Немецкая классическая эстетика

идеал красота философский бытие

Своеобразное видение идеала красоты предлагает основоположник Немецкой классической философии Иммануил Кант. В работе «Критика способности суждения» (1790) первый раздел посвящается эстетической способности суждения; первая глава именуется «Аналитика прекрасного». Кант отмечает невозможность выработки универсального критерия красоты в силу её особенностей. «Не может быть никакого объективного правила вкуса, которое определяло бы понятиями, что именно прекрасно. В самом деле, любое суждение из этого источника эстетическое, т. е. чувство субъекта, а не понятие об объекте служит его определяющим основанием. Искать такой принцип вкуса, который давал бы всеобщий критерий прекрасного посредством определённых понятий, - это тщетный труд, так как то, что ищут, невозможно и само по себе противоречиво». Здесь же представлено перечисление отличительных особенностей красоты. Обозначим их: 1) «Красивый предмет вызывает удовольствие, свободное от всякого интереса»; 2) «Прекрасно то, что нравится всем»; 3) «Красота - это целесообразность предмета без представления о цели»; 4) «Прекрасное познаётся без посредства понятия».

Можно сказать, что красота - это максимальное соответствие формы (организации, структуры) явления его назначению в жизни человека. Такое соответствие и есть целесообразность.

Источник красоты в природе, затем реализуемый в искусстве, усматривал другой представитель немецкой классики Фридрих Шеллинг.

Природа, по Шеллингу, есть одухотворённый, живой организм. Развитие природных процессов основано на инволюции и эволюции, причём инволюция предшествует эволюции. Инволюция означает нисхождение духа в материю: «семя должно быть погружено в землю и погибнуть, чтобы мог подняться и раскрыться под лучами солнца прекрасный светлый образ». Красота понимается Шеллингом как преображение материи через воплощение в ней сверхматериального начала. Ф. Шеллинг видит причину прекрасного в совпадении духовного и материального: «…Красота дана всюду, где соприкасается свет и материя, идеальное и реальное».

Постепенно границы эстетического освоения мира расширяются, особое место в европейской эстетике занимает категория «характерного». Полностью «права гражданства» как эстетической категории «характерное» получило лишь у Ф. Шлегеля. Вместе с «характерным» Шлегель вводит в эстетику понятие «романтического». Романтическое искусство Нового времени изображает характерное в отличие от древнего, классического искусства, основанного на красоте. Так к началу XIX века раздвинулись рамки эстетического освоения мира. Право на красоту получили такие явления, которые раньше не могли бы на это претендовать, например, дикая невозделанная природа или памятники фольклорного искусства. Однако поскольку различные атрибуты красоты выводились из разных оснований - один традиционно из «формы» (структурной упорядоченности, симметрии, гармонии), другие - из их воздействия на человека (по характеру чувств, которые они вызывают, например, умиление, любование, восторг, любопытство и т.д.), принцип связи между ними становится непонятным.

Многое из того, что ещё в силу привычки называлось красотой, уже воспринималось не как красота, а как нечто, хотя и имеющее эстетическую ценность, но явно что-то иное. В такой ситуации закономерно возникают вопросы. Но где границы эстетического? Где наступает тот предел, когда эстетическое переливается в нравственное, политическое, философское?

Кроме того, неясным оставался также вопрос, насколько широко простираются границы воспроизведения действительности искусством. Должно ли оно ограничиваться воспроизведением красоты или не должно? Может быть, искусство совсем необязательно должно быть «изящным», но обязательно «эстетическим», то есть созидать если не красоту, то какую-нибудь другую эстетическую ценность? Или оно имеет право перешагнуть и через порог эстетического, включив в своё содержание все стороны действительности, добиваясь художественной правды? Ситуация «расползания» границ и связей между частями эстетики, сложившаяся к началу XIX века, настоятельно требовала синтеза. Эту попытку соединить в целостную систему разошедшиеся и уже почти оторвавшиеся друг от друга эстетические категории, а также понятия эстетического и художественного предпринял Гегель. Уверенность в успешном осуществлении задуманного ему придавало то, что в подходе к искусству, как и другим проблемам духовной жизни, он опирался на единое для всей его философской системы основание и единый методологический принцип.

Прекрасное, по Гегелю, есть единство идеи и её внешнего воплощения, оформления, то есть своеобразное единство субъекта и объекта, идеал как реальность, соразмерная своему понятию. Но если вспомнить, что у Гегеля субъект и объект при их внешней противоположности сохраняют внутреннее «духовное» родство между собой, ибо объект есть не что иное, как отчуждённый от себя дух (тот же субъект), то станет ясно, что материализация идеи, её воплощение в реальность есть одновременно идеализация реальности, приведение её к своей сущности - понятию. Поэтому прекрасное у Гегеля идеально, но не совсем в том смысле, в каком идеальное понималось в античной, средневековой и даже новой (Нового времени) философии, лишённой глубины и своеобразия гегелевской диалектики. Идея, взятая вместе с её внешним воплощением и неотрывно от него, как единство субъекта и объекта, есть, по Гегелю, конкретная идея, в отличие от идеи абстрактной. Это уже не мысль, познающая самое себя (точнее говоря, ещё не мысль), а переживание, чувственный образ; одновременно объективизация и снятие её («идеализация»), подготавливающие более высокие формы синтеза субъекта и объекта, которыми являются уже не созерцание, а представление (религиозный образ, лишённый внешнего выражения) и мысль как принадлежность философии.

Послегегелевское развитие западной эстетики в XIX столетии представляло собой рассыпание гегелевской системы на части с участившимися к концу века попытками составления из них мозаик, которые могли имитировать только отдельные её стороны, поскольку принцип целого уже был утрачен и оказывался невосстановимым. Суть дела в следующем. У Гегеля взаимодействие субъекта и объекта представляло собой единство, высшее единство, которое дробилось на миллиарды крошечных единств, образовывавших собой мир природы, человеческого общества и искусства. И все эти формы представляли собой не что иное, как объект, неотрывный от созерцающего и «идеализирующего» его субъекта. Последний тоже не мог видеть и понимать себя, а следовательно, существовать, если бы он не имел перед собой объект, как «своё - другое». Ситуация изменилась, когда западная философия XIX века стала неуклонно вести дело к тому, чтобы психологизировать субъект, то есть превратить его в отдельного персонализированного индивида, благодаря интенциям сознания которого существует объект. Так, например, «теория вчувствования», расцвет которой происходит на рубеже веков, эстетическое отношение, красоту понимала по-прежнему - как чувство, облачённое в форму, но чувство это трактовалось уже не как конкретизация абсолютной идеи (или абсолютного духа), а как самое нормальное переживание обычного индивида (человека, субъекта), «вчувствовающего», то есть проецирующего одолевавшие его эмоциональные состояния на данный ему для созерцания предмет. В результате у апологетов «теории вчувствования» (Т. Липпс, Вернон Ли, Дж. Сантаяна, Мейман) красота утрачивала какие-либо устойчивые признаки и заменялась понятием «выражения», «экспрессии», порыв которой мог быть сдержан только формой, накладываемой в виде рамки на растекающее чувство. Таким образом, красота по-прежнему воспринималась как соприкосновение реального и идеального (как это виделось Шеллингу), но гораздо большее внимание уделялось субъекту, интенциональность сознания которого позволяло раскрывать различные свойства объекта, в том числе и красоту.

Русская теургическая мысль

 

Натурфилософские размышления немецкого мыслителя Ф. Шеллинга были продолжены в русской философии Вл. Соловьёвым. Своё философское учение единомышленники называли идеал-реализмом; тем самым уже в названии философской системы они указывали на сущность истинной философии, а именно: она должна объединять в своём учении такие односторонние направления, как идеализм и материализм. Синтетическое учение философов обнаруживается в их понимании материальных и идеальных процессов: между духом и материей есть тождество, иначе говоря, «природа есть бессознательный дух, а дух как осознавшая себя природа». Весь природный и исторический процесс представляет собой взаимодействие духовных и материальных сил, а подлинная сущность всех вещей есть единство двух начал - реального и идеального. Философия природы Ф. Шеллинга и Вл. Соловьёва наиболее глубоко раскрывает принцип идеал-реализма.

Природа, в соответствии со взглядами этих мыслителей, есть одухотворенный, живой организм: «…Всемирное тело есть целость реально-идеальная, психофизическая или прямо оно есть мистическое». Развитие природных процессов основано на инволюции и эволюции, причем инволюция предшествует эволюции. Инволюция означает нисхождение духа в материю: «семя должно быть погружено в землю и погибнуть, чтобы мог подняться и раскрыться под лучами солнца прекрасный светлый образ». Материя содержит в себе самой сущность бога «подобно некой светящейся в глубоком мраке искре жизни», в глубине материи находится божественная идея, которая изнутри вещества его одухотворяет и поднимает. Эволюция означает развитие природы и одухотворение материи, она состоит во внутреннем превращении или преображении первоначально темного начала в свет. Космогонический процесс, а затем и исторический, выполняют одновременно две задачи: с одной стороны, происходит одухотворение материи, а с другой - воплощение духа. Взаимодействие и взаимопроникновение идеального и реального начал обусловливают разные проявления прекрасного в природе.

Как Ф. Шеллинг, так и Вл. Соловьёв определяют красоту в природе как «преображение материи через воплощение в ней другого, сверхматериального начала». Красота, согласно работам мыслителей, есть воплощенная идея, то есть она есть идея действительно осуществляемая, воплощаемая в мире. Красота есть действительный факт, произведение реальных естественных процессов, совершаемых в мире, результат взаимодействия и взаимного проникновения двух производителей: идеальное начало овладевает вещественным фактом, воплощается в нем, и со своей стороны материальная стихия, воплощая в себе идеальное содержание, тем самым преображается и просветляется. Вл. Соловьёв в своей статье «Красота в природе» доказывает объективную, независимую от человека реальность красоты. Он против распространенного среди мыслителей и художников мнения, что прекрасное принадлежит только сфере субъективного человеческого сознания. Действительно, ощущение красоты возможно только при существовании чувствующего субъекта, но в данном случае речь идет о более глубоком представлении идеи красоты.

Существует разная степень взаимопроникновения идеи и материи; глубина взаимодействия двух начал определяет несколько типов телесности. Неорганическое вещество (например, уголь) является самой тёмной и грубой формой материи, в нем светлая сила не одолела вещественную непроницаемость; материальные стихии мира являются обнаженными, в них отсутствует красота. Высший тип телесности в учении Вл. Соловьёва представлен софийной материей, светоносными телами. Софийная материя есть совершенная красота, в ней осуществлена всеединая идея, произошло полное одухотворение материи: «В этом неслиянном и нераздельном соединении вещества и света оба сохраняют свою природу, но ни то, ни другое не видно в своей отдельности; а видна одна светоносная материя и воплощенный свет…». Так Вл. Соловьёв описал блеск алмаза, но эти слова, с нашей точки зрения, можно применить и к иллюстрации софийной материи. У Ф. Шеллинга высший тип материи представлен метафизической реальностью, в качестве основы Бога или его природы.

Критерием эстетического достоинства является законченное и многостороннее воплощение идеи. Мир растений, пишет Вл. Соловьёв, особенно цветы, представляют явления эстетического наслаждения, так как в них идея полностью осуществлена. Но идея цветов, как и идея алмаза, является более низкой идеей, чем идея жизни у червя; червь безобразен, потому что его сложная идея плохо в нем воплощена. Космогонический процесс не совпадает с эстетическим уровнем. Чем выше уровень организации материи, тем сложнее его идея, а, следовательно, при действии идеи усиливается сопротивляемость стихийной основы вселенной. У растительного мира красота действует лишь как покрывало, как внешняя оболочка; в органическом же мире она должна быть животворящим началом, изнутри просветлять материю. Если в мире растений красота осуществлена, то в животном царстве она есть только цель.

Согласно Ф. Шеллингу и Вл. Соловьёву, природный процесс и процесс исторический есть процесс становления Бога, подъема всей природы до божественного уровня. Ещё его называют богочеловеческим процессом, в котором всё человечество рассматривается как активная созидательная сила, а человек - как сотрудник Бога. Вл. Соловьёв в своём учении использует символ Софии. София в концепции Вл. Соловьёва - это иерархический организм идей, причём высшая идея есть всеединство или сама София: «все находят себя в каждом, и каждый - во всех других». Всеединство проявляется как триединство: истина, добро, красота. «Красота есть воплощение в чувственных формах того самого идеального содержания, которое до такого воплощения называется добром и истиною…». Развитие мира и общества, согласно учению мыслителей, есть процесс осуществления красоты.

Отличительной чертой русской религиозной эстетики, несомненно, следует назвать её «софийность» и сопричастность божественному началу, связанную с идеей теургии как со-творчества с Богом. Именно поэтому характеризуя русскую эстетику, мы (вслед за Бычковым) называем её теургической, то есть ориентированной на продолжение идеи божественного творения.

 

⇐ Предыдущая1234567Следующая ⇒

Поделиться: