Пророчество в художественном слове

 

С развитием религии обозначилась еще одна важная составляющая публичного выступления. К правильному слову, правильно сказанному, добавился еще и правильный человек, его произносящий, праведник. А поскольку его образ жизни позволил очиститься от земной суеты, то к нему пришли подлинные знания, открывающие глаза на истинную суть вещей. Возникает образ пророка.

Тема и объем данной работы не позволяют и не требуют глубокого религиоведческого анализа феномена пророка. Нам интересен аспект взаимодействия пророческого слова с окружающей культурной средой.

Анализируя историческую ситуацию на Ближнем Востоке середины I тысячелетия до н. э., И. П. Вейнберг в книге «Рождение истории» говорит: «Утрате жречеством корпоративной замкнутости содействовали также его интенсивная внутренняя специализация и дифференциация, одним из проявлений последней было выделение пророков. В отличие от жреца, занимающего должность в силу своей принадлежности к жреческой корпорации, к жреческому агантическому образованию, человек становится пророком в результате божественного признания-избрания, харизмы, которая всегда индивидуальна и социально не лимитирована. «И было слово Йахве» к выходцу из жреческого рода Иеремии и к Амосу, который «среди пастухов», к другим индивидам разного происхождения и социального статуса».[5, с. 51].

Здесь мы вновь сталкиваемся с проявлением харизматичности, выделяющей индивида из общей среды.

Особенность пророка состоит в том, что, как правило, его слова обращены в будущее, порой очень отдаленное. Проверить осуществление – или неосуществление – пророчества смогут последующие поколения, возможно, еще не появившиеся на свет. Таким образом, слова пророка можно либо принимать на веру, либо сомневаться в их достоверности, но невозможно опровергнуть здесь и сейчас.

Однажды автору данной работы попался сборник (за давностью лет исходные данные, к сожалению, утрачены), в котором были представлены тексты стихов русских поэтов, по мнению редактора, имеющих пророческую основу, предсказывающих те или иные события. Открывался сборник классическим стихотворением М. Ю. Лермонтова:

Наступит год, России черный год,

Когда царей корона упадет…

Здесь мы сталкиваемся с таким аспектом, как толкование пророчества.

Насколько велика была вероятность того, что российское самодержавие рано или поздно рухнет? К моменту написания данного стихотворения Европа имела опыт Великой Французской революции, серии европейских революций 1830-1831 гг.,  а также декабристского восстания в самой России. Монархические режимы подвергались критике во многих странах, сдерживали развитие капиталистических отношений, а кое-где трещали по швам. Тем не менее, монархизм как система не был уничтожен, мало того – в отдельных странах окреп, проявив себя жесткой реакцией. Предпосылки к свержению монархических режимов существовали, развивались и периодически проявлялись в революционных выступлениях, однако их последствия заставляли всерьез усомниться в возможности достижения желаемого результата.

Сложно сказать, какими представлениями об исторической диалектике обладал Лермонтов. Работ Маркса еще не существовало, предположить исчезновение монархий как естественный ход развития человеческих сообществ было крайне сложно. Более того, даже на сегодняшний день монархические режимы продолжают существовать, другое дело, какую роль играют монархи в жизни своих стран. В стихотворении Лермонтова речь, по-видимому, шла пусть об отдаленном, но все же обозримом будущем – пророчества на тысячу лет вперед вряд ли кого-либо заинтересуют. И все же опыт Великой Французской революции не давал покоя прогрессивным европейским мыслителям, а общественные процессы показали не только недостатки монархии, но и ее слабые, уязвимые места, способные привести либо к ее свержению, либо к ее краху в ходе самой истории.

Возвращаясь к стихотворению Лермонтова, мы с точки зрения научного анализа видим как аргументы за, так и аргументы против. Есть только один аргумент, способный выступить в защиту правдивости лермонтовского пророчества – оно сбылось. Вопрос, могло ли это не произойти, не рассматривается, так как история не знает сослагательного наклонения.

Разумеется, сейчас, будучи вооруженными знаниями в области истории, социологии, политологии, других научных дисциплин, наконец, просто оглядываясь на прошлое с позиции знаний и опыта, мы можем сказать, что такой ход событий был естественным, предположимым, а, значит, в значительной мере ожидаемым. Лермонтов всего этого сказать не мог.

Мы оставляем открытым вопрос о наличии у Лермонтова пророческого дара как не поддающийся научному анализу, однако должны признать, что и у многих других поэтов, в том числе русских, нередко можно найти строки, предвещающие события, к нашему времени уже свершившиеся. Либо же мы видим в свершившихся событиях намеки на них в стихах авторов предшествующих эпох?

Возвращаемся к вопросу о толкованиях. В отличие от пророчеств религиозного, мистического, эзотерического характера пророчества поэтов носят художественную форму, являются творческим переосмыслением автором реальной действительности, следовательно, остаются и как правило воспринимаются читателем как художественное произведение. Поэт остается поэтом независимо от того, к какой области знаний применяется его творчество. Следовательно, и толкование поэтических пророчеств должно носить более иносказательный, образный, творческий характер. Здесь гораздо больше работы для искусствоведов, чем для футурологов.

И еще один важный момент. На наш взгляд, речь не всегда идет о пророчествах или предсказаниях. Человек, видящий недостатки современного ему общества, может хотя бы в мечтах стремиться к лучшей жизни, и тогда его высказывания могут приобретать характер пожелания, а не прогноза. То есть, не «корона царей обязательно упадет», а «как хорошо было бы, если бы она действительно упала». Если же такие пожелания разделяются многими, то рано или поздно найдутся люди, которые захотят эти пожелания осуществить, и, возможно, у них это получится. Мы видим как бы предсказание наоборот: сначала задается идея, затем она внедряется в сознание масс, при определенных обстоятельствах массы в нее уверывают, и их руками осуществляется пророчество. То есть, поэт не всегда говорит о том, что будет, зачастую – о том, что должно быть, и если его идеи начинают властвовать в чьем-то сознании, то те, кто их разделяет, впоследствии их и материализуют.

Хотелось бы привести еще один пример, не связанный с пророчествами, но также имеющий отношение к инспирированию дальнейших действий. Речь идет о фразе «Карфаген должен быть разрушен». Настойчивость, с которой Катон Старший повторял эту фразу на всех своих выступлениях в сенате, возымела действие. И здесь мы можем предположить определенную вариативность событий. Карфаген мог быть покорен, но не разрушен. Или Карфаген мог быть разрушен намного позже. Или Карфаген мог быть разрушен частично, например, только его стены и укрепления. Тем не менее, римляне сравняли Карфаген с землей, и сложно сказать, какую роль сыграли в этом высказывания Катона, носившие характер призыва. С одной стороны, нельзя выводить всю римскую политику по отношению к врагу только из деятельности Катона, – скорее, он сам выражал интересы определенных слоев, – с другой, сложно не видеть его собственной роли в деле разрушения Карфагена.

Круг вопросов, касающихся пророчеств, может сомкнуться. Пророк, как правило, личность сильная, яркая, и, даже принадлежа к простонародью, нередко образованная, видит проблемы современного ему общества. Соответственно, общество, требующее изменений, наэлектризовано определенными идеями, ждущими своего часа. Пророк ли подталкивает общество к возможному варианту ответа, либо же общество заряжает пророка необходимостью соответствующего решения – вопрос из категории диалектических. Разумеется, эти процессы взаимосвязаны. И если есть проблемы, требующие решения, то рано или поздно кто-то эти проблемы формулирует, кто-то находит пути решения, кто-то их осуществляет.

Остановимся еще на одном аспекте пророчеств, вытекающем уже непосредственно из личности пророка.

Если отбросить все промежуточные формы пророчеств, то самые крайние формы могут выглядеть как либо «Мы победим! », либо «Все погибнут».  На наш взгляд, здесь проявляются психологические особенности самого пророчествующего, не всегда связанные с окружающей действительностью. Таким образом, в оценке пророчеств необходимо учитывать и субъективный фактор, играющий не последнюю роль.

 

⇐ Предыдущая123456Следующая ⇒

Поделиться: