Искусство соблазнения, или Невеста спасает жениха

 

Поведение, вернее, тактика следователя Воловцова, так и не соизволившего по сей день допросить его, крайне тревожила Александра и где‑то даже раздражала. Каждый день он прорабатывал в уме свой допрос, у него были готовы отточенные и безукоризненные ответы на все вопросы, которые мог бы задать следователь, и даже на такие, которые он вряд ли бы задал, но проклятый Воловцов все не шел и не шел.

«Он ждет, что я совершу какую‑нибудь ошибку, после чего прицепится ко мне и уже не отстанет», – так думал Александр Кара. И правильно думал. Поэтому ошибок он не совершал, вел себя уравновешенно и спокойно, хотя внутри у него и бушевал океан ненависти к этому Воловцову.

Что он знает?

Конечно же, знает о Паше Жабиной и о том, что Александр посещал ее на правах жениха и даже приглашал уехать вместе с ним за границу и жить там в полном достатке на средства, которые якобы у него имелись.

Ну и что с того?

Что это дает Воловцову?

Да ничего. Обычный треп парня, пытающегося пустить пыль в глаза понравившейся девушке. Злого умысла в этом следователь Воловцов не найдет, да и нет его и никогда не было. Женщины любят весьма обеспеченных мужчин, так почему не стать таковым в глазах понравившейся барышни хотя бы на время и добиться желанной благосклонности? А потом можно дать и задний ход: попросить, со слезами на глазах и дрожью в голосе, прощения, сославшись на чувства, которые обуревали, туманили ум и заставляли выказывать себя в лучшем свете… В крайнем случае, просто уйти в сторону безо всякого объяснения.

А что? Наверное, каждый желает выглядеть в глазах возлюбленной гораздо лучше, чем является на самом деле.

Каждый хочет нравиться своей барышне и желает, чтобы она взирала на него восхищенными глазами.

Каждый стремится добиться взаимности, и уж тут не до выбора, каким именно образом благосклонность будет достигнута. В таком деликатном деле важен положительный результат. Это же извечная игра полов: кокетство со стороны женщины и должная напористость со стороны мужчины! Никакого криминала в такой игре не наблюдается. Поэтому в своих взаимоотношениях с Пашей Жабиной он не несет никакой отвественности, и это Воловцову должно быть известно. Равно как нет ничего предосудительного и в его отношениях с Клавдией Смирновой.

Наверняка следователь знает уже и о браслете. Не зря же Воловцов ездил к братьям в Саратов. У Иосифа, конечно, ему вряд ли чего удалось выпытать, а вот Юлий уж больно разговорчив, да и умом не шибко далек. Этот вполне мог рассказать про пропажу материного браслета на даче в Филях. Если так, то это уже несколько хуже, но тоже ничего не доказывает. Да, он был поставлен в отчаянное положение. Сказался перед девушкой богатым и обеспеченным молодым человеком, а потому далее надлежало держать марку. А денег на подобающее представительство не имелось, отец выдает на личные нужды буквально гроши, а того, что подкидывала мать, было крайне недостаточно. Вот он и согрешил малость, взял браслет. Точнее, вынужден был взять. Конечно, когда у него появились бы деньги, он непременно купил бы точно такой же браслет и вернул бы его матери.

Возможно, Воловцов догадывается, что браслет был не единственной семейной пропажей. И очень бы не хотелось, чтобы он узнал о золотых сережках, велосипеде Иосифа и микроскопе Юлия. Это может навести следователя на мысль о том, что и деньги из сундука в спальной комнате он тоже мог взять. Но догадки к делу, как сказывают опытные люди, не пришьешь… Нет ничего у Воловцова на него. Нет, и быть не может. Одни лишь предположения и косвенные, ничего не значащие улики. И на суде, если таковой состоится, любой присяжный поверенный превратит подобные «улики» в пыль. Правда, очень бы не хотелось, чтобы суд состоялся. Это может расстроить готовящуюся свадьбу, да и сидеть под стражей в ожидании суда тоже не очень хочется. Впрочем, он приготовил для следователя Воловцова один сюрприз. И если тот далеко зайдет в своем расследовании, слишком далеко, он, Александр, этот сюрприз ему непременно преподнесет. И посмотрим, как судебный следователь справится с этим. Кроме того, Воловцову никогда не догадаться, почему колун оказался на кухне, а не в комнате Марты или, на худой конец, в столовой или спальне…

 

– Мужчину надо держать на поводке… – Так говорила Клаве ее маман. – На коротком или длинном, в зависимости от обстоятельств, но всегда на поводке! Они существа весьма примитивные, и управлять ими по своему усмотрению труда не представляет. Восторг и восхищение во взгляде, как бы нечаянная ласка, комплимент, вовремя сказанный, причем тот самый, который ожидал сам мужчина, – и он твой со всеми потрохами.

– Так просто? – дивясь, спрашивала Клава.

– Так, да не так, – продолжала разглагольствовать и делиться нажитым опытом и женской мудростью старшая Смирнова. – Это только кажется на первый взгляд, что все просто. Поскольку мужчины бывают крайне капризны и непредсказуемы. У них своя, не всегда понятная женщинам логика. Ты его похвалишь, а он возьмет и обидится. Ну а если он не получит от тебя ожидаемой ласки или хотя бы части того, на что рассчитывал, то может уйти и никогда больше не вернуться…

– Ну и пусть не возвращается, – надула губы Клава. – Мужчин ведь много…

– Много, – соглашалась маман, – но бывает так, доченька, что тебе нужен только один. Тебе без него – никак! На нем, проклятом, свет клином сошелся, и все тут! Вот тогда надо быть умной и хитрой, чтобы удержать этого мужчину подле себя. Он сказал что‑то умное – восхитись его умом, сделал что‑то своими руками – похвали за умение и сноровку, затосковал – приласкай и прояви к нему заботу и нежность. И старайся все это делать искренне, не фальшивя, но до определенных границ. Чтобы возможность более ощутимой ласки и наслаждения постоянно оставалась для мужчины приманкой. Тогда они теряют разум и становятся глупыми, податливыми и готовыми на все ради того, чтобы познать это наслаждение. Обещание наслаждения, но не сейчас, а чуточку позже – вот главный манок для любого мужчины…

– А что значит до «определенных границ», матушка? – допытывалась Клава. – И что такое «нечаянная ласка»?

– Как бы нечаянная ласка… – деликатно уточняла маман. – Ну, скажем, вы идете куда‑то, разговариваете. Ты можешь взять его под руку и при этом коснуться его своим бедром. Или, расставаясь, прислонись к нему, как бы нечаянно, грудью. Это ему будет приятно, вызовет желание и поднимет в его голове мысли определенного направления. А может, и еще кое‑что поднимет…

– Что? – делала непонимающие глаза Клава.

– Его мужское достоинство, девочка моя. Пора бы об этом тебе уже знать… Вы ведь целовались?

– Ну… да, – отвечала Клава.

– Обнимались…

– Да.

– Ты… не чувствовала, что тебе в живот при этом упирается что‑то твердое? – пристально смотрела на дочь маман.

– Чувствовала.

– Это значит, он тебя желает. А еще это означает, что он – твой. И ты можешь делать с ним что хочешь…

Клава впитывала советы и наставления маман, словно губка. Не то чтобы она водила Александра за нос, делая ему комплименты по тому или иному случаю или нечаянно прижимаясь к нему бедрами или грудью. Ей просто нравилось видеть и чувствовать, что он желает ее, ведь в таком состоянии мужчина полностью во власти женщины. И эта власть была невероятна приятна.

Наставления маман она применяла не только к Александру, благо, поклонников хватало. Часто на вечерах танцев она замечала, что ее партнер вдруг отводил от нее взгляд и замолкал, а его щеки и уши начинали гореть. Клава украдкой бросала взгляд в самый низ его живота, замечала припухлость, которой в начале танца не было, и тогда ее глаза наполнялись искорками смеха и хитринки. Мужчины и правда примитивные создания. Помани их пальчиком и пообещай, хотя бы взглядом, что блаженство возможно, – так они самостоятельно будут укладываться у ваших ног штабелями. Разумеется, она не заходила в своих «опытах» над мужчинами дальше дозволенной черты, лишь поддразнивала их, делала более чувственными, что ли. Александра такое отношение злило, но что он мог поделать? Он находился в полной ее власти. Поцелуй, нежное объятие и восторженный взгляд – и он снова становился шелковым и готовым ради нее на многое…

Впрочем, ласки и нежности хотят не только мужчины. Иногда Клава испытывала непонятное томление, а в животе словно порхали бабочки. Так случилось и в тот день, когда маман не было дома почти до полуночи. Александр, как обычно, пришел в шесть пополудни. Они поужинали, затем прошли в ее комнату. Говорили ни о чем, потом разговор зашел о предстоящей свадьбе, и Александр сказал, что, когда это случится, он будет самым счастливейшим человеком на земле.

– Да? – задумчиво спросила Клавдия.

– Да, – ответил Александр и взял ее ладони в свои.

А потом был поцелуй. Очень долгий и сладкий. Александр любил целоваться. И при этом был весьма искусен. Его поцелуи всегда кружили ей голову. Вскружили и в тот раз. Они сидели на канапе, и она после поцелуя бессильно откинулась на спинку диванчика.

– Милая, родная, – зашептал ей Александр на ушко.

Когда его руки коснулись ее груди, в ее животе и запорхали бабочки. Захотелось большего, но Клавдия вспомнила заветы маман, отняла его ладонь от своей груди и тоже прошептала:

– Не надо…

– Почему? – спросил Александр.

Она не ответила. Все‑таки странные они люди, эти мужчины. Ну, как ответить на такой вопрос вот так, с ходу? Ответ существует только один: потому …

– Потерпи до свадьбы, Саша. – Она поднялась с канапе и серьезно посмотрела ему в глаза. – Немного же осталось.

Он опустил голову. Кажется, даже обиделся.

Клава снова присела на диванчик и взлохматила ему волосы:

– Ну потерпи. Скоро ты получишь все…

 

– А ты знаешь, что он может расстроить нам свадьбу? – спросил на днях Александр.

– Кто это – он ? – не поняла Клавдия.

– Следователь, что тебя допрашивал, – посмотрел поверх головы невесты Александр.

– Каким образом он может помешать нашей свадьбе? – беззаботно рассмеялась она.

– Каким‑каким… возьмет, да и арестует меня, – как бы нехотя пробурчал Александр.

– За что он может тебя арестовать? – вскинулась Клава.

– Он подозревает меня в убийстве матери и сестры! – с надрывом в голосе воскликнул Кара. – Ты представляешь – меня!

– Но это невозможно! Ты же не убийца! Да как он смеет даже думать о таком… – возмутилась Клавдия. Этот Воловцов раздражал и ее. И казался опасным, хотя, как мужчина, выглядел весьма привлекательным. Но опасность исходила не от его внешнего вида и каких‑то мужских качеств. Опасность исходила от его цепкого взгляда и мыслей, заключенных в темных умных глазах. Клавдия Матвеевна почувствовала это, когда он допрашивал ее, задавая совсем не те вопросы, которых она от него ждала. Ведь она была женщиной, а женщины чувствуют полнее и глубже. Так уж распорядилась природа…

– Конечно же, я не убийца, – печально произнес Александр. – Но это его мало волнует. И он волен думать все, что ему заблагорассудится. К тому же у него стоит задача: найти убийцу во что бы то ни стало. Но зачем глубоко копаться в этом деле, когда убийца, – он стукнул кулаком себя в грудь, – на виду и под рукой? Ведь обвинить меня в убийстве – проще простого! И улики имеются. Правда, только косвенные, настоящих‑то улик у него нет и быть не может…

– Но он же не может взять и ни за что арестовать человека!

– О‑о, ты его не знаешь, – глубокомысленно протянул Александр. – Этот все может…

– Но и ты его не знаешь, – парировала Клава. – Откуда тебе знать, что у него на уме?

– Я‑то как раз знаю, что у него на уме, – многозначительно посмотрел на нее Кара. – Ему поручено найти убийцу. Обязательно найти, ведь об этом деле печется сам Государь Император! А следствие контролируют какие‑то шишки из Сената и прокурор судебной палаты. Это значит, что всем нужен только положительный результат. Иначе Воловцова ожидают крупные неприятности. А они ему не нужны, ведь он, похоже, метит в прокуроры. И он сделает все для того, чтобы изобличить убийцу и продвинуться в служебной карьере. А поскольку настоящего убийцы давно и след простыл, он арестует предполагаемого, на его взгляд, убийцу, то есть меня. И все останутся довольны…

– Но это же… незаконно… Безнравственно! – Клавдия во все глаза смотрела на Александра, и ей захотелось сию же минуту по‑женски пожалеть его, броситься ему на грудь, осыпать поцелуями и отдать ему всю себя. И пусть делает что хочет, лишь бы прекратились его страдания. Но тут снова всплыли в уме наставления маман и ее заключительные слова: «Не смей делать ничего поспешного и необдуманного, о чем потом ты бы стала сожалеть». И Клава, одумавшись, взяла себя в руки…

– Да, это незаконно, – полностью согласился с невестой Александр. – Только судебный следователь Воловцов как раз и представляет в своем лице закон. И вполне может повернуть его в нужную для него сторону.

– А он точно подозревает тебя? – уже спокойно и задумчиво посмотрела на жениха Смирнова.

– А почему тогда до сих пор меня не допросил? – вопросом на вопрос ответил Александр. – Он допросил всех, даже мало‑мальски имеющих отношение к тому несчастью, что произошло у нас в квартире год назад. Допросил даже нашего дворника Федора, который трезвым бывает раз в год, и то по обещанию… И будь уверена: он внимательно выслушал всю его ахинею. А меня, главного свидетеля всего дела, видевшего убийцу, пусть только и в спину, допросить до сих пор не удосужился. А как ты думаешь почему? – Он посмотрел на Клавдию и сам же ответил: – Да потому, что Воловцов плетет вокруг меня свои сети. И расставляет хитрые капканы. Чтобы я по своей неопытности и незнанию всей этой юридической казуистики угодил в его ловушки, как загнанный зверь. Он третирует меня. Измором изводит. Нарочно играет на нервах, ожидая, чтобы я сорвался и натворил бы каких‑нибудь глупостей. И когда это случится, следователь Воловцов будет тут как тут и с иезуитской улыбкой на лице наденет на меня ручные кандалы…

– Ну уж нет, – вдруг решительно произнесла Клавдия. – Этого никогда не произойдет!

Решение, как помочь Александру, пришло внезапно. Нет, она не станет его жалеть, одаривая ласками, которые могут успокоить лишь на время. Она знает более действенный способ и применит его. Спасет Сашу от этого изверга Воловцова!

– Почему? – поднял на нее нарочито печальный взор Кара.

– Потому что я помешаю этому, – твердо ответила девушка, решительно поджав губки.

– Как же ты сможешь этому помешать? – с еще большей долей печали в голосе спросил Александр. – Следователь Воловцов умен и хитер, тебе его не переиграть. Его никому не переиграть…

– А что, и главному прокурору судебной палаты его не переиграть, как ты говоришь? – сузила свои прелестные глазки Смирнова, уже составившая план «спасения» жениха.

– Ну, я такого не говорил, – мельком глянул на Клаву Александр, чувствуя уже, что цель всего затеянного им разговора вполне достигнута. – Его превосходительство господин прокурор Завадский прямой начальник всех судебных следователей, в том числе и Воловцова. Только, боюсь, – Кара поднял на невесту печальный взгляд, – прокурор просто не станет тебя слушать.

– Ну, меня‑то он, возможно, слушать и не станет, – легко согласилась с Александром Клавдия, – а вот своего старинного приятеля и близкого друга господина Плевако непременно послушает. Вся Москва знает, насколько Завадский и Плевако дружны…

– И что? – сделал вид, что ничего не понимает, Александр.

– Варя! – выпалила Клавдия. – Все сделает Варя… Варя Плевако! Я же вас знакомила, – нахмурила бровки Смирнова.

– А ведь верно, – просиял Александр. – Варвара Плевако, дочь Федора Никифоровича… – Взгляд его вдруг потух, плечи опустились… – Ты знаешь, мне крайне неловко, если ты станешь хлопотать за меня. Это как‑то не по‑мужски. Лучше оставь эту затею…

– Пустое! – замахала на Александра руками Клавдия. – Не хочу ничего слушать! Варя – моя лучшая подруга! Я все расскажу ей, а она попросит отца поговорить с Завадским. Федор Никифорович в ней души не чает и все сделает, чтобы ей угодить. Любое ее желание для него – закон. Она попросит отца о защите невиновного, которого хотят обвинить в страшном преступлении, хотя он его не совершал. И Федор Никифорович обязательно согласится и расскажет Завадскому об издевательстве над тобой этого Воловцова. А прокурор накажет следователя и велит ему искать настоящего убийцу, а не подозревать и строить козни против невинных и беззащитных…

– Было бы хорошо, если бы Завадский вовсе отстранил Воловцова от ведения этого дела, – осторожно произнес Александр. – Ну, чтоб он навсегда от меня отстал, – добавил он и посмотрел на Клаву взглядом незаслуженно обиженного человека.

– И отстранит! – Клавдия была воодушевлена. Ведь она спасает возлюбленного от опасности, нависшей над ним. Это так романтично! Об этом она читала лишь в романах, а тут – настоящая жизнь. К тому же, если все получится, Александр останется ей весьма обязанным. То есть она будет иметь над ним еще больше власти…

Так и случилось.

Клавдия поговорила с Варей. Эмоций своих в разговоре она не сдерживала. Варя, проникшись , прямо во время разговора позвала отца, и Смирнова рассказала уже им обоим, снова эмоционально и в красках, как судебный следователь Воловцов третирует и изводит подозрениями ни в чем не повинного человека, к тому же не столь давно перенесшего большое семейное горе. Плевако хмурился, возмущался и пообещал помочь.

Свое обещание «златоуст» Плевако сдержал. Впрочем, он всегда держал свои обещания. В ближайший же визит к Завадскому он передал рассказ Смирновой главному московскому прокурору. Владимир Александрович долго возмущался произволом судебного следователя и, конечно, пообещал другу помочь. Вот откуда прилетела распеканция для Воловцова! Иван Федорович был почти прав, предполагая, что вызов к прокурору судебной палаты устроен по чьему‑то навету. Угроза отстранения от дела нависла над Иваном Федоровичем вполне реальная. Если через неделю он не изобличит убийцу жены и дочери Алоизия Осиповича Кары, то дело о двойном убийстве в Хамовническом переулке как пить дать передадут другому следователю. И Александр Кара опять выйдет сухим из воды. Допустить это было никак нельзя…

Когда Иван Федорович вошел в Клинический городок на Девичьем поле и открыл тяжелые двери Детской клинической больницы, от недели, которую дал на все про все Завадский, оставалось уже всего‑то четыре дня…

 

Глава 13

⇐ Предыдущая6789101112131415Следующая ⇒

Поделиться: