V . — Изменения в социальном строе и общественном сознании

До своего поглощения более сильными со­седями государства Великой Китайской рав­нины не пребывали в бездействии, а вмешива­лись в политику, пытаясь устанавливать пере­мирия между крупными царствами. Поскольку они были слабы, их единственным средством воздействия были дипломатия и искусство убеждения. Так в конфликтах, захлестнувших начиная с VII в. до н. э. государства долин Янц­зы и Хуанхэ, развивалось тонкое искусство дипломатических комбинаций и моралистиче­ской риторики, оказывавших глубочайшее влияние на китайскую мысль и литературу вплоть до начала нашей эры. Видя угрозу со стороны окраинных царств, древние города-го­сударства держались за свои традиции так сильно, что и пришельцы не оставались нечув­ствительными к тому, что в их глазах предста­вало как истинные благородство и «китай-скость». Очевидно, важность, которую в то вре­мя приобрели нравственные и ритуальные тре­бования как побудительные мотивы действий людей и государств, отчасти объясняет проис­хождение идеала «порядочного человека», ко­торый в начале V в. до н. э. стал центральным в учении Конфуция.

Вооруженные же столкновения постепенно заставили осознать реальность военных и эко­номических факторов (исход войны в конеч­ном счете представлялся уже не вердиктом сонма богов, а логическим следствием степени силы или слабости противника). На смену аристократической иерархии, почитанию тра­диционных обрядов пришли отношения силы не только между царствами, но и внутри каж­дого из царств. Около 600 г. до н. э. начались кровопролитные ссоры между знатными семь­ями за власть, острое соперничество между князьями и землевладельцами, драматические попытки глав государств освободиться от опе­ки могущественных семейств. Эти конфликты приводили то к устранению родовой знати и выдвижению новых людей, полностью предан­ных государю (в Цзинь конца VII в. до н. э.), то к фактической узурпации царской власти (в Лу в 562 г. до н. э., где законный государь со­хранял функции верховного жреца, но поте­рял реальную власть), то к полной узурпации царских прерогатив (в Ци в начале V в. до н. э.) и даже к территориальному дроблению (в Цзинь в 453 г. до н. э.).

Когда непрочные преграды, созданные обычными установлениями, рухнули, традици­онные политические и социальные структуры постепенно распались. Некоторые мыслители эпохи Борющихся царств, особенно Мэнцзы (конец IV в. до н. э.) в знаменитом рассужде­нии, открывающем сборник его поучений, открыто говорил о разрушительном действии жажды власти и богатства —«корысти» (ли).

На смену отношениям архаического типа, основанным на кровном родстве, почитании обрядов и власти религии, пришли личные от­ношения людей друг к другу в результате сво­бодного согласия. Всякая знатная семья стремилась создать себе клиентелу. Главам госу­дарств, не имевшим больше эффективных средств для удержания власти из-за прекраще­ния поступления дани (воинами, колесницами и продуктами земледелия), пришлось устанав­ливать повинности для того, чтобы набрать войска. Наемные войска и личная «гвардия» царя— в числе новшеств этой эпохи.

VI в. до н. э. был временем первых налого­вых и аграрных реформ: они зафиксированы в Лу (маленькое государство в Шаньдуне) в 594 и 590 гг. до н. э., в Чжэн (Хэнань) в 543 и 538 гг. до н. э. Если в архаическую эпоху крестьяне, очевидно, были вынуждены даром обрабаты­вать земли, доход с которых удерживало благо­родное сословие, то начиная с VI в. до н. э. в обиход вошла система зернового налога. Как правило он составлял десятую часть урожая и рассчитывался, вероятно, исходя из среднего­дового сбора зерна либо из реального урожая за каждый год. Практика натурального обло­жения, весьма вероятно, сопровождалась чув­ствительной переменой в положении крестьян (земледельцы получили больше свободы и не­зависимости от своих старых хозяев). Швоз-можно, что некоторая автономия деревень на­чалась как раз с того момента, когда традици­онный сбор дани сменился настоящей фис­кальной системой.

Примерно в то же время (во второй полови­не VI в. до н. э.) появились записи уголовных законов на треножниках. Это было важнейшее новшество, приход писаного права на смену не­писаным обычным правилам в отношениях между знатью и сельским населением, ибо вме­сте с ним рождалась централизованная власть. С развитием политической власти китайское общество постепенно становилось более цель­ным. В то время, как в архаическом обществе, по-видимому, существовало много мелких со­циальных групп, весьма разнообразных по ста­тусу, теперь складывались более крупные и ор­ганичные образования. Традиционно сущест­вовавшее при империи деление китайского об­щества на знать (позднее ученых), крестьян, ремесленников и торговцев, несомненно, нача­ло развиваться в эпоху царств-гегемонов.

Острота конфликтов повлекла за собой утя­желение повинностей, лежавших на крестьян­стве, и конфуцианская критика вполне спра­ведливо видела связь между упадком древних установлений и нищетой, до которой доводила крестьян жадная до роскоши и власти знать. Раскопки и здесь дают нам ценнейшие сведе­ния: начиная с конца VI в. до н. э. в погребаль­ных обрядах становятся заметны стремление к роскоши и пренебрежение традициями. Имен­но тогда в гробницы наряду со священными со- судами начинают помещать ценные вещи бы­тового назначения.

По мере обострения морального кризиса уси­лилось и различие жизненных позиций: в ре­зультате распрей, беспорядков и смут, овладев­ших китайским миром начиная с VII в. до н. э.[27], появились моральная рефлексия и положитель­ные знания.

 

Глава V

ОБРАЗОВАНИЕ

ВОИНСКИХ ГОСУДАРСТВ

(СЕРЕДИНА VI в. - 221 г. до н. э.)

I . — Железный век

За три столетия, предшествующие созда­нию империи (V—III вв. до н.э.), произошли быстрые и необратимые изменения в ланд­шафте и природных условиях Китая. Огром­ные лесные пространства были вырублены, заболоченные территории осушены, обрабо­таны, кое-где созданы системы искусственно­го орошения. Обработанные земли распрост­ранились до границ царств. Население Китая вплоть до самого бассейна Янцзы стреми­тельно росло, несмотря на чрезвычайно кро­вопролитные войны. В конце правления ди­настии Ранняя Хань, когда страна еще далеко не достигла такой степени экономического развития, как в III в. н.э., по переписи 2 г. н.э. население достигло 57 миллионов человек[28]. Границы городов расширялись, население их увеличивалось, у них появлялись вторые ог­рады. Значимость государств теперь оценива­лась не только по числу военных колесниц, но также по их размерам и числу жителей. Современники отмечали глубокие различия, отделявшие эту эпоху от периода государств-гегемонов и более ранних: в древности горо­дам-государствам подчинялись только не­большие слабонаселенные территории. Само собой разумеется, что и принципы управле­ния ими были совершенно другие. Проблемы администрирования, провианта, благоуст­ройства территорий либо вовсе не вставали, либо решались гораздо проще.

Эти три века примерно соответствуют эпо­хе, традиционно известной под именем «Борю­щихся царств». Началом этой эпохи произ­вольно считается распад царства Цзинь в Шаньси на три новых государства: царство Хань в Хэнани, Вэй на юге Шаньси и Чжао на севере той же провинции. Это событие произо­шло в 453 г. до н. э. Но чтобы подчеркнуть но­визну политических учреждений этого перио­да, перестройку государственной структуры под влиянием военных режимов, мы использу­ем здесь термин «воинские государства», а не «Борющиеся царства», начало же этой эпохи устанавливаем по менее искусственному кри­терию: началу выплавки железа[29]. Первое упо­минание об этой технике в письменных источ­никах относится к 513 г. до н. э., а последние археологические открытия позволяют дати­ровать наиболее ранние образцы железных литых предметов началом V в. до н. э. Таким образом, начало нового, последнего перед об­разованием империи, периода китайской ис­тории можно отнести примерно к 500 г. до н.э. Очевидно притом, что распространение желе­зоплавильного производства на протяжении V в. до н. э. сделало возможным обработку об­ширных земель, а без него чрезвычайно быст­рое экономическое развитие китайского мира в течение последних пяти столетий невозможно было бы себе представить. Благодаря произ­водству большого количества инструментов для рубки леса, обработки земли и больших ирригационных работ, благодаря повышению урожайности, о котором свидетельствует рост ставки натурального налога, Китай, по-види­мому, достиг плотности населения и уровня благосостояния, почти на две тысячи лет дав­ших ему значительное преимущество перед странами Запада. Выплавка чугуна стала изве­стна в Китае примерно на 1600 лет раньше, чем в Европе[30].

Но как бы ни были важны эти изобретения, они были лишь предпосылкой важнейших для истории Китая перемен, а не вызвали их непо­средственно.

Развитие техники и изменение природных условий в Китае действительно благоприятст­вовали концентрации средств производства и богатств. Плавка железа, которая была воз­можна только при совершенствовании систе­мы подачи воздуха, поскольку требует очень высоких температур, производилась на пред­приятиях достаточно крупных, где было доста­точно топлива. По технологии производства плавка железа не могла производиться мелки­ми ремесленниками, в отличие от ковки (един­ственный способ производства железа, извест­ный в античной и средневековой Европе). Же­лезоплавильные заводы были государственны­ми предприятиями или же принадлежали бога­тым купцам-промышленникам, работавшим на глав своих государств.

То же можно сказать и по поводу животно­водства: с той поры, как обширные равнины Китая стали распахиваться и количество паст­бищ сократилось, разведение лошадей стало возможно только в огромных табунах, нахо­дившихся в степи (Ордосская излучина, Мон­голия, север Щэньси и Ганьсу). Или .же лоша­дей выменивали на ткани в ходе официальной торговли с кочевыми племенами. В этом слу­чае также видно, насколько условия животно­водства в Китае отличались от Европы, где преобладало мелкое скотоводство.

Кроме того, осушение и орошение земель в Китае было серьезной проблемой, поскольку она должна была решаться в масштабах целых больших областей (мы не говорим о неболь­ших местных ирригационных работах, несо­мненно, проводившихся с древнейших времен), сельские общины не справились бы с ней. Вот почему некоторые теоретики полагали, что в некоторых регионах мира ирригация породи­ла особую форму правления («восточный дес­потизм» по терминологии Карла Виттфогеля).

Но если в Китае природа и развитие техники действительно способствовали появлению опре­деленной формы государственного устройства и, в первую очередь, становлению социальной группы крупных предпринимателей, то первую роль в этом процессе все равно следует припи­сать историческим факторам.

В городах-государствах исторической эпохи ремесленные мастерские зависели от дворца; свободных ремесел там не существовало. Так что воинские государства не вводили заново прямой или косвенный контроль политичес­кой власти над ремесленным производством, а следовали очень древней традиции. Закрепляя же за казной доходы от эксплуатации недр, ле­сов и болот, они тоже руководствовались тра­дицией. Наконец, с одной стороны, система ре­гулирования водных ресурсов и ирригации, а также контроль за этой системой могли влиять на политическое устройство военных государств и империи в Китае, а с другой — боль­шие ирригационные работы были возможны только потому, что уже существовали соответ­ствующие государственные структуры, а также многочисленная и дисциплинированная рабо­чая сила, которую давала армия.

Таким образом, ирригация — лишь один из аспектов перемен в китайском мире, начавшихся с железным веком, причем, возможно, не главный; во всяком случае, ею одной нельзя всего объяснить.

П. — Реформы

В некоторых царствах первые предвестники грядущих перемен: фискальные реформы, пи­саные уголовные законы, начало организации централизованного управления, — появились еще в VI в. до н. э., когда китайские земли были очень слабо обработаны и, несмотря на выруб­ку лесов, сохранялись большие площади кус­тарников и болот. Новая форма войны — стремление к уничтожению противника и за­хвату территорий — заставила китайцев осо­знать значение экономических и политических факторов. Архаические порядки не соответст­вовали такой войне, требовавшей единонача­лия, продуманной стратегии, обученных войск и многочисленных резервов. Чем ожесточен­нее становились битвы, тем необходимее ста­новилась централизация. Поэтому реформа­торское движение, начавшееся в VI в. до н. э., продолжилось в V и в IV вв. до н. э. В разных царствах реформы начались в разное время, были более или мене радикальными, но перед ними везде стояли одни и те же задачи: сло­мить могущество крупной знати, укрепить цен­тральную власть, накопить людские и продо­вольственные ресурсы. В большинстве царств прежние уделы были постепенно заменены ад­министративными округами. Структура уезд­ных и волостных управлений, первоначально учреждавшаяся на вновь завоеванных землях, со временем распространялась и на старые тер­ритории. Установился обычай ставить во главе этих административных единиц сменяемых чиновников, получавших жалованье зерном, которые каждый год подавали подробный от­чет о своей деятельности. Так было в конце V в. до н. э. в царстве Вэй, где реформа коснулась даже высших лиц центральной администрации и воинского начальства: начиная с этого време­ни, министры и генералы в этом государстве назначались непосредственно правителем, в то время как по существующей ранее традиции эти посты закреплялись за членами знатных фамилий.

Централизации власти в царстве Вэй слу­жили и другие меры: издание связного кодекса наказаний и наград, позволявшего отбирать и держать в послушании лучших слуг государст­ва, всеобщий запрет на критику законов царства, введение суровых наказаний за подделку казенных печатей и двухчастных грамот для сбора войск[31], запрет кровной мести, из-за ко­торой при господстве знатных фамилий случа­лись затяжные междоусобные войны, регла­ментация образа жизни, имевшая целью сде­лать невозможным образование клиентелы и закрепить за государем привилегию на рос­кошь.

К великому сожалению, нам известно о ре­формах лишь по лаконичным текстам и можно только догадываться о том, насколько важно было бы знать о них подробнее. В разных госу­дарствах реформы проходили по-разному. В царстве Хань в середине IV в. до н. э. один ре­форматор (неизвестно, были ли приняты его советы) доказывал, сколь выгодно правителю сохранять в полнейшей тайне свои политичес­кие намерения и решения, предлагал строго контролировать чиновников, функции кото­рых должны быть чрезвычайно четко опреде­лены. В царстве Ци в 356—320 гг. до н. э. при­нимались различные меры для поощрения зем­леделия и распашки новых земель. Кроме того, были установлены награды для всех тех, кто способен представить государю замечания на законы. Таким образом, древний обычай заме­чаний, некогда бывших долгом знатных совет­ников, распространялся на все население. В царстве Чу в начале IV в. до н. э. было узаконе­но, что наследственные привилегии действуют лишь до третьего колена, и вся знать выслана в слабо населенные районы. У нерадивых чинов­ников сокращалось или вовсе изымалось жало­ванье, а сэкономленные таким образом средст­ва направлялись на подготовку профессио­нальных воинов.

Но самые последовательные и радикальные реформы произошли в середине IV в. до н. э. в царстве Цинь. С 356 по 348 гг. до н. э. одна ре­форма проводилась за другой явно по заранее намеченному плану. Знать в этом царстве была слаба и, очевидно, слишком бедна, чтобы ока­зать сопротивление, а потому социально-поли­тические перемены оказались гораздо глубже, чем в окрестных государствах. Вся территория Цинь была разделена на сорок один уезд, меры длины и веса унифицированы. Были упраздне­ны древние титулы и привилегии знати и уч­реждены двадцать воинских чинов для отли­чившихся в сражениях, каждый чин давал пра­во на пенсию определенного размера. Чины присуждались по простому и объективному критерию: показателем доблести служило чис­ло отрубленных неприятельских голов. В сель­ском хозяйстве поощрялись освобождением от общественных работ крестьяне, урожай кото­рых превосходил определенное количество зерна. Бродяжничество было запрещено, все перемещения лиц находились под строгим контролем полиции. К этому времени относят­ся первые листки регистрации на постоялых дворах. Бродяг и бездельников обращали в го­сударственных рабов. Классические книги («Книга песен», «Книга историй», «Книга об­рядов» и др.), служившие основой школьного образования, были сожжены, а после объеди­нения Китая эта мера сразу же распространи­лась на всю империю.

Но самые глубокие реформы состояли в раз­рушении древних крестьянских общин и новой форме их организации. Крестьян сгруппирова­ли по пятеркам и десяткам; так же были сгруп­пированы и военные. Каждая группа общин бы­ла связана круговой порукой и обязательством доносить обо всех преступлениях. Реорганиза­ция сельских общин сопровождалась также но­вым межеванием полей и уничтожением преж­них ограждений на них. Таким образом, в конеч­ном счете целью законодателя были не частные реформы (административная и военная), а ра­дикальное преобразование общества, переуст- ройство даже его нравов. Не будет преувеличе­нием в данном случае сказать, что это была ре­волюция. Дело, начатое в Цинь в середине IV в. до н. э., казалось бы, должно было прерваться со сменой правителя в 338 г. до н. э., но этого не случилось: оно было подхвачено и продолжено будущим основателем империи. В этом и заклю­чается историческое значение реформ в госу­дарстве Цинь. Реформы IV в. до н. э. обеспечили Цинь военное превосходство, которое позволи­ло ему установить господство над всем Китаем. Эти же реформы служили основой политики первых китайских императоров.

Уголовные законы, системы премий и на­град, равно как и установленный в деревнях тип общинного устройства, — военного проис­хождения. Подданным была предписана суро­вая армейская дисциплина, и все усилия благо­даря системе реформ были направлены к еди­ной цели — завоеваниям.

III . - Война

Итак, война вообще представляется глав­ным двигателем социально-политических перемен в китайских государствах V—III вв. до н. э. Но, очевидно, и некоторые изменения в военной технике и в организации воинских частей также имели серьезные последствия для китайского общества. Самые значитель­ные из них — появление регулярной пехоты (конец VI в. до н. э.), изобретение арбалета (V в. до н. э.) и формирование кавалерийских частей (IV в. до н. э.).

Пример в усовершенствовании организа­ции войска подали некоторые окраинные цар­ства: регулярную пехоту первыми учредили, несомненно, У и Юэ в озерной и болотистой области низовьев Янцзы, непроходимой для колесниц, а около 540 г. до н. э. сражения про­тив варварских племен в горной местности вы­нудили и царство Цзинь в Шаньси завести пе­хотные подразделения[32]. Вскоре их примеру последовало государство Чжэн в восточной Хэнани. Знатные цзиньцы, привыкшие к по­единкам на колесницах, с трудом соглашались на роль простых пехотинцев. Но это открыло путь неизбежным и необратимым социальным переменам: поединки чести (стычки благород­ных воинов на колесницах) сменились сраже­ниями упорядоченных и дисциплинирован­ных частей больших пехотных армий, родился новый мир. Появление солдата-крестьянина, выращивавшего злаки и сражавшегося в пе­шем строю, было, вне всякого сомнения, важ­нейшим социально-политическим фактом эпохи Борющихся царств. Нетрудно угадать и последствия этого: старая мораль личной чес­ти сначала отошла на второй план, а потом и совсем постепенно забылась за требованиями порядка, дисциплины и эффективности.

Между тем, количество перемен в войсках постепенно увеличивалось. В эпоху государств-гегемонов войско состояло из нескольких сот колесниц, за которыми шло еще несколько де­сятков тысяч неподготовленных и недисципли­нированных человек пешком: слуг, носильщи­ков, конюхов, землекопов и проч. В конце этой эпохи, когда столкновения между царствами стали более ожесточенными, число колесниц увеличилось и достигло нескольких тысяч в войске каждого из крупных царств. Но начиная с конца VI в. до н. э., развитие пехоты постепен­но привело к уменьшению числа и роли колес­ниц. Они не вышли полностью из употребле­ния даже в III в. до н. э., но теперь составляли лишь один из родов войск, основные силы ко­торых составляли специализированные пехот­ные полки: копейщики, лучники, арбалетчики, обозные и др. Вероятно, в конце V в. до н. э. по­явились арбалеты и катапульты. Арбалет, тетива которого натягивалась ногой, был гораздо мощнее и стрелял дальше лука: по свидетельст­ву современников, он поражал противника на расстоянии нескольких сот метров.

Появление кавалерии было последним зна­чительным изменением в составе войск. И это нововведение, вероятно, появилось под влия­нием и давлением окраинных племен. В 307 г. до н. э. царство Чжао (самое северное из трех, на которые распалось древнее Цзинь) создало кавалерийские части, точно скопированные с кавалерии своих противников — кочевников Ордосской излучины и монгольской степи[33]. В это же время в кавалерии распространилась стрельба из лука на всем скаку (одно из люби­мых упражнений китайских всадников времен империи) и пышное платье древних аристокра­тов было заменено штанами, которые стали обычной одеждой народа во всем Китае. Имен­но в конце IV в. до н. э. из степи пришли кон­ные воины, вооруженные луками — грозные сюнну (гунны). Сложное искусство объезжать верховых лошадей, возникшее в Европе около 1000 г., в Восточную Азию, по-видимому, про­никло гораздо позднее. Отсюда важное разли­чие между западной и китайской цивилизаци­ями. Когда в Китае появилась кавалерия, ос­новные перемены в обществе уже состоялись. Вследствие этого всадники никогда не были там благородным сословием: напротив, их рек­рутировали из крестьян, нередко варварского происхождения. Можно сказать больше: имен­но из-за социальных перемен V—III вв. до н. э. и забвения традиций благородного сословия архаической эпохи воинское ремесло во время империи считалось уделом простонародья.

Впрочем, кавалерия всегда оставалась до­вольно немногочисленной. Это были элитные части со строго определенной функцией: мо­бильность и быстрота кавалерии применялись только для набегов и внезапных нападений. В самых могущественных царствах накануне объединения империи насчитывалось только 5—10 тысяч всадников. По сравнению с коли­чеством колесниц и численностью конницы пехота играла в войсках поистине определяю­щую роль. Число пехотинцев достигало сотен тысяч, и если судить по тем огромным цифрам, которые содержатся в источниках, очевидно, почти все мужское население, способное но­сить оружие, состояло в войсках в качестве солдат пехоты.

Но прежде, чем обязательная воинская по­винность стала правилом, в разных царствах и в зависимости от степени политической центра­лизации отличалась и система воинского набо­ра. Первоначально добровольцев рекрутирова­ли, привлекая премиями (в Ци — восемь унций золота за отрубленную голову неприятеля) или обещанием освобождения от налогов (в царстве Вэй). Царство Цинь в IV в. до н. э. первым ввело систему обязательной воинской повин­ности для всех подданных, подав пример, кото­рому Китайская империя следовала до X в. Там же, где сохранялись аристократические обы­чаи, унаследованные от эпохи государств-геге­монов, вельможи создавали свои личные опол­чения, и эта практика впоследствии возобнов­лялась в империи при каждом ослаблении цен­тральной власти. В эти периоды крупные вое­начальники играли роль проконсулов в отда­ленных провинциях и, прибегая к демагогии, превращали подчиненные им войска в личных клиентов.

В V—III вв. до н. э. технический прогресс, рост числа людей, участвовавших в войнах, и единоначалие повлияли и на способы ведения войны. Походы стали более дальними и про­должительными, а потому развивалось искус­ство стратегии. Войсками командовали не пра­вители и их министры — члены знатных фами­лий, как прежде, а полководцы — специалисты. В ходе тотальных войн между крупнейшими царствами становилось все яснее, что исход сражений зависит от могущества каждого из государств: числа и морального духа жителей, политического строя, состояния земледелия и зерновых запасов. Целью войны был разгром противника и аннексия новых территорий. Война зачастую превращалась в осадную: вой­ска стремились захватить города с постоянны­ми гарнизонами и укрепленные позиции. Если в архаическую эпоху исход войны решался за один — два дня, то в V—III вв. до н. э. осады иногда продолжались по три года. В качестве военной техники стали использоваться башни, осадные лестницы, земляные валы, достигав­шие высоты городских стен, подкопы и мины, задымление подземелий при помощи мехов; на границах государств и в горных проходах воз­водились крепости. Но никогда не забывали, что решающим фактором победы или пораже­ния может быть моральный дух противника, а потому широко прибегали к пропаганде, шпио­нажу и военным хитростям[34].

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться: