СОЦИАЛЬНЫЕ ОТНОШЕНИЯ И ПОЛИТИКА ПРАВИТЕЛЬСТВА

⇐ ПредыдущаяСтр 36 из 46Следующая ⇒

Служилые люди. По официальной терминологии того времени общество делилось на «чины» — сословные группы, отличавшиеся друг от друга особым статусом. Сами «чины», не считая духовенства, подразделялись на «служилых людей», тяглых людей и холопов. Наименование «служилые люди» говорит о статусном значении службы в пользу государства, о том, что именно она определяла привилегированное по сравнению с тяглыми людьми положение этой социальной группы. Наряду с общностью статуса служилых людей имелись и серьезные различия в положении их многочисленных категорий. Отличия принципиального характера лежали между служилыми людьми «по отечеству» и «по прибору».

Отличительными чертами первых из них было наследственное право владения населенными землями, свобода от податного тягла и пожизненная служба на различных административных и дворцовых должностях или в рядах конного дворянского ополчения. Все чины служилых людей «по отечеству», иерархически объединенные в три группы (чины думные, московские, городовые), организовывались в две служилые корпорации — «государев двор» и «служилый город». Первые места в составе «государева двора» занимали бояре, окольничие, думные дворяне — цвет московской знати. В разные десятилетия XVII в. их численность значительно колебалась, но в целом в совокупности не превышала 160 человек. Верхушку «государева двора» составляли также близкие к думным чинам представители высших придворных должностей (дворецкие, казначеи, кравчие, постельничие, ловчие, сокольничие, ясельничие). Они обслуживали разнообразные потребности царского двора, и их. численность в десятки раз превышала количество думных чинов.

Дворяне московские составляли следующую по знатности группу в составе «государева двора». К середине XVII в. в «московском списке» служилых людей состояло более тысячи, а к концу столетия около 6, 5 тыс. человек. Они обычно имели придворные чины стольников, стряпчих, жильцов и составляли среднее руководящее звено в армии и государственном аппарате. Поместный оклад московских дворян в XVII в. составлял от 700 до 2500 десятин, а годовое жалованье было около 50 руб. Средняя вотчина столичного дворянина насчитывала около 40 дворов и более сотни крестьян.

Замыкал иерархию чинов «государева двора» «выбор из городов» — верхушка уездного дворянства. Выборные дворяне были представителями старых служилых фамилий некогда независимых княжеств и их уделов. Их земельное и денежное обеспечение было в два раза меньше по сравнению с «московскими» дворянами. В XVII в. прекратилась практика предшествующего времени призыва выборных дворян на службу в Москву, и окончательно закрепилось их положение в качестве высшего чина городовых служилых людей. В уездах как представители наиболее влиятельных родов они участвовали в проведении смотров и «верстания» служилых людей, определяли размеры их земельных окладов, возглавляли местное дворянское ополчение и избирались в губные старосты.

В целом члены «государева двора» занимали высшие и средние командные должности в армии и обеспечивали функционирование основных государственных структур.

Отношение между чинами «государева двора» и их назначение на службу регламентировались определенным порядком. На протяжении XIV—XVI вв. этот порядок сложился в особую систему, получившую название «местничества». Согласно ему при назначении на службу учитывалось происхождение (знатность рода), личные заслуги и служебное положение других представителей рода. Родовая «честь» определялась не только происхождением, но и поддерживалась постоянной службой. Царская опала, наложенная на одного представителя семьи, могла сказаться на местническом положении всего рода. Система местничества несла в себе и своего рода воспитательную функцию. Через нее молодой дворянин учился умению отстаивать «честь» своего рода от разных внешних посягательств.

Уже в XVI в. сложились уездные («городовые») корпорации служилых людей, организуемые по территориальному принципу. Они объединяли основную массу дворян-помещиков. Входившие в состав «служилого города» дворяне и дети боярские получали поместные оклады в тех уездах, от городов которых служили. В соответствии с этим принципом территориальные общества уездных служилых людей обладали некоторыми элементами самоуправления. «Всем городом» такие «смоляне», «можаичи» или «тверичи» шли в поход, служили в одних и тех же «сотнях». Наличие организации уездных дворян («служилый город»), объединенных не только принципом землевладения, но и совместной службой в полку, способствовало сплочению провинциального дворянства и обеспечивало возможность совместных действий в целях давления на правительство. Периодически созываемые на военные смотры Москву городовые дворяне и дети боярские нередко пользовались случаем и обращались к правительству с коллективными челобитными. Например, летом 1641 г. во время такого смотра служилые люди «с большим шумом» ворвались во дворец и стали добиваться от царской власти удовлетворения ряда своих требований (об отмене «урочных лет» для сыска беглых крестьян, о защите от «сильных людей» — бояр, о реформе суда и т.д.).

Служба складывалась из бесконечной череды походов, боев, караулов и разъездов. Для материального обеспечения служилого человека на время службы выдавался поместный оклад. Перед походом он обычно дополнялся денежным жалованьем в 5—12 руб. (лошадь или сабля стоили 3—4 руб., а вместе с обычным набором вооружения обходились при покупке в 8—10 руб.). Подобно денежному жалованью размер поместного оклада мог увеличиться в награду за долговременную исправную службу и особые служебные заслуги и уменьшиться, вплоть до полной потери, в случае нарушения служебного долга — неявки на службу, на смотры, бегства из полка и с поля битвы. Служба была пожизненной. Старые и увечные дворяне с трудом добивались отставки от нее. По Уложению 1649 г. они должны были служить вместо полковой более легкую «городовую, осадную службу».

Хозяйственная слабость поместий дворян и детей боярских особенно проявлялась во время голодных лет, эпидемий и экономических кризисов. Сокращение или полная потеря крестьян, запустение пашни побуждали таких «пустопоместных» дворян идти на службу рядовыми в «полки нового строя».

Таким образом, для XVII в. еще рано говорить о складывании единого класса-сословия дворян. Огромная дистанция разделяла находившихся на верху чиновной лестницы бояр и замыкавших ее дворовых и городовых детей боярских. Немалым было и расстояние между «дворянином московским» и знатнейшим боярином-Рюриковичем. Различия имелись и в происхождении рода, а соответственно характере службы его представителей, и в масштабе землевладения, и в числе населявших его крестьян, и в получаемом поместном и денежном окладе, и в укладе всей жизни.

Все перечисленные выше «чины» составляли группу служилых людей «по отечеству». Вторая группа — служилых «по прибору» — набиралась государством, главным образом из тяглых слоев для несения военно-гарнизонной (стрельцы, пушкари, затинщики, городовые казаки) и почтовой (ямщики) службы, а также для обслуживания городского хозяйства (записные ремесленники, рыбные ловцы, воротники и др.). Как правило, в разряд служилых «по прибору» попадали беглые пашенные крестьяне, боярские холопы, мелкие посадские люди или их родственники. В южных районах в отличие от поместья служилого человека «по отечеству» приборные служилые люди получали землю не индивидуально, а целыми группами, или товариществами, в общей меже. Их землепользование устраивалось по крестьянскому принципу, а хозяйство за неимением у основной массы приборных людей крестьян велось собственными силами. Помимо службы по обороне границ, приборные служилые люди несли ряд натуральных повинностей, от которых были свободны служилые люди «по отечеству». В южных районах и в Сибири они обязаны были пахать десятинную пашню, выполнять «городовое», а в Поволжье и «струговое дело».

Хотя приборные чины обеспечивались хлебным и денежным жалованьем (иногда соляным и суконным), правительство, сокращая или удерживая его, поощряло их занятия торговлей и промыслами. Правда, по Уложению 1649 г. все приборные люди, за исключением стрельцов, сохраняли свои торговые и промысловые заведения в городах только при условии несения общепосадского тягла и платы пошлин, от которых они прежде были свободны. Таким образом, на протяжении XVII в. приборные служилые люди по своему экономическому и правовому положению все более сближались с тяглыми слоями населения.

На протяжении многих десятилетий XVII в. в среду служилых людей «по отечеству» еще был открыт доступ из приборных чинов, а следовательно, и из рекрутируемых в них тяглых слоев населения. При строительстве и заселении новых городов правительство вынуждено было разрешать переход из приборных чинов и прямое верстание в дети боярские. Лишь в 1675 г. подобные верстания из крестьян, холопов, посадских и приборных служилых людей были запрещены. Вплоть до 1642 г. не был закрыт и выход из служилых людей в тяцлые разряды и даже холопы. Существование подобной практики было вызвано массовым разорением мелкопоместных дворян в годы хозяйственного запустения. Запрет, наложенный указом в этом году, был подтвержден Уложением 1649 г. В итоге дворянство все более отмежевывалось от приборных служилых и тяглых людей. Этот процесс сопровождался обретением служилыми «по отечеству» сословных прав и привилегий. Важнейшие из них были связаны с правом владения населенными землями.

Дворянство, во всей мере ощутившее на себе последствия хозяйственного разорения и тяготы государевой службы, на протяжении первых десятилетий после Смуты добивалось облегчения служб и податей, а также более надежного закрепления за собой крестьянского труда.

В целях лучшего обеспечения службы дворян правительство осуществляло массовые раздачи поместий, принимало меры по укреплению земельных прав дворянства, по превращению поместья в вотчинное владение, о чем речь уже шла ранее. В правление Михаила Федоровича был проведен массовый пересмотр жалованных грамот и других владельческих документов, выданных законными и лжеправителями Смутного времени. При этом вотчинные земли, полученные служилыми людьми от Лжедмитрия II, переводились в разряд поместных с соответствующим чину окладом. В целях учета и податной оценки земли правительство неоднократно осуществляло «дозоры» и описания частной земельной собственности.

Второе направление продворянской политики правительства проявилось в изменении сроков «урочных лет». В ответ на требования помещиков об их увеличении правительство первоначально удовлетворяет ходатайства отдельных феодалов. В их числе, как и при введении Юрьева дня, первым льготные права в 1614 г. получил Троице-Сергиев монастырь, которому в качестве награды за оборону в годы интервенции было разрешено сыскивать своих крестьян в течение 9 лет. В 1637 г. в ответ на коллективное челобитье дворян об отмене «урочных лет» правительство распространило действие частного указа на всех феодалов и продлило сыск беглых крестьян с 5 до 9 лет. В 1641 г. после нового коллективного челобитья дворян срок сыска беглых крестьян был увеличен до 10 лет. Усилилась ответственность за насильственно вывезенных крестьян: их возврат отныне осуществлялся в течение 15 лет, а новые владельцы подлежали штрафу в размере 5 руб. в год. Тот же указ запрещал принимать иски по ссудам и кабалам на беглых крестьян. И наконец, Соборное уложение 1649 г. провозгласило: «сыскивать беглых крестьян бессрочно». Отменой системы «урочных лет» утверждалась вечная и бессрочная потомственная крестьянская крепость.

Эта мера была важна и для консолидации всех слоев и групп служилых людей «по отечеству» в единое сословие. Отныне ни при каких условиях никто не мог удерживать за собой беглых крестьян, чем, по крайней мере юридически, снимались противоречия между рядовыми помещиками и крупными светскими и церковными феодалами, между служилой провинцией и столичными чинами. Длительное существование системы «урочных лет» и неспешное их изменение, несмотря на неоднократные коллективные челобитья рядовых служилых людей, объяснялось рядом причин. Одни из них определялись фискальными интересами государства и потребностью укрепления южных границ. Другие вытекали из разной степени заинтересованности различных слоев дворянства в наличии юридического равенства между ними по отношению к закрепощаемому крестьянству. Крупные вотчинники обладали различными рычагами привлечения в свои владения и удержания в них крестьян. На укрывательство в вотчинах московских чинов беглых крестьян, «заживавших» в них «урочные годы», неоднократно жаловались представители провинциального дворянства. И только острый социальный взрыв, прокатившийся в 1648— 1649 гг. по многим городам Московского государства, а в столице сопровождавшийся совместными действиями посадских и служилых людей, обеспечил принятие соответствующих норм

Уложения. Они завершили длившийся более полутора столетий процесс формирования крепостного права.

Крестьяне и утверждение крепостного права. В Соборном уложении крестьянам посвящена особая XI глава. Ее название — «Суд о крестьянах» — точно отражает основное содержание ее статей: в них речь идет не о правовом статусе крестьян, а о судебных спорах феодалов о них. В качестве объекта права крестьяне рассматриваются в 111 статьях 17 глав Уложения. Только в одном случае крестьянин выступал в качестве субъекта права — в статье, определявшей плату за увечье и бесчестье. Причем, согласно шкале штрафов, прямо зависевшей от социального статуса оскорбленного и потерпевшего, крестьяне всех категорий занимали низшую ступень правовой лестницы. За оскорбление крестьянина словом или действием налагался штраф в 1 руб., за побои — 2 руб., за увечье («глаз выколет, или руку, или ногу переломит») — 10 руб. Для сравнения — за словесное оскорбление («бесчестье») высших служилых чинов тяглецом или приборным служилым человеком полагалось битье кнутом и тюремное заключение.

Помимо бессрочного сыска беглых крестьян, Соборное уложение определило условия возврата их прежнему владельцу со всей семьей и имуществом, что обеспечивало возможность их феодальной эксплуатации по возвращении на старое место. Основанием крестьянской крепости признавались не только недавно составленные переписные книги 1646 г., но и документы писцового описания 1626 г., что позволяло потерявшим было надежду помещикам вернуть давно ушедших от них крестьян.

В качестве меры ответственности за прием беглых устанавливалась плата по 10 руб. в год за человека, что, по мысли законодателя, должно было сузить для беглых возможность устройства на новом месте, а следовательно, удержать их от побега. Как и в указе 1641 г., запрещалось кабалить и давать ссуды беглым крестьянам, с помощью которых новый владелец стремился закрепить беглых за собой.

Крепостная зависимость объявлялась наследственной. Принцип закрепления крестьян за феодалом был по земле и по личности. Показателем усиления личной зависимости крестьянина от феодала была закрепленная в Уложении судебная неправомочность крестьянина: за него на суде, кроме убийства, татьбы и разбоя, отвечал и предъявлял иски феодал. Внутри своих владений он сам судил своих крестьян, подвергая их наказаниям и пыткам. За убийство помещиком крестьянина другого владельца в драке или в пьяном виде убийца не отвечал, а лишь возмещал убыток потерпевшему владельцу выдачей ему своего лучшего крестьянина с семьей и имуществом. Имущественные права крестьян не были обеспечены законом. Помещик мог располагать имуществом крестьян для покрытия своих личных долгов. Заключение браков, семейные разделы крестьян, передача по наследству крестьянского имущества могло происходить только с разрешения помещика. В Уложении введением твердой цены на крестьянина и его имущество: «за всякую голову» по 4 руб., за «глухие» животы — 5 руб. — закрепился взгляд на крестьянина как на вещь. Уложение отняло у крестьян возможность по суду защититься от помещичьего произвола, поскольку все челобитные крестьян на господ объявлялись ложными. Исключение было сделано только для изветов по «слову и делу».

Крепостнические меры в равной степени распространялись как на владельческих (помещичьих, монастырских, дворцовых), так и государственных (черносошных) крестьян. Это означало стирание граней между отдельными разрядами крестьянства, хотя полностью и не уравнивало их в правовом положении. Собственниками церковных и монастырских владений, в отличие от помещичьих и дворцовых, являлись не отдельные лица, а епархиальные дворцовые приказы либо монастырская братия во главе с игуменом, но это не меняло существа феодальной эксплуатации. Сохранялись различия в праве распоряжения крестьянами. Помещик обладал полной свободой: мог их продавать, обменивать и т.д.; дворцовые и черносошные крестьяне могли сменить владельца только в результате пожалования земли; монастырские же и церковные вотчины не подлежали отчуждению.

Перепись 1678 г. отразила рост численности закрепощенного населения. В своей совокупности владельческие крестьяне составляли 9/10 всего тяглого населения страны. Светским феодалам принадлежало 67% всех тяглых дворов (595 тыс.).

Во владении церковных учреждений (патриарха, епископов, монастырей и церквей) находилось более 13% дворов (118 тыс.); дворца — свыше 9% дворов (83 тыс.).

Черносошным крестьянам вместе с посадскими людьми принадлежало 10, 4% всех тяглых дворов (92 тыс.). Черносошные крестьяне, т. е. живущие на «черных сохах» — государственных землях, сохранялись главным образом на севере страны, в Поморье, в Печерском крае, в Пермских и Вятских землях. Владельческие вотчины здесь имели лишь некоторые монастыри и Строгановы.

Юридически черносошные крестьяне не считались собственниками земли, но владели и распоряжались ею (могли продавать, закладывать, передавать по наследству). Государство следило лишь за тем, чтобы она не выходила из тягла и оставалась в его руках. Новые владельцы вместе с землей принимали на себя и тяглые обязательства по приобретенному участку. Феодальная рента с черносошных крестьян совпадала с государственным налогом, поскольку их феодальным собственником выступало государство. Кроме денежных платежей в состав тягла черносошных крестьян входили различные службы. Они (подобно посадским людям) обязаны были бесплатно работать на различных государственных выборных должностях: таможенных голов и целовальников, ямских старост и др. Вместо ямских денег черносошные крестьяне Поморья отбывали ямскую гоньбу в натуре. В целом черносошный крестьянин платил государевы подати в 7—10 раз больше, чем владельческий, на котором лежало бремя повинностей и платежей своему господину.

Таков был комплекс мер по созданию крепостнической системы изъятия прибавочного продукта, предназначенной компенсировать исторически ниспосланные России неблагоприятные, а в ряде моментов просто ущербные условия природно-климатической и географической среды, в которых оказались восточные славяне и другие народы Европейской России.

После Соборного уложения 1649 г. основным направлением крепостнического законодательства стала борьба с побегами крестьян и организация их сыска. Принятые правительством Алексея Михайловича конкретные меры и серия указов 50—60-х гг. явились откликом на поток коллективных челобитных дворян, требовавших практической реализации норм Уложения об отмене «урочных лет» и крестьянского закрепощения. С конца 1650-х гг. сыск беглых из частной заботы помещика превратился в важное государственное дело, а побеги стали приравниваться к «воровству», за которое полагалось наказание. Теперь систематически посылаемые в разные уезды специальные «сыщики» организовывали массовые поимки беглых крестьян. Указ 1661 г. усилил ответственность помещика за прием беглого. Отныне ему следовало платить не только «зажилые деньги», но и отдавать в качестве дополнительного наказания собственного «наддаточного» крестьянина. В целом на протяжении второй половины XVII в. крепостное право ужесточалось, и крестьяне в своем бесправии приближались к холопскому состоянию.

Город и городское население. В отличие от Западной Европы русский город не имел самоуправления городских коммун, а был объектом налогообложения и несения разнообразных натуральных повинностей.

Тяжелыми были последствия Смуты и для русских городов, подвергшихся разрушениям и разорению, особенно в западных, южных и центральных районах. К тому же глубокий упадок земледелия и резкое уменьшение земледельческого населения страны не могли не сказаться на уровне и темпах развития городов в последующие после Смуты десятилетия. В литературе давно дискутируется вопрос о том, какие поселения в России в XVII—XVIII вв. считать городами и в какой мере официальная терминология источников может быть использована при подсчете количества городов, определении численности и состава городского населения. Одни историки, стремясь сохранить историческую перспективу и понять, какие поселения в ту или иную эпоху относились к городам, объектом изучения делают поселения, названные городами в источниках. Для других характерно определение города как социально-экономической категории, как центра ремесла и торговли, средоточиями которых были посады (для XVI—XVII вв. — посадская община). В соответствии с предложенным научным критерием рождалось стремление составить список «истинных городов», «городов в экономическом смысле» в отличие от официальных списков, основанных на юридическом принципе. Третьи справедливо обращают внимание на то, что в феодальную эпоху юридический статус городского поселения имел неформальное значение: он определял права жителей на торговопромышленные занятия, обретение поселением административных функций и общий его облик. К тому же городская экономика не сводилась к сугубо торгово-ремесленным занятиям жителей, поскольку в XVII—XVIII вв. в русских городах широкое развитие получили торговое огородничество и садоводство, содержание скота и даже земледелие, а преобладающим типом города был аграрный. Важно также и то, что отличие городского и сельского поселения не ограничивалось сферой хозяйственной жизни, а дополнялось спецификой уклада жизни. Наконец, четвертые исследователи заняты поиском универсальной сущности города, неизменной для всех эпох и стран. Она видится в интегрирующей роли города как центра различных социальных, политических, хозяйственных, административных, идеологических и культурных связей.

По некоторым подсчетам, в Европейской России в середине XVII в. имелось 226 городов, вместе с Сибирью и казачьими городками во второй половине столетия в источниках упоминается более 360 городов. В это число входят как собственно города и казачьи городки, так и поселения, упомянутые в источниках как крепости и остроги. Большинство крупных городов (с числом посадских дворов более 500) располагалось в Центральном районе (Ярославль, Кострома, Нижний Новгород, Калуга, Балахна, Коломна, Переяславль-Залесский), в Поморье (Вологда, Устюг Великий, Галич), на северо-западе — Новгород, Псков. Среди городов своими размерами и численностью населения резко выделялась столица государства Москва. По подсчетам П. П. Смирнова, в ней концентрировалась треть городского населения — около 200 тыс. человек. По средневековым масштабам это был громадный город, уступавший лишь Парижу и Константинополю. Такая малочисленность и неравномерность распределения городских жителей по территории страны отражала слабость аграрного сектора экономики, развитие которого в российских природно-климатических условиях предполагало не только сохранение, но и увеличение количества земледельческого населения, что в совокупности с другими факторами приводило к медлительности и незавершенности процесса общественного разделения труда.

В XVII в. сохранилось некоторое число владельческих городов. Таковыми были патриарший город Осташков, принадлежавшие боярам Романовым города Скопин и Романово городище, князю А. Н. Трубецкому — Трубчевск, именитым купцам Строгановым — Орел-городок, Верхний и Нижний Чусовские, тихвинскому Успенскому монастырю — Тихвин, Горицкому монастырю — посад Соль Большая. В середине столетия на Валдайском озере во владении патриаршего Иверского монастыря возник г. Валдай, а в устье Яика «гостем» Михаилом Гурьевым был построен г. Гурьев. Имелись и другие, менее заметные владельческие города и городки, сохранявшиеся как некие рудименты.

Состав городского населения был пестрый. В первой половине XVII в. из 107, 4 тыс. дворов в 226 городах 60, 1% дворов принадлежали служилым «по прибору», 8, 2% — вотчинникам и лишь 31, 7% — тяглецам. При этом дворы собственно посадских людей имелись только в 73 городах, да и в них они были окружены множеством служилых слобод и дворов беломестцев, расположенных в черте посадской территории или вблизи нее и принадлежавших отдельным светским и духовным феодалам и монастырям. Крупные земельные владения в городах с правом феодального иммунитета имели бояре Черкасские, Стрешневы, Мосальские, Салтыковы, Лыковы и др. Родственники царя — Романовы в 29 городах владели 1707 дворами. В Москве в середине XVII в. в черте Земляного города было 15 владельческих слобод крестьян и бобылей патриарха, ростовского митрополита, бояр и монастырей. Во владении патриарха состояло 7 слобод с 710 дворами.

Эти владельческие слободы исключались из управления государственной администрации и освобождались (обелялись — отсюда название «белых» слобод и дворов, отсюда и название жителей их: беломестцы) от тягла. Устроенные на посадской земле белые слободы были заселены собственными «старинными» крестьянами их владельцев и так называемыми закладчиками, которые путем личнои зависимости от «сильных людей» получали освобождение от крестьянского или посадского тягла. При общей малочисленности жителей городов собственно к городским сословиям принадлежали только посадские люди и лица, входившие в привилегированные корпорации гостей, гостиной и суконной сотни. Они составляли менее трети всего городского населения.

Важно отметить, что в XVII в., как и прежде, отсутствовало правовое определение понятия «городские жители», поэтому словосочетание «городские сословия» для этого периода является условным. Посадские люди были приписаны не к городу, а к тяглой общине, расположенной в городской черте, и их статус, законодательно оформленный Уложением 1649 г., определялся тяглым состоянием, а не проживанием в городе. В еще меньшей степени формально в разряд городского населения могут быть включены дворяне-землевладельцы, имевшие в городах дворы и наезжавшие в них от случая к случаю, или священнои церковнослужители, чье положение определялось не проживанием их в городе, а состоянием при определенном церковном приходе. Городским населением по факту проживания в городе по месту службы были и служители государственных учреждений, и различного рода приборные служилые люди, а также пришедшие в город и работавшие по найму или занимавшиеся ремеслом и торговлей, а то и нищенствовавшие крестьяне, «вольные» и «гулящие» люди.

Слой «вольных» или «гулящих» людей формировался из не имевших своего хозяйства родственников и захребетников посадских и уездных тяглецов; детей священнои церковнослужителей, не имевших приходов; детей боярских, оказавшихся вне службы; вышедших на волю холопов и не давших на себя новой крепости. Все такие люди, живя в селе, не имели земельного надела и не несли поземельного тягла, а обитая в городе, промышляли, но не отбывали городских повинностей.

Все группы городских жителей, различаясь сословным статусом и подлежа ведению в различных учреждениях, не составляли единую городскую организацию. В то же время, фактически обретаясь в городе, они своим существованием и занятиями создавали особую, отличную от сельской местности атмосферу и уклад жизни. Пространственная структура и внешний облик городов XVII в. отражали присущие им функции и характер занятия жителей. В типичных русских городах этого времени по-прежнему районы сплошной застройки городскими домами и усадьбами чередовались с большими пространствами «аграрного назначения», где располагались огороды, сады, выпасы для скота. Хаотичность застройки во многом определялась органичной привязкой к рельефу местности — руслу речек и ручьев, оврагам и пр. Это приводило к тому, что даже главные улицы не были прямыми и широкими, а между ними преобладали кривые, запутанные переулки и тупики. В то же время эта тесная связь с ландшафтом, обилие зелени и воздуха придавали всему облику русского города неповторимое очарование и делали его столь не похожим на современные западноевропейские города, ограниченные в пространстве и закованные в камень.

Гости, гостиная и суконная сотни. Частью городского населения являлись гости, торговые люди гостиной и суконной сотен, рекрутировавшиеся властью из верхушки купечества. Они были организованы в привилегированные корпорации, возникшие еще в XVI в. Между этими корпорациями имелись различия в объеме прав и привилегий их членов, в характере возлагаемых на них служб, в источниках формирования. Общим же было закрепление за гостями, торговыми людьми гостиной и суконной сотен особого правового статуса, данного им в связи с важностью возложенных на них государственной властью служебных функций. Фактически эти корпорации были еще одной формой не имевшей аналогов в Западной Европе традиционной «служебной организации», создаваемой государством как компенсационный механизм выживания социума с ограниченным объемом совокупного прибавочного продукта Гости и торговые люди сотен выполняли особые «гостиные» службы, которые были весьма обременительны. На гостей возлагалось руководство таможенной службой в наиболее крупных городах и портах страны, управление рыбными, соляными и другими казенными промыслами, организация казенной внешней и внутренней торговли. Гости управляли Денежным двором, служили в государственных учреждениях в качестве денежных счетчиков, оценщиков мехов и товаров, призывались царем и правительствам для совета по вопросам, касающимся организации дворцового хозяйства и казенных домыслов. Члены гостиной сотни несли такие же службы, что и гости, но в меньших по рангу городах, а в таких, как Москва и Архангельск, были помощниками гостей в таможнях.

Звание гостя имело личный, а гостиной и суконной сотни — наследственный характер. До недавнего времени отсутствовали достоверные сведения об их численности. В результате поименного учета Н. Б. Голиковой удалось установить, что в начале XVII в. гостей в разные годы было от 30 до 56 человек, в середине столетия — 76—77 человек, а в 1676— 1699 гт. максимальная их численность достигала 80 человек. За XVII — первую четверть XVIII в. в составе гостиной сотни выявлено свыше 2, 1 тыс. чел. Звание гостя, как правило, жаловалось лицам, уже состоявшим в гостиной сотне, в которую переводилась наиболее капиталистая часть посадского населения. В этом случае интересы торговых корпораций сталкивались с интересами посадских миров, которые тоже были заинтересованы в сохранении в своей среде экономически сильных тяглецов. В юго-западных городах, где посады вплоть до конца XVII в. были немногочисленны или отсутствовали вовсе, гостиная сотня в последней четверти столетия формировалась за счет служилых людей «по прибору», активно занимавшихся торгами и промыслами.

Для получения звания гостя одного обладания крупным капиталом было недостаточно. Во внимание принимались значительные услуги государству. К таким заслугам относились удачное выполнение хозяйственных, финансовых и административных поручений, сопровождавшееся существенным пополнением царской казны, успехи на дипломатическом поприще, верность правительству при разного рода внутренних осложнениях, различные услуги во время городских волнений и военных действий или при подготовке к войне.

Важность для государственной власти служб, выполняемых купеческой верхушкой, при понимании значимости для экономики и финансов страны ее торгово-промысловой деятельности побуждала верховную власть прислушиваться к запросам и интересам основных носителей российского торгового капитала, во многом организующим движение товаров и торговый оборот на внутреннем рынке и выступавшим партнерами иностранных купцов на внешнем. Эти же соображения определяли и предоставление купеческим корпорациям податных, пошлинных и судебных льгот.

Все привилегированные корпорации получали от царя жалованные грамоты, а гости к тому же и персональные, в которых фиксировались их права и льготы. Важнейшими среди них была свобода от посадского тягла, постоев и подводной повинности, от мелких таможенных сборов; подсудность только центральной, а не местной, как у посадских людей, власти. Гостям разрешалось варить для собственного употребления вино, беспрепятственно выезжать для торговли за границу. Им разрешалось топить летом избы и бани, что категорически воспрещалось всем другим горожанам из-за пожарной опасности. Наконец, гости имели право покупать на вотчинном праве земли.

Члены высшей привилегированной корпорации пользовались значительным политическим влиянием и занимали достаточно высокое положение в обществе. Их представители участвовали в деятельности Земских соборов, привлекались к участию во встречах, приемах и проводах иностранных послов и дворцовых церемониях. Для таких случаев, по наблюдению А. Олеария, из царской сокровищницы им выдавали богатые одеяния. С обидчика «за бесчестье» гости могли взыскивать штраф в 50 руб., а торговые люди гостиной сотни — от 20 До 10 руб., суконной сотни — от 15 до 5 руб. в зависимости от разряда.

При всей привилегированности положения гости и торговые люди сотен платили в казну все основные таможенные пошлины и оброчные сборы за дворы, лавки и прочие промысловые заведения, вносили разные чрезвычайные казенные платежи (пятинные и запросные деньги, взносы за даточных людей).

Посадские люди. Посадские люди, жившие на государевых (черных) землях, несли тягло, которое состояло из денежных, а также натуральных платежей и повинностей. Подати были те же, что у крестьян, в пользу государства. Но в отличие от крестьян, плативших подать в основном с земли (с «сохи»), посадский человек платил подать «с двора». Писцы, производя обложение посада налогами, считали в «сохе» определенное количество посадских дворов. Причем для состоятельной части посадских людей это количество было меньше, для беднейшей части посада количество дворов в «сохе» увеличивалась. К примеру, в 1623 г. в «соху» клали 30—40 лучших дворов, 50—60 «средних», 70—80 «молодших» и 100—120 «худых» дворов. У разных городов нормы обложения могли быть различными. Приходящаяся на «соху» сумма разверстывалась по дворам самим посадским миром (общиной) с учетом экономического положения каждого плательщика. Правда, поскольку разверсткой податей ведали «лучшие» люди, то они имели возможность облегчить для себя бремя налогов, переложив его тяжесть на «средних» и «молодших» посадских людей. Имущественное расслоение посада, эксплуатация его социальных низов посадской верхушкой давали о себе знать во время социальных взрывов. В ходе восстаний 1648 г. в Москве и Устюге Великом, в 1650 г. во Пскове и в Новгороде пострадали не только представители местной власти, но и «лучшие» посадские люди.

⇐ Предыдущая 31 32 33 34 353637 38 39 40 Следующая ⇒