Родственные души сходятся в клинике для наркоманов

 

– Кто‑нибудь слышал о снегопаде? Обещают, что к ночи выпадет около метра осадков!

Джеки Дэвис, руководительница группы подростков, которую посещал Нейт в реабилитационном центре «Вырвись из плена», потирала руки, будто мысль о том, что всех этих богатых изгоев хорошенько припорошит, была как‑то свя‑зана с тем, что они классно проведут время.

После того как Нейта повязали в парке, его отец и Сол Бернс, семейный адвокат, пришли в полицейский участок, чтобы забрать его. Отец Нейта, суровый седоволосый капитан военно‑морского флота, ко всем непредвиденным ситуациям подходил жестко и рационально. Оплатив штраф в три тысячи долларов, он подписался под соглашением, согласно которому Нейт обязан был незамедлительно пройти курс реабилитации – не менее десяти часов в неделю. Это означало, что пять дней в неделю Нейт должен был ездить в Гринвич, штат Коннектикут, на индивидуальные консультации и групповую терапию.

– Просто представь, что это работа такая, – попытался успокоить его Сол Берне. – Работа после занятий.

Капитан Арчибалд ничего не говорил. И без слов было понятно, что Нейт разочаровал его. Хорошо хоть мать Нейта была в Монте‑Карло, где навещала свою трижды разведенную сестру. Когда Нейт по телефону рассказал ей свою омерзительную историю, она вскрикивала, плакала, выкурила пять сигарет подряд, а затем разбила бокал из‑под шампанского. Она всегда все немного драматизировала. В конце концов, она была француженкой.

– Ну хорошо. Давайте начнем и пройдемся по кругу, – сказала им Джеки радостным голосом, словно это был их первый день в детском саду. – Назовите свои имена и объясните, как вы здесь оказались. Только не затягивайте, пожалуйста.

Она кивнула, указывая на Нейта, потому что он сидел рядом с ней. Ему‑то и пришлось начинать.

От неловкости Нейт заерзал в кресле от Шарля Имэ. Вся мебель в этой шикарной реабилитационной клинике в Гринвиче была современной и сочеталась с минималистским бежево‑белым дизайном помещений. Пол был вымощен итальянским мрамором кремового цвета, белоснежные шторы закрывали окна во всю стену, а персонал был одет в бежевую льняную униформу, специально смоделированную к девяностым годам дизайнером Гуннером Гассом, бывшим пациентом клиники, который нынче являлся членом попечительского совета.

– Ну ладно. Мое имя Натэниел Арчибалд, но все зовут меня Нейт, – пробормотал он, ударяя ботинком по ножкам стула, и откашлялся. – Меня взяли пару дней назад, когда я покупал травку в Центральном парке. Поэтому я здесь.

– Спасибо, Нейт, – прервала его Джеки. Она холодно улыбнулась и что‑то записала в планшет. – У нас здесь принято все называть своими именами. В вашем случае это – не травка, а марихуана. Если вы будете называть все по имени, вы сделаете шаг к тому, чтобы избавиться от зависимости.

Она снова улыбнулась ему:

– Давайте‑ка попробуем еще раз!

Нейт смущенно оглядел всех неудачников. Всего их было семь: три парня и четыре девушки. Они потупили взор, видимо, волнуясь, ведь каждому из них придется говорить, и уже заранее испытывали жуткий дискомфорт. Так же себя сейчас ощущал и Нейт.

– Я Нейт, – механически повторил он. – Полиция застукала меня в парке, когда я покупал марихуану. Поэтому я здесь.

Напротив него сидела девушка с темными волосами, достающими до талии, кровавого цвета губами и очень бледной, почти синей кожей, она смотрела на пего так, словно была обколотой Белоснежкой.

– Это уже лучше, – заключила Джеки. – Следующий.

Она кивнула японке, которая сидела рядом с Нейтом.

– Меня зовут Ханна Кото. Две недели назад, перед тем как пойти в школу, я приняла экстази, а в классе на уроке тригонометрии я легла на пол, чтобы пощупать ковер.

Все, за исключением Джеки, засмеялись.

– Спасибо, Ханна. Это было неплохо. Следующий.

Нейт забил на двух следующих выступающих, его прикалывало, как Белоснежка нервно трясла ногой, словно не могла дождаться своего собственного концерта. На ней были светло‑голубые замшевые ботинки, которые выглядели совершенно новыми.

Наконец наступила ее очередь.

– Меня зовут Джорджина Спарк, для некоторых я просто Джорджи. Кажется, я попала сюда, потому что не уважала своего папашу, пока он не отдал концы. Поэтому мне приходится ждать восемнадцати лет, чтобы начать жить так, как я хочу.

Все нервно засмеялись. Джеки недовольно зыркнула.

– Джорджина, вы можете назвать вещество, которое принимали?

– Кокаин, – ответила Джорджи, и прядь ее темных волос упала ей на лицо. – Я продала свою любимую лошадь, чтобы купить пятьдесят граммов. Об этом трезвонили все средства массовой информации, даже показывали по телевизору. «Нью‑Йорк пост», четверг, февраль…

– Спасибо, – перебила ее Джеки. – Следующий, пожалуйста.

Все еще продолжая трясти ногой, Джорджи посмотрела сквозь волосы и встретила заинтригованный взгляд Нейта озорной улыбкой.

– Сука, – неслышно произнесла она, указывая на Джеки.

Нейт улыбнулся в ответ и слегка кивнул головой. Сол Бернс советовал ему воспринимать реабилитацию как работу после школы. Что ж, теперь у него было над чем поработать.

 

Серена носит свою любовь на футболке

В пятницу вечером Чак Басс сидел во втором ряду и ждал, когда же начнется показ Леза Беста.

– Вы ведь друзья с этой Сереной, я прав? – спросил его Сонни Уэбстер, худощавый парень с черными как смоль волосами, промелированными светло‑коричневыми прядками. Сонни был сыном Вивьен Уэбстер, британского дизайнера нижнего белья, чьи мужские трусы, облегающие бедра, были сейчас на гребне волны.

Сонни и Чак встретились накануне в баре и уже успели скорешиться. Неудивительно, что даже мокасины на неоново‑зеленой резиновой подошве у них были одной фирмы «Тодз». От такой обуви веяло голубизной, и она вовсе не была рассчитана на то небывалое количество снега, которое согласно прогнозам должно выпасть сегодняшним вечером. Чак кивнул: – Она выйдет голой. Вот что я слышал. – Он погладил заявивший о себе живот. – Я больше не могу ждать, – равнодушно добавил он.

– Гляди, Чак разговаривает с этим, как его, ну, с голубым сынком Вивьен Уэбстер, – прошептала Кати Фаркас Изабель Коутс. – Могу поклясться, что Чака теперь интересуют мальчики.

Они с Изабель сидели в первом ряду, как и планировали. Но вовсе не из‑за оказанной ими добровольной и никому не нужной услуги, а по той причине, что отец Изабель, очень известный актер Артур Коутс посетовал на то, что его дочь потратила целое состояние на всю весенне‑летнюю коллекцию Леза Беста, а потому вполне заслуживала права сидеть в первом ряду.

– Я думаю, может, он би, – прошептала Изабель. – На нем все еще тот перстень с розовой монограммой.

– Да уж, будто от него вовсе не отдает голубизной.

Огромный тент в Брайант‑парке был буквально набит издателями журналов мод, фотографами, актрисами и богемой. Из колонок «Боуз» вырывалась известная песня Блонди «Стеклянное сердце». Кристина Риччи сидела в первом ряду и по мобильному телефону спорила с личным пиарщиком, отстаивая свое решение пойти на шоу Леза Беста, а не Джедидаи Эйнджела, чей показ в то же самое время проходил неподалеку.

– Посмотри на него! Флоу из группы «45»! – взвизгнул Сонни. – Он просто божественен. А вон там Кристина Риччи. У моей матери куча заказов от нее.

Чак вертел головой, пытаясь заметить каких‑нибудь знаменитостей и обратить на себя внимание окружающих. Вот в третьем ряду он заметил Блэр, ее отделяли от него десять мест. Он послал ей воздушный поцелуй, и она в ответ ему улыбнулась.

– Почему мы здесь опять? – спросила, зевая, Блэр Аарона. Несмотря на то что все эти дни Серена ее ужасно раздражала, на показ она решила прийти, чтобы посмотреть, не подойдет ли что из осенней коллекции Леза Беста ее новому имиджу. И теперь ей приходилось сидеть в этом спертом, переполненном помещении, слушать оглушительную музыку и вдыхать невыносимый запах всевозможных духов, хотя на самом деле ей было глубоко плевать и на тряпки, и на то, что Серена была звездой этого шоу. Это все, что нужно было Серене: доказать, что она пуп земли.

Блэр было не до тусовок с привлекательными моделями или с манерными модельерами: она ведь собиралась в Иель – святую святых высшего образования, и очень скоро ее пригласит на свидание один элегантный мужчина. Казалось, что все увлечения молодыми парнями в прошлом. Шум и блеск Недели моды больше не были столь притягательными, когда ее звала за собой собственная жизнь. Плюс их места были в третьем ряду, а это было самой большой неприятностью для нее, потому что на всех показах мод она сидела в первом или, по крайней мере, во втором ряду.

– Честно говоря, я вообще не знаю, что здесь делаю, – угрюмо ответил Аарон. Он расстегнул ярко‑зеленую куртку для гольфа от Леза Беста, который подарила ему Серена, а потом снова застегнул ее. Куртка была сшита из плотного хлопчатобумажного полотна и при движении издавала шуршащий звук. Для него она была слишком крикливой, но он надел ее, потому что Серена настояла, что нельзя прийти на показ коллекции дизайнера и сидеть в третьем ряду, не надев на себя хоть что‑нибудь из его вещей. Аарону нравилась прикольная атмосфера шоу. Это было похоже на рок‑концерт. Но в том, что эта безумная толпа собралась, чтобы поглазеть на тряпки, было нечто ненормальное.

А на залитый огнями город все валил и валил снег. Блэр трудно было даже представить, каким сумасшествием обернется попытка найти такси сегодня ночью. Все пришедшие на показ были одеты совершенно не по погоде и ужасно шумели, считая, что именно они достойны следующего такси. Она стукнула своими черными кожаными сандалиями от Леза Беста по впереди стоящему стулу от Ники Хилтона и зевнула раз пятый подряд. Она все еще продолжала зевать, когда вдруг погасли огни и затихла музыка. Показ должен был вот‑вот начаться.

Темой новой осенней коллекции была «Красная Шапочка». Сцена напоминала сказочный лес, стволы деревьев были сделаны из темно‑коричневого бархата, а их ветви покрыты блестящими изумрудными листьями из шелка. Трепетно заиграла флейта, и вдруг на сцену выпорхнула Серена, на которой была юбка в складку от школьной формы «Констанс Биллар», красные ботфорты и небольшая красная шерстяная накидка, завязанная вокруг шеи. Под накидкой на ней была футболка с надписью: «Я люблю Аарона», украшенная черной эмблемой во всю грудь. Ее светлые волосы были заплетены в косички, а на лице совсем не было макияжа, только губы в волнующе ярко‑красной помаде. Серена легким шагом уверенно передвигалась по подиуму, ее клетчатая юбка в такт колыхалась, и, повернувшись, она замерла перед камерами, будто делала это уже много лет подряд.

«Кто она такая? – сотни любопытных голосов зашептали вокруг. – А кто такой Аарон?»

Блэр закатила глаза: теперь, когда показ начался, он еще больше нагонял на нее тоску и раздражал.

– Кто такой Аарон? – писклявым голосом спросил Сонни Чака.

– Если б я только знал, блин, – ответил Чак.

– Это что, Аарон Соркин? Сценарист, что работает на телевидении? – удивленно спросила своего соседа разодетая в меха редактор журнала «Вог».

– Кем бы ни был этот парень, ему крупно повезло, – сказал фотограф.

– Я слышала, что он бросил ее, и мне кажется, что так она пытается снова завоевать его, – хихикнула Изабель.

– Ты пока не оборачивайся, но похоже, что он за нами в третьем ряду. Выглядит недовольным, – прошипела в ответ Кати. Обе девушки разом обернулись.

Серена послала Аарону воздушный поцелуй с подиума, но Аарон был так смущен ее футболкой, что ему поплохело, и он не заметил его. Он‑то думал, что Серена будет нервничать в окружении всех этих супермоделей. И считал, что ей понадобится его моральная поддержка, но по всему видно, что это доставляет ей огромное удовольствие. Ее, наверное, возбуждает, когда она слышит, как все шепчут ее имя. Но только не он. Конечно, ему хотелось стать знаменитым, рок‑звездой. Но прославиться только потому, что он тот парень, чье имя написано на футболке Серены? Нет, этого он не хотел. Он опустил руку в карман и достал полупустую пачку сигарет. Прежде чем он успел открыть ее, к нему на плечо опустилась рука охранника.

– Здесь не курят, сэр.

«Черт», – пробубнил вполголоса Аарон. Но он не МОГ просто встать и уйти, в то время как Серена была на подиуме. Он взглянул на сидящую рядом Блэр. Она кусала губы и держалась за живот, будто его свело.

Блэр хотела заткнуть свои уши в бриллиантах, чтобы не слышать, как все вокруг шепчут имя Серены. «Какие глаза! Какие ноги! Какие потрясающие волосы!» От этого уже начинало тошнить, а то ли еще будет на банкете. Как только Серена дошла до конца подиума, над которым красовалась надпись «Бабушкин домик», и скрылась, чтобы переодеться, Блэр встала, чтобы уйти.

– Я, наверно, пойду. Обещали, что снега, блин, наметет до фига, – заявила она Аарону.

– Правда? – Аарон вскочил и сказал: – Я помогу тебе поймать такси.

В этот момент он не нужен был Серене. А на банкете ее, скорее всего, будет окружать толпа восторженных поклонников, поэтому он даже не сможет к ней протиснуться. Она бы не возражала, если бы он тихонько ушел.

В Брайант‑парке ноги проваливались в снег уже по щиколотку. Статуи львов на ступенях библиотеки казались огромнее и более зловещими оттого, что были укрыты белым одеялом.

– Может, я еще успею на поезд в Скаредейл, – сказал Аарон, подразумевая район Уэстчес‑тер, где он жил с матерью до того, как прошлой осенью решил переехать в новую семью отца. Он чиркнул зажигалкой «Зиппо» и прикурил.

– Мы с друзьями всегда собираемся на поле для гольфа в такой снегопад. Клевая погода.

– Прикольно, блин, – равнодушно ответила Блэр.

Крупные ледяные хлопья садились ей на ресницы, она щурилась, прятала руки в карманах своего черного кашемирового пальто от Леза Беста, пытаясь найти такси. «Блин, собачий холод».

– Может, поедешь со мной? – предложил Аарон, хотя в последнее время Блэр вела себя как настоящая стерва. Раз уж они были сводными братом и сестрой, то могли бы попытаться стать хотя бы друзьями.

– Спасибо, нет, – с недовольной гримасой сказала Блэр. – Я собираюсь позвонить мэну, с которым недавно познакомилась. – Слово «мэн» звучало круче, чем «парень». – Интересно, захочет ли он встретиться со мной и выпить чего‑нибудь.

– Что за мужик? – заподозрив неладное, спросил Аарон. – Не тот ли это старик из Йеля, с которым мы застукали тебя вчера?

Блэр стала топать, чтобы в совершенно не по погоде надетых туфлях от Леза Беста пальцы ее окончательно не замерзли. С какой стати Аарон позволяет себе такие речи? Какое вопиющее самодовольство!

– Во‑первых, я могу встречаться с кем захочу. Во‑вторых, тебе‑то какое дело? А в‑третьих, даже если это и он, что из того?

Она подняла руку и нетерпеливо замахала ею. Было только девять. «Где же, блин, все эти долбаные такси?»

Аарон пожал плечами.

– Не знаю. Мне просто кажется, он похож на крутого банкира, который неплохо спонсирует Иельский университет, а ты, типа, флиртуешь с ним, потому что тебе очень хочется поступить. И если тебе интересно, знай: все это просто отвратительно.

– Вообще‑то я тебя не спрашивала, – оборвала его Блэр. – Но может, мне стоит послушать крутого парня, что поступил в Гарвард, не ударив при этом палец о палец, хотя все, что он делал, – сидел почти нагишом, пил пиво и прикидывался, что играет в клевой группе, которая на самом деле полный отстой, и еще говорит, что все знает.

Скрипнув тормозами, к остановке на углу 43‑й улицы подъехало такси, и из него кто‑то вылез. Блэр рванула к машине.

– Не суди, блин, о том, о чем ничего не знаешь! – прокричала она Аарону, прежде чем прыгнуть в такси и захлопнуть дверцу.

Аарон дрожал от холода в своей тонкой хлопчатобумажной куртке и, съежившись, шел по 42‑й улице по направлению к Центральному вокзалу. Было бы неплохо потусоваться с народом. Как его, блин, достали эти женщины!

Но мы‑то того стоим, так ведь?

 

Лучше, чем голые

 

Дэн старался не пялиться на моделей, когда те появлялись на подиуме в шоу «Лучше, чем голые», на них были надеты лишь коричневые вельветовые мини‑юбки. Юбки были настолько короткими, что он мог видеть даже их белые трусики с оборками, напоминавшие те старомодные трусики для девочек из пятидесятых. Они так плотно облегали попки топ‑моделей, что их ягодицы порой выскакивали из них. Вместо того чтобы сидеть в первом ряду, где Расти Клейн смогла найти ему место между Стивом Никсом и Ванессой Бикрофт, клевой драматической актрисой, Дэн стоял вдали от подиума в клубе на Харрисон‑стрит и держал в руках блокнот, чтобы казаться похожим на литератора на случай, если вдруг Расти Клейн была неподалеку и втайне за ним наблюдала.

Шоу проходило под странную немецкую народную музыку, а на подиуме была разбросана солома. Маленькие мальчики, одетые в кожаные штаны, вели за собой блеющих белых коз, а рядом с ними вышагивали невообразимо высокие модели, чьи обнаженные груди покачивались.

«Скотство», – украдкой записал Дэн в своем блокноте. Козы загадили все вокруг, и он заметил, что в юбках моделей были сделаны разрезы. На их щеках блестящей голубой подводкой были нарисованы слезы. «Погубленные молочницы», – написал Дэн, пытаясь не ощущать свою инородность. Какого черта он делал здесь, на показе мод?

Над ним склонилась брюнетка, которой было слегка за двадцать, и попыталась прочитать то, что он писал.

– С кем ты? – спросила она. – «Нейлон? Тайм‑аут?»

У нее была самая густая челка из тех, что Дэн когда‑либо видел, а на глаза были надеты очки с заостренной оправой и инкрустированными фальшивыми бриллиантами на золотой цепочке.

– Почему ты не сидишь с остальными журналистами?

Дэн закрыл свой черный блокнот, прежде чем она успела что‑либо прочитать.

– Я поэт, – сказал он значительно. – Меня пригласила Расти Клейн.

Похоже, женщину это не впечатлило.

– И что же вы опубликовали в последнее время? – недоверчиво спросила она.

Дэн сунул под мышку свой блокнот и погладил свои баки. Одна из коз отвязалась и спрыгнула с подиума. Четыре охранника побежали вслед за ней.

– Одно из моих стихотворений вышло в последнем номере «Нью‑Иоркера». Оно называется «Шлюхи».

– Не может быть! – вырвалось у той. Она положила себе на колени бледно‑лиловую кожаную сумку с лейблом «Лучше, чем голые» и извлекла из нее свой номер «Нью‑Иоркера». Полистав немного, она нашла сорок вторую страницу.

– Ты не поверишь. Я прочитала это стихотворение по телефону всем своим подругам. Неужели это именно ты написал его?

Дэн не знал, что и сказать. Это была его первая встреча со своей почитательницей, и он был смущен и взволнован одновременно.

– Я рад, что оно вам понравилось, – скромно ответил он.

– Понравилось? – повторила за ним женщина. – Да оно перевернуло всю мою жизнь! Вы мне его не подпишете? – попросила она его, положив журнал ему на колени.

Дэн пожал плечами и достал ручку. «Дэниел Хамфри», – написал он рядом со своим стихотворением, но его подпись выглядела чересчур просто, поэтому он нарисовал под ней маленькую завитушку. Он подписался прямо на тексте рассказа Габриеля Гарсии Родеса, это показалось ему кощунством, но, по правде говоря, кому какое дело, если он ставил свой первый автограф. Теперь он знаменит, он настоящий писатель.

– Я вам так, так благодарна, – сказала женщина, забирая свой журнал, и благочестиво добавила шепотом, указывая на блокнот: – А теперь продолжайте писать и извините, что я вас побеспокоила.

Немецкая народная музыка плавно перешла в оперу, а маленькие мальчики ушли, уводя за собой коз. На подиуме в черных шерстяных накидках и переливчато‑синих замшевых ботфортах появлялись модели со страусиными перьями в волосах. Они были похожи на героев «Властелина колец».

Резким движением Дэн принялся писать. «Добрые и злые волшебницы, – начертал он. – Охотятся на голодных волков. – Он погрыз конец ручки, а затем добавил: – Как хочется курить».

 

⇐ Предыдущая567891011121314Следующая ⇒

Поделиться: