Представители «шестой державы»

 

В XVIII веке в Англии называли прессу «четвертым сословием» — три, привилегированных, заседали в парламентских креслах, а она, разночинная, толпилась на хорах.

В те времена газетчики носили меньше синяков, поскольку им еще не обивали бока своими камерами и объективами фотокинокорреспонденты и операторы телевидения, отвоевывающие выгодную «точку съемки» с энергией и бесстрашием золотоискателей Эльдорадо. В XIX веке, притом, как говорят, в России, вынырнуло название «шестая великая держава», в противовес пяти европейским, составлявшим тогда главную силу мира.

Не без основания можно утверждать, что в изобретении этих почтенных титулов заводной пружиной было журналистское самолюбие и даже честолюбие. Как бы там ни было, «шестая держава», не будучи признанной по дипломатическому протоколу и не претендуя на делегатские места в Организации Объединенных Наций, продолжает существовать и сейчас, наращивая силу и поднимая все новую бумажную целину.

Сила эта серьезная, реальная, способная служить и правому и неправому делу. Всякое бывает. Перья нередко покупаются так же, как винтовки и пушки, а пропагандистские базы выдвигаются в некоторые районы мира раньше, чем морские и авиационные.

На Западе с прессой считаются даже миллиардеры, которые не считаются ни с чем, в том числе с конгрессами и сенатами. В силу этого нередко случается, что миллиардеры предпочитают иметь собственную прессу, водя ее, как дама собачку, на золотой цепочке. А собака не дура, на хозяина не лает. Однако свет клином не сошелся. Бывают в прессе армии ландскнехтов. Но бывают и армии прессы, шагающие в громе революций, бывают рыцари прессы, которые, сражаясь за правое дело, гибнут в бою, как Юлиус Фучик и Ярослав Галан.

Словом, в «шестой великой державе» есть также свои лагери — капиталистический и социалистический. А так как поездка Н. С, Хрущева по США была мировым событием, проходила по переднему краю мировой политики, то на эту передовую и двинули свои ударные армии оба лагеря «шестой великой державы».

Вот как описывает подготовку к дислокации этих армий помощник государственного секретаря США Эндрю Бердинг: «Визит Хрущева поставил перед нами проблему, представляющую особый интерес… Я имею в виду приготовления печати к этому визиту. Это возложило на Белый дом и государственный департамент колоссальную задачу. О ее масштабах можно судить по двум группам цифр. Во-первых, государственный департамент в связи с этим визитом выдал удостоверения личности не менее чем 2500 журналистам и фотокорреспондентам американской и иностранной печати, представителям радио, кинохроники и журналов плюс 41 советскому журналисту. Из этого числа около 750 удостоверений пришлось на долю радиотелевизионной системы. Во-вторых, нам пришлось подготовить транспорт приблизительно для 300 журналистов и фотокорреспондентов (за их счет) плюс для должностных лиц отдела печати и работников радио и телевидения. Это потребовало трех, а затем четырех специальных самолетов и семи, а потом девяти специальных железнодорожных вагонов…»

Эпическое повествование помощника государственного секретаря не совсем точно отражает численность ударных армий «шестой великой державы». Э. Бердинг не учитывает сотен представителей местной и даже иностранной прессы, которые не смогли добиться каких-либо удостоверений при всем своем желании и действовали доморощенными методами на собственный страх и риск. Как мы уже сообщали, американский журнал «Лайф» считает, например, что поездку обслуживало в общей сложности пять тысяч корреспондентов. Следовательно, многие из них должны были с бою брать места в переполненных гостиницах, устраиваться «зайцами» на самолеты и в автобусы, просачиваться сквозь железные полицейские решетки с текучестью воды и пронзительностью ветра.

И вся эта армада денно и нощно, всеми правдами и неправдами вела сражение с полицией и между собой за наиболее близкую «точку» к Н. С. Хрущеву, ловила каждый его взгляд, каждое слово, каждое движение. Наиболее беззаветные дежурили у гостиниц, когда Н. С. Хрущев уже засыпал, и находились на своих постах, когда он просыпался, в надежде, что он откроет окно или выйдет на балкон и, таким образом, его можно будет еще раз сфотографировать или задать ему вопрос. Шелестели блокноты в рассветной чаще декоративных кустарников у резиденции и у отелей, из крон деревьев, словно клювы марсианских птиц, высовывались телеобъективы…

Тот, кто задумал бы сделать полный обзор только американской прессы, не говоря уж о мировой, за тринадцать дней визита, взял бы на себя задачу непосильную: это все равно, что пытаться тащить на спине Казбек. В этом убеждают даже самые отрывочные факты. Так, например, 1755 ежедневных американских газет посвящали Н. С. Хрущеву и его выступлениям в каждом номере по нескольку страниц. Если бы издать отдельными сборниками статьи американских газет и журналов, посвященные визиту Н. С. Хрущева, составилась бы библиотека примерно в тысячу увесистых томов. Чтобы их прочесть, человеку понадобилось бы около шести лет, а чтобы добраться до смысла доброй половины из них, не хватило бы и шестидесяти.

Американцы считают, что ни одна предвыборная кампания республиканцев или демократов в печати и по телевидению не освещалась с таким беспримерным размахом.

Телеграфные и радиотелеграфные линии связи работали так, что, метафорически выражаясь, у телетайпистов клавиши под руками нагревались до температуры белого каления. Служащие узлов связи от переутомления засыпали над аппаратами, а ночью, во время коротких передышек, им снилось, что они продолжают вести передачу. Только одна телеграфная компания «Уэстерн юнион» — а их в стране несколько — передавала в день до 400 тысяч слов, что составило бы семь толстых книг. В телеграфном пункте городка Кун-Рапидс (штат

Айова) обычно передавалось около ста слов в сутки, и телеграфист, находясь на службе, мог сколько угодно читать новейшие комиксы, а в перерывах ходить в церковь или пить виски. В день пребывания Н. С. Хрущева, которое длилось всего два с лишним часа, отсюда было передано сто тысяч слов. Таким образом, телеграфный пункт Кун-Рапидса, правда с помощью резерва главного командования — дополнительного арсенала телетайпов и большого отряда телетайпистов, — выполнил свой план почти на три года вперед.

Кто-то, кажется король Ричард III у Шекспира, в критическую минуту требовал: «Коня, коня… Полцарства за коня». Мы не знаем, что могли бы журналисты отдать за одну ночь нормального сна, но думаем, что применительно к возможностям их цена была бы не ниже королевской. Спать хотелось круглые сутки потому, что иногда, если не считать клевков носом в автобусе, и самолете, приходилось круглые сутки не спать: с утра до ночи движение по напряженному графику, встречи, выступления, а ночью еще надо писать и передавать.

Особенно туго порой приходилось советским журналистам: им мало было все записать и написать, надо было еще соединиться по телефону с Москвой, или Киевом, или даже Ташкентом и Алма-Атой, где в глухую пору американской ночи был уже день— разница во времени в разных пунктах составляла от семи до десяти часов, — или, записав и написав, переписать все на машинке с латинским шрифтом. К тому же, вопреки легенде об американской организованности, размещение в гостиницах проходило в неразберихе и беспорядке, вещи по нескольку часов колесили неизвестно где и для чего, их нередко приходилось искать на другом конце города, и часто нас начинали будить, не дав уснуть.

Случались курьезы, приводившие в недоумение и смущение наших американских коллег.

В Сан-Франциско накануне отлета в Айову самые удачливые легли спать часа в 2 ночи, а в 4 часа утра нас разбудили, сообщив, что к 5 надо погрузить вещи в автобусы и собраться в клубе печати с эмблемой черной кошки. Надо — значит надо, хотя, собственно говоря, никто понятия не имел, для чего это надо. А когда мы собрались, выяснилось, что самолет уходит лишь около 8 часов.

— Но для чего нас так рано подняли?

— Чтобы вы могли выпить по чашке кофе…

Кстати сказать, лед «холодной войны», быть может,

прежде всего треснул в отношениях между советскими и американскими корреспондентами. Они характеризовались дружеской простотой, попытками профессионального взаимопонимания, а нередко и практической помощью друг другу на условиях взаимности. Не было почти ни одного случая, когда американские и советские журналисты вступили бы в какой-либо серьезный конфликт. Правда, это не исключало обмена шпильками и остротами, что в конечном счете отношений не портит. На аэродроме Эндрюс перед прибытием Н. С. Хрущева корреспондент агентства Юнайтед Пресс пошутил:

— На Луну прибыли вовремя, а в Вашингтон опаздываете…

И тут же получил ответ:

— При полете на Луну не было такого встречного ветра, какой дует в лоб нашему самолету «ТУ-114»… Наведите порядок в своей погоде, и опозданий не будет!

Еще пример.

Самолет шел над пустынными районами штатов Колорадо и Аризона. Внизу красноватые выжженные долины, черные с белыми шапками горы и прозрачная синька сухого тумана. Один из американцев, указывая на гигантские красноватые расщелины Гранд-каньона, сказал:

— Одно из чудес света!

— Да, — согласился советский коллега, — похоже, чтобы не канителиться с путешествием в космос, вы организовали лунный пейзаж прямо у себя на дому!..

Но шутки шутками, а дело делом.

Сейчас, всесторонне оценивая результаты визита Н. С. Хрущева, американцы приходят к выводу, что в корпусе прессы были допущены излишества.

Вот одна из зарисовок, позаимствованная из остроумной статьи «Пресса заработалась», опубликованной в журнале «Тайм»:

«Для трудолюбивого журналиста первая его профессиональная заповедь — добыть сообщение. Стремясь под неусыпным оком требовательного редактора выполнить эту освященную временем миссию, хороший репортер или фотокорреспондент, неотступно преследуемый страхом, что его обойдут конкуренты, пускается на самые изобретательные выдумки, на которые он только способен. Когда более 300 репортеров и фотокорреспондентов собираются для того, чтобы осветить в печати одно из крупнейших за всю их практику событий, вся их изобретательность в совокупности может вызвать настоящий хаос и свалку.

Когда Хрущев-путешественник, посетив универсальный магазин в Стоунтауне, близ Сан-Франциско, хладнокровно постукивал пальцем по дыне или сжимал в руках грейпфрут, нетерпеливая журналистская стая неожиданно заполнила все помещение. Журналисты взбирались на мясные продукты и бакалею. Один из фотокорреспондентов в борьбе за выгодную для съемки позицию упал в холодильник со сливочным маслом; другой влез на витрину с мясом, третий до верха своих ботинок погрузился в плавленный сыр. Низкорослый фоторепортер нанял (за 5 долларов) продавца этого магазина, уселся ему на плечи и погонял своего двуногого коня по проходам между прилавками, покрикивая: «Быстрее, быстрее!..»

«Прекратите!» — вдруг раздался возмущенный голос продавца за мясным прилавком.

Фотокорреспондент Бартон Глинн взобрался на мясной прилавок, не обращая внимания на протесты продавца, требовавшего, чтобы тот перестал делать своими ногами из мяса отбивные котлеты. Продавцу удалось очистить от него прилавок только тогда, когда он подкатил ему под ноги круглую колоду, служащую для рубки мяса, о которую тот споткнулся. Другой ретивый фотокорреспондент на глазах у удивленной матроны влез на детскую коляску и оттуда прыгнул на движущуюся ленту конвейера. Пока он силился навести свой аппарат, лента уносила его все дальше от цели. «Остановите эту штуку! — орал он. — У меня пропадает снимок». В глубине магазина среди стука падающих консервных банок и звона разбиваемого стекла послышался голос одной из покупательниц, которая, не веря своим глазам, сказала, покачивая головой: «Я никогда не видела, чтобы люди так вели себя…»

Свалку, которую устроили представители прессы в универсальном магазине и на ферме Гарста в Кун-Рапидсе, можно было бы объяснить рвением журналистов, стремящихся добыть материал для своих сообщений. Но своим диким поведением журналисты, теснившиеся вокруг Хрущева, фактически испортили себе все дело: репортера, которому удавалось пробиться вперед и услышать хотя бы одну фразу из беседы, часто тут же оттесняли далеко в сторону, и ему не удавалось больше ничего услышать; другие, решившие прибегнуть к электронике, приносили с собой небольшие портативные звукозаписывающие аппараты, но, когда они начинали прослушивать свои записи, в них не было слышно ничего, кроме возгласов их коллег-журналистов, оравших друг на друга. Кое-кто из старых журналистов — ветеранов карандаша и блокнота — сокрушенно признавал, что репортерам, которые сидели у телевизионных приемников, далеко от теснившейся и толкавшейся толпы, удалось написать самые полные отчеты».

Не думаем, чтобы в этой зарисовке журнала «Тайм» было много преувеличений.

В общем, по признанию американской прессы, никогда ни один визит в США не освещался таким количеством корреспондентов, фотографов, кинооператоров и работников телевидения, как визит Н. С. Хрущева.

Как же эта многочисленная, шумная и энергичная армия прессы, представлявшая не только различные лагери, но и многочисленные противоречивые международные и американские интересы, освещала поездку? Насколько оправдала она на этой международной передовой высокое звание «шестой великой державы»?

Джордж Грин, директор бюро общественной информации США, в свое время сказал: «Дайте мне три недели и соответствующий механизм, и я изменю так называемое умонастроение американцев по любому вопросу». Это роднит Джорджа Грина сразу и с Наполеоном, который не сомневался, что может разбить со своими гренадерами любую армию, и с Архимедом, который говорил, что он сдвинет земной шар своими рычагами, если ему дадут точку опоры. Как известно, Наполеон был сам разбит. Что касается Архимеда, то он был прав, но не нашлось подходящей точки опоры.

А как с Джорджем Грином?

Соответствующий «механизм» он имеет — американская пресса обширна, шумна и энергична. В минувшие годы «холодной войны» этот «механизм» обладал всеми чертами усовершенствованной установки по производству искусственного льда. Основная деятельность развивалась в двух направлениях: дезинформация относительно истинного положения дел в Советском Союзе и выворачивание наизнанку подлинных мотивов и направлений советской внешней политики. За разнообразием приемов американские газеты не гонялись, каждая стандартная мысль отливалась в стандартной фразеологической опоке.

— Как живут в Советском Союзе? — Умирают с голоду и ходят в лаптях.

— Какой в СССР труд? — Принудительный. «Принудительно» поэты сочиняют любовную лирику; «принудительно» танцуют в «Лебедином озере» Галина Уланова и Майя Плисецкая, пишет новые симфонии Дмитрий Шостакович, выигрывает в шахматы Михаил Ботвинник, побеждают советские спортсмены в олимпийских состязаниях; на условиях «принудительности» советские конструкторы построили самолеты «ТУ-104» и «ТУ-114», атомную электростанцию и атомоход, величайший в мире синхрофазотрон, создали атомную и водородную бомбы, искусственное сердце и расчеты по космонавтике…

Не больше изобретательности проявляла американская пресса и в дезинформации о советской внешней политике. У известного щедринского героя была только одна концепция — «тащить и не пущать». Американская пресса действовала по сходному принципу — правду не пущать, а идеи поносить. Французы ведут войну против демократического Вьетнама? — Козни Кремля! Советский Союз предлагает запрещение атомного оружия и разоружение? — Не соглашаться, не верить: козни Кремля!.. НАТО, СЕАТО и СЕНТО — это союз ангелочков с белыми крылышками, альянс Красных Шапочек для защиты от Серого Волка, а Варшавский договор — козни Кремля…

Так они писали, так многие пишут и сейчас. Вот, например, в журнале «Мэгэзин оф Уолл-стрит» чернильные близнецы Чарльз Бенедикт и Джеймс Батлер опубликовали статью «Как я себе это представляю». Как же, к примеру, представляют они себе разоружение? А вот как: «Внимательно читая предложение г-на Хрущева о разоружении, мы находим, что оно направлено непосредственно на подрыв НАТО с целью высвободить вооруженные силы России и покрыть таким образом дефицит рабочей силы, а также снизить огромные расходы на гонку вооружений и таким путем ускорить выпуск товаров для гражданских нужд…»

Загадочно и страшновато! Читают, вероятно, читатели статейку Ч. Бенедикта и Д. Батлера и хватаются за голову: как расшифровать сии бездны премудрости? Почему разоружение Советского Союза означает «подрыв НАТО», если американцы утверждают, что это чисто оборонительный пакт? Ведь обороняться-то будет не от чего! Но, быть может, вопреки официальным американским утверждениям, авторы считают НАТО агрессивным блоком? В таком случае почему он должен «подорваться» на «ускоренном выпуске товаров для гражданских нужд»? Или советские электрические утюги и капроновые чулки сильнее авиаматок и атомных пушек НАТО?

Как говорится, в огороде бузина, а в Киеве дядька.

Вот так частенько американская пресса «делает политику»…

Направление этой пропаганды определялось политикой «с позиции силы» и «холодной войной». А фанерный язык и безалаберность мысли? Они в традиции американской буржуазной прессы.

Советский журналист, если бы он неправильно передал высказывание или извратил цитату, для начала получил бы крупный нагоняй, а при повторении подобных фактов был бы освобожден редакцией от работы в газете или журнале. Американский журналист может извратить и передернуть что угодно, может высосать факты из пальца или взять с потолка, как говорится, сшить меховую шубу из собственного носового платка, — и с него, как с гуся вода.

Ведь была же издана в Америке книжка с картой на обложке — книжка, в которой утверждалось, что весь Киев окружен сплошным кольцом концентрационных лагерей. А когда американской делегации, приехавшей с этой книжкой, предложили осмотреть окрестности города на любом расстоянии и любым способом — с автомобиля и самолета, — она вынуждена была признать: видели много садов и один небольшой танкодром, а концентрационных лагерей нет и в помине. Что ж, может быть, авторов осудили хотя бы в прессе, а книжку изъяли?

Ни то, ни другое. Здравствуют.

Таковы «свободные» традиции «свободной» американской прессы.

Отметим еще одну черту, не лишенную интереса.

Если советский журналист высказал бы сегодня одно мнение, завтра другое, а послезавтра третье, он потерял бы всякое уважение, его заклевали бы читатели, поджарили бы критикой, предложили бы стать флюгером на крыше. Совсем иначе обстоит дело с американскими журналистами: сегодня они могут писать одно, завтра — другое, и, если это по каким-либо мотивам устраивает газету, ровным счетом ничего не случится. Флюгером можно быть и в прессе.

Солидная газета «Нью-Йорк геральд трибюн» писала, например: «…несомненно, что эта поездка не подтвердила ни чрезмерных надежд одних, ни чрезмерных опасений других». Попробуй, докопайся до смысла, разберись, что означает эта фраза в стиле чревовещателей и астрологов!

Но, быть может, это и есть подлинная оценка визита?

Ничего подобного!

Уже на следующий день «Нью-Йорк таймс» в статье «Следующий шаг — совещание в верхах» писала: «…темные тучи, которые нависли над миром из-за берлинского кризиса, приобрели, по крайней мере временно, серебристый оттенок». Ей вторила «Нью-Йорк геральд трибюн»: «…инициатива Президента была успешной. Предлагая обменяться визитами, он главным образом имел в виду вновь открыть засорившиеся и законсервированные каналы отношений между западным союзом и СССР».

От безнадежности «одних и других» к успеху, от обмазывания облаков дегтем до покраски серебром — и все это всего лишь через сутки. Поневоле вспоминается старая песенка «По морям, по волнам, нынче здесь, завтра там»…

Но, повторяем, такая неразбериха, такое перекладывание руля на полном ходу в традициях американской прессы. В ней выработалось стремление во что бы то ни стало, хотя бы в ущерб здравому смыслу и элементарной логике, подавать материалы в сенсационном духе. Это носит даже специфическое название — «ньюс», новость. А о том, что означает в американском понимании слово «новость», говорят следующие определения: «если собака укусила человека — это не новость; если человек укусил собаку — это новость». В общем, новость — это то, что заставляет читателя схватиться за голову и воскликнуть «Боже мой!» Но так как мир подобными сенсациями не так уж богат, а без этого большинство американских газет не могут жить, то и приходится делать из мухи слона или муху из слона.

Именно в таком стиле сенсационных «новостей», нанизав их, как шашлык на железный прут, на тенденцию политики «с позиции силы», и сообщала американская пресса о советской жизни в период разгара «холодной войны». Если верить американским газетам того времени, то Советская власть давным-давно, рухнула, пятилетки потерпели крах, все население страны вымерло от голода, а вдобавок ко всему «советский коммунизм» захватил Бирму, Цейлон, Индонезию, Сирию, Иран, Ирак, Афганистан, Индию, Южную Америку, за исключением Никарагуа и Коста-Рики, и находится в Нью-Йорке, у Вашингтон-сквера, на ближайших подступах к Уолл-стриту. Это были удивительные переливы девственно невежественной мысли. Становилось похоже, что упомянутый выше «механизм» Джорджа Грина работает исправно и дает в области пропаганды устойчивые результаты.

Но полетел спутник. Он пробил навылет Монблан пропагандистского мусора, заслонявший от американцев истинный горизонт. Неудержимо и повсеместно стал расти интерес к Советской стране, о которой плели столько небылиц и в которой оказались возможны такие научные чудеса. В американских школах и университетах началось изучение русского языка. Плацдарм для поверхностной болтовни и дезинформации сузился, под давлением общественности американская пресса вынуждена была все больше обращаться к объективным фактам. Эпоха замерзания проходила. Начиналась эпоха таяния.

В канун поездки Н. С. Хрущева в США буржуазная пресса переживала как бы святочную ночь: она гадала. Каждая газета и каждый обозреватель на свой лад — одни на основе реального подхода к фактам и тенденциям, другие на кофейной гуще вымыслов и домыслов. Были попытки и запустить зонд-шары, заранее поставить Н. С. Хрущева перед чуть ли не ультимативными требованиями; были и попытки запугать общественное мнение, заморозить его надежды.

Имея в виду главу Советского правительства, американский журнал «Форчун» писал: «Лучше всего быть начеку… Он почти наверняка надеется разоружить нас в буквальном и фигуральном смысле слова — тактика, которая также может вызвать новую напряженность между Соединенными Штатами и их союзниками».

Перехватывая эстафету у американских собратьев, неслась восьмерками к финишу лондонская «Дейли телеграф».

Рывок вперед: «Даже самый ослепленный и предубежденный аналитик вряд ли может не расценить события последних дней и, в частности, роль, которую играет в них центральная фигура, как замечательную демонстрацию нового духа примирения и компромисса, овладевшего общественным мнением».

Пируэт вправо: «Поэтому, если г-н Хрущев действительно хочет ослабления напряженности, он должен почувствовать стимул отправиться в Вашингтон с гораздо более обнадеживающими планами, чем все, что он предлагал до сих пор».

Унылая рулада на финише: «В недавних заявлениях г-на Хрущева, сделанных как для иностранного, так и для внутреннего потребления, мало что оправдывает оптимистические выводы».

«Дейли телеграф» благоразумно умолчала относительно того, чего хотелось бы ей для успеха совещания — подразумевай, что угодно. Самое главное состояло в том, что предусмотрительно были зарезервированы все возможности и предупреждены все итоги — от успеха до полного провала — и все варианты требований с таким расчетом, чтобы при любых поворотах событий газета могла воскликнуть: «А что, мы как раз об этом и говорили!» Не будучи в состоянии разобраться в истинном положении дел на мировой арене и опасаясь попасть впросак со своими преждевременными диагнозами, в таком тоне цыганок-гадалок выступали и многие американские газеты.

«Ох, как бы не оказаться между молотом и наковальней!»— такими именно опасениями можно охарактеризовать изначальную реакцию некоторых французских органов печати. Наиболее откровенно писал об этом Франсуа Онти в бюллетене «Монд дипломатик». «Что произошло бы, — тревожился Онти, — если бы в один прекрасный день эти две державы (СССР и США. — Авторы) пришли к соглашению, объединив свои силы? При нынешнем положении вещей они могли бы, безусловно, диктовать свою волю по самым важным вопросам».

Опасаясь сговора двух в ущерб союзникам по НАТО, Франсуа Онти считал полезным предупредить Америку: «Американо-советское согласие, даже если бы оно было осуществимо, вместе с тем могло бы повлечь за собой распад системы западного союза и изолировать Соединенные Штаты». Припугнув, таким образом, США, Франсуа Онти задумался: а достаточно ли? И, поразмыслив, решил подкинуть пару и жару: «Наконец, рано или поздно, создалась бы третья сила из держав, оставшихся вне американо-советского союза. Эти государства обеспечили бы себе роль арбитра в случае новых разногласий между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Это тем более возможно, что приоритет Вашингтона и Москвы в области атомного оружия и ракет, вероятно, не будет вечен и что после Великобритании, а вскоре и Франции, быть может, ими также будут располагать и другие государства».

Конечно, если дела так пойдут и дальше, атомным оружием, вероятно, смогут располагать и другие державы, тут Франсуа Онти прав. А вот сговор США и СССР за спиной своих друзей и союзников — это уже чистая фантастика, вроде высадки на кольце Сатурна. Мы и приводим высказывания Франсуа Онти для того, чтобы показать, сколько различных интересов переплеталось с визитом Москва — Вашингтон и сколько различных кругов прилагали силы, чтобы повлиять на них с точки зрения своих действительных или воображаемых интересов.

И все же, несмотря на тактику зондажа, туманную ультимативность, лирику и фантастику, основной тон мировой, в том числе и американской, прессы был оптимистичным. Правда, с американской стороны это был по преимуществу весьма осторожный оптимизм, в отличие от советской прессы и прессы социалистического лагеря, которые решительно, без всяких фразеологических кружев и заячьих петель утверждали, что условия в мире изменились, что визит необходим и полезен, что результатом его будет смягчение международного положения, большее доверие и взаимопонимание на пути переговоров.

Как известно, именно прогнозы советской прессы и прессы социалистического лагеря оправдались полностью; всякий желающий может легко проверить это, просмотрев подшивки газет и журналов того времени. Но и тот осторожный оптимизм, который проявили наиболее солидные издания американской прессы в канун визита, был несомненным и полезным прогрессом.

«Отношения с Советским Союзом зашли почти что в тупик, — писала газета «Вашингтон пост», — При всех опасностях личной дипломатии следует тем не менее попытаться исследовать возможности выхода из тупика, поскольку ни в Вашингтоне, ни в Лондоне не питают иллюзий насчет разрешения всех проблем на одном совещании… Фактически основной ценностью обмена визитами с г-ном Хрущевым может явиться то, что этот визит откроет двери для последующих встреч».

Известный обозреватель газеты «Нью-Йорк геральд трибюн» Уолтер Липпман заявлял: «Все, что мы выражаем, принимая г-на Хрущева, это нашу собственную готовность посмотреть, нет ли путей, которые могли бы привести к перемирию в «холодной войне», если он так же готов сделать это».

Гораздо дальше, чем американские газеты, шли в сценке значения визита не только рядовые американцы, но и влиятельные деятели. По сообщению журнала «Форчун», когда Н. С. Хрущев положительно высказался о контактах США — СССР, биржа Уолл-стрита резко реагировала на это падением акций, связанных с военным производством. Видный эксперт по ценным бумагам Уолтер Гутман говорил своим клиентам: «Это поворотный пункт в «холодной войне»… Настоящий. Если бы у меня было много акций в некоторых электронных, самолетостроительных, авиационных и ракетных предприятиях, я решительно продавал бы их». Заявление это, как признает журнал, имело куда больший успех, чем скепсис и даже осторожный оптимизм газетных обозревателей. «Многие бизнесмены приняли этот совет, и, по меньшей мере в течение нескольких дней, «оборонные акции» страшно сбрасывались», — сообщал «Форчун».

Американская буржуазная пресса в канун визита, откровенно говоря, побаивалась чересчур широкого проявления симпатий к Н. С. Хрущеву со стороны американского народа, усердно занималась уловлением умов и душ в сети скептицизма и недоверия. Эту тенденцию, не прибегая к широкому цитированию, можно выразить следующим образом: «Н. С. Хрущев приезжает? Что же, с этим ничего не поделаешь… А как насчет отношения к этому? Прием должен пройти в духе холодной вежливости… Почему вежливости? Потому, что он представитель великого государства. Почему холодной? Чтобы не уронить достоинство великой американской нации и американского образа жизни…»

Трудно было понять, почему величие американского народа должно выражаться чопорностью, но американская пресса в исследование столь щекотливого вопроса не вдавалась, ограничиваясь призывами и заклинаниями. В общем, наилучшим образом отношение американской прессы к визиту можно было бы передать лаконичной русской поговоркой: «И хочется, и колется».

Но вот глава Советского правительства сошел с борта самолета «ТУ-114» и поздоровался с Президентом США Д. Эйзенхауэром.

Начиная с этого момента американской прессе пришлось вступить в полосу непрерывных изменений тона по отношению к высокому гостю из Советского Союза.

Некоторые обозреватели, поверившие собственным прогнозам накануне визита, попались в собственную ловушку и выбирались из нее с изрядными шрамами на репутации.

Любопытный случай произошел с известным обозревателем «Нью-Йорк таймс» Джеймсом Рестоном. Решив, что в поездке Н. С. Хрущева по стране не будет ничего, кроме «дипломатических банальностей» и приема в духе «холодной вежливости», он решил не утруждать себя сложными перипетиями путешествия и остаться в Вашингтоне. Однако уже после первых дискуссий и встреч в Нью-Йорке Джеймс Рестон, пренебрегая соображениями солидности, наскоро упаковал чемодан и бросился в догонку за Н. С. Хрущевым.

Мы полагаем, что нашим читателям будет небезынтересно познакомиться хотя бы с некоторыми определяющими высказываниями американской и мировой прессы в дни поездки Н. С. Хрущева по Америке.

«Нью-Йорк таймс», оценивая результаты визита и непосредственные впечатления о личности самого Н. С. Хрущева, писала: «Никто из пристально наблюдавших за Хрущевым не может сомневаться в его твердом намерении и способности осуществить свои планы… Он продемонстрировал нам такую жизнеспособность, какой здесь не видели несколько десятков лет…»

Английская газета «Йоркшир пост» в редакционной статье отмечала: «Недооценка г-на Хрущева не даст ничего хорошего. По своей ловкости, искусности и целеустремленности он, несомненно, принадлежит к крупнейшим политическим и государственным деятелям».

Итальянская газета «Пополо» заявляла: «Может быть, будущие историки смогут сказать, что конец лета 1959 года явился концом «холодной войны» во всем мире… Если в общем все прямые встречи виднейших ответственных политических деятелей полезны в любой ситуации и в любое время, никогда еще так, как летом 1959 года, не была столь своевременной и решающей для мира во всем мире встреча Президента Соединенных Штатов с советским Премьер-Министром…»

Мы уже писали, что только в самой Америке 1755 ежедневных газет, не считая других органов прессы, освещали поездку Н. С. Хрущева по США, комментировали каждый его шаг, каждую речь, каждое заявление, делали прогнозы и выводы.

А какой же астрономической цифрой выражается количество газет всего мира, газет, каждая из которых вносила свою щедрую лепту в освещение визита? Для того чтобы ответить на этот вопрос, пришлось бы, вероятно, пускать в дело электронно-счетные машины. Вполне понятно поэтому, что мы ограничиваемся минимумом выдержек из прессы, притом главным образом американской.

Но даже из этого краткого анализа и цитат видно, что визит повсеместно получил положительную оценку, породил оптимистические надежды на окончание «холодной войны», впервые так далеко продвинул дело мира и мирного сосуществования. Многочисленные обозреватели сходились во мнении также и относительно того, что Н. С. Хрущев вряд ли для себя «открыл Америку», поскольку американский образ жизни явно не произвел на него такого впечатления, на которое рассчитывали многие, но зато «Америка открыла Хрущева» как «яркую личность», «грозного полемиста», «крупнейшего политического деятеля современности». Пропагандистская фанера была опрокинута, как забор в городе Эймсе, когда айовские студенты ринулись встречать главу Советского правительства.

Именно к такому выводу приходят все без исключения видные американские обозреватели, которые и сейчас еще продолжают анализировать «последствия урагана, бушевавшего тринадцать дней над Америкой».

Как маршрут поездки не ограничивается Вашингтоном, так и результаты визита далеко не ограничиваются Кэмп-Дэвидом. Это была глубокая политическая пропашка с таким посевом, всходы которого все больше пробиваются на обширных полях американской прессы. Новые всходы, от которых можно ждать обнадеживающего урожая. Обнаружив, что «позиция силы» уплыла из-под ног американской международной политики, пресса — и американская, и западная вообще — бросила свои силы на исследование американского образа жизни, состояния экономики, общенациональных целей и перспектив соревнования с Советским Союзом в частности и социалистическим миром вообще. Пересматривалась и переоценивалась, так сказать, не только мебель в доме, но и конструкция здания от фундамента до крыши.

Так как советские читатели достаточно хорошо знают наши цели и темпы соревнования с Америкой, мы в данном случае приведем свидетельства лишь «другой стороны», свидетельства, которые достаточно серьезны и хорошо отражают сдвиги в американском мышлении.

Показательна статья Уолтера Липпмана, одного из наиболее серьезных и самостоятельно мыслящих американских обозревателей, который в газете «Нью-Йорк геральд трибюн» резко критиковал Соединенные Штаты за отсутствие «великих целей» и заявлял, что Советский Союз «прежде всего является целеустремленным обществом».

Уолтер Липпман писал:

«При сопоставлении двух социальных систем вопрос заключается в том, может ли наша страна возродить то, чего она не имеет в настоящее время, — чувства великой цели и высокого идеала. Это решающий вопрос. Дело в том, что без возрождения американской цели г-н Хрущев может выиграть состязание в условиях соревнования, при котором вызов бросает он. Если он выиграет это состязание, наше влияние как мировой державы неизбежно ослабнет…

Видимо, среди нас есть люди, которые думают, что с советским вызовом — самым опасным в истории западного общества — можно справиться, поговорив с русскими и приняв резолюции, осуждающие коммунизм, а затем, как обычно, продолжая свои дела и удовольствия. Они воображают себя великими защитниками нашей цивилизации, если они произнесут речь или напишут статью, которая отвечает на некоторые вопросы, поставленные г-ном Хрущевым.

Они ошибаются. Это состязание нельзя будет выиграть с помощью булавочных уколов. Они не сознают мощи нашего противника».

Рассуждая о «великой национальной цели», Липпман не может назвать ни эту цель, ни сил, которые такую цель способны осуществить. Но поиски и того и другого идут лихорадочно. Поживем — увидим, что из этого получится.

Что касается нашей советской прессы, то она, как, вероятно, полагают наши требовательные читатели, могла бы еще лучше освещать поездку Н. С. Хрущева в Америку, чем сделала это, глубже, ярче, разностороннее.

Но одно несомненно: прогнозы советской прессы оправдались, ей не приходилось выворачивать костюм наизнанку, и все то, что она рассказывала, соответствовало действительности.

Быть может, впервые за пределы нашей страны одновременно выехало такое число советских журналистов.

Вот кто представлял нашу прессу в Америке во время визита Н. С. Хрущева:

П. А. Сатюков — главный редактор газеты «Правда», A. И. Аджубей — главный редактор газеты «Известия», М. А. Харламов — заведующий отделом печати МИД СССР, Н. М. Грибачев—главный редактор журнала «Советский Союз», В. И. Орлов — главный редактор газеты «Советская культура», К. Ш. Шарипов — редактор газеты «Социалистик Казахстан», Н. С. Сергеева — главный редактор журнала «Новое время», Г. М. Большаков — редактор журнала «СССР», издающегося в США, И. С. Чернышев — заместитель председателя Государственного комитета по радиовещанию и телевидению при Совете Министров СССР, В. П. Хатунцев — заместитель главного редактора газеты «Труд», Д. А. Шариф — заместитель редактора газеты «Москау ньюс», К. К. Узаков — заместитель редактора газеты «Кзыл Узбекистон», Ш. П. Санакоев — заместитель главного редактора журнала «Международная жизнь», И. А. Соколов — заместитель главного редактора журнала «Мировая экономика и международные отношения», B. И. Поляков — член редколлегии газеты «Правда», К. Е. Непомнящий — член редколлегии газеты «Комсомольская правда», Б. В. Иванов — ответственный секретарь журнала «Огонек», Б. Л. Леонтьев — член редколлегии «Литературной газеты», Е. С. Егоров — заместитель начальника управления ТАСС, Е. В. Литошко — редактор газеты «Правда» по отделу американских стран, А. И. Лосев — редактор отдела Государственного комитета по радиовещанию и телевидению, А. Г. Ильюшенко — заведующий отделом газеты «Советская Белоруссия», Р. Г. Хачатрян — от газеты «Советакан Айастан», Б. Г. Стрельников — корреспондент газеты «Правда» в США, Н. Н. Карев — корреспондент газеты «Известия» в США, В. А. Матвеев — корреспондент газеты «Известия» в Англии, Н. В. Курдюмов — корреспондент газет «Труд» и «Советская культура» в США, В. П. Пархитько — специальный корреспондент газеты «Советская Россия», М. 3. Гетманец — специальный корреспондент газеты «Радяньска Украина», М. М. Лопухин и М. Р. Сагателян — специальные корреспонденты ТАСС, В. И. Богачев и В. Б. Парамонов — корреспонденты ТАСС в США, А. В. Устинов — фотокорреспондент газеты «Правда», А. Ф. Новиков — фотокорреспондент журнала «Огонек», A. С. Гаранич — фотокорреспондент журнала «Советский Союз», В. В. Егоров — фотокорреспондент ТАСС, Н. А. Лыткин и Б. А. Соколов — кинооператоры Центральной студии телевидения, В. Н. Киселев, С. И. Киселев и B. П. Трошкин — кинооператоры Центральной студии документальных фильмов, В. А. Нестеров — звукооператор Центральной студии документальных фильмов.

Советские журналисты работали не только самозабвенно, но и с окрыленностью, потому что, совершая вместе с Н. С. Хрущевым поездку по США, они понимали, что присутствуют при одной из самых замечательных побед своего великого народа, своей страны, дела, которому служат беззаветно.

Немало трудностей они встретили за эти тринадцать дней: бессонные ночи; технические задержки и помехи при передаче своих репортажей; невыгодная для наших газет разница во времени, позволяющая американской печати нередко помещать известия из Советского Союза на день раньше, чем показывает наш календарь, и, наоборот, заставляющая советскую печать публиковать сообщения из США на два дня позже событий; неурядицы при переездах и при размещении — да разве все перечислишь. Все это позади, и, несмотря на все, наши журналисты выдержали трудное испытание. Советская печать, радио, телевидение, кино обеспечили своевременное освещение визита, за которым внимательно следили все советские люди, весь мир.

С величайшим подъемом и энтузиазмом откликалась на визит Н. С. Хрущева в Соединенные Штаты Америки печать стран социалистического лагеря.

Вот лишь несколько отзывов:

«Жэньминь жибао » (Китайская Народная Республика): «Нет никакого сомнения, что поездка товарища Хрущева в США окажет активное и глубокое влияние на разрядку международной напряженности, на дело мира во всем мире… В настоящее время, когда ветер с Востока с каждым днем усиливается, а ветер с Запада с каждым днем ослабевает, все действия, противоречащие стремлению народов всего мира к миру, в конце концов потерпят поражение. Первый визит главы правительства великого Советского Союза в Соединенные Штаты уже оказал на американский народ и народы всего мира глубокое влияние и принесет пышные цветы и сочные плоды».

«Зери и популлит » (Албания): «Улучшение отношений между США и СССР и установление между ними нормальных и дружественных отношений имеют решающее значение для судеб мира во всем мире, для создания атмосферы взаимопонимания между народами, для устранения черных туч «холодной войны»».

«Работническо дело » (Болгария): «Разрушение искусственно созданной стены «холодной войны» между советским и американским народами является великой заслугой Н. С. Хрущева — делом его смелости и решительности, его мудрости и тактичности, его прямоты и сердечности. Н. С. Хрущев говорил перед американцами, и его устами говорили широкая русская душа, глубокое миролюбие советского народа, всеохватывающий гуманизм великих социалистических идей».

«Непсабадшаг » (Венгрия): «Уже сам факт осуществления встречи Хрущева и Эйзенхауэра свидетельствует о том, что руководители США были вынуждены признать, что их политика «холодной войны» зашла в тупик».

«Нейес Дейчланд » (Германская Демократическая Республика): «Результаты первой встречи Н. С. Хрущева и Д. Эйзенхауэра представляют собой большую поддержку для сил мира во всем мире. Визит Н. С. Хрущева показал, что американский народ, так же как и народы Советского Союза, хочет мира и что возможно ликвидировать «холодную войну»».

«Трибуна люду » (Польша): «Это начало, за которым могут и должны последовать окончательная ликвидация «холодной войны», прекращение гонки вооружений и разоружение, постепенное решение наиболее острых спорных проблем, вырабатываемое в ходе терпеливых переговоров, все более дружественное и всестороннее сотрудничество, которому мирное соревнование отнюдь не мешает».

«Скынтейя » (Румыния): «Визит Н. С. Хрущева в США явился хорошим началом. Он может стать началом конца «холодной войны», началом эры международного сотрудничества».

«Руде право » (Чехословакия): «Визит Н. С. Хрущева в США войдет в историю как чрезвычайно важное событие, как событие, которое заложило основу эпохи мирного сосуществования и соревнования двух общественных систем, эпохи взаимопонимания и спокойствия, которая не будет знать ужасов войны. Этот визит был триумфом политики мира социалистических стран, и прежде всего Советского Союза».

«Нодон синмун » (Корейская Народно-Демократическая Республика): «Наступает время нового исторического перелома, когда в международной жизни, взломав лед «холодной войны», будут господствовать идеи переговоров и мирного сосуществования».

«Унэн » (Монгольская Народная Республика): «Надежды всего человечества, в том числе и монгольского народа, на укрепление мира осуществляются: встречи Председателя Совета Министров СССР с Президентом США ощутимо сказываются на смягчении напряженности в отношениях между государствами».

По самой своей природе, по традициям большевистской прессы наши журналисты, в отличие от буржуазных, не поставщики сенсационного чтива, а общественные деятели, чувствующие свою ответственность за достоверность и правдивость того, что они пишут. Вероятно, именно по этой причине иностранные корреспонденты нередко обращались к советским за помощью, за советом, просили поделиться своими соображениями по поводу того или иного события.

Однажды американский журналист, усталый, вымотанный бесплодной погоней за материалом во имя того только, чтобы получить его на десять минут раньше, чем все остальные, жаловался: «Завидую вам… Вы работаете в прессе, которая ради конкуренции и сенсации не превращает корреспондента в собаку, вынужденную ловить себя за хвост… Знаю, вы критикуете нас за поверхностный подход и спешку. А думать когда?..»

Мы понимали и сочувствовали.

И все же надо признать, что при всех суетных извивах мысли, погоне за дурной сенсационностью, а в иных случаях и при неприкрытых попытках извращать и порочить «шестая великая держава» капиталистического лагеря работала вовсю, освещала визит Н. С. Хрущева в целом положительно и доброжелательно.

Н. С. Хрущев свое выступление на заключительной пресс-конференции в Вашингтоне начал такими словами: —Уважаемые мои спутники журналисты!

И это было действительно так. Правда, не все эти спутники шли по орбите добросовестности и объективности, но, как отметил Никита Сергеевич Хрущев, большая часть журналистов, описывая визит в Соединенные Штаты, пыталась в меру своих сил быть объективной. Он сказал, что журналистам пришлось основательно потрудиться, и поблагодарил их за работу, считая, что в целом они сделали хорошее дело.

Можете радоваться, сказали нам как-то в дружеской беседе американские коллеги: Хрущев заставил нас поработать на популярность Советского Союза, как негров на плантации!

Мы уточнили: И на пользу американского народа.

Помедлив, они согласились: Да, конечно!

Мы уже говорили о том, что никогда, пожалуй, за всю историю через газеты, радио, телевидение правда об СССР не доходила до Америки в таких масштабах, как в эти дни. Под штормовым ветром событий на глазах у всех расползался и летел клочьями бумажный занавес лжи и дезинформации.

Этот процесс зашел так далеко, что перепугал сторонников «холодной войны» и даже заставил некоторых американских идеологов попытаться «нажать на тормоза». Их мечта — найти новые внешнеполитические и внутриполитические концепции, добиться своеобразного «статус-кво», получив от Советского Союза гарантии вечного существования капиталистического мира, организовать идеологическую войну с перенесением ее на территорию СССР.

Один из «отравителей колодцев», как называют в Америке самых оголтелых лгунов, в полном отчаянии позабыв, «правая, левая где сторона», писал в газете «Нью-Йорк таймс» о Н. С. Хрущеве: «Он подписал вашингтонское коммюнике, где говорится «о справедливом и длительном мире», но по возвращении в Москву вернулся к своему лозунгу «сосуществование», который, по его толкованию, означает постоянное подчинение порабощенных стран и свободы для того, чтобы коммунизм мог добиваться новых завоеваний путем подрывной работы».

Дремучая бессмыслица этой фразы не нуждается в специальных комментариях. Как не вспомнить здесь высказывание другой американской газеты, рассказывающей своим читателям о пребывании Н. С. Хрущева в США. «В один из моментов отчаяния, — писала газета «Кэпитл таймс», — мы потащили его в Голливуд, чтобы показать грубый танец канкан — нелепое зрелище, которое он справедливо высмеял». Вряд ли получит более высокую оценку и тот «канкан», который отплясывает на страницах «Нью-Йорк таймс» отчаявшийся «отравитель колодцев».

Некоторые газеты писали, что, хотя визит закончился, Советский Союз будет теперь и дальше доминировать на международной сцене. Разумеется, это не может не отразиться и на мировой прессе. И никакие попытки вернуться к прежнему положению, заштопать разнесенный в клочья занавес дезинформации уже не помогут.

«Шестая великая держава» вынуждена поворачиваться лицом к неумолимым фактам современности.

 

Лицом к лицу с Америкой

 

Шли последние часы пребывания Н. С. Хрущева на американской земле.

Наступал вечер 27 сентября. Над Вашингтоном уже сгущались сумерки, и в сотнях тысяч окон засветились огни. По всей Америке люди, как обычно бывает в воскресный вечер, сидели у телевизоров. Но на этот раз они ждали не просто наиболее интересную передачу недели: телевизионная компания «Нейшнл бродкастинг компани», каналы которой проходят по всей стране, заранее сообщила, что она будет передавать выступление Председателя Совета Министров СССР, обращенное к американскому народу. Интерес к этому событию был необычайно велик, и газеты писали, что практически все американцы, имеющие телевизоры, включат в 6 часов вечера свои аппараты, причем в тот час к ним придут в гости все их друзья, у которых телевизоров нет.

Мы тоже ждали выступления Н. С. Хрущева. Некоторые из нас сидели у телевизора в гостинице, где разместились советские журналисты. А те, кто были в городе, поспешили к ближайшим ресторанчикам, где имелась возможность посмотреть по телевидению выступление главы Советского правительства. Можно было держать пари на любую сумму за то, что в тот час ни один телевизор в Вашингтоне не бездействовал. Да и не только в Вашингтоне.

И вот точно в назначенный час на экране телевизора появился Н. С. Хрущев и послышался знакомый голос: «Добрый вечер, американские друзья!» Лицо Никиты Сергеевича было показано крупным планом. Он глядел прямо перед собой, словно вглядываясь в лица десятков миллионов американцев, внимательно смотревших сейчас на него. В его глазах можно было прочесть живой и теплый интерес к этой встрече и подлинно дружеское чувство.

— Я рад возможности побеседовать с вами… — сказал Н. С. Хрущев. — Нам понравились ваши красивые города, чудесные дороги, а главное — душевные, доброжелательные люди. Пусть мои слова не будут восприняты как обычная дань вежливости и уважения гостя к хозяевам.

Люди, побывавшие в Советском Союзе, наверное, рассказывали о том большом добром чувстве, которое испытывает к вам советский народ, о его желании жить с вами в мире и дружбе. Теперь я увезу с собой уверенность в том, что и вы питаете к советским людям такие же чувства. Об этом я расскажу советским людям.

Американский народ ждал от своего гостя откровенных суждений о тех впечатлениях, которые он вынес из своей поездки. Уставшие от «холодной войны» и гонки вооружений американцы хотели знать, что обещают в будущем те откровенные беседы, которые вели между собой главы правительств, чего им надо ждать и на что надеяться. И Никита Сергеевич с присущей ему прямотой, оценивая должным образом то, что уже достигнуто, и, отстраняя все, что могло бы посеять ложные иллюзии, говорил:

— Я имел очень приятные беседы с Президентом Дуайтом Эйзенхауэром. По всем вопросам, которые мы затрагивали в беседах, у нас во многом было общее понимание как в оценке положения, так и в необходимости улучшения отношений между нашими странами.

Вы сами понимаете, что не так легко преодолеть все то, что накоплено за многие годы «холодной войны». Сколько было произнесено речей, которые не способствовали улучшению отношений, а, наоборот, обострили их. Поэтому нельзя рассчитывать на внезапную перемену обстановки. Процесс улучшения отношений между нашими государствами потребует больших усилий и терпения, а прежде всего желания той или другой стороны создать такие условия, которые способствовали бы переходу нынешнего состояния напряженности в нормальные отношения, а затем и в дружбу в интересах упрочения мира во всем мире.

Находясь лицом к лицу с Америкой, глава Советского правительства наглядно и доходчиво разъяснял положение, сложившееся в наше время в мире:

— Представьте себе такую картину. Живут два соседа. Каждому из них не нравятся порядки и образ жизни в доме другого. И вот они разгородились забором. Днем и ночью вместе со своими домочадцами бранят друг друга. Хорошо ли живется таким соседям? Всякий скажет—плохо. Рано или поздно дело может дойти до потасовки.

У плохих соседей все же есть выход: один из них может продать дом и переехать на новую квартиру. А как быть государствам? Ведь они не могут переселиться в другое место! Где же выход?

И тут Никита Сергеевич, глядя в глаза десяткам миллионов своих невидимых слушателей, с силой сказал, вновь возвращаясь к тому, что он предлагал на всем протяжении этой поездки:

— У вас — капитализм, у нас — социализм. Что же нам — доводить из-за этого дело до всемирной свалки? Или же установить нормальные отношения и жить в мире, каждый по-своему? В Советском Союзе все стоят за то, чтобы жить в мире, стоят за мирное сосуществование…

А что нужно для того, чтобы обеспечить мир? Н. С. Хрущев, ведя свою беседу с Америкой, в той же простой и доходчивой форме разбирает одну за другой важнейшие проблемы, которые ждут своего решения: разоружение, ликвидация остатков второй мировой войны. Он разъясняет внесенное Советским правительством в Организацию Объединенных Наций предложение о всеобщем и полном разоружении и строжайшем всеобъемлющем контроле, выражает надежду, что правительство США сумеет преодолеть застарелые предубеждения и что рано или поздно Советский Союз и Соединенные Штаты совместно со всеми государствами найдут правильный подход к решению проблемы разоружения.

Затем он напоминает, что Советский Союз предложил подвести черту под второй мировой войной и что это можно и нужно сделать путем подписания мирного договора с Германией.

— Нам иногда возражают: — продолжал Н. С. Хрущев, — поскольку война велась против Германии, когда она была единым государством, то и мирный договор можно заключить лишь после того, как Германия будет объединена. Но ведь хорошо известно, что сейчас реально существуют два германских государства, и каждое из них живет по-своему. Ни то, ни другое германское государство не хочет отказаться от своего социального строя. Не заставлять же нам силой одно германское государство капитулировать перед другим! Пусть сами немцы договариваются, как им жить, как строить свои взаимоотношения.

Не лучше ли без дальнейших проволочек заключить мирный договор с обоими германскими государствами и тем самым погасить искры в пепле, пока они не разгорелись в новый пожар? Заключение мирного договора погасило бы и тлеющую искру в Западном Берлине, и тем самым была бы создана нормальная обстановка.

И Никита Сергеевич с силой сказал:

— Вопрос о заключении мирного договора с Германией, как и вопрос о разоружении, не легкий. Но именно потому, что это трудные вопросы, их надо решать, не откладывая в долгий ящик.

Но вот Н. С. Хрущев, еще раз подчеркнув жизненную необходимость сохранения и упрочения мира для всех народов, переходит к рассказу о жизни, деятельности и чаяниях советских людей. Для того чтобы жить в мире, говорит он, надо лучше знать друг друга. Позвольте мне хотя бы кратко рассказать о нашей стране, жизни народа, о планах на будущее…

И мы явственно представляем себе, как в ту минуту повсюду, где слушают эту речь, происходит легкое движение. «Чуточку громче», — просят одни. «Тише, господа! Послушаем, что он скажет сейчас», — говорят другие, обращаясь к тем, кто только что заспорил насчет германского вопроса. «Сейчас он скажет о том, что у них там происходит!» — восклицают третьи, приглашая к телевизору тех, кто вышел в другую комнату покурить.

До этой поездки рядовые американцы, эти простые, иногда немного наивные, подчас сбитые с толку дурной пропагандой, но честные, жаждущие мира, трудолюбивые и гостеприимные по складу души люди, очень мало знали о нашей стране. Их долго пугали лживыми россказнями о коммунизме. И вот перед ними предстал живой и энергичный, настойчивый в достижении цели и умеющий за себя постоять представитель нового мира. Когда-то Новым светом звали Америку. Теперь же свет идет с Востока, и только глаза, привыкшие к потемкам, щурятся от него.

Сколько новых, поразительных и неожиданных для них вещей узнали американцы в эти дни от Никиты Хрущева! Людей, нравящихся им, они привыкли называть немного фамильярно, но с искренней теплотой, и если Президента Дуайта Эйзенхауэра повсюду здесь зовут Айком, то Н. С. Хрущева почти все в эти дни зовут Никитой.

Правда, и до этого из Москвы долетали новости, идущие вразрез с преднамеренно создававшимся годами представлением об СССР как об отсталой стране. Вдруг американцы узнали, что русские первыми открыли секрет термоядерной реакции, что они первыми построили атомную электростанцию, первыми создали искусственный спутник Земли, первыми запустили ракету вокруг Солнца, первыми поставили на коммерческие авиационные линии чудесные реактивные самолеты, первыми доставили свою ракету на Луну…

Как, почему Советский Союз стал опережать Америку, когда им внушали, что США всегда и во всем первая страна, первая в любом научном и техническом деле?

Одни говорили: это случайность; другие: это результат принудительного труда; третьи: это красная пропаганда, не больше. Такие объяснения никого не удовлетворяли. И вот теперь приехал сам глава Советского правительства, и американцы, слушая его доходчивые, неотразимо убедительные выступления, стали соображать: пожалуй, все дело в той общественной системе, которую избрали эти люди. Нравится она вам или не нравится, это другой вопрос, но успехи ее налицо…

До американцев дошло наконец понимание той простой для каждого советского человека истины, что социалистическое общество способно развиваться и действительно развивается необыкновенно быстро и что в конечном счете советские спутники, ракеты, реактивные самолеты, атомные электростанции, бурный рост производства кукурузы, мяса, молока и масла—это лишь отдельные следствия того необычайного, мы бы сказали — вулканически бурного процесса, в ходе которого меняется лицо земли на огромном пространстве — от Эльбы до Тихого океана.

 

Это не значит, конечно, что те, кто понял эту истину, прониклись симпатией к нашей системе. Многие, очень многие остаются на позициях старого мира. Это их дело. Но тот факт, что кое-кто понял, насколько эффективна, жизнеспособна и полна неиссякаемых сил социалистическая система, является реальностью, и он не может не оказать своего влияния на дальнейшее развитие международной обстановки.

Американцы ценят откровенность и прямоту в отношениях. Они не любят ходить вокруг да около. И советский гость понравился им потому, что без лишней дипломатии всегда говорил правду в глаза. Вот и сейчас Никита Хрущев говорит, глядя с экранов миллионов телевизоров:

— Вы, надеюсь, поймете меня, если скажу, что те впечатления, которые я получил здесь, и даже то, что мне у вас понравилось, не поколебали моих убеждений в том, что государственный, экономический и социальный уклад жизни в Советском Союзе является самым справедливым и прогрессивным.

Никита Сергеевич говорит с горячей убежденностью коммуниста, отдающего вместе со всей партией и всем советским народом всю свою жизнь делу построения нового, самого человечного и свободного, самого прогрессивного и разумного общества, какого еще никогда не знала история человечества. Он ярко рассказывает своим слушателям, что такое социализм, как выглядит в жизни тот поразительный для американца новый мир, представителем которого он является.

И мы, лишь маленькая частица советских людей, которым посчастливилось в те дни быть в Соединенных Штатах и видеть своими глазами, в какое поистине историческое событие вылилась эта поездка главы правительства СССР, с глубоким волнением следим за каждой фразой, за каждым словом речи Н. С. Хрущева, обращенной к американскому народу, и мысленно представляем себе, как откликается на эти слова Америка.

Надо находиться здесь, в самом центре этой страны, взвинченной долгими годами «холодной войны», еще не избавившейся до конца от насажденного обезумевшими маккартистами страха и подозрений, очень мало сведущей в том, что происходит за пределами ее границ, чтобы в полной мере воспринять глубокое значение того, что сейчас происходит. Уже сам по себе тот факт, что глава Советского государства находится сейчас здесь и слова его в этот час проникают чуть ли не в каждый американский дом, говорит о многом.

Хотя в Вашингтоне, Нью-Йорке и еще кое-где по-прежнему шумят витии «холодной войны» и в западных государствах есть еще немало людей, продолжающих твердить, что с коммунистами нельзя иметь дело и надо готовиться к войне с ними, все сильнее дает о себе знать противоположное политическое течение, представители которого говорят твердолобым:

— Прошли те времена, когда можно было рассчитывать на «отбрасывание» коммунизма. Вы попытались «отбросить» коммунизм из Венгрии в 1956 году. А что из этого вышло? Он утвердился и окреп в венгерском народе еще больше, как родное и самое верное дело народа, уверенно идущего в свое счастливое завтра. Так что же дальше? Пустить в ход атомные и водородные бомбы? Но у коммунистов тоже есть такие бомбы, и, кроме того, у них есть безотказно действующие межконтинентальные баллистические ракеты, а у Соединенных Штатов таких ракет нет. Не лучше ли все же испробовать то, что предлагает Хрущев, — мирное сосуществование? Он отказывается гарантировать, что в условиях мирного сосуществования западные державы будут избавлены от классовой борьбы, так как это — внутреннее дело народа каждой страны. Он говорит, что ни он, ни кто-либо другой не в состоянии сделать этого. Да оно так и есть. Ведь в конце-то концов, говоря между нами, классовая борьба существовала задолго до того, как русские совершили свою революцию, и только в дешевеньких статьях и речах, рассчитанных на простаков, можно утверждать, что Хрущев несет ответственность, скажем, за забастовку сталелитейщиков в Соединенных Штатах, или за события на Кубе, или же за ликвидацию феодальных режимов на Ближнем Востоке. И, главное, что вы выиграете, отказываясь от мирного сосуществования?

В конце концов само по себе приглашение посетить США, направленное Президентом Н. С. Хрущеву, входит в рамки мирного сосуществования. Этот акт явился признанием того, что проводившаяся до сих пор политика «отбрасывания» коммунизма должна уступить место политике мирного соревнования между двумя системами.

Сейчас еще рано судить, насколько сильны в США позиции тех, кто высказывается за новую, реалистическую политику, но хотя и говорят, что первая ласточка еще не делает весны, однако ее появление всегда напоминает о том, что весна уже не за горами…

Такие мысли рождались в головах многих людей, когда они слушали, как Н. С. Хрущев, пользуясь техническими средствами американского телевидения, рассказывал американскому народу правду о нашей стране, о строительстве коммунизма в Советском Союзе. И нам невольно вспомнилось в ту минуту, что телевизионная компания, по чьим каналам передавалась эта речь, принадлежала монополии, одним из хозяев которой является небезызвестный Дэвид Сарнов, тот самый Сарнов, который лишь несколько лет назад предлагал конгрессу «программу борьбы с коммунизмом» и который прилагал так много усилий, чтобы американское радио и телевидение вместо правды о Советском Союзе распространяли ложь и небылицы.

Желая сочетать политический бизнес с интересами своей корпорации, он еще в 1955 году выступил с нашумевшим проектом создания «Стратегического совета политической обороны». Этот орган, по мысли Сарнова, должен был руководить диверсионной, подрывной, шпионской деятельностью против СССР и других социалистических стран; организовывать антисоветскую пропаганду; создавать специальные университеты для подготовки кадров «холодной войны»; подкупать и побуждать к измене военных, научных работников и писателей социалистических стран и т. д. А монополия, во главе которой стоит Сарнов, должна была создать, разумеется за счет государственного бюджета, своего рода материальную базу этой разносторонней деятельности: он предлагал сбрасывать на социалистические страны с парашютами патефонные пластинки с антисоветскими материалами и радиоаппаратуру для нужд холодной войны», строить новые радио- и телевизионные станции для тех же нужд и т. д.

Этот удивительный по своей прямолинейности и, мы бы сказали — наглости проект был опубликован в вест-пике конгресса США «Конгрешнл рекорд» и, как заявил сенатор Джонсон, «изучался в самых высоких инстанциях правительства». Но дальнейшего развития глупые идеи Сарнова не получили: слишком уж бил в нос их разбойничий, гангстерский дух. Бригадный генерал в отставке огорчился, но не пал духом: он нашел приложение своим силам и капиталам на поприще бесчисленных «частных» организаций, занимающихся подрывной работой против социалистических стран.

Вся эта позорная деятельность политических диверсантов потерпела, как известно, провал. И вот, как бы в силу горькой иронии судьбы, сегодня по каналам телевидения, принадлежащим корпорации Сарнова, передается выступление главы Советского правительства…

— До революции у нас было так, — говорил Никита Сергеевич, — кто имел капитал, тот был и умен. Мы впервые в истории утвердили на своей земле справедливое правило — кто хорошо работает, тот и знатен в обществе.

Рассказывая о том, как организовано и функционирует социалистическое государство, он подчеркивает, что в стране нет капиталистов, а их представителей нет в Верховном Совете; в Советском правительстве — люди, вышедшие из трудового народа.

— Скажу о себе: мой дед — неграмотный крепостной крестьянин. Он был собственностью помещика и мог быть продан или даже, как это часто бывало, обменен на собаку. Отец мой — шахтер, я сам также работал на шахте, слесарем. Участвовал в гражданской войне, потом Советская власть послала меня учиться на рабочий факультет, а затем — в Промышленную академию. Теперь народ доверил мне высокий пост Председателя Совета Министров. У вас недавно побывали оба моих первых заместителя — Анастас Микоян и Фрол Козлов.

Кто они? Анастас Микоян — сын плотника, Фрол Козлов — сын кузнеца, сам — рабочий, а затем — инженер. В нашей стране не наследуются ни капиталы, ни ответственные посты. В советском обществе все люди действительно пользуются свободой.

Единственно, чего у нас нет, — это свободы эксплуатировать чужой труд, иметь в частной собственности заводы, банки.

Никита Сергеевич рассказывает о великой, поистине чудодейственной силе, которой обладает социалистический строй, в котором нет погони за наживой и все стремления и помыслы людей, их труд направлены на общее благо. Он напоминает, что наша страна в тридцать шесть раз увеличила производство промышленной продукции по сравнению с дореволюционным временем, ликвидировала неграмотность, которая была бичом старой России, и выпускает ныне почти втрое больше инженеров, чем США. Он говорит, что среднегодовые темпы роста промышленности в СССР в три — пять раз выше, чем в Соединенных Штатах, и что в ближайшие 10–12 лет мы превзойдем их как по абсолютному объему промышленности, так и по производству продукции на душу населения, а в сельском хозяйстве эта задача будет выполнена значительно раньше.

Слушателей Н. С. Хрущева не могут не поразить приводимые им цифры о жилищном строительстве в нашей стране, его заявления о том, что в СССР в ближайшее время будут ликвидированы всякие налоги с населения, что в нашей стране забыто слово «безработица», что у нас бесплатно не только среднее, но и высшее образование, что каждый советский человек получает бесплатную медицинскую помощь.

Всего около часа (с переводом) продолжается это выступление. Но какое огромное содержание в него вложено! Можно не сомневаться в том, что в Соединенных Штатах, да и не только в Соединенных Штатах, еще долго будут вспоминать о нем, обсуждать его…

Никита Сергеевич заканчивает свою речь сердечным обращением к своим слушателям:

— Разрешите мне в заключение пожелать американскому народу процветания и счастья, а также выразить надежду, что наш визит в Соединенные Штаты и предстоящий приезд Президента Дуайта Эйзенхауэра в Советский Союз будут восприняты не только американским и советским народами, но повсюду в мире как начало совместных усилий в поисках путей к сближению наших государств, к укреплению всеобщего мира.

Приветливо улыбаясь десяткам миллионов американцев, Н. С. Хрущев сказал им по-английски:

— Гуд бай, гуд лак, фрэндз! (До свидания, всего хорошего, друзья!)

И он расстался со своими слушателями.

Но что это? Экран вспыхивает снова, и перед нами три каких-то человека, сидящих рядом за столом. У этих людей кислые, вытянутые лица, словно у них что-то ужасно болит. Они переглядываются друг с другом, не зная, что сказать. Но вскоре все выясняется: это бедняги комментаторы, которых вытолкнули к экрану, чтобы они, так сказать, с ходу, пока американцы еще не выключили своих телевизоров, попытались что-то противопоставить аргументам Н. С. Хрущева и тем самым ослабить впечатление, произведенное его речью. Затея — в духе мистера Сарнова, директора всемогущей корпорации, которой, как мы уже упоминали, принадлежит и эта телевизионная компания. Вероятно, это опытные комментаторы, знающие свое ремесло. Но у них буквально отнимается язык в эту минуту: что сказать?..

Наконец один из комментаторов через силу улыбается и, стараясь придать своему голосу как можно больше бодрости, обращается к коллегам:

— Ну что же, друзья, что вы можете сказать о речи г-на Хрущева?

Те хмуро глядят на него исподлобья: тебе-то, мол, хорошо спрашивать, а каково отвечать?

— М-да, — откликается один из них, — конечно, это речь пропагандистская…

Он осекается: ведь то же самое тысячу раз говорилось о любом советском выступлении, и этот прием давно уже не действует на слушателей. Другой, подумав, бросает:

— Хрущев говорил, что они собираются отменить налоги. Но ведь в Советском Союзе цены на товары определяет государство, поэтому там налоги не имеют никакого значения…

Опять выстрел мимо цели! Любой американец, изнывающий под бременем прямых налогов, великолепно знает, как, кроме того, отягощены косвенными налогами цены на товары, которые он покупает в магазинах. И он спросит: если Советское правительство сочло возможным начать подготовку к отмене налогов с советских граждан, то почему правительство США не следует этому примеру?

Теперь в игру вступает третий комментатор, который вначале ограничился вопросом, обращенным к коллегам:

— Г-н Хрущев приводил тут цифры о расходах США и СССР на вооружение. Мы действительно расходуем на вооружение свыше 40 миллиардов долларов. Что же касается Советского Союза, то он назвал цифру в 25 миллиардов долларов. Но он руководствовался, переводя рубли в доллары, официальным курсом: один доллар равен четырем рублям. А вот если бы он взял туристский курс и приравнял один доллар к десяти рублям, тогда оказалось бы, что их расходы больше наших.

Мы невольно покатываемся со смеху: этот бедняга либо не знает арифметики, либо в растерянности все перепутал: ведь если бы был применен для пересчета льготный туристский курс, который, кстати сказать, отнюдь не отвечает реальной ценности доллара и поэтому не применяется в торговых операциях, то цифра наших расходов в долларах была бы не только не больше, но, наоборот, в два с половиной раза меньше той, которую назвал Никита Сергеевич!

…Один из наших журналистов слушал выступление Никиты Сергеевича по телевидению, заскочив в небольшую закусочную, где можно быстро и сравнительно дешево поесть.

Когда он зашел туда, передача уже началась. Человек восемь неприхотливо одетых людей сидели на высоких сиденьях, похожих на удлиненные кресла кабинета дантиста, у телевизора, слушая выступление Н. С. Хрущева. Чувствовалось, что оно целиком захватило их. Отодвинув тарелки, они неотрывно смотрят на Никиту Сергеевича.

— Гуд бай, гуд лак, фрэндз! — говорит он в заключение.

Наступает пауза. Слушатели молчат. И вдруг на экране возникают физиономии трех комментаторов, которые начинают излагать свои «глубокомысленные» соображения по поводу только что закончившегося выступления главы Советского правительства.

— Да куда они лезут после такой речи!.. — с досадой произносит высокий, худощавый человек в очках, недоуменно разводя своими большими руками. — Разве они могут тягаться с ним?

Проходит несколько минут, и люди один за другим дают свои места.

А с экрана телевизора еще льются бойкие голоса, которые «опровергают» факты из выступления Н. С. Хрущева.

Два молоденьких продавца, не глядя на экран, поспешно убирали со столов почти нетронутые тарелки.

А между тем злополучные комментаторы с превеликим трудом дотянули до конца свою надуманную и нелепую передачу. Их выступление отнюдь не увенчало лаврами службу «психологической войны», к созданию которой столь активно прилагал свои усилия среди прочих деятелей все тот же мистер Сарнов.

Что же касается реакции рядовых американцев на выступление Н. С. Хрущева, то вот весьма характерная деталь, говорящая о многом: едва закончилась передача выступления главы Советского правительства по телевидению, как в посольство СССР в Вашингтоне направились сотни жителей Вашингтона, и каждый только с одним вопросом: «Нет ли у вас текста речи г-на Хрущева?» Еще часок, и в посольство зачастили почтальоны: они несли сначала телеграммы, потом письма, и сумки их становились все более пухлыми и тяжелыми.

То были живые отклики людей, которые смотрели и слушали выступление Никиты Сергеевича. Авторы писем и телеграмм сердечно благодарили его за ясные и откровенные высказывания, резко осуждали тех, кто пытался вновь и вновь разжечь «холодную войну», и выражали надежду на то, что американо-советские отношения все же наладятся и станут дружественными.

— Это время больших ожиданий, — сказал нам в тот вечер один ветеран войны, пришедший вместе с другими в посольство справиться, где можно достать текст речи Никиты Сергеевича. — Я вышел из того возраста, когда верят в чудеса, и мне понятно, конечно, что никому, даже Хрущеву и Эйзенхауэру, не дано в одну ночь переменить климат на нашей планете. Но я вижу, что в мире что-то уже изменилось, и это — изменение к лучшему. Если бы мне сказали еще два месяца назад, что произойдет то, что произошло между 15 и 27 сентября, я ни за что не поверил бы. Кажется, мы с вами действительно можем жить без драки и даже сотрудничать кое в чем. Как этого добиться, я еще не знаю, но теперь я вижу, что этого можно добиться, черт побери! А если можно, значит — нужно…

Да, это было время больших ожиданий. Мы много думали об этом, пока колонна машин с красными и полосатыми флажками мчалась в свой заключительный рейс: Вашингтон — аэропорт Эндрюс, где уже стоял на взлетной дорожке гигантский воздушный лайнер «ТУ-114», готовый к обратному прыжку через океан. Неподалеку от него раскинула свои крылья целая семья советских самолетов — еще один «ТУ-114», рядом с ним «ИЛ-18» и «ТУ-104».

Было уже темно. По сторонам автострады, ведущей к летному полю, стояли люди, пришедшие проводить Никиту Сергеевича. На поворотах лучи автомобильных фар озаряли на мгновение оживленные лица. Люди что-то кричали и махали руками. В руках у некоторых были плакатики: «Счастливого пути!», «Мир!», «Спасибо!»

Народ, душу которого долго пытались заморозить «холодной войной», ждал, что дело, начатое в эти дни, будет продолжено, что лед, который, по образному слову Никиты Сергеевича, треснул и начал крошиться, сгинет вовсе, что можно будет снять с усталых плеч народов тяжкий груз вооружений, что умолкнут наконец сирены учебных воздушных тревог, которые вот уже много лет регулярно тиранят слух американцев, что со стен будут сняты мозолящие глаз таблички, указывающие путь в бомбоубежища.

Люди отдавали себе отчет в том, что опубликованное главами правительств двух держав Совместное коммюнике — это не только не конец их диалога и даже не начало конца, а лишь конец начала. И они горячо желали, чтобы обсуждение вопросов, о которых шла речь в Кэмп-Дэвиде, было возобновлено возможно скорее «на вершине горы», как здесь торжественно и уважительно называют предстоящую встречу глав великих держав. А пока что люди тепло провожали Н. С. Хрущева и от души желали ему счастливого пути.

Никита Сергеевич прибыл на аэродром в 21 час 17 минут по местному времени. Его ждал здесь вице-президент США Р. Никсон. Над аэродромом вновь реяли государственные флаги Советского Союза и Соединенных Штатов. На площадке, где должна была происходить прощальная церемония, выстроились подразделения морской пехоты, армии, флота и авиации Соединенных Штатов. Стояли знаменосцы с флагами всех пятидесяти штатов страны. Вместе с Р. Никсоном для участия в проводах прибыли государственный секретарь К. Гертер, специальный представитель Президента Г. Лодж, председатель объединенной группы начальников штабов генерал Н. Туайнинг, посол Соединенных Штатов в Москве Л. Томпсон и другие. Здесь же посол Советского Союза в Вашингтоне М. Меньшиков, сотрудники советского посольства.

Р. Никсон приглашает Н. С. Хрущева к трибуне. Звучат отрывистые слова военных команд. Солдаты, матросы, летчики, выстроенные на площадке, берут на караул. Торжественно звучат государственные гимны Союза Советских Социалистических Республик и Соединенных Штатов Америки. Гулко раздается пушечный выстрел. За ним второй, третий… Это традиционный артиллерийский салют.

Н. С. Хрущев стоит на трибуне, обнажив голову. О том, что он чувствовал в эти минуты, Никита Сергеевич хорошо рассказал по возвращении на Родину, выступая 6 октября на митинге трудящихся Владивостока.

— Вы говорили здесь приятные слова об успехах нашей поездки в Америку, и я вам благодарен за такую высокую оценку, — заявил он, отвечая на выступления жителей Владивостока. — Вы говорили, что во время поездки в США я защищал там честь советского народа, нашего социалистического государства. Защищать честь такого великого народа, такой могучей страны не так трудно, потому что всегда чувствуешь единодушную поддержку народа, его большое доверие, и эта поддержка и доверие народов великой Советской Отчизны удесятеряют силы.

Успехи нашей страны — это успехи нашей ленинской партии, это успехи всего советского народа. Это вы, советские люди, своими руками, своим трудом, своим талантом создаете все материальные и духовные богатства, показываете, на что способен наш народ, на что способен социалистический строй. Именно потому, что наша страна стала могущественной державой, с ней считаются, ей салютуют.

И далее Никита Сергеевич сказал волнующие слова:

— Скажу вам о своих переживаниях. Когда я стоял на аэродроме под Вашингтоном, прощаясь с Америкой, перед самым отлетом в честь нашей Родины, как и при встрече, был дан салют наций. Мне было очень приятно слушать гимн нашей Родины и двадцать один залп из орудий. После первого залпа я подумал: — Это Карлу Марксу!

И тут трудящиеся Владивостока, слушавшие речь Н. С. Хрущева, зааплодировали.

— Второй залп — Фридриху Энгельсу!

Новые аплодисменты.

— Третий залп — Владимиру Ильичу Ленину!

Снова раздались аплодисменты.

— Четвертый — его величеству рабочему классу, трудовому народу!

Опять аплодисменты.

— И так залп за залпом в честь нашей Родины, ее народов. Неплохо, товарищи, неплохо!

Над площадью Владивостока разразился настоящий шквал оваций.

Никита Сергеевич заключил под бурные аплодисменты:

— Знаете, если бы не было великих успехов, которые достигнуты нашей страной, ее героическим рабочим классом, колхозным крестьянством и интеллигенцией, нашей партией, вооруженной учением марксизма-ленинизма, не слышали бы мы таких салютов. А когда мы, советские люди, как говорится, подняли Россию-матушку из отсталости на такую высоту, прославили ее величие подвигами и победами, друзья радуются, а противники социализма завидуют, испытывают страх…

Умолк артиллерийский салют. Легкий ветерок медленно относил в сторону тяжелые клубы порохового дыма. Почетный караул стал по команде «вольно». Р. Никсон и Н. С. Хрущев обменялись прощальными речами. Последними словами Никиты Сергеевича, сказанными на американской земле, были:

— От всего сердца спасибо вам за доброе гостеприимство, за хлеб-соль. Я хочу пожелать, чтобы в отношениях между нашими странами мы все чаще и чаще пользовались коротким хорошим американским словом «о'кей!» (хорошо).

До свидания, друзья!

Н. С. Хрущев спускается с трибуны, тепло прощается с провожающими. И вот уже машины, покидая площадку, где происходила торжественная церемония, устремляются к самолету. Здесь, у трапа, Никита Сергеевич еще раз пожимает руку провожающему его вице-президенту США. Потом он поднимается на борт самолета. За ним следуют его супруга с подаренным ей на прощание огромным букетом красных роз и другие члены семьи и сопровождающие лица.

Взревели могучие моторы. Замечательный пилот Константин Петрович Сапелкин уверенно повел свой гигантский корабль, озаренный голубоватыми лучами прожекторов, по узкой бетонной дорожке аэродрома и оторвался от земли ровно в 22 часа, секунда в секунду, как это было предусмотрено графиком полета.

Внизу блекли россыпи огней американской столицы. Самолет окутала глухая ночь, накрывшая океан. Но с востока уже приближалось солнце, и мчавшийся с головокружительной скоростью навстречу ему советский самолет снова соперничал со временем: теперь стрелкам часов пришлось бежать в другом направлении; не успели пассажиры вздремнуть, как вырвавшиеся с востока солнечные лучи позолотили крылья их воздушного корабля.

Тьма быстро рассеивалась, и мощные турбинные двигатели «ТУ-114» победно пели свою песню, возвеличивающую торжество разума и силу свободного человеческого гения.

 

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

НА НОВОМ ЭТАПЕ

 

Итак, окончен рассказ о тринадцати днях, взволновавших мир, о поездке главы Советского правительства в Соединенные Штаты Америки.

Города, тысячи километров пути, беседы, споры — то очень острые, гневные, то спокойные и разумные, — невиданного напряжения программа, выполнить которую, как считали американские газеты, вряд ли под силу одному человеку, тишина Кэмп-Дэвида и гул сотен тысяч голосов в Питтсбурге и Нью-Йорке, аристократический прием в Белом доме и веселый, громкоголосый обед у Гарста под самой красивой крышей в мире — под открытом небом — все порознь и вместе взятое уже ушло, захлестнуто листками календаря.

Но событие это — визит Н. С. Хрущева в США — принадлежит к той категории, над которой не властно время. Оно соединило в себе слишком много надежд и высоких принципов, чтобы кому-то было дано вычеркнуть его из памяти народов.

Люди всей земли — черные, желтые, белые, каким бы богам они ни молились — Христу, Магомету, Будде, атеисты, люди, принадлежащие к разным политическим партиям и социальным группам, — хотят, жаждут мира, борются за мир!

Впервые в тысячелетней истории цивилизованного общества человек — властелин природы — создал такое смертоноснейшее оружие, пустить в ход которое ему не должен позволить разум. Да, разум человека! И это голос разума прозвучал над миром: люди, остановитесь, подумайте, придите к мирному решению своих споров.

Голос этот, спокойный и уверенный, вознесся над миром с социалистического берега, из страны, которая, доказав, что она располагает сильнейшим, абсолютным оружием, предлагает всем и навсегда избавиться от оружия. Разве что-нибудь может противостоять этому великому, гуманистическому призыву?! Разве кто-нибудь в силах заглушить этот голос, этот человеколюбивый призыв?!

Шестнадцать лет правящие круги Соединенных Штатов Америки не признавали Советский Союз. Все последующие годы, юридически признавая СССР, они вынашивали идею военного уничтожения социализма и не только вынашивали, но и пускали ее в ход. И что же? Мечты, планы, расчеты империалистов биты!

Теперь, впервые в истории пригласив в самую богатую, главную страну капитализма главу первого в мире социалистического государства рабочих и крестьян, хотели того или не хотели капитаны и штурманы капитализма, они признали, что без социализма нельзя себе представить исторического развития, которое, как известно, не зависит от воли или желания отдельных людей.

Миллионы и миллионы граждан социалистического мира мысленно повторили вместе с Н. С. Хрущевым слова признательности Марксу, Энгельсу, Ленину, его величеству рабочему классу, трудовому народу, когда звучали залпы торжественного салюта в честь высокого советского гостя на аэродроме Эндрюс, близ Вашингтона.

 

⇐ Предыдущая19202122232425262728Следующая ⇒

Поделиться: