Почетный профессор Коллеж-де-Франс

Древний Китай

УНИВЕРСИТЕТСКАЯ БИБЛИОТЕКА

ЖАК ЖЕРНЕ

Почетный профессор Коллеж-де-Франс

АСТ • Астрель

Москва

2004

 

ЖернеЖ.

Ж60    Древний Китай / Ж. Жерне; Пер. с фр, Н.Н. Зубкова. — М: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ», 2004. - 157, [3] с. - (Соgito, еrgo sum: «Университетская библиотека»).

ISBN 5-17-026252-3 (ООО «Издательство АСТ»)

ISBN 5-271-09672-6 (ООО «Издательство Астрель»)

ISBN 2.130517021(фр.)

История Китая насчитывает по крайней мере семь тысячелетий. Древнекитайская цивилизация, одна из древнейших цивилизаций мира, охватывает примерно треть этого времени. Вопреки широко распространенному мнению об изолированном развитии Древнего Китая, автор утверждает, что его следует рассматривать в связи с дру­гими цивилизациями Азии. Древний Китай с прилегающими терри­ториями образует мир столь же богатый и миообразный, как и мир, где развивались цивилизации Ближнего Востока и Средиземноморья.

УДК 94(315) ББК 63.3(5)

Настоящее издание представляет собой перевод оригинального французского издания «La Chihe Ancienne»

© ООО «Издательство АСТ», 2004

© ООО «Издательство Астрель», 2004

© Рresses Universitaries de France, 1964

ISBN 5-17-026252-3 (ООО «Издательство АСТ»)

ISBN 5-271-09672-6 (ООО «Издательство Астрель»)

ISBN 2 13 051702 1 (фр.)

ВВЕДЕНИЕ

В книге пойдет речь об историческом пери­оде протяженностью в два тысячелетия. Он простирается от истоков китайской цивилиза­ции до основания империи в 221 г. до н. э.

Принято считать, что в Китае цена тысяче­летия невелика. Но надо ясно себе представ­лять, что за время от неолита до образования обширной централизованной империи, срав­нимой по величине с Римской, но гораздо бо­лее густонаселенной и значительно превосхо­дившей ее в развитии техники, не могло посте­пенно не произойти огромных перемен. И хотя Китай от нас далеко, это еще не значит, что его история ни на что не похожа, что она менее бо­гата и сложна, чем европейская. Существует большое количество частных работ по истории Китая. Начиная с 1950 г., в стране сделано мно­жество археологических находок. Но, к сожа­лению, нет обобщающих трудов, охватываю­щих этот исторический период и позволяющих глубоко оценить новейшие раскопки. Это сильно осложняет работу популяризатора. В книге будут отражены самые известные факты и отмечены наиболее значимые переломы истории. Однако из-за отсутствия обобщающих работ автор вынужден высказать собственную точку зрения на историю Китая.

Мы исходим из того, что за всеми перемена­ми, происходившими начиная с неолитических культур Северного Китая начала II тысячеле­тия до н. э. до централизованных империй Цинь и Хань, стоит развитие отношений насе­ления и природной среды. Во всяком случае, постепенное одомашнивание животных, исчез­новение тех или иных видов растений, их се­лекция и особенно распашка и мелиорация зе­мель относятся к числу наиболее значимых фактов в истории страны. Исходя из этого можно выделить несколько этапов в истории Китая: первый — очень медленное преодоле­ние сопротивления природы человеком от нео­лита до бронзового века, другой, начиная при­мерно с 500 г. до н. э., — стремительное и пол­ное изменение китайского ландшафта террито­рий северных степей и бассейна Янцзы в связи с распространением выплавки железа. Именно тогда Китай стал той великой земледельческой империей, которой оставался вплоть до новей­шей эпохи. Следует выделить два события в истории техники, имевшие глубочайшие по­следствия для развития страны: выплавку бронзы, начало которой совпадает по времени с первыми успехами китайской цивилизации, и выплавку железа, позволившую быстро рас­пахать все равнины, что привело к быстрому расцвету Китая. Разумеется, что общество и политический строй изменялись вместе с есте­ственными условиями, плотностью населения, способами производства и производительны­ми силами. Но мы сочли нужным выделить именно эти события.

Наряду с главными фактами истории техни­ки, приводящими к изменениям в обществе (шлифовка камня; появление бронзы и колес­ниц; производство железа из руды и появление регулярной пехоты), наши суждения основаны на данных о местах проживания людей. Взятые в совокупности, эти факторы надежно предо­стерегают от всякого рода упрощений.

Существует точка зрения, что Китай всегда жил в изоляции. Действительно, низменное за­болоченное побережье Северного Китая и от­сутствие близлежащих островов не способст­вовали развитию мореходства. Освоение гори­стого юга было начато поздно и шло очень мед­ленно. Громады почти непреодолимых гор пре­граждали путь к китайцам на западе и юго-за­паде и, наконец, пустыни и степи Монголии и Синьцзяна (Китайского Туркестана) служили преградой для проникновения влияний разви­тых цивилизаций Западной Азии. Но эта изо­ляция никогда не была абсолютной: об этом свидетельствует вся история Китая. Возникно­вение китайской цивилизации, изобретение сплавов и колесницы, появление первых горо­дов-дворцов в среднем течении Хуанхэ невоз­можно объяснить, не учитывая отдаленных влияний (возможно, из областей к югу от Ура­ла) через посредство степных народов. Долг Китая перед кочевыми народами и оседлыми цивилизациями Центральной Азии и Среднего Востока огромен. Гунны, тюрки, монголы, маньчжуры, согдийцы, персы, индийцы и ара­бы не только сыграли подчас первостепенную роль в его истории, но и оказали глубокое вли­яние на искусство, развлечения, технику, мысль и религию китайцев. История Китая не может рассматриваться изолированно от исто­рии других цивилизаций Азии. Связи между ними иногда на время прерывались, но никогда не рвались полностью.

С другой стороны, Китай с прилегающими территориями образует мир столь же богатый и многообразный, как и тот, в котором развива­лись цивилизации Ближнего Востока и Среди­земноморья, если принять во внимание разно­образие географических условий и образа жиз­ни китайцев от Сибири до южных окраин Ки­тая и от Тибетского нагорья до дельты Янцзы.

Районы, благоприятные для земледелия, где первые обработанные поля на Великой Китайской равнине и в лёссовых областях Шэньси и Шаньси (лёсс — неслоистая, однородная, тон­козернистая известковистая осадочная горная порода светло-желтого или палевого цвета) по­явились во время неолита, сильно отличаются от степей Севера, пригодных только для ското­водческой или полускотоводческой жизни. От­ношения между земледельцами-китайцами и китайскими кочевниками-скотоводами стали одним из важнейших факторов политической и культурной истории Китая.

С другой стороны, китайцы, обладавшие развитыми техническими средствами, проти­вопоставляли себя первобытным народам, на­селявшим большую часть территории, по кото­рой впоследствии распространилась китайская цивилизация (собирателям, охотникам, ското­водам, неоседлым земледельцам, рыбакам, на­селявшим современную провинцию Чжэцзян и берега Янцзы). С древнейших времен на протя­жении всей истории Китая эти народы либо постепенно ассимилировались с китайцами, либо вытеснялись ими в горы. Некоторые из этих народов до сих пор живут в горных райо­нах Южного Китая и на Индокитайском полу­острове.

С того момента, как области среднего тече­ния Янцзы и дельты этой великой реки (перво­начально населенные варварами) стали играть историческую роль, становится видно, на­сколько противоположны по образу жизни, темпераменту и традициям жители Северного Китая — земледельцы, питающиеся просом и пшеницей, и Южного Китая — рыбаки и моря­ки, основу рациона которых составляет рис.

Но помимо сразу видных различий между Китаем Хуанхэ и Китаем Янцзы существует большое разнообразие местных культур. Это связано с тем, что Китай отнюдь не был еди­ным целым: он представлял собой совокуп­ность нескольких областей со своей историей и часто не похожим между собой населением. Эти области отделялись друг от друга тянущи­мися, по большей части, с запада на восток гор­ными хребтами. Благодаря этому важную стра­тегическую и торговую роль в истории Китая играли перевалы (проходы между Шэньси и Хэнанью, Шаньси и Хэбэем, Шэньси и Сычуанью, Хэнанью и Хубэем и т. д.). В то время, как воздействие на китайцев народов, живших в отдалении, было довольно слабым и непосто­янным, влияние населения соседних местнос­тей, как единоплеменников, так и непосредст­венных соседей (тибетских скотоводов в Сычу-ани, степных кочевников в Шаньси, рыбаков из низовьев Янцзы) всегда было заметным. На­звания некоторые из этих областей начинают встречаться в истории очень рано, часть из них совпадает с современными провинциями. Ав­тору кажется, что необходимо выделить следу­ющие регионы, где своеобразие проявилось очень ярко:

— Великая Китайская равнина до долины Ху­айхэ, на территории которой расположены современные провинции Хэнань и Хэбэй, западный Шаньдун и северный Аньхой. Там возникла цивилизация бронзового века и появились первые города-дворцы;

— Шаньсийское плато (государство Цзинь);

— Северо-Шэньсийская котловина и продол­жающий ее коридор Ганьсу (в начале I тыся­челетия до н. э. — центр Западного Чжоу, а позднее — царства Цинь);

— полуостров Шаньдун (царство Ци);

— бассейн среднего течения Янцзы (царство Чу);

— равнины низовьев Янцзы (юг провинции Цзянсу — царство У — и северная часть про­винции Чжэцзян — царство Юэ);

— красноземы Сычуани (государство Шу).

Для полноты картины следует добавить приморские и горные районы юго-востока Ки­тая и равнины окрестностей Кантона, но они становятся известны в истории в более позд­ний период.

Глава I

I . — Источники

Долгое время наука черпала сведения о древности Китая лишь из китайской книжной традиции. В XVIII в. в Европе сложился образ Древнего Китая благодаря миссионерам-иезу­итам на основе рационализированных легенд, соединенных в связный исторический рассказ с нравственной подоплекой, согласно которо­му китайская цивилизация восходит к началу III тысячелетия до н. э.

В V в. до н. э., в тот момент, когда сложилась эта ортодоксальная традиция, поведение и менталитет людей архаической эпохи были уже непонятны. Поэтому социальные установ­ления, магические и религиозные ритуалы, о которых к тому времени сохранились лишь устные воспоминания, были произвольно ис­толкованы как исторические события. Их от­несли ко времени правления того или иного го- сударя. То, что китайское предание, относяще­еся к отдаленному прошлому Китая, не имеет никакой исторической ценности, вольные и смелые умы выяснили уже в маньчжурскую эпоху. Но зато благодаря архаическим мифам и отрывкам легенд, с трудом поддающимся дати­ровке и не привязанным к какому-то опреде­ленному месту, уцелевшим вопреки рациона­лизаторским усилиям китайских историков, приоткрывается истина. По ним ученые могут восстановить некоторые древнекитайские обы­чаи и представления о мире. Марсель Гране первым понял и показал остальным, как нужно использовать чудом уцелевшие легенды. Прав­да, он справедливо писал о тщетности истори­ческих реконструкций в те времена, когда ар­хеологических данных недостаточно.

Археологические раскопки в Китае нача­лись сравнительно недавно. До Второй миро­вой войны была немного и очень плохо изуче­на предыстория Восточной Азии. Только с 1928 г. начались научные раскопки города Аньян на северо-востоке Хэнани, крайне важные для изучения цивилизации Шан, или Инь. В 1937 г. из-за японской агрессии они были пре­рваны. Со времени случайного открытия Аньяна в 1899 г. до 1928 г. там велись нелегальные раскопки, а как только ученые и коллекционе­ры проявили интерес к образцам древних надписей и бронзовых изделий из этой древней столицы, в продаже у антикваров появилось множество подделок, подрывавших доверие к этому исключительно ценному открытию.

Однако благодаря раскопкам в Аньяне, про­веденным в 1928—1937 гг. и возобновленным после создания КНР, мы располагаем богатей­шим археологическим материалом о китай­ской цивилизации XIV—XI в. до н. э.: много­численными подлинными надписями, планом дворцов, плавильных и литейных печей, укреп­лений, предметами из больших царских гроб­ниц, оружием, священной и бытовой утварью, колесницами. Научная литература о городе Аньян уже весьма обширна. Но и помимо этого города вследствие больших работ, ведущихся начиная с 1950 г., археологические находки по­являются в таком темпе, что их не успевают научно обрабатывать. В Хэнани обнаружены города бронзового века, более древние, чем Аньян[1]. Многие находки позволили также луч­ше познакомиться с периодом между эпохой Шан и основанием империи. Об открытиях чрезвычайной важности сообщается почти ежегодно. Вслед за железоплавильными печа­ми царства Янь в окрестностях Пекина, целы­ми колесницами, найденными в Хэнани, лаковыми росписями царства Чу из области Чанша в Хунани, явились неисчерпаемые археологи­ческие сокровища из многочисленных гроб­ниц, открытых после 1970 г.: превосходно со­хранившиеся мумии, украшенные нефритовы­ми пластинками, бронзовые предметы, карти­ны, ткани, древние тексты и т.д. За последние несколько лет китайская археология обогати­лась больше, чем за все предшествующее сто­летие. Весьма немногочисленные до войны ар­хеологические находки эпохи палеолита и нео­лита ныне тоже насчитываются сотнями. Об­наружено уже больше 3000 археологических объектов эпохи шлифованного камня. Вероят­но, китайская земля скрывает и другие порази­тельные сокровища, так что можно полагать, что после обработки новых археологических данных наши знания о китайской древности и обстоятельствах возникновения цивилизации бронзового века в бассейне реки Хуанхэ станут более точными.

Как ни важны подлинные свидетельства, предоставляемые нам археологическими от­крытиями, общее направление развития исто­рии, а также сведения о последних пяти веках перед созданием империи по-прежнему опира­ются в основном на многочисленные письмен­ные источники. Часть из них была основой традиционного образования в императорском Китае вплоть до начала XX в: это классические сочинения конфуцианской школы. Тщатель­ный анализ филологов позволил выделить в них позднейшие вставки эпохи Хань или еще более поздние. Многие другие древние сочине­ния также оказались написанными позднее традиционно принятых дат. Тем не менее, в этих текстах достаточно сведений, на которые может опираться история доимператорского Китая. Нередко случается, что только сравни­вая тексты и археологические данные, можно понять суть происшедшего события.

Благодаря раскопкам, в наши дни начинает оформляться новая концепция, по которой Ки­тай древнейшей поры прошел путь развития, подобный развитию древних цивилизаций Ближнего Востока и Средиземноморья. Эта концепция положена в основу данной книги. Автору хотелось бы по мере возможностей спо­собствовать ее дальнейшему распространению.

Глава II

I. — Палеолит

О глубочайшей доисторической древности мы скажем всего несколько слов. Эпоха палеолита уводит нас в такие отдаленные времена, которые относятся к истории не столько Китая, сколько человечества как вида. Тем не менее, следует напомнить, что долина Хуанхэ издавна была населена предками homo sapiens, а также что основные периоды доисторической эпохи здесь приблизительно совпадают с периодизацией, сложившейся в области Африки, Европы и западной части Азии. Синантроп, или пекинский человек — один из древнейших известных гоминид; по оценке жил около 500000 лет тому назад. Вероятно, он умел пользоваться огнем, жил охотой и собирательством. Возможно, был каннибалом. Синантроп был открыт в 1921 г. в пещере Чжоукоудянь близ Пекина и упоминается ныне во всех учебниках по доисторической эпохе. Но после того в Китае были сделаны и другие находки: останки других экземпляров синантропа обнаружены в Шаньси. Один из них считается более ранним, чем пекинский че­ловек (находка 1960 г.), другой более поздним (динцуньский человек, 1954 г.).

Гипотеза, что в Южном Китае существовали гигантские питекантропы, также относившие­ся к нижнему палеолиту, ростом в три—шесть раз превосходившие современного человека, была основана на находке зубов огромного че­ловекообразного у некоего китайского аптека­ря в Гонконге (традиционная китайская фар­макопея всегда высоко ценила кости, считав­шиеся весьма древними и называвшиеся «кос­тями дракона»). Эти догадки были подтверж­дены археологическими находками зубов и фрагментов челюстей в Гуанси (1956 и 1957 г.). «Гигантопитек» из Гуанси близок яванскому мегантропу, их родство доказывает весьма древние связи между Китаем и Юго-Восточ­ной Азией.

Средний и верхний палеолит в Китае пред­ставлены хуже. К среднему палеолиту относятся находки, сделанные в 1922 г. в районе Нинся, в верхнем течении Хуанхэ при начале Ордосской излучины. К нижнему палеолиту, совпадающему с периодом великой засухи, приведшей к образо­ванию лёсса, — находки в Ордосе (1923) и захоронения в верхней Чжоукоудяньской пещере (1921—1937), месте обнаружения первых синан­тропов. Более поздние открытия были сделаны в Сычуани (1951) и Гуанси (1956).

Для мезолита, начавшегося предположи­тельно 25000 лет назад, — переходного периода от палеолита к неолиту — характерно произ­водство мелких каменных орудий. Он известен по раскопкам в Маньчжурии (1926—1928), Гу­анси (1933) и Сычуани (во времена японского нашествия ). В этот период проявляется чрез­вычайно важная для истории человека на Дальнем Востоке климатическая дифференци­ация: лесистым долинам собственно Китая уже тогда противопоставляется зона степей в райо­не современной Монголии; иначе говоря, ис­пользуя термины П. Тейяра де Шардена, «лёс­совому Китаю» уже противопоставлен «песча­ный Китай». Климат Китая в течении Хуанхэ, покрытой лесами и болотами, был жарким и влажным, и сохранился таким, вероятно, до на­чала I тысячелетия до н. э.

П. — Неолит

1. Периодизация неолита. — Начиная с се­редины XX века многочисленные археологиче­ские открытия во всех районах Китая и его ок­рестностях чрезвычайно обогатили наши зна- ния о его древнейшей истории, нередко закреп­ленной и в письменных источниках. Они вне­сли глубокие перемены в традиционные пред­ставления об истоках китайской цивилизации, которая предстала продуктом весьма разнооб­разных культур.

Время около 8000 г. до н. э., когда экономи­ка еще только зарождающегося земледелия пришла на смену экономике племен, живших охотой, собирательством и рыбной ловлей, изучено еще плохо. Но для последующих тыся­челетий археологических данных достаточно. Следы стоянок, датирующихся между 6500 и 5000 гг. до н. э., в долинах Вэйхэ (современная Шэньси) и среднем течении Хуанхэ многочис­ленны и свидетельствуют об уже развитом сельском хозяйстве (культура проса Setaria italica и Ра nicum miliaceum , одомашнивание свиньи, собаки и, возможно, кур) с разнообраз­ными каменными и костяными орудиями. Ке­рамика еще довольно груба, но в разных облас­тях довольно сильно отличается по форме и орнаменту. Однако древнейшие керамические черепки, украшенные преимущественно орна­ментом с узорами «плетенки», обнаружены в Южном Китае. Эти находки являются свиде­тельством южной неолитической культуры, су­ществовавшей значительно ранее 5000 г. до н. э., о которой раньше даже не подозревали. Недавние открытия показали, что в более позднее время на обширных территориях су­ществовали несколько крупных самостоятель­ных культур:

1. Культура Яншао, известная по сотням сто­янок (по радиоуглеродной датировке между 5150 и 2960 г.), была распространена от Ганьсу до Великой Китайской равнины, включая юж-ные районы Шаньси и Хэбэя. Это зона лёсса, сформировавшегося в плейстоцене и доныне залегающего толстым слоем на северо-западе Китая. Культура Яншао, далеко не однородная, в целом характеризуется преобладанием зем­ледельческой культуры в сочетании с охотой, рыбной ловлей и собирательством, использо­ванием каменных мотыг, лопат, ножей и жер­новов, разведением свиней и собак, а возмож­но, и крупного рогатого скота. Керамика обна­руживает значительные региональные вариа­ции в технике изготовления и орнаменте, рас­писном или плетеночном. Сосуды украшены геометрическими фигурами, а иногда сильно стилизованными красными или черными изоб­ражениями рыб.

2. Культура Давэнькоу (ок. 4746—3655 до н. э.) охватывает полуостров Шаньдун и часть ог­ромного бассейна притоков Хуанхэ. Ее эконо­мика, как и Яншао, основана на культуре проса. Форма сосудов сложнее, а их орнамент бывает ажурным, выполненным аппликацией или вдавливанием соломинок. Разнообразие оттен­ков и однородность гончарной массы показы­вают, что глина тщательно отбиралась.

3. В долинах среднего и нижнего течения Янцзы выделяются еще четыре культуры при­мерно одного времени и одинакового техниче­ского уровня с Яншао и Давэнькоу. Но здесь примерно с V тысячелетия основным злаком являются два вида риса — О ryza sativa japonica  и О ryza sativa indica . Одомашнивание буйвола засвидетельствовано одновременно с одомаш­ниванием свиньи и собаки. Деревянные и кос­тяные инструменты преобладают над камен­ными, а постройка домов привела к появлению искусного соединения бревен посредством ши­пов и пазов. Именно на нижней Янцзы откры­ты древнейшие ткацкие челноки. К середине IV тысячелетия температура в гончарных пе­чах здесь достигала 950-1000 градусов.

4. Южнее, в приморских провинциях Фуцзянь и Гуандун, а также на Тайване жили пле­мена, вероятно, позднее перешедшие к земле­делию и занимавшиеся примитивными форма­ми садоводства. Они еще мало изучены.

2. Династия Ся. — По мере развития раз­личных культур среднего неолита, между ни­ми увеличивались контакты, происходил обмен, возникали более обширные и однородные территориальные объединения. В IV и III тысячелетиях отмечаются значительные техни­ческие усовершенствования: искусная обработка нефрита, производство изделий из бам­бука, шелковое и конопляное ткачество на нижней Янцзы, усовершенствование орудий из камня, ракушек, кости и дерева, более частое использование гончарного круга, появление ''чрезвычайно элегантной по форме и тонкой по выделке керамики в Северном Китае. Некото­рые черты: форма сосудов, обычай гадания на обожженных костях животных, постройки на уровне земли, а не полуземлянки, жертвоприношения на закланье и погребальные — уже предвосхищают бронзовый век. Начинается обработка меди и сплавов с большим содержа­вшем меди. Хотя до сих пор нет археологических данных, которые можно было бы точно связать с династией Ся (традиционные даты 2207—1766 гг. до н. э.), от которой в истории сохранился только список государей, совокуп­ность черт этой культуры, характерных уже для бронзового века, позволяет считать суще­ствование такой династии весьма вероятным. Именно в контексте развитой неолитической культуры, при сравнительно высокой плотнос­ти населения родился, вероятно, тип города-дворца, который развился позднее, во II тысячелетии, когда власть была основана на обла­дании бронзовым оружием. Общие условия были примерно аналогичны тем, которые по­родили первые цивилизации Месопотамии, долины Инда и Египта, также возникшие в бассейнах крупных рек. Таким образом, право­мерно отнести первые города-дворцы и пер­вые проявления китайской цивилизации к концу III тысячелетия до н. э.

Глава III

АРХАИЧЕСКАЯ ЭПОХА:

ШАН И ЗАПАДНАЯ ЧЖОУ

(ОКОЛО XVIII - VIII вв. до н. э.)

I . — Экономика и общество

1. Основные следствия появления бронзы. — ткрытие выплавки бронзы оказало определяю­щее влияние на формирование китайской циви­лизации. Несомненно, между концом неолита и бронзовым веком существует преемственность. Но китайская цивилизация, обладающая харак­терными чертами, начинается с эпохой бронзы. Ведь именно тогда появляются, с одной сторо­ны, главные технические достижения китайцев (повозка, запряженная лошадьми, письмен­ность, календарь, новые архитектурные формы и т. д.), а с другой стороны, основополагающая ис­торическая дихотомия горожан (знатных вои­нов и охотников) и крестьянства. Новейшие ар­хеологические открытия подтверждают то, что в 1925 г. Марсель Гране чисто интуитивно вывел из тонкого анализа фрагментов преданий и ми­фов. «Если наша индукция правильна, — писал он[7], — то появление военных округов и городов, установление военно-феодального строя, распа­дение сельских общин на группы крестьян и го­рожан можно датировать на основании истории техники. Можно полагать, что кристаллизую­ щим фактором было появление в Китае обра­ботки бронзы и торговли ею».

Сосуществование и взаимодополнитель­ность сельского и городского населения дейст­вительно были одной из древнейших системообразующих черт китайской цивилизации. Пер­вые города бронзового века были основаны в зо­не древних неолитических распашек. С самого начала открытие металлических сплавов приве­ло к разделению труда: сельское население, прежде занимавшееся как охотой, так и растени­еводством (возможно, эти занятия распределя­лись между двумя полами), ныне, оказавшись под опекой знатных горожан, обратилось почти исключительно к земледельческому труду, а го­родские жители стали преимущественно воина­ми и охотниками (впрочем, в архаическом Ки­тае между охотой и войной было много общего).

2. Место земледелия в экономике архаиче­ ского Китая. — Вопрос, какое место занимало земледелие в Китае эпохи Шан, был предметом олгих споров. Долгое время было принято считать, что китайская цивилизация с самого начала приняла законченный вид и уже в древ­нейшую эпоху была почти исключительно зем­ледельческой. На самом деле лишь относитель­но поздно, в течение последних пяти веков до нашей эры, обширные территории Северного Китая и долины Янцзы стали густонаселенны­ми и полностью обработанными. Чтобы до­стичь такого уровня развития, требовалась раз­витая государственная структура, которой еще не было в архаическую эпоху, и широкое рас­пространение новой техники — в частности, выплавки железа. В конце же II тысячелетия до н. э. бассейн Хуанхэ был совсем не таким, как при возникновении империи: по всем име­ющимся свидетельствам, он был занят кустар­никами и обширными болотами с необычайно богатой фауной. Эти места изобиловали пти­цей, рыбой, крупной и мелкой дичью (оленями разных видов, тиграми, дикими быками, медве­дями, кабанами, дикими котами, а также волка­ми, лисами, обезьянами и другими мелкими животными). Самой крупной добычей во вре­мя царской охоты были вепри и олени, они ис­числялись десятками. Сохранилась надпись, говорящая о 348 оленях, убитых на одной охо­те. Но в эпоху Шан в бассейне Хуанхэ водились и такие животные, которых мы не ожидали бы встретить в столь высоких широтах: слоны, но­сороги, буйволы, пантеры, антилопы, леопарды, тапиры. Существование тропической или субтропической фауны в Китае тех времен подтверждается как надписями, обнаруженными при раскопках Аньяна, так и находками скелетов животных.

Равнины Северного Китая IX—VIII в. до н. э., представление о которых можно было соста­вить, читая древние стихотворения «Шицзин», не слишком отличались от равнин эпохи Шан. Большую их часть занимали болота и леса из невысоких деревьев (вяза, дикой сливы и гру­ши, каштана, кипариса); обильны были расте­ния, служившие для собирательства. Природа по-прежнему была чрезвычайно богата дичью, и влияние человека на нее почти не замечалось. Благодаря богатству фауны и флоры можно с уверенностью сказать, что население архаического Китая было редким. Распространение видов животных, характерных для жарких стран, позволяет также с большой увереннос­тью утверждать, что климат Северного Китая конца II — начала I тысячелетия до н. э. был бо­лее теплым и влажным, чем сейчас. Больше зе­мель стали распахивать тогда, когда климат из­менился: стало холоднее и суше. Начиная с V— III вв. до н. э. в Северном Китае растительный и животный мир стал другим.

Шанцы, как и люди конца неолита, широко использовали дерево для построек и изготовле­ния посуды. Множество дошедших до нас брон­зовых ваз — сосудов с угловатыми формами — скопированы с деревянных. С другой стороны, в искусстве Шан были сильны анималистические мотивы не только в орнаменте, но и в формах. Шанцы продемонстрировали поразительную выдумку и изобретательность при изготовлении сосудов в форме баранов, сов, носорогов, слонов и т.п. Таким образом, и в искусстве эпоха Шан проявляет себя как цивилизация охотников и скотоводов, а не земледельцев.

Наконец, несомненно, важным родом дея­тельности населения Шан было разведение крупного и мелкого рогатого скота, а также уп­ряжных лошадей. Сохранились следы архаиче­ских танцев, первоначально, видимо, бывших плясками скотоводческих объединений[8]; в надписях часто упоминаются жертвоприноше­ния десятков баранов и быков.

Все эти соображения заставляют считать роль растениеводства в экономике архаическо­го Китая ограниченной. Изначальное своеоб­разие китайской цивилизации состояло не в земледелии, которое на плодородных землях нижней Хуанхэ было известно и распространено уже с неолита, а в тех нововведениях, кото­рые в жизнь шанцев внесло благородное сосло­вие, жившее в окруженных стенами городах. Эту точку зрения подтверждает достаточно примитивный характер сельскохозяйственно­го инвентаря. Орудия крестьянского труда эпохи Шан примерно такие же, как орудия протокитайцев неолитических культур: камен­ная мотыга, двухлемешная деревянная соха, овальный или серпообразный нож — обычно сланцевый, иногда сделанный из створок рако­вин. Выращивались такие злаки, как сорго, яч­мень, два сорта проса (желтое и черное) и раз­новидность конопли со съедобными семенами. Домашние животные также были те же, кото­рых разводило население поздненеолитических культур: свиньи, собаки, куры. Наконец ес­ли верить литературным свидетельствам вре­мен Западной Чжоу, огромный вклад в питание сельского населения вносили ловля пресно­водной рыбы, охота на мелкую дичь, собирание трав и диких плодов.

Итак, ясно, что культура зерновых в Китае конца II — начала I тысячелетия до н. э. далеко не занимала того господствующего положения, как это было в IV—III вв. до н. э. и позднее. На­оборот, в архаической эпохе поражает огром­ное разнообразие ресурсов и диверсифициро­ванный характер экономики.

3. Разнородность архаического общества. — Из факта, что экономика была столь разнооб­разна, можно было бы а р riori сделать вывод об относительной социальной разнородности ар­хаического населения, и история это под­тверждает. Как благородное городское населе­ние, так и сельские жители, по-видимому, не представляли собой однородных единств.

Китайцы жили в окружении варваров[9]. Но эти племена поддерживали с китайцами столь тесные отношения, что те и другие дополняли друг друга и во всяком случае не могут изу­чаться в отрыве друг от друга. Частые набеги и карательные экспедиции, обмен имуществом и женами постепенно интегрировали варваров в китайский мир. Влияние городов-дворцов па­дало по мере удаления от них, и в представле­ния древних китайцев о мире эта зависимость от расстояния нашла отражение: ближняя к го­роду зона является частью этого мира, далее живут союзные и покоренные варвары, еще дальше — те, с которыми китайцы поддерживали эпизодические контакты, наконец, еще дальше — совсем неизвестные существа, которых древние китайцы представляли себе чудовищами и не отличали от диких зверей.

В этот непрерывный процесс слияния с окружающими племенами постоянно вносили вклад брачные связи, обновлявшие и укреплявшие городскую знать. Военные же экспедиции, безусловно, позволяли увеличивать число подданных. Вероятно, военнопленные составляли в Древнем Китае довольно значительную долю низших классов; таким образом варвары постепенно превращались в китайцев уже на территории самих городов.

Говоря еще более обобщенно, разнообразие  занятий, вероятно, предопределяло и разнооб­разие социальных ролей, отразившееся в языке: пастухи и оседлые животноводы, приставленные к лошадям рабы, городские ремеслен­ники (гончары, тележники, литейщики и др.) составляли особые группы населения, имев­шие разную степень личной свободы. Но и зем­ледельцы, очевидно, не представляли собой од­нородной массы.

4. Крестьянство. — Земледельцы были только частью низших классов, но, вероятно, самой важной и впоследствии наиболее раз­вившейся. Хотя техника земледелия эпохи Шан почти не отличалась от техники их неолитических предков, соседство с городами-дворцами пол­ностью изменило их образ жизни: теперь они находились под культовым и военным покро­вительством защищенного города, а социаль­ное положение крестьян приводило их к узкой специализации на растениеводстве и домаш­нем животноводстве. Продукты деятельности крестьян: злаки, спиртные напитки, свиньи и съедобные собаки — приносились в жертву и городским населением; в частности, жертво­приношения свиней, упоминаемые в храмовых надписях из Аньяна, были весьма обильными. Царская власть обеспечивала будущий урожай и состояние погоды (всегда ненадежное), пре­вратности которой могли иметь серьезные по­следствия для посевов: ведь власть была прямо связана с Небом. Другое же объяснение цар­скому попечению о земледелии — наверное, не то, что благородное сословие потребляло мно­го зерна (оно ело преимущественно мясо), а то, что для религиозных обрядов требовалось много спиртного. Кроме того, уже по крайней мере в эпоху Чжоу деревенские надзиратели подробно регламентировали ход сельских ра­бот. Их главная роль состояла в межевании; бо­лее поздние авторы, может быть, и ошибались, видя в этих должностных лицах настоящих агрономов. Вероятно, в те времена, когда плодородные земли Северного Китая были еще мало населены, распределение земель между посевами разных культур, пастбищами и охотничьими угодьями имело больше значения, чем повышение урожайности.

Впрочем, в архаическую эпоху проблема ; собственности на землю практически не стояла. Единственной известной формой землевла­дения был удел, то есть, в первую очередь, сво­его рода военно-религиозное главенство над строго определенной территорией, ограничен­ной земляными насыпями (фэн)[10]. В таком слу­чае передача удельному князю зерна, спиртно­го и домашнего скота была повинностью рели­гиозного характера: продукты, определяющие ценность данной местности, предназначены для жертвоприношений, их потребление тре­бует предварительного освящения. Экономики как таковой существовать еще не могло, а отно­шения между людьми далеко еще не получили ого абстрактного характера, который приоб­ретут с введением в обиход денег и договорных отношений.

В крестьянском мире эпохи Чжоу и, очевид­но, уже во время Шан существовало строжай­шее разделение труда между мужчинами и женщинами, насколько возможно представить это себе по относительно поздним источникам. Ткачество, шелководство, винокурение были уделом женщин. Полевые же работы, собира­тельство, охота на мелкую дичь, рыболовство были мужскими занятиями. Кажется правдо­подобным, что это распределение функций и характер сотрудничества между полами легли в основу некоторых чрезвычайно живучих в китайской мысли представлений. Оппозиция женского и мужского существует в разных вре­менных и пространственных планах: как внут­реннее и внешнее относительно крестьянского жилища, как время полевых работ и время до­машних зимних работ, как солнечное и укры­тое от солнца место и т.д. Все эти противопо­ложные, взаимодополняющие реалии состав­ляют два основных начала: «инь» (женская си­ла и образ жизни) и «ян» (мужская сила и об­раз жизни), — которые впоследствии играли основополагающую роль в китайской мысли.

Крестьяне жили большими семьями с клас­сификационным счетом родства (отец не отличался от дядей по отцу, составляя с ними одну группу, а мать от теток по матери). Самым обыкновенным типом брака был перекрестно-кузенный (женитьба на дочери дяди по матери — иначе говоря, жена выбиралась среди родичей матери). Во времена «Шицзин» (IX—VIII вв. до н. э.) девушки переходи­ли жить в деревню к мужу, но по некоторым признакам можно предположить, что в ран­нюю эпоху значительно более распространен был авункулат — обычай, по которому буду­щий зять воспитывался у дядей по матери.

Вся жизнь крестьян строилась вокруг одной временной границы, отделявшей период зим­них домашних работ от времени полевых ра­бот, начало и конец которой отмечались празд­никами. Весенние праздники, вероятно, были поводом для состязаний (плясок и песенных перебранок) между группами юношей и деву­шек из соседних деревень. Эти празднества происходили в священных местах — как прави­ло, в устьях рек, где скитались души предков перед новым воплощением[11].

5. Благородное сословие. — Вполне воз­можно, что основателями первых городов бронзового века были главы корпораций литейщиков, хотя сословие благородных горожан формировалось и за счет других групп населе­ния, в частности, охотников и скотоводов.

Каков же был город архаической эпохи? В центре города находился дворец, который был обнесен глинобитной стеной, защищавшей го­род как от нападений, так и от наводнений. Де­ло в том, что города архаической эпохи, как правило, строились в непосредственной близо­сти от рек. Укрепления высотой около 8 м и шириной от 10 до 15 м имели форму квадрата или прямоугольника, ориентированного по сторонам света, с воротами в каждой из стен. Эта планировка стала в Китае традиционной и сохранилась вплоть до наших дней, она связа­на с обрядами, целью которых было обеспечить своевременную смену времен года и солнцево­рот. Ворота сами по себе были священным ме­стом: ведь через них входит все доброе и злое, через них же изгоняются из города смуты.

Города эпохи Шан и Чжоу были невелики по размерам. В результате раскопок выясни­лось, что последняя столица Шан (самый боль­шой город того времени) имела в окружности не более 800 м. Согласно ритуальным книгам конца эпохи Чжоу, правила которых, очевидно, действовали и в эпоху Шан, резиденция царя (а также вельмож, поскольку их дворцы повто­ряли план царского) располагалась по оси север — юг и состояла из трех соединенных друг с другом дворов. Тронный зал, открытый с юж­ной стороны и поднятый на три ступени, где во время ритуальных церемоний находился госу­дарь, располагался на севере центрального дво­ра. Все строения были прямоугольными, бре­венчатыми, под двускатной крышей. Построй­ка стояла на цоколе — характерная черта всех китайских общественных зданий. В восточной части центрального двора находился храм предков, а в западной — алтарь Земли, а при Чжоу - подземного божества. Предки и под­земные боги, располагавшиеся напротив друг друга, имели и противоположные функции: первые обычно несли людям благо, вторые бы­ли божествами карающими, мрачными. На 'этом алтаре приносили в жертву пленников, перед ним войска, уходящие в поход, приноси­ли присягу сражаться насмерть.

Центральный двор был священным мес­том, он символизировал центр мироздания. В этом дворе в присутствии предков и подзем­ных богов совершались все церемонии, па­мять о которых сохранили для нас надписи на бронзовых сосудах эпохи Чжоу (возведение в должности, царские распоряжения, принесе­ние дани, суд и т.п.). Все их участники зара­нее занимали строго определенное место по одной из сторон двора.

К северу от царской резиденции располагал­ся рынок. К югу жили ремесленники: тележни­ки, мастера, изготовлявшие колесницы, стрелы и доспехи, литейщики, гончары и др. Без их труда не существовало бы воинских и охотни­чьих занятий благородного сословия. Южную часть города занимали также разнообразные служащие при власти: надсмотрщики, писцы, гадатели, жрецы и проч.

Таким образом, центром жизни архаического города являлся дворец, в частности, им опреде­лялась деятельность торговцев и ремесленни­ков. Поэтому для обозначения этого типа горо­да подходит термин «город-дворец».

Китайский мир архаической эпохи являлся системой укрепленных городов — военно-ре­лигиозных центров, в которых проживало бла­городное сословие. Царская столица и города вассалов (кровных родственников и свойст­венников царей), были рассеяны по всему бас­сейну Хуанхэ; вокруг них жило варварское на­селение, которое ассимилировали или не асси­милировали древние китайцы. Каждый город-дворец воспроизводил столицу и был во всем ей подобен: то же общее расположение зданий, то же административное устройство, тот же тип отношений с деревенскими земледельцами и районами, населенными варварами. Центр владений Шан находился на востоке и северо- востоке современной Хэнани, а территория, по-видимому, с особенно многочисленными го­родами-дворцами совпадает с современной провинцией Хэнань и югом Хэбэя. На юго-вос­токе она доходит до долины Хуайхэ, а на восто­ке до Шаньдуна. Но в конце II тысячелетия до н. э. китайское влияние распространялось, ве­роятно, и еще далее: на западе оно достигало долины Вэйхэ в Шэньси, а оттуда проникло на юг Ганьсу и в долину Чэнду в Сычуани; к югу, оно уже дошло до долины реки Ханынуй в рай­оне средней Янцзы[12].

В эпоху Чжоу благородное сословие стало сильно иерархизированным и представляло собой пирамиду, вершину которой занимал царь, — главное религиозное лицо, а основа­нием являлись семьи простых дворян, из ко­торых набиралась основная масса воинов. Князья-градоначальники назначались на должности царем. Некоторые сравнительно поздние тексты говорят об обряде, напоми­навшем европейскую investiture per glebam[13] , во время которого вассалу передавался прямо­угольный кусок земли (его клали на алтарь подземного бога) определенного цвета в зависимости от направления, где находился жалу­емый удел[14]. Ниже царя и князей стояли главы знатнейших семейств, занимавших придвор­ные должности и составлявшие своего рода генералитет. Далее шли семьи средней знати, жившие на доходы с доверенных им помес­тий, а за ними, наконец, простые воины.

В случае надобности вассальные князья уча­ствовали в войнах и больших царских охотах, поставляя на них колесницы и воинов, прини­мали у себя царя при его разъездах, давали ра­бочую силу для царского дворца и дань (жерт­венных животных, черепаховые панцири, медь, олово, каури и др.). Царь, со своей стороны, то­же помогал вассалам своими войсками. Анало­гичный обмен услугами связывал князей со средней знатью.

Образ жизни благородного сословия предо­пределял состав администрации городов эпох Шан и Чжоу: она включала преимущественно придворные, религиозные и военные должнос­ти. В эпоху Шан были «чиновники», отвечав­шие за лошадей и за колесницы, за луки и за трелы, копья, щиты, собак, начальники стра­жи, гадатели, заклинатели, писцы и т. д. В эпо­ху Чжоу число этих чиновников постоянно росло, а с ростом распашки, несомненно, боль­шое значение стали приобретать сельские уп­равляющие[15].

6. Жизнь благородного сословия. — Поми­мо участия в религиозных церемониях, благо­родное сословие посвящало свое время войне и охоте. В древнюю эпоху охота почти не отли­чалась от войны: вооружение было одним и тем же, а большие охоты служили для упраж­нения войск. С пленными и с охотничьей до­бычей поступали одинаково: приносили в жертву предкам и богам. Некоторых пленных приносили в жертву при праздновании триум­фа, некоторых оставляли, чтобы принести в жертву позже. Так, согласно одной надписи из Аньяна, однажды при гадании в жертву покой­ной царице было принесено три барана, 30 бы­ков и два пленника. Войны, которые велись против мятежных городов или варваров, напо­минали набеги и имели целью не аннексию новых территорий, а захват драгоценностей, зем­ледельцев, рабов, ремесленников, домашних животных и урожая.

Вооружение включало различные типы лука (стрелявшие пулями и стрелами), в том числе очень мощный лук с обратным изгибом, характерный для восточной и северной Азии, топор-кинжал с рукоятью, встречающийся только в архаическом Китае и служивший, чтобы зацепить врага и нанести ему первый удар. Кроме того, в вооружение входили копья, шле­мы, щиты и панцири[16].

Колесница, представлявшая собой легкую двухколесную повозку с длинными дышлами, применялась в военных действиях до III в. до н. э., но с появлением регулярной пехоты в кон­це IV в. до н. э. потеряла прежнее значение. Над коляской для седока квадратной или пря­моугольной формы с перильцами при церемо­ниях и путешествиях ставился круглый балда­хин (квадрат под кругом символизировал зем­лю, накрытую небом). Колесница запрягалась парой лошадей, а иногда еще двумя пристяж­ными без хомута. В коляске находилось три че­ловека: посредине возничий, слева лучник, справа копейщик[17].

Ядро войск составляли благородные вои­ны: только у них были колесницы и кони, лишь они имели настоящее вооружение. Кро­ме них в войске были слуги, носильщики, ору­женосцы. Эти пешие воины (ту), вероятно, ча­стично рекрутировались из крестьянства. В эпоху Шан колесницы соединяли в звенья по пять и в дивизионы по 25. В поход обычно вы­ходило несколько тысяч человек и более сот­ни колесниц.

Марш войск своим строгим порядком под звон колоколов и бой барабанов напоминал ба­летное представление, цвета и украшения вои­нов говорят о значении психологической сто­роны войны: военный поход был проявлением не только физической силы, но и религиозно-магического могущества.

7. Исторические события. — О политичес­кой истории эпохи Шан и Западной Чжоу со­хранилось мало достоверных сведений. По преданию, в течение столетий, предшествовавших перенесению столицы в Аньян, шанские гсудари семь раз меняли место столицы на севере и северо-востоке Хэнани, к югу и к северу от современного течения Хуанхэ. Недавние раскопки отчасти подтвердили эти предания: поселения Чжэнчжоу и Яныпи к востоку от Лояна тождественны двум столицам доаньянского периода (XIV—XI вв. до н. э.). Кроме того, изучение гадательных надписей на кос­тях и черепаховых панцирях позволило соста­вить перечень тридцати царей династии Шан.  Между прочим, этот список почти совпадает с тем, который древнекитайский историк, автор первой сводной истории Китая «Шицзи» («Исторические записки») Сыма Цянь (145 или 135—86 гг. до н. э.) приводит на основании уже почти тысячелетнего предания: обнару­жилось только три случая, в которых перепу­тан порядок следования двух царей, и две ге­неалогические ошибки. При тринадцати пер­вых государях нормой был переход власти от старшего брата к младшему, сын наследовал отцу лишь в исключительных случаях. Но при четырех последних царях наследование от от­ца к сыну становится правилом, и это правило соблюдалось в течение всех последующих эпох.

В ходе последнего периода Шан, когда сто­лица находилась в Аньяне, шанские государи, вероятно, часто вели войны с некитаизирован­ным населением долины Хуайхэ. Возможно, эти войны объясняют, почему китайское кня­жество Чжоу, находившееся к северу от доли­ны Вэйхэ в Шэньси и испытавшее сильное влияние соседних племен, с такой легкостью в конце XII в. или, что вероятнее, в начале XI в. до н. э. овладело столицей и сместило динас­тию Шан. С этого времени столица китайского мира находилась на месте нынешнего Сианя в центре бассейна Вэйхэ, а вторая столица была построена около нынешнего Лояна в Хэнани. Примечательно, что в этих же местах находились и столицы династий Хань (206 — 220 гг. н. э.) и Тан (618-907 гг. н.э.).

Основной источник наших сведений об эпо­хе Западной Чжоу — надписи на бронзе, но эти тексты говорят не столько о политической ис­тории, сколько о государственном строе. В ос­новном от этого времени до нас дошел список царей, с именами которых связаны легенды. Единственный важный и достоверный истори­ческий факт — натиск варваров на Шэньси в VIII в. до н. э., принудивший Чжоу отойти в Хэнань под защиту княжества Чжэн и оконча­тельно перенести столицу в Лоян. С той поры могущество и престиж дома Чжоу сильно упа­ли, и вскоре история пошла по совершенно но­вому пути.

II . Духовный мир

1. Религиозные ритуалы и представления. — орошо известно, что в Китае важную роль крал ритуал. Под ним следует понимать рег­ламентацию человеческих действий и видов Деятельности, тесно связанную с космологическими концепциями. Отсюда следует, что эта регламентация мыслится не случайной и условной, а находящейся в согласии с циклом времен года, движением небесных тел и осо­быми свойствами разных частей света. Отсюда, несомненно, и ее убедительность. Но вполне вероятно, что эта система ограничений фор­мировалась лишь постепенно. Насколько мы можем понять поведение людей эпохи Шан, ритуал установился лишь к концу II тысячеле­тия до н. э. Традиционное мнение, которое при­писывает последнему шанскому государю необыкновенную порочность, несомненно, соответствует исторической реальности: раскопки в Аньяне показали, до какой степени послед­ним царям этой династии была чужда добродетель умеренности. Мир той эпохи был полон роскоши и жестокости. Огромные богатства (домашние животные, металлы, сельскохозяй­ственные продукты, охотничья добыча, воен­нопленные) отдавались храмам, и почти все, чем располагало это общество, с особой пыш­ностью расточалось при обыденных или экстраординарных жертвоприношениях, при по­хоронах царей и высшей знати. Бараны, быки, свиньи, собаки и олени приносились в жертву десятками. Принесение в жертву одному толь­ко предку 30—40 быков не было исключитель­ным; существовали специальные иероглифы, означавшие жертвоприношение 100 быков, 100 свиней, 10 белых свиней, 10 быков, 10 баранов. Жертвенным животным отрубали головы или перерезали горло и сразу же клали на алтарь, иногда они были вареными, копчеными, жаре­ными, порой на алтарь возлагалась не вся жертва, а только ее часть. Иногда жертвенных
животных зарывали в землю, топили или сжи­гали. Иногда принесенных в жертву животных
употребляли в пищу или раздавали, иногда просто уничтожали. В первом случае боги и смертные, мертвые и живые вместе справляли пиры, явно напоминавшие оргии: на них по­треблялось множество еды и спиртного. У чжоусцев шанцы имели репутацию пьяниц. Кажется, она была заслуженной, ибо среди их бронзовых и гончарных изделий преобладают сосуды, служившие специально для спиртных напитков.        

Хотя в том мире, где охота и скотоводство, как казалось, в изобилии удовлетворяли все по­требности, а регламентация расходов еще не была необходимостью, некоторые очень древние источники, относящиеся к эпохе Шан, сви­детельствуют о начале формирования ритуала. Расположение звезд и ориентирование по сто­ронам света у китайцев начиная с древности считались особо важными при строительстве городов-дворцов и устройстве прилегающих территорий, при церемониях и священных пля­сках при царском дворе. В этом уже угадыва­ются элементы космологической системы, а богослужения не просто служат выражением космического порядка, а являются непосредст­венной его основой. Мимические драмы, пляс­ки в масках и шкурах животных, следы которых пытался реконструировать Марсель Гране, представляют собой рассказы об устройстве мира. Их сила в том, что по ним можно заново воссоздать принципы управления страной, от­крыть временной цикл, распределить простран­ство по четырем сторонам света. Несомненно, что символика царской власти складывалась в результате наблюдения за небом. Устройство земного мира повторяет устройство небесного. Уже в эпоху Шан царь считался сыном (или, может быть, «удельным князем») Неба. У бога неба, «небесного царя» (Шаньди), как и у зем­ного царя, есть вассалы: некоторые предки цар­ской фамилии, боги ветра, туч, солнца, луны и звезд, в частности, одного южного созвездия, позже названного Фениксом. Небесные боги не принимают жертв и с ними общаются при по­средничестве царских предков[18].

Небесный царь покровительствует основа­нию городов, хранит их, обеспечивает победу на войне, насылает дождь, ветер и засуху, напу­скает с небес смуты. Однако, по-видимому, это божество, вмешивающееся в жизнь людей, те­ряло часть своих индивидуальных черт по мере того, как начинали доминировать земледельче­ские занятия.

Опираясь на религиозные представления, можно примерно представить строение мира эпохи Шан: богам верхнего мира — предкам и небесным богам — противопоставлены подзем­ные боги, несомненно, уже имевшие свою ие­рархию, боги четырех сторон света, наконец некоторых рек (важнейший из них бог Хуанхэ; уже тогда возник обычай, сохранившийся при Чжоу, отдавать ему девушек в замужество) и гор. Подземные, речные и горные боги стали объектами культа, важного и для последующих времен. Не следует ли видеть в двух столь раз­личных группах божественных сил отражение асоциальной дихотомии? Возможно, земные боги крестьян и покоренных варваров были про­дето добавлены к богам — основателям городов знатных китайцев.

2. Культ предков. — В религии эпох Шан и Чжоу центральное место занимает культ царских предков. Все ритуальные действа совер­шались перед храмом предков, где в каменных урнах хранились поминальные таблички (ма­териальная основа их душ), то есть в их непо­средственном присутствии. Обо всех важнейших событиях в жизни царского дома и обо всех придворных торжествах объявлялось во всеуслышание. Ведь предки служили посредниками в общении с другими божественными силами, они вмешивались в частную жизнь царской фамилии, являлись в сновидениях, на­сылали болезни, влияли на урожай; к ним регу­лярно обращались при гаданиях. При гадании на бараньих и бычьих лопатках или на брюш­ных пластинках панциря черепахи делали ма­ленькие углубления и нагревали на огне; рас­положение трещин и говорило об ответе пред­ка. В эпоху Шан обряд гадания, бывший при­вилегией специалистов (ныне известно более сотни имен шанских гадателей), как правило, предварялся жертвоприношением для привле­чения внимания и благосклонности предков.

Множество предметов для гадания обнаруже­но в Аньяне; находились они и в других местах: Чжэнчжоу, Лояне (Хэнань) и в окрестностях Сианя (Шэньси). На некоторых из них имеют­ся надписи: вопросы, задававшиеся предкам, иногда вместе с ответами. К нашему времени опубликовано около 41 тыс. надписей; из 3000 обнаруженных в них иероглифов расшифрова­но более тысячи[19]. Все самое достоверное, что мы знаем о цивилизации Шан с середины XIV до XI в. до н. э., почерпнуто преимущественно из начавшейся в 1899 г. прилежной расшиф­ровки этих надписей, которые были опублико­ваны в трудах выдающихся китайских ученых, имена которых заслуживают быть названными здесь: Ло Чжэньюй, Ван Говэй и Дун Цзобинь. Благодаря исследованию этих надписей изве­стно, что предков спрашивали о том, какие жертвы им угодны, о природных явлениях, по­леводстве и скотоводстве, о военных походах, о частных делах царского дома (охотах, поезд­ках, болезнях, сновидениях, рождениях и т.д.), а также о том, благоприятна или нет будет на­ступающая декада. Известно, что циклический знак, обозначавший предка-царя, соответство­вал тому дню, в который необходимо было это­му предку приносить жертвы. Позже каждый из десяти дней «недели» был назван в честь од­ного из знаков. Почитались только цари вместе с царицами главной ветви династии, но не предки по боковым линиям. Ведь цари динас­тии Шан были полигамны и могли иметь мно­го побочных жен, иногда и главных цариц мог­ло быть несколько.

Систематические раскопки и открытие больших царских гробниц в Аньяне после 1950 г. чрезвычайно обогатили наши знания о погребальных обрядах конца шанской эпохи. Эти гробницы представляют собой большие прямоугольные рвы с колодцами в центре, к которым ведут дороги с севера, юга, востока и запада (позднейшие ритуальные книги под­тверждают, что подъездные пути к могиле были царской привилегией). Царских гробниц весьма немного; от гробниц менее важных лиц они отличаются более сложной архитектурой и изобилием похоронной утвари. Только в царских гробницах были обнаружены бронзо­вые предметы. В обычных могилах находятся лишь глиняные сосуды, а в бедных и вовсе нет утвари. Утварь царских гробниц выделяется чрезвычайной роскошью: в них клали наборы колоколов и звонков из бронзы (что позволи­ло установить звукоряд, применявшийся в то время), разного рода священные сосуды из бронзы, оружие, керамику, колесницы, запря­женные лошадьми (у северного и южного вхо­да); в особой могилке под саркофагом хорони­ли собаку.

Но в первую очередь раскопки, проводив­шиеся в Аньяне с 1950 г., подтвердили суще­ствование человеческих жертвоприношений: число людей, обязанных сопровождать царя в мир иной, было поразительно велико. Только в одной гробнице с прилегающими к ней при­стройками найдено более 300 скелетов, у не­которых из них голова отделена от туловища. Вероятно, цари лежали в могиле, окруженные свитой и некоторыми самыми близкими людьми: царицами и наложницами, стражами, возницами, ловчими, различными чиновника­ми и слугами. Почти тысячелетие спустя после шанской эпохи китайский мыслитель Моцзы еще знал об этих обрядах и о человече­ских жертвоприношениях, которые, впрочем, лишь в его время исчезли полностью: «Когда умирает государь, опустошают амбары и со­кровищницы; золото, яшму, жемчуг возлагают на его тело. Свертки шелка и колесницы с ло­шадьми зарывают в гробницу. Еще нужно множество утвари для погребального зала: сосуды на треножниках, барабаны, столики, горшки, стеклянные сосуды, боевые топоры, мечи, знамена, слоновая кость и звериные шкуры. Никто не будет доволен, если все эти богатства не уйдут вслед за покойным. Число же людей, предназначенных следовать за ним, если он сын Неба, колеблется от многих десятков до нескольких сотен. Если же это высокопоставленный начальник или большой барин, то от нескольких человек до несколь­ких десятков». Есть на этот счет и другие письменные свидетельства периода от архаи­ки до империи; раскопки также подтверждают живучесть этого обряда. Но в течение I тыся­челетия до н. э. человеческие жертвы (впро­чем, вероятно, нередко добровольные) посте­пенно сокращались, а во времена империи встречались лишь спорадически[20]. Очевидно, эти кровавые жертвы, по мере приближения к концу архаической эпохи, начали вызывать осуждение, благодаря экономической, поли­тической и социальной эволюции китайского общества. Вероятно, ограничение расходов, вызванное экономическими соображениями, ритуальная регламентация и мораль умерен­ности развивались в тесной связи друг с дру­гом. В конце архаической эпохи появился обычай класть вместо человеческих жертв ма­некены из ивовых прутьев, деревянные или терракотовые статуи в натуральную величину. При империи их стали заменять маленькими керамическими фигурками, а позже — бумаж­ными, которые на похоронах сжигались. В гробницах династий Хань и Тан сохранилось множество миниатюрных изображений пред­метов (многие из них ныне хранятся в музе­ях): домов, амбаров, колодцев — фигурки до­машних животных, музыкантов, танцовщиц, акробатов, шахматистов, поваров и т. д.

Многочисленные человеческие жертвы, найденные на раскопках Аньяна, дали китай­ским ученым, считавшим себя марксистами, аргумент в пользу традиционной и априорной схемы исторического развития Китая. По их мнению, эти жертвоприношения доказывают, что китайское общество эпохи Шан было рабо­владельческим. Но нам кажется маловероятным, что большинство людей, приносившихся в жертву, были просто рабами, судя по тому, что известно об этом обычае как в самом Китае, так и в других древних цивилизациях. Скорее наоборот: те, кто сопровождал царя в могилу, были его женами, ближайшими слугами, доверенными людьми и товарищами по охоте.

 

Глава IV

ЭПОХИ К ЭПОХЕ

ВОЕННЫХ ГОСУДАРСТВ

( VII - VI вв. ДО н. э.)

IV . — Политические события

Период царств-гегемонов служит в полити­ческой истории Китая началом долгой череды войн и коалиций, завершившейся лишь с объе­динением Китая под эгидой Цинь и установле­нием империи. Насчитывают пять государств-гегемонов. В действительности реальной влас­тью обладали только царства Ци, Цзинь и Чу. Сначала Ци союзнической присягой, прине­сенной в 667 г. до н. э., утвердило себя в роли лидера конфедерации городов Востока и хра­нителя древних традиций; ему и в самом деле удалось охранить княжества Великой Китай­ской равнины от посягательств царства Чу. На смену ему в роли хранителя старого Китая пришло Цзинь; после победы над Чу в 632 г. до н. э. оно утвердило себя как гегемон. Наконец, в 597 г. до н. э. Чу взяло верх, и его могущество ослабло только в конце VI в. до н. э. с возвыше­нием нового соперника: царства У, занимав1ре-го юг современной провинции Цзянсу. В 506 г. до н. э. У даже овладело столицей царства Чу. Однако в начале V в. до н. э. самому У стал угрожать его южный сосед — государство Юэ.

В 473 г. Юэ уничтожило У, а позже расшири­лось за счет Чу. Таким образом, серьезная опас­ность со стороны Чу, нависавшая над городами и малыми царствами Великой Китайской рав­нины в VII и VI вв. до н. э., после 500 г. до н. э. уменьшилась. Но возможно, упадку государст­ва Чу послужили и другие факторы, и среди них могущество крупнейших благородных фа­милий, препятствовавшее попыткам политиче­ской централизации.

Так или иначе, в VII—VI вв. до н. э. все коа­лиции возглавлялись одним из трех великих царств: Ци, Цзинь и Чу. Малые города-государ­ства Великой Китайской равнины были зажа­ты в тиски между ними с севера и с юга, терпе­ли постоянные угрозы и давление. В течение следующего периода они были понемногу ан­нексированы.

Глава V

ОБРАЗОВАНИЕ

ВОИНСКИХ ГОСУДАРСТВ

(СЕРЕДИНА VI в. - 221 г. до н. э.)

I . — Железный век

За три столетия, предшествующие созда­нию империи (V—III вв. до н.э.), произошли быстрые и необратимые изменения в ланд­шафте и природных условиях Китая. Огром­ные лесные пространства были вырублены, заболоченные территории осушены, обрабо­таны, кое-где созданы системы искусственно­го орошения. Обработанные земли распрост­ранились до границ царств. Население Китая вплоть до самого бассейна Янцзы стреми­тельно росло, несмотря на чрезвычайно кро­вопролитные войны. В конце правления ди­настии Ранняя Хань, когда страна еще далеко не достигла такой степени экономического развития, как в III в. н.э., по переписи 2 г. н.э. население достигло 57 миллионов человек[28]. Границы городов расширялись, население их увеличивалось, у них появлялись вторые ог­рады. Значимость государств теперь оценива­лась не только по числу военных колесниц, но также по их размерам и числу жителей. Современники отмечали глубокие различия, отделявшие эту эпоху от периода государств-гегемонов и более ранних: в древности горо­дам-государствам подчинялись только не­большие слабонаселенные территории. Само собой разумеется, что и принципы управле­ния ими были совершенно другие. Проблемы администрирования, провианта, благоуст­ройства территорий либо вовсе не вставали, либо решались гораздо проще.

Эти три века примерно соответствуют эпо­хе, традиционно известной под именем «Борю­щихся царств». Началом этой эпохи произ­вольно считается распад царства Цзинь в Шаньси на три новых государства: царство Хань в Хэнани, Вэй на юге Шаньси и Чжао на севере той же провинции. Это событие произо­шло в 453 г. до н. э. Но чтобы подчеркнуть но­визну политических учреждений этого перио­да, перестройку государственной структуры под влиянием военных режимов, мы использу­ем здесь термин «воинские государства», а не «Борющиеся царства», начало же этой эпохи устанавливаем по менее искусственному кри­терию: началу выплавки железа[29]. Первое упо­минание об этой технике в письменных источ­никах относится к 513 г. до н. э., а последние археологические открытия позволяют дати­ровать наиболее ранние образцы железных литых предметов началом V в. до н. э. Таким образом, начало нового, последнего перед об­разованием империи, периода китайской ис­тории можно отнести примерно к 500 г. до н.э. Очевидно притом, что распространение желе­зоплавильного производства на протяжении V в. до н. э. сделало возможным обработку об­ширных земель, а без него чрезвычайно быст­рое экономическое развитие китайского мира в течение последних пяти столетий невозможно было бы себе представить. Благодаря произ­водству большого количества инструментов для рубки леса, обработки земли и больших ирригационных работ, благодаря повышению урожайности, о котором свидетельствует рост ставки натурального налога, Китай, по-види­мому, достиг плотности населения и уровня благосостояния, почти на две тысячи лет дав­ших ему значительное преимущество перед странами Запада. Выплавка чугуна стала изве­стна в Китае примерно на 1600 лет раньше, чем в Европе[30].

Но как бы ни были важны эти изобретения, они были лишь предпосылкой важнейших для истории Китая перемен, а не вызвали их непо­средственно.

Развитие техники и изменение природных условий в Китае действительно благоприятст­вовали концентрации средств производства и богатств. Плавка железа, которая была воз­можна только при совершенствовании систе­мы подачи воздуха, поскольку требует очень высоких температур, производилась на пред­приятиях достаточно крупных, где было доста­точно топлива. По технологии производства плавка железа не могла производиться мелки­ми ремесленниками, в отличие от ковки (един­ственный способ производства железа, извест­ный в античной и средневековой Европе). Же­лезоплавильные заводы были государственны­ми предприятиями или же принадлежали бога­тым купцам-промышленникам, работавшим на глав своих государств.

То же можно сказать и по поводу животно­водства: с той поры, как обширные равнины Китая стали распахиваться и количество паст­бищ сократилось, разведение лошадей стало возможно только в огромных табунах, нахо­дившихся в степи (Ордосская излучина, Мон­голия, север Щэньси и Ганьсу). Или .же лоша­дей выменивали на ткани в ходе официальной торговли с кочевыми племенами. В этом слу­чае также видно, насколько условия животно­водства в Китае отличались от Европы, где преобладало мелкое скотоводство.

Кроме того, осушение и орошение земель в Китае было серьезной проблемой, поскольку она должна была решаться в масштабах целых больших областей (мы не говорим о неболь­ших местных ирригационных работах, несо­мненно, проводившихся с древнейших времен), сельские общины не справились бы с ней. Вот почему некоторые теоретики полагали, что в некоторых регионах мира ирригация породи­ла особую форму правления («восточный дес­потизм» по терминологии Карла Виттфогеля).

Но если в Китае природа и развитие техники действительно способствовали появлению опре­деленной формы государственного устройства и, в первую очередь, становлению социальной группы крупных предпринимателей, то первую роль в этом процессе все равно следует припи­сать историческим факторам.

В городах-государствах исторической эпохи ремесленные мастерские зависели от дворца; свободных ремесел там не существовало. Так что воинские государства не вводили заново прямой или косвенный контроль политичес­кой власти над ремесленным производством, а следовали очень древней традиции. Закрепляя же за казной доходы от эксплуатации недр, ле­сов и болот, они тоже руководствовались тра­дицией. Наконец, с одной стороны, система ре­гулирования водных ресурсов и ирригации, а также контроль за этой системой могли влиять на политическое устройство военных государств и империи в Китае, а с другой — боль­шие ирригационные работы были возможны только потому, что уже существовали соответ­ствующие государственные структуры, а также многочисленная и дисциплинированная рабо­чая сила, которую давала армия.

Таким образом, ирригация — лишь один из аспектов перемен в китайском мире, начавшихся с железным веком, причем, возможно, не главный; во всяком случае, ею одной нельзя всего объяснить.

П. — Реформы

В некоторых царствах первые предвестники грядущих перемен: фискальные реформы, пи­саные уголовные законы, начало организации централизованного управления, — появились еще в VI в. до н. э., когда китайские земли были очень слабо обработаны и, несмотря на выруб­ку лесов, сохранялись большие площади кус­тарников и болот. Новая форма войны — стремление к уничтожению противника и за­хвату территорий — заставила китайцев осо­знать значение экономических и политических факторов. Архаические порядки не соответст­вовали такой войне, требовавшей единонача­лия, продуманной стратегии, обученных войск и многочисленных резервов. Чем ожесточен­нее становились битвы, тем необходимее ста­новилась централизация. Поэтому реформа­торское движение, начавшееся в VI в. до н. э., продолжилось в V и в IV вв. до н. э. В разных царствах реформы начались в разное время, были более или мене радикальными, но перед ними везде стояли одни и те же задачи: сло­мить могущество крупной знати, укрепить цен­тральную власть, накопить людские и продо­вольственные ресурсы. В большинстве царств прежние уделы были постепенно заменены ад­министративными округами. Структура уезд­ных и волостных управлений, первоначально учреждавшаяся на вновь завоеванных землях, со временем распространялась и на старые тер­ритории. Установился обычай ставить во главе этих административных единиц сменяемых чиновников, получавших жалованье зерном, которые каждый год подавали подробный от­чет о своей деятельности. Так было в конце V в. до н. э. в царстве Вэй, где реформа коснулась даже высших лиц центральной администрации и воинского начальства: начиная с этого време­ни, министры и генералы в этом государстве назначались непосредственно правителем, в то время как по существующей ранее традиции эти посты закреплялись за членами знатных фамилий.

Централизации власти в царстве Вэй слу­жили и другие меры: издание связного кодекса наказаний и наград, позволявшего отбирать и держать в послушании лучших слуг государст­ва, всеобщий запрет на критику законов царства, введение суровых наказаний за подделку казенных печатей и двухчастных грамот для сбора войск[31], запрет кровной мести, из-за ко­торой при господстве знатных фамилий случа­лись затяжные междоусобные войны, регла­ментация образа жизни, имевшая целью сде­лать невозможным образование клиентелы и закрепить за государем привилегию на рос­кошь.

К великому сожалению, нам известно о ре­формах лишь по лаконичным текстам и можно только догадываться о том, насколько важно было бы знать о них подробнее. В разных госу­дарствах реформы проходили по-разному. В царстве Хань в середине IV в. до н. э. один ре­форматор (неизвестно, были ли приняты его советы) доказывал, сколь выгодно правителю сохранять в полнейшей тайне свои политичес­кие намерения и решения, предлагал строго контролировать чиновников, функции кото­рых должны быть чрезвычайно четко опреде­лены. В царстве Ци в 356—320 гг. до н. э. при­нимались различные меры для поощрения зем­леделия и распашки новых земель. Кроме того, были установлены награды для всех тех, кто способен представить государю замечания на законы. Таким образом, древний обычай заме­чаний, некогда бывших долгом знатных совет­ников, распространялся на все население. В царстве Чу в начале IV в. до н. э. было узаконе­но, что наследственные привилегии действуют лишь до третьего колена, и вся знать выслана в слабо населенные районы. У нерадивых чинов­ников сокращалось или вовсе изымалось жало­ванье, а сэкономленные таким образом средст­ва направлялись на подготовку профессио­нальных воинов.

Но самые последовательные и радикальные реформы произошли в середине IV в. до н. э. в царстве Цинь. С 356 по 348 гг. до н. э. одна ре­форма проводилась за другой явно по заранее намеченному плану. Знать в этом царстве была слаба и, очевидно, слишком бедна, чтобы ока­зать сопротивление, а потому социально-поли­тические перемены оказались гораздо глубже, чем в окрестных государствах. Вся территория Цинь была разделена на сорок один уезд, меры длины и веса унифицированы. Были упраздне­ны древние титулы и привилегии знати и уч­реждены двадцать воинских чинов для отли­чившихся в сражениях, каждый чин давал пра­во на пенсию определенного размера. Чины присуждались по простому и объективному критерию: показателем доблести служило чис­ло отрубленных неприятельских голов. В сель­ском хозяйстве поощрялись освобождением от общественных работ крестьяне, урожай кото­рых превосходил определенное количество зерна. Бродяжничество было запрещено, все перемещения лиц находились под строгим контролем полиции. К этому времени относят­ся первые листки регистрации на постоялых дворах. Бродяг и бездельников обращали в го­сударственных рабов. Классические книги («Книга песен», «Книга историй», «Книга об­рядов» и др.), служившие основой школьного образования, были сожжены, а после объеди­нения Китая эта мера сразу же распространи­лась на всю империю.

Но самые глубокие реформы состояли в раз­рушении древних крестьянских общин и новой форме их организации. Крестьян сгруппирова­ли по пятеркам и десяткам; так же были сгруп­пированы и военные. Каждая группа общин бы­ла связана круговой порукой и обязательством доносить обо всех преступлениях. Реорганиза­ция сельских общин сопровождалась также но­вым межеванием полей и уничтожением преж­них ограждений на них. Таким образом, в конеч­ном счете целью законодателя были не частные реформы (административная и военная), а ра­дикальное преобразование общества, переуст- ройство даже его нравов. Не будет преувеличе­нием в данном случае сказать, что это была ре­волюция. Дело, начатое в Цинь в середине IV в. до н. э., казалось бы, должно было прерваться со сменой правителя в 338 г. до н. э., но этого не случилось: оно было подхвачено и продолжено будущим основателем империи. В этом и заклю­чается историческое значение реформ в госу­дарстве Цинь. Реформы IV в. до н. э. обеспечили Цинь военное превосходство, которое позволи­ло ему установить господство над всем Китаем. Эти же реформы служили основой политики первых китайских императоров.

Уголовные законы, системы премий и на­град, равно как и установленный в деревнях тип общинного устройства, — военного проис­хождения. Подданным была предписана суро­вая армейская дисциплина, и все усилия благо­даря системе реформ были направлены к еди­ной цели — завоеваниям.

III . - Война

Итак, война вообще представляется глав­ным двигателем социально-политических перемен в китайских государствах V—III вв. до н. э. Но, очевидно, и некоторые изменения в военной технике и в организации воинских частей также имели серьезные последствия для китайского общества. Самые значитель­ные из них — появление регулярной пехоты (конец VI в. до н. э.), изобретение арбалета (V в. до н. э.) и формирование кавалерийских частей (IV в. до н. э.).

Пример в усовершенствовании организа­ции войска подали некоторые окраинные цар­ства: регулярную пехоту первыми учредили, несомненно, У и Юэ в озерной и болотистой области низовьев Янцзы, непроходимой для колесниц, а около 540 г. до н. э. сражения про­тив варварских племен в горной местности вы­нудили и царство Цзинь в Шаньси завести пе­хотные подразделения[32]. Вскоре их примеру последовало государство Чжэн в восточной Хэнани. Знатные цзиньцы, привыкшие к по­единкам на колесницах, с трудом соглашались на роль простых пехотинцев. Но это открыло путь неизбежным и необратимым социальным переменам: поединки чести (стычки благород­ных воинов на колесницах) сменились сраже­ниями упорядоченных и дисциплинирован­ных частей больших пехотных армий, родился новый мир. Появление солдата-крестьянина, выращивавшего злаки и сражавшегося в пе­шем строю, было, вне всякого сомнения, важ­нейшим социально-политическим фактом эпохи Борющихся царств. Нетрудно угадать и последствия этого: старая мораль личной чес­ти сначала отошла на второй план, а потом и совсем постепенно забылась за требованиями порядка, дисциплины и эффективности.

Между тем, количество перемен в войсках постепенно увеличивалось. В эпоху государств-гегемонов войско состояло из нескольких сот колесниц, за которыми шло еще несколько де­сятков тысяч неподготовленных и недисципли­нированных человек пешком: слуг, носильщи­ков, конюхов, землекопов и проч. В конце этой эпохи, когда столкновения между царствами стали более ожесточенными, число колесниц увеличилось и достигло нескольких тысяч в войске каждого из крупных царств. Но начиная с конца VI в. до н. э., развитие пехоты постепен­но привело к уменьшению числа и роли колес­ниц. Они не вышли полностью из употребле­ния даже в III в. до н. э., но теперь составляли лишь один из родов войск, основные силы ко­торых составляли специализированные пехот­ные полки: копейщики, лучники, арбалетчики, обозные и др. Вероятно, в конце V в. до н. э. по­явились арбалеты и катапульты. Арбалет, тетива которого натягивалась ногой, был гораздо мощнее и стрелял дальше лука: по свидетельст­ву современников, он поражал противника на расстоянии нескольких сот метров.

Появление кавалерии было последним зна­чительным изменением в составе войск. И это нововведение, вероятно, появилось под влия­нием и давлением окраинных племен. В 307 г. до н. э. царство Чжао (самое северное из трех, на которые распалось древнее Цзинь) создало кавалерийские части, точно скопированные с кавалерии своих противников — кочевников Ордосской излучины и монгольской степи[33]. В это же время в кавалерии распространилась стрельба из лука на всем скаку (одно из люби­мых упражнений китайских всадников времен империи) и пышное платье древних аристокра­тов было заменено штанами, которые стали обычной одеждой народа во всем Китае. Имен­но в конце IV в. до н. э. из степи пришли кон­ные воины, вооруженные луками — грозные сюнну (гунны). Сложное искусство объезжать верховых лошадей, возникшее в Европе около 1000 г., в Восточную Азию, по-видимому, про­никло гораздо позднее. Отсюда важное разли­чие между западной и китайской цивилизаци­ями. Когда в Китае появилась кавалерия, ос­новные перемены в обществе уже состоялись. Вследствие этого всадники никогда не были там благородным сословием: напротив, их рек­рутировали из крестьян, нередко варварского происхождения. Можно сказать больше: имен­но из-за социальных перемен V—III вв. до н. э. и забвения традиций благородного сословия архаической эпохи воинское ремесло во время империи считалось уделом простонародья.

Впрочем, кавалерия всегда оставалась до­вольно немногочисленной. Это были элитные части со строго определенной функцией: мо­бильность и быстрота кавалерии применялись только для набегов и внезапных нападений. В самых могущественных царствах накануне объединения империи насчитывалось только 5—10 тысяч всадников. По сравнению с коли­чеством колесниц и численностью конницы пехота играла в войсках поистине определяю­щую роль. Число пехотинцев достигало сотен тысяч, и если судить по тем огромным цифрам, которые содержатся в источниках, очевидно, почти все мужское население, способное но­сить оружие, состояло в войсках в качестве солдат пехоты.

Но прежде, чем обязательная воинская по­винность стала правилом, в разных царствах и в зависимости от степени политической центра­лизации отличалась и система воинского набо­ра. Первоначально добровольцев рекрутирова­ли, привлекая премиями (в Ци — восемь унций золота за отрубленную голову неприятеля) или обещанием освобождения от налогов (в царстве Вэй). Царство Цинь в IV в. до н. э. первым ввело систему обязательной воинской повин­ности для всех подданных, подав пример, кото­рому Китайская империя следовала до X в. Там же, где сохранялись аристократические обы­чаи, унаследованные от эпохи государств-геге­монов, вельможи создавали свои личные опол­чения, и эта практика впоследствии возобнов­лялась в империи при каждом ослаблении цен­тральной власти. В эти периоды крупные вое­начальники играли роль проконсулов в отда­ленных провинциях и, прибегая к демагогии, превращали подчиненные им войска в личных клиентов.

В V—III вв. до н. э. технический прогресс, рост числа людей, участвовавших в войнах, и единоначалие повлияли и на способы ведения войны. Походы стали более дальними и про­должительными, а потому развивалось искус­ство стратегии. Войсками командовали не пра­вители и их министры — члены знатных фами­лий, как прежде, а полководцы — специалисты. В ходе тотальных войн между крупнейшими царствами становилось все яснее, что исход сражений зависит от могущества каждого из государств: числа и морального духа жителей, политического строя, состояния земледелия и зерновых запасов. Целью войны был разгром противника и аннексия новых территорий. Война зачастую превращалась в осадную: вой­ска стремились захватить города с постоянны­ми гарнизонами и укрепленные позиции. Если в архаическую эпоху исход войны решался за один — два дня, то в V—III вв. до н. э. осады иногда продолжались по три года. В качестве военной техники стали использоваться башни, осадные лестницы, земляные валы, достигав­шие высоты городских стен, подкопы и мины, задымление подземелий при помощи мехов; на границах государств и в горных проходах воз­водились крепости. Но никогда не забывали, что решающим фактором победы или пораже­ния может быть моральный дух противника, а потому широко прибегали к пропаганде, шпио­нажу и военным хитростям[34].

VI . — Исторические события

Военная история периода Борющихся царств была прямым продолжением истории VI в. до н. э.: все та же череда битв, союзов и не­прочных коалиций. Традиция насчитывает в это время семь сильнейших царств, конфлик­товавших между собой: «три Цзинь» (Хань, Вэй и Чжао) в Шаньси, Ци в Шандуне, Цинь в Шэньси, Чу в Хубэе и Янь в Хэбэе. Но два са­мых северных царства — Янь со столицей близ нынешнего Пекина и Чжао — играли довольно скромную роль и уж во всяком случае не более важную, чем Юэ, которое традиция не включа­ет в список великих царств, вероятно, потому, что оно было полуварварским. Захватив в 473 г. до н. э. царство У, Юэ заняло всю область низо­вьев Янцзы, но в 306 г. до н. э. оно было унич­тожено царством Чу.

На протяжении V—III вв. до н. э. мы наблю­даем, как исчезали древние княжества Хэнани и районов, прилегавших к этой провинции. Не­которое время они играли роль в политике рав­новесия великих держав, пытаясь столкнуть их друг с другом или склонить к перемирию, но постепенно были поглощены окружавшими их царствами: Хань, Вэй, Чжао, Ци и Чу. Из этих пяти соперников, которых превратности войн иногда заставляли ради выгоды или из-за об­щей опасности вступать между собой в союзы, в V в. до н. э. самым сильным и активным было Вэй. Его временное превосходство объясняет­ся благоприятным расположением царства в долине Фэньхэ и политическими реформами, к которым оно приступило одним из первых. Но в середине IV в. до н. э. все более и более опас­ными для других китайских государств стано­вятся замыслы небольшого, изолированного и дотоле отсталого царства Цинь. Оно было за­щищено горами между долиной Вэйхэ и равни­нами Хэнани и казалось неприступной крепос­тью, а великие реформы середины IV в. вдруг придали ему нежданную мощь. В 328 г. до н. э. Цинь завладело севером нынешней провинции Шэньси, отогнав степных кочевников далеко от своего жизненного центра — долины Вэйхэ. В 316 г. до н. э. войска царства вошли в долину Чэнду, а в 312 г. до н. э. заняли весь юг Шэньси, выйдя, таким образом, к верховьям реки Хань-шуй и угрожая древнему царству Чу. Но реша­ющим моментом, несомненно, был 308 г. до н. э., когда Цинь открыло себе дорогу в Хэнань, за­воевав западную часть этой провинции. С это­го времени Цинь, продолжая сражаться с Вэй и Хань, направило свой натиск также на юг и на восток. Чтобы противостоять этому натиску, северные и южные царства, к которым иногда присоединялось и Ци, заключали между собой то более, то менее продолжительные союзы. Но к концу III в. до н. э. угроза со стороны Цинь для независимости других китайских госу­дарств стала неотвратимой. В 230—221 гг. до н. э. серией молниеносных походов, напоминаю­щих блестящие наполеоновские кампании, Цинь овладело всем Китаем от монгольских степей и равнин Маньчжурии до горных райо­нов к югу от Янцзы.

Глава VI

ИДЕЙНЫЕ ТЕЧЕНИЯ В ЭПОХУ ОБРАЗОВАНИЯ ВОИНСКИХ ГОСУДАРСТВ

Перемены в китайском обществе с начала V в. до н. э. стали причиной чрезвычайного умствен­ного брожения. Философские и политические школы важны для понимания истории, посколь­ку на свой лад выражают конфликты эпохи и, в свою очередь, своей рефлексией и глубиной, сво­ими формулировками влияют на ход историчес­кого развития. Не будет преувеличением видеть в империи Цинь сознательную и систематичес­кую реализацию одной из теорий государства, сложившихся в эпоху Борющихся царств, а мо­ральный конформизм, установившийся при Хань, в новых условиях имперского этатизма воспроизводил традиции, оставленные главами некоторых школ последних веков перед объеди­нением империи.

Развитие философских идей подтверждает представление об историческом развитии: у каждой эпохи свои, только ей свойственные проблемы. С другой стороны, суждения ученых бы­ли бы весьма однобокими, если бы не были под­креплены историческими фактами. Пытаясь представить образ трех столетий, в течение кото­рых завершилось крушение архаических струк­тур, возникали аристократические клиентелы, рождалось и укреплялось государство, появи­лись воины-крестьяне, купцы-предприниматели и чиновники на жалованье — значит неизбежно путаться и в направлениях мысли, имеющих смысл лишь в историческом контексте.

Первые китайские философские школы по­явились во время господства в обществе клиентел, которые зародились в VI в. до н. э. во время упадка архаического общества. С V в. до н. э. и до основания империи развитию клиентел во всех китайских царствах благоприятст­вовало обогащение населения. Могуществен­ные аристократы, министры и правители царств содержали дворы: не только вооружен­ную стражу, шутов, музыкантов, фехтовальщи­ков, но и умельцев во всякого рода искусствах и ремеслах, а среди них — мастеров диспута, дипломатов и мудрецов. Эти люди подчас слу­жили им советниками, делали замечания на их указы. Если эти учителя нравственности и по­литики становились прославленными, при них, в свою очередь, возникала группа клиен­тов обычно из десятков учеников, повсюду следовавших за ними. Иногда число учеников до­стигало нескольких сотен, и тогда относитель­но организованная школа приобретала черты секты. Главы школ и сект ходили из царства в царство, предлагали свои услуги при дворах царей и вельмож, жили на содержании тех, кто искал для себя особой мудрости. Из этого обы­чая родилось даже некое учреждение: в Линьцзы, столице царства Ци, во второй поло­вине IV в. до н. э. была основана академия, где на государственный счет жили учителя раз­личных направлений. Возможно, некоторые черты, заимствованные учениями одних школ у других, их влияние друг на друга идут от дис­куссий в академии Линьцзы.

I . — Учителя V века до н. э.: Конфуций и Моцзы[36]

Первым главой философской школы был Конфуций (Кунцзы). Он был благородного происхождения, хотя и не из высшей знати, и весь проникнут моральными принципами, не­когда свойственными его сословию: умеренно­стью, почитанием ритуалов, верностью древ­ним традициям, которые ревниво хранили ста­рые княжества Великой Китайской равнины.

Вероятно, Конфуций принадлежал к слою, стоявшему чуть ниже высшего общества, а судьба его связана с небольшой, очень древней и, конечно, очень консервативной социальной группой помощников знатных правителей: писцов и гадателей. На это указывает многое. Авторитетные тексты, передававшиеся в этом кругу (высказывания древних царей, религи­озные гимны, придворные поэмы, пособия по гаданию, летописи царств) занимают в конфу­цианском воспитании гораздо больше места, чем военное дело. Стрельба из лука для Кон­фуция — всего лишь ритуальная церемония, и только тем для него интересна. До управления колесницами ему и вовсе нет дела. Зато, не участвуя в борьбе за почести и в войнах за власть, которыми только и занимались знат­ные семьи того времени, он может судить их, поскольку стоит на страже традиции. Прене­брежение вельмож ритуалами, их любовь к роскоши, рождение новой ментальности, несо­вместимой с древним чувством меры, застав­ляют Конфуция заново обозначить идеал по­рядочного человека — по воспитанию не столько воина, сколько книжника, почти «ин­теллигента», но на деле преимущественно оза­боченного правильностью поведения, риту­альных жестов и поз. Конфуцианская мораль не признает компромиссов (прежде всего в деликатном вопросе отношений между Мудре­цом и власть имущими) и вместе с тем чрезвы­чайно гибка, начисто лишена ригоризма. Дело в том, что она не знает никакого а р riori , ника­кого абстрактного принципа, а вытекает из размышлений о человеческом поведении, из тончайшего анализа его самых малых нюан­сов. Такт, психологическое проникновение, точная оценка обстоятельств — вот чего требу­ет мораль, порожденная ритуалом и основан­ная на ритуале. Вот что дает учению Конфу­ция обаяние и теплоту гуманности. И этот идеал постоянного самонаблюдения и неус­танного самосовершенствования навеян зре­лищем упадка древних нравов: ведь оставаться верным традиции неизбежно значит видоиз­менять ее.

Возможно, школа Конфуция зародилась в училищах, где некогда осуществлялось образо­вание молодых людей благородного сословия. Конфуций задался целью возродить общество своего времени с помощью ритуала и морали потому, что административная организация в этом обществе была в зачаточном состоянии и еще казалось, что порядок в обществе можно обеспечить соблюдением традиционной иерар­хии и уставов.

Однако позже Моцзы, глава другой школы — вероятно, представитель простых дворян, в военных походах составлявших основную массу воинов (ши) — обличил коренные пороки этого общества. Для Моцзы (конец V — первые годы IV вв. до н. э.) клановый дух, борьба за почести — корень всех бед его времени: войн между госу­дарствами, борьбы между знатными фамилия­ми, непомерного расточительства, нужды про­стонародья. Он тоже моралист, но его вдохнов­ляет идеал равенства. Семейственный эгоизм, нравы, неотделимые от клиентского устройства общества, он желает заменить всеобщим альт­руизмом; пышности и расточительству, захвату богатств и женщин знатными фамилиями он считает нужным противопоставить единооб­разную регламентацию расходов и образа жиз­ни (а не иерархизированную регламентацию, остававшуюся идеалом конфуцианской шко­лы); его осуждение всякого человекоубийства, конечно, подразумевает учреждение публично­го правосудия и запрет на частную месть. Моц­зы — сторонник самодержавной власти, опира­ющейся на тот бедный, близкий к крестьянству класс, к которому он сам принадлежал. Понят­но, почему от конца V в. до н. э. да образования империи идеи Моцзы имели в Китае гораздо более широкий отзвук, нежели аристократичес­кий идеал порядочного человека, защищавший­ся Конфуцием. Кроме того, школа Моцзы го­раздо больше походила на секту, чем на школу.

Она была организованна, имела устав и офици­альных глав, действовала на общество личным примером. Ее члены одевались как крестьяне или ремесленники, активно выступали против грядущих войн или защищали государства, подвергшиеся несправедливому нападению. В этой школе учили технике обороны городов: о ней подробно говорится в нескольких главах сочинения, приписываемого Моцзы.

Но в его школе учили и правилам убежде­ния, ибо в число главных видов деятельности ее приверженцев входило обращение неофитов и убеждение власть имущих в их неправеднос­ти и нечестии. Ученики и наследники Моцзы первыми изложили правила ораторского ис­кусства, и именно в их среде появились первые диалектики.

Но и другие явления истории IV—III вв. до н. э. неизбежно благоприятствовали появлению китайской софистики. Этому способствовали, с одной стороны, старая практика дипломатичес­ких переговоров, с другой — придворные игры. В среде шутов и скоморохов были в ходу игры на сообразительность: загадки, парадоксы, рас­суждения с абсурдными выводами; иногда предполагают, что на эти игры повлиял фольк­лор других народов. Из соединения этих тради­ций родилось течение мысли, имеющее некото­рое сходство с основным направлением греческой философии: китайских софистов занимали проблемы логики и физики. К сожалению, тек­сты, дающие нам представление о зарождении философии, сильно пострадали и позволяют лишь догадываться о том, какого рода вопросы ставили софисты и наследники Моцзы[37]. Во всяком случае, современники очень мало инте­ресовались этими изысканиями. В то время, когда глубоко ощущался нравственный кризис, когда все внимание привлекали практические проблемы администрации и военного дела, в этих изысканиях видели только пустую игру, вредную для ритуалов, правильности языка и укрепления государства.

Глава VII

ИМПЕРИЯ

Давно существовала точка зрения, что объе­динение Китая под властью императора про­изошло вследствие стремительных победонос­ных кампаний, позволивших государству Цинь победить и завоевать все остальные китайские царства. Были доказаны талант стратегов и вы­сочайшая организованность этого государства, еще в V в. до н. э. слабого и отсталого. Но после того как археологические исследования обога­тили наши знания об эпохе Борющихся царств, ход исторического развития стал яснее: в дейст­вительности образование Китайской империи было лишь логическим завершением постепен­ного созревания процессов, происходивших на протяжении трех предшествовавших веков.

В войнах V в. до н. э. сталкивались еще весьма отличные друг от друга государства, постепенно возникавшие вокруг небольших городов, основанных в эпоху Шан и Западной Чжоу на большом удалении от первоначального очага цивилизации — Великой Китай­ской равнины. Их вражда усиливалась и бла­годаря культурному соперничеству. И хотя нам кажется несомненным, что все боровшие­ся государства принадлежали к одной и той же цивилизации, современники этого родства почти не ощущали. В результате войны по­немногу свелись на нет региональные разли­чия и особенности, была создана истинная культурная общность вследствие непрерыв­ного смешения населения, происходившего во время бесконечных ожесточенных схваток V, IV и III вв. до н. э., обменов заложниками, за­хвата пленных, технических заимствований, сознательных и бессознательных подражаний. Благодаря недавним археологическим откры­тиям были получены доказательства формиро­вания морального и технического единства в китайском мире. Хотя к началу III в. до н. э. оно еще не оформилось политически, в умах и нравах объединение Китая уже произошло.

I . — Завоевание страны

Государство Цинь достигло экономического могущества благодаря двум историческим со­бытиям. Во-первых, завоеванию «Красной до­лины» — плодороднейшей области Чэнду в Сычуани (316 г. до н. э.) и большим ирригаци- онным работам, проведенным там около 300 г. до н. э., а также сооружению 150-километрово­го канала, соединившего реки Цзинхэ и Север­ная Лохэ, который позволил увеличить урожаи на огромных площадях обработанных земель.

Проявлением экономической политики царства Цинь явилась также практика, в кон­це IV—III вв. до н. э., вероятно, достаточно распространенная во многих государствах, но именно в Цинь, несомненно, она использова­лась особенно широко: чтобы привести в рав­новесие производство зерна с плотностью на­селения, китайские государства прибегали к массовым переселениям людей. Так, в 239— 235 гг. до н. э. в Цинь произошло несколько переселений такого рода, а чтобы заселить окрестности столицы (современный Сяньян на левом берегу Вэйхэ), туда переселили 120000 благородных семей.

Но прежде всего своим поразительным мо­гуществом накануне объединения Китая Цинь было обязано административной и военной ор­ганизации, значительно превосходившей все остальные царства. Радикальные реформы Гунсунь Яна, правителя Шан[40], в середине 1У в. до н. э. превратили одно из самых отсталых царств китайского мира в подлинную великую державу. При последнем же государе Цинь — основателе единой империи — меры, предпри­нятые реформатором Ли Сы (280?—208 гг. до н. э.), упрочили дело Гунсунь Яна.

Будущий первый китайский император Ши Хуанди или, вернее, просто Хуанди (Верхов­ный государь), как он сам себя именовал[41], пришел к власти в Цинь 22 лет от роду в 238 г. до н. э. В течение последующих семнадцати лет ему удалось подчинить своей власти все остальные китайские царства. Довольно крат­кого перечисления того, каким образом Цинь добивалась военного господства, чтобы убе­диться, что это были дьявольские меры: об­ширный план шпионажа и подкупа, состояв­ший, в общем, в оценке расходов, необходи­мых, чтобы купить совесть Неприятельских министров и военачальников. Когда корысто­любие не помогало, прибегали к убийству. Когда же предательство свершалось, а предан­ные защитники убирались, вступали в дело циньские войска. Так в 230 г. до н. э. погибло царство Хань, в 228 г. до н. э — Чжао, в 225 г. до н. э. — Вэй, в 223 г. до н. э. — Чу и наконец в 221г. до н. э. последний опасный противник — Ци.

II . — Объединение Китая

Завершив завоевание всей страны, прави­тель Цинь начал грандиозное дело политичес­кой и административной унификации этого огромного пространства, причем меры, пред­принятые для создания империи, были еще ра­дикальнее и жестче, нежели реформы в Цинь середины IV в до н. э..

Вся территория прежних царств была разде­лена на 36 административно-военных округов. Все уделы окончательно упразднялись, «ибо все беды мира происходят от того, что есть князья и владетели» — последующие династии на своем горьком опыте не раз убеждались в справедли­вости этого изречения. Единицы мер, принятые в Цинь после реформ IV в., были введены по всей империи[42]. Отныне в Китае существовала только одна монета (медная с отверстием), один образец письма, один уголовный и администра­тивный кодекс, одинаковая упряжь для пово­зок. Чтобы обеспечить контроль за самыми отдаленными районами, Циньское государство в 220 г. до н. э. начало строить сеть дорог шириной 7,5 м, обсаженных деревьями. Тогда же были срыты все крепостные сооружения предшеству­ющих времен, чтобы императорское управление не встречало препон и никакой мятежник не мог бы за ними укрыться (городские стены, оборо­нительные сооружения на горных перевалах, укрепления, построенные в некоторых царствах для защиты от соседей).

Система коллективной ответственности групп из нескольких семей была распростране­на повсюду и сохранилась еще в начале правле­ния династии Хань. Наказания в целом стали более строгими и жестокими.

Империя Цинь предполагала установить в китайском мире не только свой политический строй, подкрепленный полицейским надзо­ром, но и режим нравственного конформизма. Повсюду должно было царить самое суровое пуританство; поведение женщин было ограни­чено особо суровыми законами. Вдовам, имею­щим детей, не дозволялось выходить замуж. Прелюбодея, застигнутого на месте преступле­ния, можно было убить, и убивший не подле­жал наказанию[43].

Занятия искусством и литературой в Цинь резко осуждались. В 213 г. до н. э. произошло зна­менитое «сожжение книг»: классические книги, по которым учились в школах, все сочинения, выражавшие «частное знание» и «порочившие настоящее перед прошлым», были уничтожены, были сохранены только сочинения по медицине, фармакопее, гаданию по черепаховым панцирям и стеблям тысячелистника, земледелию и садо­водству. Правда, следствия «сожжения книг» были, по-видимому, менее разрушительными, чем по пристрастному свидетельству ортодок­сального предания. Ученые-конфуцианцы изго­нялись и, если это было возможно, уничтожались физически. Повсюду должно было царить едино­мыслие: «Люди должны изучать только законы государя и учиться только у назначенных им чи­новников».

В этом новом мире не было места свободе ремесла и торговли. Крупные купцы-предпри­ниматели, до объединения китайских госу­дарств видевшие помеху своей деятельности в сохранении феодальных структур, извлекав­шие выгоду из политической централизации и подчас бывшие ее вдохновителями, стали и первыми жертвами императорской власти. Приоритет отдавался сельскохозяйственному производству, а всякая торговая деятельность резко ограничивалась, львиная же доля доходов от торговли сосредотачивалась в руках го­сударства. Богатые купцы, владевшие плавиль­ными заводами, ссылались на юг Шэньси и в Сычуань, а по некоторым документам 200000 семейств мелких и крупных торговцев были переселены в область Шу и район Наньян (южнее нынешнего Лояна), где, несомненно, принудительно работали в поле.

БИБЛИОГРАФИЯ

Антология даосской философии. М., 1994.

Васильев Л.С. История религий Востока. М., 1988.

Васильев Л.С. Культы, религии, традиции в Китае. М., 1970.

Васильев Л.С. Проблемы генезиса китайской мыс­ли. М., 1989.

Васильев Л.С. Проблемы генезиса китайской циви­лизации. М., 1976.

Гулик Роберт ван. Сексуальная жизнь в Древнем Китае. СПб., 2000.

Gernet J. А . History of Chinese Civilisation. Cambridge, London, new York, 1982.

Ирхин Ю.В. Политическая мудрость древнего Востока: взгляд из XXI века на политические идеи Древнего Египта, Вавилона, Индии и Китая // Вест­ник Российского университета дружбы народов. Сер. Политология. 2000. № 2.

История китайской философии / Под ред. М.Л. Титаренко. М., 1989.

История Китая / Под. ред. А.В. Меликсетова. М., 1997.

Китайская философия. Энциклопедический сло­варь. М., 1994.

Кравцова М.Е. Поэзия древнего Китая. Опыт куль­турологического анализа. СПб., 1994.

Кроль ЮЛ. Сыма Цянь — историк. М., 1970.

Крюков М.В. Формы социальной организации древних китайцев. М., 1967.

Крюков М.В., Переломов Л.С., Софронов М.В., Че- боксаров Н.Н. Древние китайцы в эпоху централизо­ванных империй. М., 1983.

Малявин В.В. Гибель древней империи, М.,1983.

Малявин В.В. Китайская цивилизация. М., 2000.

Маслов А.А. Мистерия Дао. Мир «Дао дэ цзина». М., 1996.

Маслов А.А. Непостоянство вечности. Лао-цзы: миф, человек и его книга. Нью-Йорк, 1999.

Переломов Л.С. Конфуций. «Лунь Юй». М., 1998.

Переломов. Л.С. Конфуцианство и легизм в полити­ческой истории Китая. М., 1981.

СымаЦянъ. Исторические записки. М., 1972-1987. Т. 1-5.

Титаренко МЛ. Древнекитайский философ Мо-ди и его учение. М., 1985.

Феоктистов В.Ф. Философские и общественно-политические взгляды Сюнь-цзы. М., 1976.

Фицжералъд С.П. Китай. -Краткая история культу­ры. СПб., 1998.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение .......................................5

Глава   I Источники и хронологические рамки ............................13

I . Источники .......................13

П. Хронологические рамки .......... .17

Глава  II Доисторическая эпоха и начало китайской цивилизации ...........23

I . Палеолит ....................... .23

И. Неолит ..........................25

III . Начало цивилизации

бронзового века ................. .30

Глава III Архаическая эпоха: Шан и

Западная Чжоу  (около XVIII-VIII вв. до н. э.) ......... 36

I . Экономика и общество ........... .36

II . Духовный мир ................... .59

Глава IV Период государств-гегемонов:

переход от  архаической эпохи к эпохе

военных государств (VII-VI вв. до н. э.) ..............70

I . Изменения в экономике

и окружающей среде ..............70

II. Формирование территории

Китая ............................74

III. Становление государств-

гегемонов ........................78

IV. Политические события ............82

V. Изменения в социальном строе

и общественном сознании .........83

Глава  V Образование воинских

Государств (середина VI в.—

221 г. до н. э.) ....................89

I. Железный век ....................89

И. Реформы .........................95

III. Война...........................102

IV. Большие общественные

работы ..........................109

V. Развитие ремесел

и торговли ......................114

VI. Исторические события ...........119

Глава VII .

Империя ....................... 142

Завоевание страны ..............143

Объединение Китая .............146

Падение империи Цинь ..........149

Библиография ...................153
В 206 г. до н. э. на смену Цинь пришла ди­настия Хань, и начался постепенный возврат в прошлое: возродились клиентские отноше­ния и традиции, существовавшие до импер­ской унификации. Наряду с этим появилась в управлении государством новая фигура: уче­ный чиновник, в котором совмещались черты администратора-легиста и порядочного чело­века в понимании моралистов-конфуцианцев. При всем том, административное устройство китайского мира, его государственная инфра­структура были заданы раз и навсегда. Динас­тия Цинь оказалась недолговечной, но сумела выковать всекитайское единство и сделать Ки­тай одной из величайших империй в истории. Она оставила ему и название: принято считать, что название СНта появилось в Европе перво­начально благодаря шелковым тканям из им­перии Цинь.

Конечно, развитие китайского мира далеко не завершилось со смертью первого императо­ра и основанием империи Хань. При многих других династиях в Китай из оазисов Средней Азии многократно проникали иноземные культуры. Его не раз полностью или частично завоевывали кочевники монгольских степей и Маньчжурской равнины. В IV—IX вв. глубо­кие перемены в китайский дух внесет буд­дизм, а новую жизнь Китаю придаст развитие

 

[1]  Всего начиная с 1959 г. обнаружено 128 поселений эпо­хи Шан.

 

[2] В отечественной историографии более принято назва­ние Инь. — Прим. пер.

 

[3] В русской китаеведческой традиции «Разделенных го­сударств» (кит. Лего). — Прим. пер.

[4] Аргументация А. Масперо, согласно которому 30 ца­рей династии Шан не могли царствовать более 450 лет, по­тому что «средняя продолжительность царствования в 15 лет превосходит все исторические династии Китая», не ка­жется убедительной. Ведь всего десять императоров мань­чжурской династии правили 268 лет. Таким образом, непо­нятно, почему царствование 30 государей Шан не могло за­нимать период времени около шести столетий.

[5] Об отношениях между шанским Китаем и другими ци­вилизациями Азии см.: Li Chi. Тhe Beginnes of Chinese Civilization. Seattle, 1957.

[6] См.: Leroi-Gourhan А , Вestiaire du bronze chinois de style Tcheou. Paris, 1936.

[7] Granet М . Dances et legendes de la Chine ancienne. Paris, Prasses universitaires de France, 1959. V. 1, р. 53.

 

[8] См.: Granet М . Dances et legendes de la Chine ancienne. 40

[9] Возможно, некоторые из этих племен были предками этнических групп, известных в истории Дальнего Востока позднее: тайцев, тибетцев, тюрко-монголов, может быть, ай­нов. Но стоит ли специально говорить, что «расовой пробле­мы» при этом не существует? Смешанные браки во все вре­мена были слишком многочисленны, чтобы можно было пользоваться термином «раса», а главное — физиологичес­кие особенности в сравнении с культурными реалиями столь малозначительны, что ими практически можно пренебречь

[10] Земельные наделы в дар своим военачальникам и дру­гим знатным людям цари и правители городов начали пере­давать, вероятно, только начиная с эпохи Западной Чжоу. Но и тогда установленным фактом является лишь право присваивать себе часть земледельческой продукции, и гово­рить применительно к этой эпохе о «крупной земельной собственности» — явное преувеличение. Другую точку зре­ния см.: Ма spero Н . Les regimes fanciers en Chine des origins aux temps moderns // Еtudes historiques. Musee Guimet. Paris, 1950.

 

[11] См.: Granet М . Fetes et chansons anciennes de la Chine. Paris, 1919.

 

[12] Одно поселение шанского типа, если не шанской эпохи, обнаружено к югу от озера Дунтинху в Хунани, другое к югу от озера Пуянху в Цзянси.

[13] Ввод во владение передачей кома земли. — Прим. пер.

[14] Система соответствия между странами света, основны­ми цветами (зеленый, красный, белый, черный и желтый), вкусами, временами года, животными и др., очевидно, была разработана ритуалистами конца эпохи Чжоу, но ее основ­ные элементы, вероятно, древнее. В частности, представле­ние о мире, разделенном на пять основных частей (середина, север, юг, запад, восток), видимо, восходит к истокам цивилизации.

[15] Список должностей, который можно найти в сборнике ритуальных правил «Или», а основной комментарий в хро­нике царства Лу «Цзочжуань» довольно точно совпадает с надписями на бронзе эпохи Чжоу. Он был изучен А. Масперо (см.: Ма spero Н. La Chine antique. Р. 59—80; Соntribution a l`etude de la Societe chinoise... // ВЕFEО, ХLVI, 2,1954).

[16] Об истории китайского оружия: Lое hr Мах. Сhinese bronze age weapons. Ann Arbor, 1956; Чжоу Вэй . Чжунго биньци шигао. Пекин, 1957.

[17] Благодаря недавним раскопкам мы обладаем фрагмента­ми колесниц всех эпох от Шан до Борющихся царств, и таким образом знаем всю историю колесницы в Китае. У колеса диа­метром 1,30—1,40 м при династии Шан было 18 спиц, при За­падной Чжоу 21 или 22, в эпоху Чуньцю (VII—VI в.) 25, в эпо­ху Борющихся царств 26. Ширина колеи варьировалась от 1,80 до 2,30 м. Дышла, соединенные хомутом длиной 1,40 м, с тече­нием веков становились короче: в архаическую эпоху их длина была 3 м, а в эпоху Борющихся царств всего около 2 м.

[18] Жертвы богам, например, мясо или сосуды, наполнен­ные зерном, приносились на двух руках, поднятых кверху. Этот ритуальный жест очень часто опознается в иероглифах эпох Шан и Чжоу. Другие графические знаки свидетельству­ют о практике возлияний: спиртное, хранившееся в специаль­но предназначенных для этого обряда сосудах, выливалось на землю.

[19] Весьма вероятно, что техника гадания сыграла боль­шую роль в развитии китайской письменности. Напомним, что китайское письмо происходит из пиктографии. На неко­торых бронзовых изделиях эпохи Шан есть клейма в виде рисунков, несомненно, относящиеся к самой примитивной стадии письма. Но очень скоро оно превратилось в идеогра­фическое. Письмо XIV—XI вв. уже весьма стилизовано и изобилует абстрактными формами (перевернутые и зер­кально обращенные знаки, черточки, указывающие на одну из частей знака, изображения жестов), а главное — знаками, состоящими из соединения двух простых. Почему возникла и сохранилась столь сложная система письма, возможно, объясняется особенностями китайского языка: однослож­ные слова, с древнейших времен, по-видимому, ставшие са­мостоятельными лексическими единицами, и богатая фоно­логическая система не позволяли вычленять звуки речи; по­этому китайское письмо и не могло встать на путь слоговой и тем более алфавитной нотации. Как правило, письменный знак мог соответствовать только одному односложному сло­ву (одной лексической единице).

[20] В гробницах периода Западной Чжоу встречается лишь несколько останков лиц, погребенных вместе с покойным (чаще всего от двух до четырех), а в эпоху Борющихся Царств к этому ритуалу прибегали еще реже. Из 3000 раско­панных в последнее время погребений этого периода не бо­лее 10% заключали останки человеческих жертв, от одной до четырех в каждой.

[21] Было бы чрезвычайно интересно по надписям, изобра­жениям, древним текстам и отчетам раскопок установить историю фауны древнего Китая. К сожалению, эта работа до сих пор не предпринята.

[22] О вероятном значении овцеводства в архаическом Ки­тае см.: Gernet J. Comportement et genres de vie en Chine archaique // Аnnales, ESC, 7 аnnee № 1, janv. — mars 1952.

[23] Великолепное изложение этого типа войны см. в кн.: Granet М. Lа сivilisation chinoise. Р. 305—334.

[24] См.: Ш. Каидзука. Секаи но рекиши... Т. 3, с. 46—47.

 

[25] Кроме того, с царством Чу связана одна из лучших по­этических традиций в китайской литературе: целый свод больших стихотворений в элегическом роде, первоначально, как удалось установить, возникшие под влиянием шаманст­ва, известные под названием «Чуцы».

[26] Чехословацкий китаист И. Прушек (Р rusek J. Сninese statelets and the northern Barbarians: 1400-300 В.С. Dordrecht, 1971) выдвинул весьма вероятную гипотезу о большом вторжении степных кочевников, оттеснивших не­китайское население Северного Китая. Действительно в этом районе на всем протяжении VIII в. происходило широ­комасштабное передвижение этносов.

[27] Превосходное изложение основных событий полити­ческой истории периода Чуньцю имеется в кн. Т. Масубу-чи «Секаи но рекиши», т. 3, с. 49—92.

[28] Точнее, 12 366 470 семей и 57 671 400 человек. См.: В ielenstein Н . Тhе Сеnsus of China // Вulletin of the Museum of Far Eastern Antiquites. № 19. Stockholm, 1947, р. 135. Самое густое население проживало в долинах Фэньхэ (Шаньси), Миньцзянхэ (Сычуань) и Вэйхэ (Шэньси); особенно густо населена была область Сянь, где находилась столица, а также окрестности Лояна в Хэ-нани. Помимо этих областей, вероятно, сохраняли эконо­мическое значение издревле населенные районы: северо-запад Хэнани и юг Хэбэя.

[29] Об истории выплавки железа, в Китае см.: Ян Гуанъ. Изобретение и развитие техники выплавки железа в Древ­нем Китае. Шанхай, 1956 (на кит. яз.); Needham J. Тhе development of iron and steel technology in China. London, 1958. Литье чугуна принесло пользу главным образом земледе­лию, ремеслам и горному делу. Изделия из чугуна весьма не­однородной структуры были очень ломкими, и лишь к кон­цу эпохи Борющихся царств в областях долины Янцзы (цар­ство Чу, бывшие царства У и Юэ), где, по-видимому, техни­ка металлургии всегда была более передовой, чем на Севере, научились изготовлять железное оружие, комбинируя литье с ковкой.

[30] Кроме того, в эпоху Борющихся царств произошел ра­дикальный прогресс в агрономических знаниях. К этому пе­риоду относятся первые сельскохозяйственные трактаты.

 

[31] Двухчастные грамоты (торговые контракты и приказы, передававшиеся войскам) состояли, как правило, из двух бамбуковых дощечек с текстом на них. Сложив дощечки, ад­министрация удостоверялась в их подлинности. См.: R. des Rotours. Les insignes en deux parties (fou) sous la dinastie des T`ang. // Тун бао. Т. 41, № 1-3.1952. С. 1-148.

[32]  См.: Сои vreur S. La chronique de la principaute de Lou, t. 3, р. 28.

[33]  См.: Chavannes Е . Мemoires historiques de Se-ma Ts`ien t.5, р. 77.

[34] Согласно «Истории династии Хань», в эпоху ранней Хань были собраны в один сборник 182 военных трактата преимущественно эпохи Борющихся Царств. Военные спе­циалисты делились на четыре группы, которые можно (весьма приблизительно) назвать так: стратеги, тактики, толкователи знаков, техники. Из всех этих трактатов сохра­нился лишь один, ставший классическим, и комментарии на него 150 с лишним авторов. Вот основные принципы, кото­рыми, согласно этому трактату должен руководствоваться военачальник: 1. Знать свою силу и силу противника; 2. Удерживать инициативу и держать противника в нерешительности; 3. Обманывать противника и заставать его врас­плох; 4. Быть неуловимым, соединять открытое нападение с тайным; 5. Передвигаться стремительно; 6. Сообразовать стратегию с количеством противостоящих войск; 7. Во вре­мя сражения постоянно наблюдать за противником, чтобы менять тактику по ходу боя.

[35] Об обороне степных границ в эпоху Хань см.: Ма spero Н . Les documentз chinois de la troisieme expedition de sir A. Stein en Asie centrale. Londres, 1953, р. 1—13.

[36] Традиционные даты их жизни: Конфуций — 551—479; Моцзы — ок. 479—381. — Прим. пер.

[37] О китайских софистах и логиках см.: Н u Shi. Тhе development of the logical method in ancient China. Shanghai,1922; Ма spero Н . Notes sur la logique de Motseu, T`oung-pao. Leiden, 1927; Granet М . Lа pensee chinoise. Paris, 1934, р. 432-445; Кои Рао -kо h. Deux sorhistes chinois. Paris, 1953.

[38] Сошлемся на прекрасное исследование: Needham J. Science and civilization in China. 15 vol. 1954—1989.

[39] Принятые даты жизни Сюньцзы: ок. 289—238. — Прим. пер.

[40] В отечественной традиции известен как Шан Ян. — Прим. пер.

[41] Согласно новейшим работам, именование Ши Хуанди (Первый верховный государь) появилось уже после времени правления первого китайского императора. [Однако он из­дал указ, по которому последующие императоры должны бы­ли именоваться Эрхуанди, Саньхуанди и т.д. до бесконечно­сти (Второй, Третий и т.д. верховный государь). На деле ди­настия Цинь пресеклась на втором императоре. В россий­ской науке основатель империи именуется Цинь Шихуан или Цинь Шихуанди. — Прим. пер.)

[42] Недавно в Сяньяне (столице империи Цинь) была об­наружена бронзовая табличка с текстом указа, которым Ши Хуанди декретировал единые меры по всей империи.

[43] Пуританские нравы, весьма заметные в эпоху Хань и обычно объяснявшиеся влиянием ученых конфуцианцев, могли быть и наследием империи Цинь.

[44] Уже довольно поздно, в 361 г., жители других царств считали Цинь отсталой полуварварской страной. В 266 г. один дворянин из царства Вэй выносил Цинь такой приго­вор: «У людей из Цинь те же обычаи, что у варваров Жун и Ди. У них тигриные и волчьи сердца. Они алчны, двуличны, скупы и легкомысленны и способны презирать родственные связи, когда речь идет об их выгоде». Принятые в других царствах зимние жертвоприношения в Цинь впервые состоялись лишь в 326 г. Другой признак грубо­сти нравов царства Цинь: только в 327 г. циньский двор отка­зался от своей традиционной музыки, состоявшей в том, что музыканты «колотили в глиняные горшки и кувшины, стучали костями и кричали: У! У!» и принял утонченную музыку царств Чжэн и Вэй. Рассказывали также, что в 307 г. циньский царь У умер вследствие пари, религиозное значение которого очевидно: он пытался поднять бронзовый треножник. Но это лишь одно из многих подтверждений грубости циньцев.

Древний Китай

УНИВЕРСИТЕТСКАЯ БИБЛИОТЕКА

ЖАК ЖЕРНЕ

Почетный профессор Коллеж-де-Франс

АСТ • Астрель

Москва

2004

 

ЖернеЖ.

Ж60    Древний Китай / Ж. Жерне; Пер. с фр, Н.Н. Зубкова. — М: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ», 2004. - 157, [3] с. - (Соgito, еrgo sum: «Университетская библиотека»).

ISBN 5-17-026252-3 (ООО «Издательство АСТ»)

ISBN 5-271-09672-6 (ООО «Издательство Астрель»)

ISBN 2.130517021(фр.)

История Китая насчитывает по крайней мере семь тысячелетий. Древнекитайская цивилизация, одна из древнейших цивилизаций мира, охватывает примерно треть этого времени. Вопреки широко распространенному мнению об изолированном развитии Древнего Китая, автор утверждает, что его следует рассматривать в связи с дру­гими цивилизациями Азии. Древний Китай с прилегающими терри­ториями образует мир столь же богатый и миообразный, как и мир, где развивались цивилизации Ближнего Востока и Средиземноморья.

УДК 94(315) ББК 63.3(5)

Настоящее издание представляет собой перевод оригинального французского издания «La Chihe Ancienne»

© ООО «Издательство АСТ», 2004

© ООО «Издательство Астрель», 2004

© Рresses Universitaries de France, 1964

ISBN 5-17-026252-3 (ООО «Издательство АСТ»)

ISBN 5-271-09672-6 (ООО «Издательство Астрель»)

ISBN 2 13 051702 1 (фр.)

ВВЕДЕНИЕ

В книге пойдет речь об историческом пери­оде протяженностью в два тысячелетия. Он простирается от истоков китайской цивилиза­ции до основания империи в 221 г. до н. э.

Принято считать, что в Китае цена тысяче­летия невелика. Но надо ясно себе представ­лять, что за время от неолита до образования обширной централизованной империи, срав­нимой по величине с Римской, но гораздо бо­лее густонаселенной и значительно превосхо­дившей ее в развитии техники, не могло посте­пенно не произойти огромных перемен. И хотя Китай от нас далеко, это еще не значит, что его история ни на что не похожа, что она менее бо­гата и сложна, чем европейская. Существует большое количество частных работ по истории Китая. Начиная с 1950 г., в стране сделано мно­жество археологических находок. Но, к сожа­лению, нет обобщающих трудов, охватываю­щих этот исторический период и позволяющих глубоко оценить новейшие раскопки. Это сильно осложняет работу популяризатора. В книге будут отражены самые известные факты и отмечены наиболее значимые переломы истории. Однако из-за отсутствия обобщающих работ автор вынужден высказать собственную точку зрения на историю Китая.

Мы исходим из того, что за всеми перемена­ми, происходившими начиная с неолитических культур Северного Китая начала II тысячеле­тия до н. э. до централизованных империй Цинь и Хань, стоит развитие отношений насе­ления и природной среды. Во всяком случае, постепенное одомашнивание животных, исчез­новение тех или иных видов растений, их се­лекция и особенно распашка и мелиорация зе­мель относятся к числу наиболее значимых фактов в истории страны. Исходя из этого можно выделить несколько этапов в истории Китая: первый — очень медленное преодоле­ние сопротивления природы человеком от нео­лита до бронзового века, другой, начиная при­мерно с 500 г. до н. э., — стремительное и пол­ное изменение китайского ландшафта террито­рий северных степей и бассейна Янцзы в связи с распространением выплавки железа. Именно тогда Китай стал той великой земледельческой империей, которой оставался вплоть до новей­шей эпохи. Следует выделить два события в истории техники, имевшие глубочайшие по­следствия для развития страны: выплавку бронзы, начало которой совпадает по времени с первыми успехами китайской цивилизации, и выплавку железа, позволившую быстро рас­пахать все равнины, что привело к быстрому расцвету Китая. Разумеется, что общество и политический строй изменялись вместе с есте­ственными условиями, плотностью населения, способами производства и производительны­ми силами. Но мы сочли нужным выделить именно эти события.

Наряду с главными фактами истории техни­ки, приводящими к изменениям в обществе (шлифовка камня; появление бронзы и колес­ниц; производство железа из руды и появление регулярной пехоты), наши суждения основаны на данных о местах проживания людей. Взятые в совокупности, эти факторы надежно предо­стерегают от всякого рода упрощений.

Существует точка зрения, что Китай всегда жил в изоляции. Действительно, низменное за­болоченное побережье Северного Китая и от­сутствие близлежащих островов не способст­вовали развитию мореходства. Освоение гори­стого юга было начато поздно и шло очень мед­ленно. Громады почти непреодолимых гор пре­граждали путь к китайцам на западе и юго-за­паде и, наконец, пустыни и степи Монголии и Синьцзяна (Китайского Туркестана) служили преградой для проникновения влияний разви­тых цивилизаций Западной Азии. Но эта изо­ляция никогда не была абсолютной: об этом свидетельствует вся история Китая. Возникно­вение китайской цивилизации, изобретение сплавов и колесницы, появление первых горо­дов-дворцов в среднем течении Хуанхэ невоз­можно объяснить, не учитывая отдаленных влияний (возможно, из областей к югу от Ура­ла) через посредство степных народов. Долг Китая перед кочевыми народами и оседлыми цивилизациями Центральной Азии и Среднего Востока огромен. Гунны, тюрки, монголы, маньчжуры, согдийцы, персы, индийцы и ара­бы не только сыграли подчас первостепенную роль в его истории, но и оказали глубокое вли­яние на искусство, развлечения, технику, мысль и религию китайцев. История Китая не может рассматриваться изолированно от исто­рии других цивилизаций Азии. Связи между ними иногда на время прерывались, но никогда не рвались полностью.

С другой стороны, Китай с прилегающими территориями образует мир столь же богатый и многообразный, как и тот, в котором развива­лись цивилизации Ближнего Востока и Среди­земноморья, если принять во внимание разно­образие географических условий и образа жиз­ни китайцев от Сибири до южных окраин Ки­тая и от Тибетского нагорья до дельты Янцзы.

Районы, благоприятные для земледелия, где первые обработанные поля на Великой Китайской равнине и в лёссовых областях Шэньси и Шаньси (лёсс — неслоистая, однородная, тон­козернистая известковистая осадочная горная порода светло-желтого или палевого цвета) по­явились во время неолита, сильно отличаются от степей Севера, пригодных только для ското­водческой или полускотоводческой жизни. От­ношения между земледельцами-китайцами и китайскими кочевниками-скотоводами стали одним из важнейших факторов политической и культурной истории Китая.

С другой стороны, китайцы, обладавшие развитыми техническими средствами, проти­вопоставляли себя первобытным народам, на­селявшим большую часть территории, по кото­рой впоследствии распространилась китайская цивилизация (собирателям, охотникам, ското­водам, неоседлым земледельцам, рыбакам, на­селявшим современную провинцию Чжэцзян и берега Янцзы). С древнейших времен на протя­жении всей истории Китая эти народы либо постепенно ассимилировались с китайцами, либо вытеснялись ими в горы. Некоторые из этих народов до сих пор живут в горных райо­нах Южного Китая и на Индокитайском полу­острове.

С того момента, как области среднего тече­ния Янцзы и дельты этой великой реки (перво­начально населенные варварами) стали играть историческую роль, становится видно, на­сколько противоположны по образу жизни, темпераменту и традициям жители Северного Китая — земледельцы, питающиеся просом и пшеницей, и Южного Китая — рыбаки и моря­ки, основу рациона которых составляет рис.

Но помимо сразу видных различий между Китаем Хуанхэ и Китаем Янцзы существует большое разнообразие местных культур. Это связано с тем, что Китай отнюдь не был еди­ным целым: он представлял собой совокуп­ность нескольких областей со своей историей и часто не похожим между собой населением. Эти области отделялись друг от друга тянущи­мися, по большей части, с запада на восток гор­ными хребтами. Благодаря этому важную стра­тегическую и торговую роль в истории Китая играли перевалы (проходы между Шэньси и Хэнанью, Шаньси и Хэбэем, Шэньси и Сычуанью, Хэнанью и Хубэем и т. д.). В то время, как воздействие на китайцев народов, живших в отдалении, было довольно слабым и непосто­янным, влияние населения соседних местнос­тей, как единоплеменников, так и непосредст­венных соседей (тибетских скотоводов в Сычу-ани, степных кочевников в Шаньси, рыбаков из низовьев Янцзы) всегда было заметным. На­звания некоторые из этих областей начинают встречаться в истории очень рано, часть из них совпадает с современными провинциями. Ав­тору кажется, что необходимо выделить следу­ющие регионы, где своеобразие проявилось очень ярко:

— Великая Китайская равнина до долины Ху­айхэ, на территории которой расположены современные провинции Хэнань и Хэбэй, западный Шаньдун и северный Аньхой. Там возникла цивилизация бронзового века и появились первые города-дворцы;

— Шаньсийское плато (государство Цзинь);

— Северо-Шэньсийская котловина и продол­жающий ее коридор Ганьсу (в начале I тыся­челетия до н. э. — центр Западного Чжоу, а позднее — царства Цинь);

— полуостров Шаньдун (царство Ци);

— бассейн среднего течения Янцзы (царство Чу);

— равнины низовьев Янцзы (юг провинции Цзянсу — царство У — и северная часть про­винции Чжэцзян — царство Юэ);

— красноземы Сычуани (государство Шу).

Для полноты картины следует добавить приморские и горные районы юго-востока Ки­тая и равнины окрестностей Кантона, но они становятся известны в истории в более позд­ний период.

Глава I

12345678910Следующая ⇒

Поделиться: