлением элиты при консолидации противостоящей ей пассионарной контрэлиты. В 1915 г. И.Г. Щегловитов описал эту ситуацию так: «Паралитики власти слабо, нерешительно, как-то нехотя борются с эпилептиками революции»[10].

Николай II пытался увеличить пассионарность правящей верхушки Российской империи. При нём важные правительственные назначения получают яркие политики нового, публичного типа (П.А. Столыпин, Н.А. Маклаков, А.Н. Хвостов). Царь искал социально активных людей и вне политической среды. В этом свете нужно рассматривать поддержку Николаем II на определенном этапе иеромонаха Илиодора, возвышение Г.Е. Распутина и формирование камарильи.

Определение этого понятия предложил И.В. Лукоянов. В его понимании камарилья – это «не предусмотренная законодательством система принятия и реализации важных политических решений, за которой стоят безответственные (то есть не занимающие ключевых постов в административном аппарате) и некомпетентные лица, получившие доступ к царю или крупнейшим сановникам». Членов камарильи историк называет «людьми ниоткуда», парализующими обычную деятельность управленческого аппарата[11].

Элита отрицательно восприняла возникновение камарильи (в публицистике того времени именуемой «темными силами»). Глухое недовольство монархом в среде высшей бюрократии по оценке С.В. Куликова нарастало всё сильнее: «Наличие у царя неофициальных советников (А.М. Безобразов, Н.А. Демчинский, А.А. Клопов, кн. В.П. Мещерский, кн. Э.Э. Ухтомский, Филипп) вызывало раздражение». «Сановники испытывали к ним ревность, доходившую до ненависти»[12].

На этой почве между царем и элитой возник конфликт, принявший наиболее острую форму в годы Первой мировой войны, когда элита обвинила камарилью в подготовке сепаратного мира с Германией. С целью предотвратить выход России из войны и отодвинуть от царя «темные силы» элита устроила фронду. Это понятие в рамках своей элитологической концепции широко использует С.А. Кислицын, понимая под ним любую «мягкую оппозицию» власти[13]. Вспомним, однако, что собой представляла историческая фронда во Франции XVII века. Тогда аристократы в своем противостоянии с Анной Австрийской и кардиналом Мазарини взяли в союзники горожан и Испанию. Таким образом, под фрондой следует понимать такую ситуацию, когда часть элиты призывает на помощь внеэлитных политиков и внешние силы.

Как правило, никто из фрондирующих политиков не стремится к полной замене правящей элиты и разрушению системы власти. Но если правитель не идет на диалог с фрондерами, они могут пойти на союз с контрэлитой. Если это происходит – старая элита обречена. Контрэлита поможет фрондерам совершить дворцовый переворот, но потом сметет их вместе со всей старой элитой с политической арены в ходе революции.

Контрэлита в отличие от элиты не имеет общепризнанного лидера и не отличается внутренним единством. В России накануне Февральской революции её основными составляющими являлись различные группировки социалистов-революционеров и социал-демократов. Особое положение было у партии кадетов. С одной стороны она на протяжении всей своей истории идеологически была тесно связана с социалистами[14]. С другой стороны конституционные демократы были встроены в существовавшую политическую и социальную систему. Представляя собой умеренную часть контрэлиты, кадеты стали тем мостом, который соединил её с фрондерами из элиты. В то время как социалистическое ядро контрэлиты с правящей элитой практически не взаимодействовало. До Февральской революции социалисты не участвовали в борьбе элит. Поэтому их деятельность в первой, второй и третьей главах монографии не рассматривается. Объектом исследования в этой части книги является партия кадетов.

Четвертая глава посвящена событиям 1917 года. Кого в названный период следует относить к элите? Л.Г. Протасов отождествил её с корпусом кандидатов в Учредительное собрание[15]. С точки зрения нашей концепции в 1917 г. элиты в стране ещё нет. Есть контрэлита, отстранившая от власти старые верхи в ходе Февральской революции. Всех участников событий, приведших к свержению Николая II, на какой-то момент объединило неприятие царского режима (старой элиты). Когда самодержавие пало, между политическими силами, добившимися его ликвидации, началась борьба за власть.

Как и во время Великой Французской революции XVIII в., победившая контрэлита разделилась на радикалов и умеренных. Её двумя полюсами стали партия большевиков и окружение генерала Л.Г. Корнилова.

Кругу приверженцев генерала Корнилова и посвящена четвертая глава книги. В ней рассмотрена биография интеллектуального лидера «политической команды» Корнилова – ординарца генерала и его «спичрайтера» В.С. Завойко. Автор также задаётся вопросом, имелась ли у окружения Корнилова четкая программа действий в случае его прихода к власти.

По мнению автора, политическое будущее и Корнилова, и большевиков целиком зависело от решения вопроса о выходе Росси из войны. В первый год существования советской власти проблема сепаратного мира с Германией – Брестского мира – являлась той осью, вокруг которой вращалась вся политическая борьба. Об этом пятая глава книги.

Вопрос о возможности и последствиях заключения сепаратного мира между Россией и Германией последние 50 лет является одним из самым актуальных в историографии Первой мировой войны. Проблема русско-германских контактов в период с августа 1914 по февраль 1917 гг. неоднократно рассматривалась в работах отечественных и зарубежных исследователей[16]. Однако особенностью данных работ является то, что их авторы рассматривают лишь контакты правительственных и околоправительственных кругов, иначе говоря, взаимоотношения узкого круга элит Германии и России. При этом хронологически названные труды ограничиваются временем до Февральской революции.

Борьба по вопросу о войне и мире после Февральской революции стала предметом исследования в одной из работ А.В. Игнатьева[17]. Этот вопрос анализируется ученым, что вполне естественно, под углом дипломатической истории. В.И. Старцев, наоборот рассмотрел данную проблему, во внутриполитическом аспекте[18].

Значительное число исследований посвящено Брестскому миру[19]. Однако их авторы преимущественно анализируют борьбу в большевистском руководстве и отношения большевиков и левых эсеров.

В целом современное состояние исследований по названной проблеме позволяет сделать вывод о том, что одни специалисты занимаются изучением военно-дипломатической истории Первой мировой войны, не учитывая влияние на неё внутренних факторов, другие исследуют внутриполитическую борьбу в России в указанный период, абстрагируясь от учета военно-дипломатических обстоятельств. На наш взгляд, только синтез этих двух направлений на основе методов теории элит способен привести к пониманию спорных и запутанных вопросов как военно-дипломатической истории, так и политической истории России 1914–1918 годов. В этой связи автор видел свою задачу в том, чтобы вписать вопрос о выходе России из Первой мировой войны в широкий контекст внутриполитической борьбы на всём протяжении военного четырехлетия, включая 1917–1918 годы.

Автор считает своим долгом принести искреннюю благодарность С.В. Куликову, Ф.А. Гайде, А.А. Иванову, Б.И. Колоницкому, которые щедро делились с ним информацией и давали ему ценные советы.

 

Глава 1

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: