LXXII. О том, чтобы избегали поцелуев всех женщин

Мы считаем, что опасно для всякого благочестивого человека обращать слишком большое внимание на лицо женщины; и потому пусть никакой брат не возжелает поцелуя ни вдовы, ни девицы, ни матери, ни сестры, ни тетки, ни какой другой женщины. Итак, пусть Христово воинство избегает женских поцелуев, чрез которые часто люди подвергаются опасности, чтобы смогло оно идти пред очами Господа с чистой совестью и непорочною жизнью[35].

 

После того как Устав был утвержден папской буллой, Гуго де Пейн отправился во Францию, а оттуда – в Англию. Вот что сообщают саксонские хроники о его визите:

«В том же (1128) году Гуго Храмовник прибыл из Иерусалима к королю Нормандии, и король принял его со всевозможными почестями, одарил золотом и серебром, а после отправил в Англию, где его так же хорошо приняли добрые люди, не скупясь на подарки; то же было и в Шотландии, и там его одарили золотом, серебром и отправили с ним в Иерусалим столько людей, сколько не видывали с дней папы Урбана»[36].

Помимо денег братству были пожалованы земли, большая часть которых в скором времени была закреплена за орденом взошедшим на престол в 1135 год королем Стефаном Блуаским. Среди этих даров был «манор Битлехэм, пожалованный тамплиерам графом Робером Феррарским, и церковь в Лонгфорде[37] в Бедфордшире, пожалованная Симоном де Вахуллом, Сибиллой, его женой и Уолтером, их сыном».

Гуго де Пейн перед отъездом назначил рыцаря-тамплиера главой ордена в Англии и Шотландии. Этот брат совмещал функции главы подразделения, или прецептории, ордена Храма в Британии, и наместника магистра – прецептора, или приора. Прецептор управлял имениями, дарованными братству, и отсылал доходы в Иерусалим. Он также был уполномочен принимать в орден новых братьев и снаряжать их в долгий путь до Святой земли, к месту несения службы.

С увеличением маноров и ростом доходов количество домов храмовников (прецепторий) в Англии возросло, а потому прецептор ордена вынужден был обзавестись помощниками – субприорами. Сам приор стал именоваться великим приором (Grand Prior), а затем магистром Храма (Master of the Temple).

Многие прославленные рыцари из лучших семей Европы стремились принести обет рыцарства, но даже знатность рода и покровительство сильных мира сего не могли гарантировать всем желающим место в ордене. Стать рыцарем Храма мог только человек высоких моральных качеств. Так, когда Гуго де Амбуаз, обложивший Турское аббатство Мармонтье непосильными поборами и отказавшийся подчиниться судебному решению графа Анжуйского, вознамерился вступить в орден, Гуго де Пейн отказался принять его обет до тех пор, пока тот не смирится, не откажется от своих притязаний и не удовлетворит потерпевшую сторону[38]. Кроме того, перед посвящением в рыцари кандидаты должны были компенсировать ущерб, нанесенный ими когда-либо церкви, а также государевой или частной собственности.

Покровительство военно-религиозным орденам стало приметой того времени – христианские владыки и их вассалы, государи и их подданные соперничали друг с другом в щедрости даров, преподнесенных братьям ордена. Редкое завещание обходилось без упоминания о взносе в пользу тамплиеров. Многие знатные лица на смертном одре вступали в орден, чтобы удостоиться чести быть похороненным среди храмовников. Иные государи вступали в орден, отказавшись от престола и передав свои владения в ведение магистра Храма.

Так, Раймон Беренгер IV, граф Барселоны и Прованса, в преклонном возрасте отрекся от престола и, презрев королевские почести, в 1158 году удалился в дом тамплиеров в Барселоне, где ранее принес обет перед настоятелем братом Гуго де Риго. Немощь не позволила ему отправиться в главную резиденцию ордена в Иерусалиме, а потому он послал туда огромную сумму денег, затворился в маленькой келье дома храмовников в Барселоне и посвятил себя служению Царю Небесному и исполнению послушаний, предписанных Уставом[39].

В 1130 году германский король и император Священной Римской империи Лотарь II Саксонский даровал ордену большую часть своих вотчинных земель в Суплингенбурге.

В 1131 году Альфонсо I Воитель, король Наварры и Арагона, коего величают императором Испании, письменно завещал свои королевства ордену рыцарей Храма. Спустя три года, незадолго до смерти, король подтвердил свое пожертвование и заставил баронов обоих королевств ратифицировать завещание. После смерти Альфонсо нобилитет Испании сумел доказать неправомочность этого документа и отстоять свои права на владение землями Наварры, тогда как в Арагоне баронам пришлось пойти на компромисс: земли, замки, большая часть таможенных сборов и пошлин, взимаемых по всему королевству, а также доля от выплат мавров были отданы ордену храмовников[40].

 

«Похвала новому рыцарству»

 

По просьбе Гуго де Пейна аббат Бернар снова взялся за перо, чтобы прославить тамплиеров, усилить влияние ордена и увеличить приток рыцарей-новобранцев[41].

В прославленном трактате De laude novae militae («Похвала новому рыцарству») святой аббат Бернар в красноречивых и восторженных выражениях восхваляет духовный подвиг военного монашества, превознося рыцарей-тамплиеров над прочими воинами. Приводя яркие и неоспоримые примеры, аббат сравнивает мирское и духовное воинство и доказывает, что только воины христолюбивого братства сражаются по благословению Отца Небесного, что только им он прощает даже кровопролитие, так как они сражаются не за награды и почести, а за веру.

Боговдохновенный трактат, обращенный «к Гуго, рыцарю Христову и наставнику Христова воинства», разделен на четырнадцать глав и начинается с короткого пролога. Этот любопытный документ необычайно точно отображает дух времени, а потому не лишним будет привести здесь наиболее яркие фрагменты из него. В приведенном ниже фрагменте святой аббат сравнивает мирского воина и воина Христа[42]:

«Воистину, дорога в очах Господних смерть святых Его, умирают ли они в бою или на постели, но смерть в бою дороже, ибо она – самая славная. …Когда выступаешь ты, о мирской воитель, то должен бояться, как бы телесная смерть твоего неприятеля не означала духовную гибель для тебя самого, или, быть может, как бы он тело твое и душу с ним вместе не погубил…

Что за несчастная победа – победить человека, будучи при этом побеждену пороком, и тешиться пустой славой о его поражении, когда самого тебя поразили гнев и гордыня!

Каков же конец или плод сего мирского рыцарства или, скорее, мошенничества, как я должен его поименовать? Что, как не смертный грех для победителя и вечная смерть для побежденного? Позвольте же мне позаимствовать слово у апостола и призвать того, кто пашет, пахать с надеждою, и того, кто молотит, молотить с надеждою получить ожидаемое.

Какова же, о рыцари, та чудовищная ошибка и что за невыносимое побуждение толкает вас в битву с такой суетой и тягостью, цель которых есть ничто, как смерть и грех? Вы покрываете коней своих шелками и украшаете доспехи свои не знаю уж, каким тряпьем; вы разукрашиваете щиты свои и седла; вы оправляете упряжь и шпоры золотом, серебром и дорогими каменьями, а после во всем этом блеске мчитесь навстречу своей погибели со страшным гневом и бесстрашной глупостью. Что это – убранство воина или же скорее женские побрякушки? Неужто вы думаете, что мечи врагов ваших отвратятся вашим золотом, пощадят каменья ваши или не смогут пронзить шелка?

Как сами вы конечно же нередко познавали на своем опыте, воину в особенности нужны следующие три вещи: он должен оберегать свою личность силой, проницательностью и вниманием, он должен быть свободен в своих движениях и он должен быстро вынимать меч из ножен. Тогда для чего же вы слепите себе глаза женскими локонами и опутываете себя долгополыми складчатыми туниками, хороня свои нежные, тонкие руки в неуклюжих широких рукавах? А паче всего – невзирая на все ваши доспехи – ужасная опасность для совести, ибо столь рискованное дело вы предпринимаете по столь незначительным и пустяковым причинам. Что же еще причина войн и корень споров меж вами, как не безрассудные вспышки гнева, жажда пустой славы или страстное желание ухватить какие-либо мирские владения? Воистину, небезопасно убивать или рисковать жизнью за такое дело. ‹…›

Теперь – в качестве примера или хотя бы в укоризну тем нашим рыцарям, что сражаются за дьявола, а не за Бога, кратко изложим жизнь и добродетели этих кавалеров Христовых. Посмотрим, как они ведут себя дома и как – в битве, как появляются на людях и каким образом рыцарь Божий отличается от рыцаря мирского.

Прежде всего, никоим образом нет у них недостатка в дисциплине, и не находится в небрежении послушанием. ‹…› Они бегут всякого излишества в одежде и пище и довольствуются необходимым. Они живут, словно братья, в радостном и трезвом обществе, без жен и детей. Дабы не было никакого недостатка в их евангельском совершенстве, они селятся совместно, одной семьею, не имея никакой личной собственности, заботясь о том, чтобы хранить единство Духа в узах мира. Можно сказать, что все их множество имеет одно лишь сердце и одну душу, до такой степени, что никто не следует своей собственной воле, а старается следовать за командиром.

Никогда не сидят они без дела и не слоняются бесцельно, а по редким случаям, когда не находятся на посту, всегда заботятся о том, чтобы заслужить свой хлеб, чиня изношенные доспехи и изорванную одежду или просто наводя порядок…

Между ними нет лицеприятия, и почтение оказывают заслугам, а не благородной крови. Они соперничают друг с другом во взаимном уважении и носят бремена друг друга, исполняя тем самым закон Христов… Они отреклись от костей и шахмат и с отвращением отвергли гончую охоту; не услаждают себя нелепой жестокостью охоты соколиной, что у других в обычае. Что до шутов, чародеев, бардов, трубадуров и поединщиков, они их презирают и отвергают, как и многие иные тщеты и неразумные хитрости. Волосы они имеют короткие, в соответствии с речением апостола, говорящего, что постыдно мужу ухаживать за мягкими локонами. Редко они моются и никогда не сооружают причесок, довольствуясь видом растрепанным и запыленным, несущим отметины солнца и их доспехов.

Когда приближается битва, они вооружаются внутренне – верой, а внешне – сталью, а не украшаются золотом, поскольку их дело – вселять во врага страх, а не распалять его алчность. Лошадей они выбирают сильных и быстрых, а не видных и богато убранных, думают о сражении ради победы, а не параде ради зрелища. Мыслят они не о славе и стараются быть грозны, а не ярки. В то же время они не вздорны, не опрометчивы и не спешат сверх меры, а трезвы, предусмотрительны и благоразумно выстраиваются в четкие порядки, как и об отцах читаем.

Оказавшись в пекле… не полагаются они и на свою собственную силу, но верят, что Господь воинств дарует им победу. ‹…›

Так, чудесным и небывалым образом, представляются они кротче агнцев, но в то же время яростней львов. Не знаю, было ли бы уместнее называть их монахами или солдатами, но только, пожалуй, лучше было бы признать их и тем и другим. Воистину, нет у них недостатка ни в монашеской мягкости, ни в воинской мощи. Что скажем мы об этом, кроме того, что сие было соделано Господом и чýдно в глазах наших. Это – избранные войска Божии, набранные Им со всех концов земли; доблестные мужи Израильские, поставленные усердно и верно стеречь тот гроб, где находится ложе истинного Соломона, каждый – с мечом в руке и прекрасно обученный военному делу».

Далее святой Бернар в самых лестных выражениях описывает обитель тамплиеров в Иерусалиме, украшенную благородными рыцарями не златом, но добродетелью:

«Помещения их расположены в самом храме Иерусалимском, не столь огромном, как древний шедевр Соломона, но не менее славном. Воистину, все великолепие первого храма состояло в бренном золоте и серебре, в полированных камнях и дорогих породах дерева, тогда как очарование и милое, прелестное украшение нынешнего – религиозное рвение тех, кто его занимает, и их дисциплинированное поведение. В первом можно было созерцать всяческие красивые цвета, тогда как в последнем – благоговеть пред всевозможными добродетелями и благими делами. Воистину, святость – подобающее украшение для дома Божия. Там можно наслаждаться великолепными достоинствами, а не блестящим мрамором, и пленяться чистыми сердцами, а не золочеными филенками.

Конечно же фасад этого храма украшен, но не каменьями, а оружием, а вместо древних золотых венцов стены его увешаны щитами. Вместо подсвечников, кадильниц и кувшинов обставлен этот дом седлами, упряжью и копьями. По всем этим признакам наши рыцари явно показывают, что они воодушевлены той же ревностью по доме Божьем, что некогда страстно воспламенила Самого их Вождя, когда Он, вооружив Свои пресвятые руки хотя и не мечом, но бичом, свив оный из нескольких веревок, Он вошел в храм и изгнал купцов, деньги у меняльщиков рассыпал и опрокинул столы у продававших голубей, сочтя неподобающим осквернять сей дом молитвы подобным торгашеством.

Посему, побуждаемые примером своего Царя, Его преданные солдаты считают еще более постыдным и нестерпимым, чем переполненность святого места торговцами, – осквернение его язычниками. Стоило им утвердиться в этом святом доме со своими конями и оружием, очистить его и прочие святые места от всякой нехристианской скверны и изгнать деспотичную орду, как они день и ночь стали заниматься упражнениями в благочестии и практическими трудами. Они особенно заботятся о том, чтобы чтить храм Божий усердным и искренним благоговением, принося набожным своим сужением не плоть животных по древним обрядам, а истинные жертвы мирные – братскую любовь, верное послушание и добровольную бедность».

Затем святой Бернар поздравляет Иерусалим с приходом христолюбивого воинства и освобождением Святой земли «от безбожных разбойников, воров-святотатцев, убийц, лжесвидетелей и прелюбодеев»:

«Радуйся же, град святой, освященный Всевышним и соделанный Его скинией, дабы это поколение могло быть спасено в тебе и тобою! Радуйся, столица великого Царя, источник столь многих радостных и неслыханных чудес! Радуйся, владычица наций и царица провинций, наследие патриархов, мать апостолов и пророков, источник веры и славы народа христианского! Если Бог попустил, что тебя столь часто осаждали, то единственно ради того, чтобы представить отважным случай проявить доблесть и стяжать бессмертие.

Радуйся, страна обетованная, бывшая родником молока и меда для своих древних обитателей, ныне же ставшая родником целительной благодати и животворной пищи для всей земли! Да, говорю я, ты – та добрая и превосходная почва, что в плодородные недра свои приняла небесное семя из сердца предвечного Отца. Что за богатый урожай мучеников взрастила ты из этого семени! Твоя богатая почва произвела чудесные примеры всяческой христианской добродетели для всей земли – иные из них принесли плода в тридцать крат, другие в шестьдесят, а иные же во сто. Потому видевшие тебя счастливо исполнены огромным изобилием твоей сладости и вскормлены твоей великою щедростью. Повсеместно, куда идут они, распространяют славу о твоем прекрасном великодушии и рассказывают о сиянии славы твоей тем, кто ее не видал, возвещая чудеса, в тебе совершенные, даже до края земли.

Воистину, славное говорят о тебе, град Божий!»

 

 

Глава 3

 

Гуго де Пейн возвращается в Палестину. – Его смерть. – Робер де Краон – Второй Великий магистр ордена. – Завоевания Зангидов. – Второй крестовый поход. – Красный крест – символ ордена. – Участие тамплиеров во Втором крестовом походе. – Земли, владения и церкви, пожалованные им в Англии. – Бернар де Трамле становится магистром. – Смерть от рук иноверцев. – Магистр Бертран де Бланшфор. – Пленение магистра. – Послание папы. – Символика знамени. – Возвышение и неудачи ордена госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского

 

И мы тогда услышали: «Текбир!»[43] –

Тот клич, которым, ринувшись в атаку,

Арабы небо молят о победе.

 

Осада Дамаска [44]

Гуго де Пейн, заложив в Европе основание великого военно-религиозного ордена Храма, которому суждено было в скором времени распространить влияние в самых отдаленных краях христианского мира, вернулся в Палестину во главе доблестной группы тамплиеров-новобранцев – уроженцев Англии и Франции. По прибытии в Иерусалим они были приняты с великой честью королем, духовенством и баронами Латинского королевства. Был созван Высший совет, на котором Гуго де Пейн заверил церковных иерархов и короля в заступничестве перед угрозой иноверцев и предложил принять ряд мер для расширения и защиты христианских территорий.

 

Робер де Краон (1136–1149)

 

Вскоре после возвращения, в 1136 году, высокочтимого брата Гуго призвал Господь. Великим магистром был избран приор ордена в Европе – Робер де Краон по прозвищу Бургундец, который после смерти жены леди Ричезы, родной сестры Ансельма, архиепископа Кентерберийского, принял постриг и вступил в орден тамплиеров[45]. Робер де Краон был доблестным воином, мудрным и деятельным управленцем[46], но усилий магистра и братии в период крушения Латинского королевства оказалось недостаточно. Воинственные сельджуки, возглавляемые Занги, атабеком Мосула и Халеба, и его младшим сыном Нур ад-Дином, вознамерились отомстить за дело Пророка и вернуть власть над Иерусалимом, который они почитали как «Бейт-Аллах» (Дом Божий).

 

Зангиды

 

Непревзойденные полководцы – отец, именуемый Имад ад-Дином, что означает «Столп веры», и сын – Нур ад-Дином, «Свет веры», подняли факел джихада. Тамплиеры потерпели поражение от превосходящих численностью сил противника в нескольких сражениях; в одном из них погиб «достойнейший воин, рыцарь Храма Одо Монфокон. Гибель его исторгла горестные слезы у всех»[47].

«Краса Ислама» Имад ад-Дин завоевал крепости Таэнса, Эстарель, Хизам, Хесн-Аррук, Хесн-Колли и завершил свою победоносную карьеру захватом Эдессы. Наследовавший ему Нур ад-Дин Мухаммад пошел по стопам погибшего отца: он получил во владение крепости Артах, Мабулу, Басарфус, Кафарласу и Хаб. Франкский граф Эдессы Жослен II де Куртенэ отчаянно пытался вернуть свою столицу. Он собрал войско и при помощи армян-христиан проник за крепостные стены Эдессы, но Нур ад-Дин в считаные часы добрался до города и разбил латинян. В наказание за сговор с франками все мужчины города были убиты, женщины и дети уведены в рабство, процветающий город превратился в дымящиеся руины. Граф Жослен сумел спастись, но потери латинян были огромными[48]. Эта безжалостная бойня потрясла Иерусалимское королевство до основания, Восточное духовенство в трепете и тревоге отправляло папе срочные письма, взывая о помощи.

Понтифик поручил святому Бернару проповедь о Крестовом походе, снабдив его воззванием к французскому народу.

 

Эврар де Бар (1146–1151)

 

В 1146 году Робера де Краона на посту Великого магистра Храма сменил Эврар де Бар – приор Франции. В Париже он созвал генеральный капитул ордена, который почтили присутствием папа Евгений III, король Франции Людовик VII Молодой, представители высшего духовенства, а также принцы и вельможи со всех концов христианского мира. На этом капитуле был провозглашен Второй крестовый поход, а тамплиерам с позволения папы римского Евгения III было даровано право носить на левой стороне плаща, под сердцем, изображение кроваво-алого креста, символа мученичества, «с тем, чтобы сей победоносный знак служил им щитом и дабы никогда не повернули они назад пред каким-нибудь неверным». Отныне братьев ордена стали называть красными монахами или рыцарями Красного Креста[49].

На этом собрании в пользу защитников Святой земли были сделаны щедрые пожертвования. Бернар де Балиоль из любви к Богу, ради спасения своей души и душ предков даровал тамплиерам поместье Уэдели в Хартфордшире, впоследствии ставшее частью манора храмовников в Динсли. Этот дар был передан ордену на капитуле, состоявшемся в Париже на восьмой день Пасхи Христовой, в присутствии папы, короля, архиепископов и ста тридцати рыцарей Храма, облаченных в белые плащи[50]. Незадолго до этого герцоги Бретани и Лотарингии и графы Брабанта и Форкалькье также пожаловали ордену земли и поместья. Владения тамплиеров в Европе разрастались, и власть их усиливалась[51].

 

Второй крестовый поход

 

Новоизбранный магистр Храма Эврар де Бар с братьями западных провинций встал под знамена двадцатипятилетнего французского короля Людовика VII и отправился с крестоносцами в Палестину.

Во время перехода через Малую Азию арьергард христианской армии защищали тамплиеры, заметно отличавшиеся от воинов-мирян не только белыми мантиями, но и уставным поведением, выучкой и бесстрашием. Одон Дейльский, капеллан короля Людовика и его постоянный спутник в походе, сообщает нам, что молодой король старался подражать тамплиерам, так как ему нравились простота и умеренность, сплоченность и бескорыстие братьев. Особенно Людовика восхищала забота тамплиеров об их амуниции и оснащении. Король поручил военачальникам своей армии взять эту модель экипировки за образец и на военном совете торжественно приказал солдатам и командному составу примкнуть к братству тамплиеров и подчиняться их приказам[52].

Мощная армия Конрада III, императора Германии, выдвинулась в поход на месяц раньше французской и к сентябрю 1147 года, разграбляя по пути владения византийского императора, добралась до стен Константинополя. Однако на первой большой стоянке в Никее произошло непредвиденное событие: от немецкого ополчения отделился пятнадцатитысячный отряд и отправился в Палестину морским путем. Конрад с остальным войском избрал тот путь, которого держалось первое крестоносное ополчение – через Иконий и Гераклею. В первой же битве близ Дорилея в Каппадокии разорванное германское войско было разбито, большая часть ополчения погибла или была взята в плен[53]. Конрад вернулся в Никею, дождался французов, а после на торговом судне отплыл в Иерусалим, где поселился в резиденции тамплиеров[54].

Вскоре в Священный град в сопровождении нового магистра Храма Эврара де Бара прибыл король Людовик; два монарха, Людовик и Конрад, после паломничества по святым местам отправились в Сирию. Летом 1148 года при поддержке рыцарей Храма они успешно атаковали Дамаск, в котором обосновались великий Нур ад-Дин, «Свет веры» и его старший брат Саиф ад-Дин, «Меч веры», и начали осаду города. Впервые на поле сражения был развернуто знамя Красного Креста – белый штандарт из шерстяной материи с кроваво-красным крестом, дарованный тамплиерам папой.

Подвиги тамплиеров, явленные в сражениях за «царицу Сирии» – великолепный Дамаск, – с почтением и благодарностью описаны Одоном Дейльским от имени французского короля Людовика в письме насместнику, преосвященному Сугерию, аббату Сен-Дени:

«Людовик, милостью Божьей король Франции и Аквитании любезному и самому верному другу, его высокопреподобию Сугерию, аббату Сен-Дени, шлет самые добрые пожелания здоровья и долголетия.

Я не могу себе представить, как мы существовали бы даже самую малую толику времени в этих краях, если бы не их [тамплиеров] поддержка и помощь. Эти славные рыцари с первого дня, как я ступил в эти земли, и до сего дня, когда я пишу это письмо, умело, щедро и настойчиво оказывали мне всяческую помощь. А потому искренне прошу вас оказать боголюбивым братьям Храма, избранным Всевышним для претворения повелений его, знаки нашей любви и поддержки. ‹…›

Я должен сообщить вам, что они ссудили мне значительную сумму денег, которую следует быстро вернуть, чтобы дом их не оскудел и чтобы я мог доказать, что держу свое слово…»[55]

 

В ополчении Второго крестового похода были и представители английской знати, среди них особо отличились два прославленных воина – Роджер де Моубрей и Уильям де Уоррен[56]. Роджер де Моубрей (Монбрей) был одним из самых могущественных и воинственных баронов Англии. В 1138 году он победоносно сражался с шотландцами в «битве Штандартов», а в 1146 году присоединился к ополчению Людовика VII и отправился Палестину. Проникшись глубоким уважением к благочестивым и доблестным братьям ордена, Роджер де Моубрей сражался с неверными под знаменем тамплиеров, а по возвращении в Англию даровал братству земли и поместья. Среди них маноры Килби и Уитли, земельные наделы на острове Эксхольм, городок Балолл в графстве Уорикшир и различные владения в Йоркшире; его дары были столь щедры, что тамплиеры пожаловали английскому барону и его наследникам особую привилегию, освобождать от публичного наказания любого осужденного брата ордена, и решение это не мог опротестовать ни один другой член братства[57].

Примерно в те же годы Стефан, король Англии, во спасение своей души, а также душ его дяди Генриха I, его супруги – королевы Матильда, его сына Эсташа[58] и других детей, повинуясь воле Господа и Пресвятой Богородицы, пожаловал рыцарям Храма Соломона в Иерусалиме имение Крессинг с правом присвоения церковных сборов, а также усадьбы Эгле и Уитхем[59]. Королева Матильда также сделала пожертвование во имя спасения душ графа Булонского Евстахия III, ее отца; лорда Стефана, короля Англии, ее мужа; и всех ее детей, передала в вечное пользование братства Храма в Иерусалиме поместье Коули и две мельницы в графстве Оксфордшир, обширные пастбища в угодьях Шотоверского леса и церковь Стреттон в Ратленде[60].

Ральф де Гастингс и Уильям де Гастингс пожаловали тамплиерам в 1152 году земли в Херсте и в Уиксхэме в Йоркшире, из которых впоследствии была сформирована прецептория Темпл-Херст.

Уильям Эшби пожаловал им поместье, на территории которого впоследствии были возведены дом и церковь Темпл Брюр[61]. Благодаря пожертвованиям благочестивых христиан орден продолжал стремительно увеличиваться, обогащаться и прирастать землями в Англии и других частях Европы.

 

После бесславного провала Второго крестового похода[62] брат Эврар де Бар, магистр Храма, вернулся в Париж со своим другом и покровителем Людовиком, королем Французским, и тамплиеры, лишенные наставника, были вынуждены в одиночку отражать агрессию мусульман. Тяготы их положения отображены в меланхоличном письме казначея ордена Великому магистру Эврару, пребывающему при дворе короля Франции:

«Поскольку мы были лишены твоего отрадного присутствия, мы имели несчастье потерять в бою князя Антиохии[63] со всей его благородной свитой. К этой катастрофе добавилась другая. Неверные вторглись на территорию Антиохии и, сметая все на своем пути, выставили свои гарнизоны в укреплениях. После первых донесений об этом бедствии наши братья с оружием в руках встали под знамена короля Иерусалимского и отправились на помощь бедствующей провинции. В ополчение мы смогли послать всего сто двадцать рыцарей, тысячу братьев-послушников и наемных солдат, на вооружение которых было потрачено семь тысяч крон в Акре и одна тысяча в Иерусалиме. Будучи отцом братии нашей, вы знаете, как тяжко мы переносим ваш отъезд и как сильно мы нуждаемся в деньгах, кавалерии и пехоте. Мы искренне просим вас присоединиться к нам как можно скорее и оказать столь необходимую поддержку для Восточной церкви, нашей общей матери. ‹…›

Несчастное войско наше, вступив в земли Антиохии, на подступах к городу было окружено с одной стороны туркоманами, с другой – султаном Алеппо (Нур ад-Дином), всадники коего вытоптали виноградники и посевы наши, уничтожив урожай. Изнывая под бременем тягот, слезно просим вас бросить все и отправляться в путь без промедления. Возвращение ваше угодно Богу, а присутствие ваше никогда не было столь необходимо братьям. ‹…› Большая часть из тех, кто отправился на помощь Антиохии, мертвы. ‹…›

Молим вас привезти с собой из-за моря всех наших рыцарей и братьев-послушников, способных носить оружие. Быть может – о, увы нам, увы! – если поспешите, вы сможете найти хоть одного из нас живым. Именем Господа заклинаю, возвращайтесь так быстро, как только это возможно, и окажите нам поддержку, ведь положение наше столь плачевно, что ни в письме, ни с глазу на глаз передать всю тяжесть его невозможно. Не менее важно сообщить папе, королю Франции, а также князьям и прелатам Европы об усугубляющемся запустении Святой земли, с таким расчетом, чтобы они прибыли с помощью лично или оказали поддержку путем отправки нам каких-либо средств для разрешения затруднений. Какие бы препятствия вас ни удерживали, мы верим, что ваше усердие превозможет их, ибо настало время выполнять обеты и жертвовать собой ради братьев, ради защиты Восточной церкви и Гроба Господня. ‹…›

О дорогие братья в Европе! Вы принесли те же обеты и связаны теми же обязательствами, что и мы, изнывающие под бременем тягот, а потому сердца ваши не могут не затосковать от соучастия к бедам собратьев. Разделите же с нами сию злую участь и ступайте вслед за начальником! Подобно ему будьте крепки духом, – да не иссякнут силы ваши! – продайте все, что можно, и идите на помощь – только на вас вся надежда! Свобода и жизни наши в ваших руках!»[64]

Получив это письмо, магистр Храма, вместо того чтобы отправиться в Палестину, сложил с себя полномочия и затворился в монастыре Клерво, где до конца дней пребывал в покаянии и умерщвлении плоти.

 

Бернар де Трамле (1151–1153)

 

В 1151 году на пост Великого магистра заступил Бернар де Трамле – родовитый бургундец из прославленной французской фамилии, доблестный воин и опытный полководец[65].

Все это время неверные совершали вторжения в христианские земли, и вскоре после прихода к власти четвертого Великого магистра они перешли Иордан и расположились станом на Масличной горе, откуда открывался вид на Бейт-Аллах – Храм Господень, великую мусульманскую святыню и главную цель их завоеваний.

Первая ночная атака иноверцев, обернувшаяся страшной бойней, была отбита. Защитники Иерусалима преследовали их до Иордании, в долине реки Кедрон полегло пять тысяч нападавших[66].

 

20 апреля 1153 года тамплиеры потеряли своего пламенного сторонника и покровителя – святой Бернар умер на шестьдесят третьем году жизни. На смертном одре он написал три письма во славу и процветание ордена. Первое – на имя патриарха Антиохийского с увещеванием защищать и поощрять тамплиеров, ибо дело их Богу угодно и людям отрадно. Второе было адресовано Мелисенде, королеве Иерусалима; в нем святой аббат восхвалял ее величество за милость, проявленную к братьям ордена. Третье письмо предназначалось брату Андре де Монбару – сенешалю ордена тамплиеров и родному дяде святого Бернара; в этом письме аббат заверил братьев в вечной любви и просил их молиться о его душе[67].

Весной того же года магистр и его рыцари осадили Аскалон в надежде занять этот важный город. На пятый месяц осады христианам удалось пробить стену[68], в образовавшийся пролом ринулись сорок тамплиеров. Им удалось прорваться в сердце города, но численное превосходство было на стороне Фатимидов, рыцари были окружены иноверцами и разбиты. По свидетельству очевидца, который участвовал в этой кампании от начала и до конца, ни один тамплиер не спасся. Отсеченные головы Великого магистра и его злополучных рыцарей были выставлены на всеобщее обозрение на крепостной стене Аскалона[69]. Утром следующего дня возобновилось ожесточенное сражение, силам Фатимидов был нанесен существенный урон, 19 августа 1153 года крестоносцы вошли в Аскалон.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: