О траве, прочей дури и братьях наших меньших

 

Все производные «дядюшки каннабиса» считаются в Индии наркотиками. А наркотики в Индии запрещены законом. Но купить их легко, по крайней мере один из десяти баба продаст гашиш (или чарас, о котором речь чуть дальше), да и не только его: с некоторых пор здесь можно найти весь спектр психостимуляторов и галлюциногенов. Правда, без гарантии качества. Также нельзя гарантировать и то, что этот баба не работает в паре с полицейским, который тут же схватит тебя за руку и вытрясет все имеющиеся деньги. А иначе полицейский участок, тюрьма и так далее… Мало того, сами индусы во время церемоний, посвященных Шиве, часто употребляют бханг – зелье из листьев и соцветий конопли.

 

Сам Шива, хотя и был великим аскетом, любил и выпить, и покурить. Однажды он променял на дурь украшения из приданого своей жены Парвати. А вот ее действительно упрекнуть не в чем – верная жена, красавица, заботливая мать.

 

Бханг часто упоминается не только в индийском, но и в арабском, и в персидском фольклоре. В Индии, когда говорят об очень бедной семье, используют поговорку «В доме даже плохого бханга нет». Мой первый консультант по Индии, Сурья, в своем «Руководстве для начинающего медитатора» также большое место уделяет бхангу (бангу). Бхангласси (кефир с добавлением бханга) раньше можно было полулегально купить во многих кафешках (дхабах по‑индийски) некоторых городов. В этот раз никто не предлагал, а мы и не спрашивали. То ли закон стал жестче, то ли «цивильность» нашей компании отпугивала работников дхаб.

Может быть, с употреблением каннабиса связаны беззлобность и «пофигизм» многих простых индусов. Алкоголь (легально разрешенный в нашей стране наркотик) во многом «агрессивнее» травы. Даже те, кто живет беднее наших беднейших, улыбается гораздо чаще.

И к животным в Индии более доброе отношение. Коровы ходят по городу, чувствуя себя настоящими хозяевами, величаво и степенно, не обращая внимания ни на машины, ни на рикш, ни на людей. Однажды я, прельстившись каким‑то сувениром, решил потратить на него последние карманные деньги и начал уже было торговаться с продавцом, но в этот момент проходящая мимо белая корова боднула меня в бок. Я сохранил деньги, и впоследствии они очень пригодились. Другой случай мы наблюдали в Варанаси, когда огромный черный бык решил полежать и заполнил собой всю улочку. Образовалась пробка – с одной стороны велорикша с дородной индийской матроной, с другой – пара мотоциклистов и толпа пешеходов. Быка сначала уговаривали, затем стали расталкивать. Пинать‑то нельзя. Наконец один из застрявших потянул быка за хвост. Лишь тогда он решил встать и разобраться с обидчиком. А когда встал, пробка рассосалась сама собой: народ быстро разбежался по боковым улочкам. В индийской корриде всегда побеждает бык. Коровы – священные животные, но помимо них по улицам ходят свиньи и собаки. Все они существуют независимо от людей.

Происходит некий кругооборот: люди бросают фруктовые объедки на землю, их подъедают коровы, коровы оставляют за собой лепешки, которые съедаются в свою очередь свиньями, а экскременты свиней удобряют корни деревьев.

Правда, фрукты на деревьях можно встретить лишь в закрытых садах, огороженных заборами, по верху которых либо колючая проволока, либо битое стекло, – чтобы не добрались обезьяны. Эти твари довольно бесцеремонны, и, гуляя по какой‑нибудь лесной дорожке, стоить следить за сумкой. Что касается полупрозрачных полиэтиленовых пакетов, то их надо прятать в непрозрачный рюкзак. Впрочем, там, где фруктов много, а обезьян мало, в Наггаре например, сады огорожены обычными заборами.

Один раз я оказался свидетелем довольно забавной сценки: я гулял неподалеку от Лакшманджулы вдоль берега Ганги по тенистой горной дороге (ветви растений образовывали над ней естественные своды), а впереди меня, метрах в тридцати, шла пара туристов: девушка и солидный мужчина, в руках у которого, как выяснилось впоследствии, был кулек с арахисом. Они были увлечены друг другом и не заметили четвероногих разбойников, пристроившихся на нависающей над дорогой ветке. И я, увы, увидел этих сородичей Ханумана слишком поздно. Пара оказалась под этой веткой, и один, самый крупный, «обезьян» спикировал вниз и вышиб из рук туриста пакет, затем, словно переспелые фрукты, посыпались на землю остальные члены шайки и быстро подъели все орешки.

Вот что писал о них в XV веке Афанасий Никитин: «А обезьяны, те живут в лесу. Есть у них князь обезьяний, ходит с ратью своей. Если кто обезьян обидит, они жалуются своему князю, и он посылает на обидчика свою рать и они, к городу придя, дома разрушают и людей убивают. А рать обезьянья, сказывают, очень велика, и язык у них свой. Детенышей родится у них много, и если который из них родится ни в мать, ни в отца, таких бросают на дорогах. Иные гундустанцы подбирают их да учат всяким ремеслам: а если продают, то ночью, чтобы они дорогу назад не могли найти, а иных учат (людей забавлять)».

Я заметил, что особой бесцеремонностью отличаются макаки – эдакие красномордые гоблины. Они будут часто влезать в мое дальнейшее повествование.

Лангуры – у них серебристая шерсть и черные морды – как мне показалось, более сдержанны. А недавно я прочитал в Интернете, что в Нью‑Дели для защиты туристов от нападений диких макак власти индийской столицы сформировали боевой отряд обезьян‑лангуров. Во‑первых, макаки боятся лангуров, во‑вторых, лангуры легко приручаются, а, в‑третьих, в отличие от собаки, лангур достанет краснорожего разбойника не только на земле, но и на дереве.

Согласно сообщению ИТАР‑ТАСС, «охраняют безопасность туристов тридцать восемь лангуров. Каждый из „охранников“ ходит на поводке с хозяином, который при необходимости отпускает его и отдает команду, которую лангур беспрекословно исполняет».

И, конечно же, особого упоминания заслуживают тигры. Во время моего одиночного и практически безденежного путешествия по Пшалаям меня часто пугали тиграми. И один раз это спасло мне жизнь. Некоторое время я жил на окраине поселка Маклеодганж, в котором находится резиденция далай‑ламы. Это удивительно красивое место, в хвойном лесу, в горах, где совсем по‑другому течет время и можно жить, пребывая в вечности. Но тогда я исходил из принципа, которого некогда придерживались суфийские дервиши – не останавливаться в одном месте более чем на три дня. Правда, иногда мой день растягивался до календарного месяца. Но в данном случае я гостил в Маклеодганже всего два дня и уже полностью созрел для того, чтобы отправиться на автобусную станцию, которая находилась в трех километрах от моего жилья, и ранним утром продолжить свой путь. Моросил дождь, а начинать путешествие в дождь – хорошая примета. Я вышел посреди ночи, по дороге, тянущейся серпантином через лес. Но один из местных жителей остановил меня, предупредив, что в это время можно нарваться на тигра. И посоветовал более короткую и прямую дорогу мимо монастыря. Я не поверил, что в столь высокогорном и людном месте может обитать этот хищник, но все же последовал его совету.

И вдруг где‑то в середине пути я услышал со стороны оставленной мной дороги рев, треск и грохот. Судя по мощности звука, так мог рычать лишь великий тигр. Потом выяснилось, что это был довольно крупный оползень, снесший десяток метров дороги. И наши с ним маршруты могли пересечься.

Второй раз меня пугали тигром неподалеку от Ришикеша. Я снова не поверил – рядом находилось человеческое жилье, и только безумный тигр мог на меня напасть. Но, укладываясь на ночь в пещерке в камнях на берегу реки, решил принять меры предосторожности: собрал палки и развел костер возле входа в логово. Заодно приготовил чай и поужинал. Затем подбросил дров и отправился спать. Вскоре в пещеру пополз не тигр, а дым. В итоге я плюнул на предостережения и расстелил пенку под деревом, подальше от костра.

На рассвете меня разбудил странный шорох. Я открыл глаза в тот момент, когда с неба летел мой котелок. Он со звоном ударился о землю. Я посмотрел вверх и увидел на ветке дерева и на камнях целый консилиум обезьян, внимательно наблюдающих за мной. Возможно, они специально подняли котелок и сбросили его с дерева, чтобы я мог проснуться и пообщаться с ними.

Я вскочил, замахал руками, затопал ногами. Поначалу обезьяны испугались, но затем, приняв меня за безумца, потеряли всяческий интерес. Тогда я подобрал котелок, нашел кружку. Алюминиевая ложка, судя по всему, осталась у обезьян.

Вскоре на берег пришли живущие неподалеку йога из Швейцарии. Они залезли на плоские камни, превратившись в живые статуи, обращенные к восходу. Время стояло, мимо проплывали туристы на красных рафтах, солнце медленно поднималось над горами, разгоняя туман. А я записал в своем дневнике:

 

Меня приглашают в Оман и Европу,

меня приглашают разные люди,

но я сижу на берегу реки,

и шелест воды – вот весь мой ответ.

 

Рыба меня приглашает поплавать,

обезьяна зовет к Хануману меня на обед,

а ворон (мы с ним давно знакомы)

летит над рекой, и тень его больше меня.

 

Деревья и камни в путь приглашают,

машут руками люди на лодках,

но я сижу на берегу реки,

и шелест воды – вот весь мой ответ.

 

 

Баба бабе рознь

 

В Ришикеше я неоднократно общался не только с европейскими йогами (моя собственная физическая практика, увы, сводится к 14‑й притче упомянутого выше Ра Хари: «Йога – это когда тебе приятно в какой‑то позе. Главная поза – лежа»), но и с нищими баба. Как правило, они говорили на английском лучше меня. Надо сказать, что техника «аска» у них на очень высоком уровне. «Как у вас там Путин, Медведев (в 90‑х – Горбачев, Ельцин)? Как люди живут? Что сколько стоит?» – вопрос следует за вопросом с интонацией искренней заинтересованности. И когда разговорившийся европеец уже почти готов к разводке, нищий начинает рассказывать о себе. Например: «Я занимался медитацией и постился семь дней (следует демонстрация впалого, действительно очень впалого живота), теперь мне надо поесть. Я ем только хорошие фрукты и молоко. Ты не мог бы меня накормить или дать денег?» Такие «телеги» весьма типичны как для истинного, так и для ложного бабы. О том, как выявить ложного садху, в случае, если вы имеете дело с йогинами, занимающимися тантрой, можно прочитать в книге Роберта Свободы «Агхора. По левую руку бога». Его учитель агхори Вималананда говорит, что ложного садху можно изобличить, предложив ему покурить трубочку, чиллум, с чарасом или травой (алкоголь среди большинства садху не приветствуется).

Пусть он сам раскурит чиллум. Ведь первая затяжка не может быть неглубокой. А дальше в процессе общения истина выплывет сама собой.

 

Как‑то после недолгого разговора с одним веселым бабой я предложил ему пять рупий. И тот демонстративно отказался:

– Этого мало, дай десять.

– Десять – это мой обед, – ответил я. – Ты думаешь, у меня много денег? Я такой же нищий, как и ты.

Я не врал: за несколько месяцев пребывания в Индии у меня на самом деле кончились почти все деньги. И он, как истинный садху, почувствовал это.

– Ладно, пойдем тогда покурим, – сказал баба.

Мы уселись на берегу самой прекрасной на этой земле реки и хорошо покурили зелья из волшебной травы.

Поговорили и покурили еще.

А когда мимо нас пошли две весьма милые барышни с рюкзачками, мой баба прицепился к ним.

– Девочки, посмотрите – вот мой ученик. – Он указал на меня, красного то ли от неловкости, то ли от смеха – трава уже успела подействовать. – Он не ел семь дней, – продолжал баба, – занимаясь медитацией. И теперь ему необходимо правильное питание, хорошие продукты.

Девочками, я потом познакомился с ними, оказались шведки, работающие на телевидении и приехавшие в Индию в отпуск. Они выдали моему «учителю» около ста рупий.

– А теперь пошли поедим, – сказал баба, – и мы отправились в дхабу.

Еще один случай произошел там же. Седой старичок в очках начал привычный для меня уже разговор обо всем. Говорили мы долго, и я уже начал загадывать, когда же он поведает мне о своем посте или о страшном недуге и попросит денег. И наконец он спросил:

– Ты не обедал?

– Еще нет, – ответил я. Этот старик мне понравился, и я подумал, что если он попросит, то непременно пойду с ним и угощу его обедом.

Но следующий его вопрос меня удивил:

– У тебя есть посуда?

Я показал ему котелок.

– Здесь в ашраме, где я живу, сейчас обед, пойдем поешь. Со мной пропустят. Это бесплатно, только свою посуду надо принести.

 

Ашрам («прибежище») – место, в котором вокруг гуру живут его адепты. Но во многих ашрамах могут остановиться и простые путешественники. На территории ашрама нельзя шуметь, «тусоваться», употреблять алкоголь и наркотики. Для меня такие ограничения – преимущество, а не недостаток. К тому же ночлег в ашраме может ничего не стоить, а может обойтись в 1–2 доллара. За такую сумму я в свое время ночевал в ашраме Ved Niketan в Рамджуле. В каждом ашраме свои правила, но для всех входящих главное – «не идти со своим уставом в чужой монастырь».

 

Так что баба бабе рознь. А о том, как писатель Носов обрел статус фотобабы, речь пойдет дальше.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: