ПРОБЛЕМЫ ВЗАИМОСВЯЗИ ЯЗЫКА И МЫШЛЕНИЯ

Проблема взаимосвязи языка и мышления относится к самым сложным и актуальным вопросам не только общего языкознания, но и логики, психологии, философии. Пожалуй, нет ни одного сколько-нибудь значительного труда в области этих наук на протяжении всего их развития, в котором в той или иной форме не обсуждался бы или по крайней мере не ставился бы этот воп­рос. Сложность проблемы обусловлена прежде всего сложностью и противоречивостью природы и мышления и языка. Будучи необ­ходимыми атрибутами человека, оба явления сочетают в себе соци­альное и биологическое (соответственно двойственной природе человека). С одной стороны, и язык и мышление представляют собой порождение мозга человека как homo sapiens, с другой сто­роны, язык и мышление являются социальными продуктами, по­скольку сам человек есть социальное явление. По словам К. Марк­са, «индивид есть общественное существо. Поэтому всякое про­явление его жизни — даже если оно и не выступает в непосредст­венной форме коллективного, совершаемого совместно с другими, проявления жизни, — является проявлением и утверждением об­щественной жизни» [49, 590].

В единстве социального и индивидуально-биологического про­является наиболее общая специфика и языка и мышления.

Именно этим, по-видимому, в первую очередь объясняется то трудно обозримое многообразие концепций, которые существо­вали и существуют в соответствующих науках относительно и языка, и мышления, а тем самым и соотношения между ними. При этом важно подчеркнуть обусловленность этих концепций теми или иными философскими системами, которые иногда даже неосознанно разделялись их авторами.

Решение проблемы отношения между языком и мышлением (отношения слова и мысли) «колебалось всегда и постоянно — от самых древних времен и до наших дней — между двумя крайними< 371> полюсами — между отождествлением и полным слиянием мысли и слова и между их столь же метафизическим, столь же абсолют­ным, столь же полным разрывом и разъединением» [13, 5].

Отождествление языка и мышления (нужно отметить, что оно происходит далеко не всегда в явной форме) логически приводит к снятию проблемы вообще. Вопрос о связи языка и мышления объявляется псевдопроблемой и устраняется из поля зрения ис­следователя.

Полное же разъединение и противопоставление языка и мыш­ления как независимых и лишь внешне связанных явлений, рас­смотрение слова как внешнего выражения мысли, ее одеяния — «только разрубает узел, вместо того, чтобы развязать его», ибо в этом случае связь рассматривается как нечто в такой степени механическое, что возможно пренебречь ею при рассмотрении обоих соотносящихся явлений.

В настоящее время обе крайние тенденции продолжают суще­ствовать в различных вариантах. Так, различное отношение к мышлению и его связи с языком лежит в основе двух разных направлений: «менталистического», в котором отмечается стрем­ление к отождествлению языка и мышления, приписыванию язы­ку той роли в психике человека, которая принадлежит мышлению, и «механистического» (бихевиористского), которое отрывает язык от мысли, рассматривая мышление как нечто внеязыковое (экстра­лингвистическое) и исключая его из теории языка, вплоть до того, что мышление вообще объявляется фикцией [41; 103].

По-видимому, правильным подходом к данной проблеме будет тот, который исходит из очевидного факта — наличия сложной взаимосвязи между языком и мышлением. В общем виде она пред­ставляется следующим образом. Основу выражаемого в языке содержания образуют мысли. Именно через мышление, через от­ражательную деятельность человеческого мозга языковые еди­ницы могут соотноситься с предметами и явлениями объективно­го мира, без чего невозможно было бы общение между людьми при помощи языка. С другой стороны, в звуковых комплексах того или иного языка, которые выступают как материальные сигналы элементов объективного мира, отражаемых в мышлении, закрепляются результаты познания, а эти результаты служат ба­зой дальнейшего познания. Поэтому язык часто характеризуют как орудие, инструмент мышления, а взаимосвязь языка и мыш­ления как их единство.

Признание тесной связи между языком и мышлением является одним из основных положений материалистического языкозна­ния. Однако, один этот постулат еще не решает всей проблемы. Отношение между языком и мыслью (сознанием) входит в более широкую проблему, — проблему соотношения трех звеньев: язы­ка — мышления — объективной действительности, или, как ча­сто формулируют эту проблему, слова — мысли — вещи.< 372>

В плане основного вопроса философии на первый план в этой триаде выступает отношение мышления (сознания) к объектив­ной действительности, чем и обусловливается в свою очередь от­ношение языка к вещи. Материалистическая концепция языка решает этот вопрос таким образом: поскольку сознание вторич­но по отношению к бытию и отражает объективную действитель­ность, то, следовательно, и в языке через мышление также отра­жается мир вещей и явлений, познанных человеком.

Именно на обоснование материалистического понимания мыш­ления — и тем самым языка — в противоположность идеалистиче­ской концепции направлены высказывания К. Маркса в «Немецкой идеологии», на которых основывается тезис о единстве языка и мышления, принятый в советском языкознании. Как известно, в этой работе К. Маркс дает критический анализ философии мла­догегельянцев, их идеалистической концепции сознания как самостоятельного феномена, «чистого», свободного от материи духа, «продуцирующего» действительные отношения между людьми, всю их деятельность1. При этом обоснование мате­риальной основы мышления идет в двух направлениях. Под­черкивается, что во-первых, мышление материализуется в язы­ке, в звуках, через которые оно дано другими людям в ощущении, что непосредственной действительностью мысли является язык2. Во-вторых, особое внимание обращается на то, что «ни мысли, ни язык не образуют сами по себе особого царства, что они — только проявления действительной жизни» [50, 449].

Таким образом, общая философская основа различных концеп­ций языка проявляется не только и не столько в том, как решается вопрос о соотношении языка и мышления, но и в том, как решается проблема отношения сознания и бытия.

Понимание связи языка и мышления как их единства, т. е. признание сложного взаимодействия между ними, еще недоста­точно характеризует ту или иную концепцию в общефилософском плане, ибо при этом самое мышление может интерпретироваться< 373> идеалистически как первичное явление, определяющее бытие. Примером может служить концепция В. Гумбольдта, который всячески подчеркивает единство процесса мышления и его звуко­вого воплощения в речевой деятельности, оставаясь при этом на идеалистических философских позициях в вопросе о соотношении мысли и вещи.

С другой стороны, признание материалистической концепции отношения сознания и объективного мира как вторичного и пер­вичного, идеального и материального, может сочетаться с такой интерпретацией формулы о единстве языка и мышления, которая приводит в конечном счете к их отождествлению или же к полному отрыву друг от друга, т. е. к одной из крайностей, о которых го­ворилось выше.

Это связано с тем, что недостаточно охарактеризовать данное отношение как единство его членов, нужно определить, во-первых те общие признаки, на основании которых то или иное отношение должно квалифицироваться как единство, и, во-вторых, доказать наличие этих признаков в данном конкретном случае.

Термин «единство», применяемый без достаточного уточнения и анализа данного понятия, приводит часто к тому, что связь язы­ка и мышления, в явной или неявной форме, интерпретируется как единство формы и содержания. Язык рассматривается как форма мышления, мышление — как содержание языковых образова­ний. Отсюда следует по сути отождествление обоих феноменов, поскольку форма и содержание в своем единстве явля­ются неотъемлемыми сторонами одного и того же предмета.

Нужно отметить, что в явной форме рассмотрение отношения языка и мышления как формы и содержания встречается в послед­нее время все реже3. Все более осознается, что язык и мышле­ние — это особые очень сложные явления, каждое из которых имеет свою специфическую форму и свое специфическое содержа­ние. Задача заключается в том, чтобы исходя из общего тезиса о теснейшей взаимосвязи языка и мышления и их производности от действительности, противостоящего концепциям, отождест­вляющим язык и мышление или же рассматривающим их как не­зависимые явления, выявить формы этой взаимосвязи и механизм взаимодействия между ними.

Совершенно очевидно, что это весьма трудная задача, требую­щая совместных усилий, исследований в области различных наук: психологии, логики, гносеологии, кибернетики, языкознания, физиологии высшей нервной деятельности. Пока наука еще дале­ка от сколько-нибудь осязаемого решения ряда важнейших воп­росов, связанных с данной проблемой, сложность которой стано< 374> вится тем более очевидной, чем глубже проникает исследователь­ская мысль и в область мышления, и в область языка.

Будучи единством биологического и социального, и язык и мышление имеют две стороны своего функционирования (бытия). С одной стороны, они существуют как некие статические объекты, в которых реализованы, закреплены достижения общественного познания. Это, во-первых, система языка, в которой отложи­лись в виде языковых значений наиболее общие знания о мире, во-вторых, это совокупность языковых текстов, памятников, в ко­торых на основе этих общих знаний зарегистрированы более част­ные знания из различных областей действительного мира, зафик­сированы результаты мышления многих поколений. Другая форма проявления (бытия) обоих явлений — это мыслительно-речевая деятельность человека со всеми ее сложностями и закономерно­стями.

В истории языкознания в той или иной форме всегда отмеча­лась эта двойственность онтологии языка и мышления, которая в зависимости от представляемого направления интерпретирова­лась по-разному (ср. логический и психологический аспекты в таких называемых «менталистских» теориях языка, виртуальную и актуальную сторону знака в разных вариантах у Э. Гуссерля, Ш. Балли и др., парадигматический и синтагматический аспек­ты языкового знака и, наконец, различные теории языка и речи).

Следует подчеркнуть, что при всех попытках разграничения разных форм существования языка, его двухаспектность всегда была камнем преткновения в исследовании природы языка и мыш­ления, а также причиной односторонних концепций и различного рода крайних точек зрения на их взаимодействие. С. Л. Рубинштейн так характеризует эти трудности: «Трудность решения вопроса о соотношении мышления и языка, мышления и речи свя­зана в значительной мере с тем, что при постановке ее в одних случаях имеется в виду мышление как процесс, как деятельность, в других — мысль как продукт этой деятельности; в одних слу­чаях имеется в виду язык, в других — речь. Соотношение языка и речи берется то в функциональном, то в генетическом плане, причем в первом случае имеются в виду способы функциони­рования уже сформировавшегося мышления и роль, которую при этом играет язык и речь, во втором случае вопрос заключается в том, являются ли язык и речь необходимыми условиями воз­никновения мышления в ходе исторического развития мышления у человечества или в ходе индивидуального развития у ребенка. Понятно, что если принимается во внимание главным образом од­на из сторон проблемы, а решение относится затем ко всей пробле­ме в целом без дифференциации различных ее аспектов, то решение уже в силу этого оказывается неоднозначным» [71, 102—103].< 375>

АСПЕКТЫ ИЗУЧЕНИЯ ПРОБЛЕМЫ

Соответственно общей специфике языка и мышления связь между ними может рассматриваться в различных аспектах. Мож­но стремиться выяснить взаимодействие языка и мышления в сис­теме уже сложившегося языка, в которой закреплены результаты познавательной деятельности человека в виде неких стабильных компонентов, системы языковых значений. Назовем условно та­кой подход гносеологическим. Можно ставить задачу выявления закономерностей взаимодействия языка и мышления в процессе речевой деятельности индивидов, уже владеющих данным языком. Это психологический подход.

Этим двум аспектам, общим для которых является то, что они исходят из ситуации уже сложившихся языков, как неких стати­ческих объектов, можно противопоставить рассмотрение взаимо­связи языка и мышления в процессе их становления. Основным здесь является аспект филогенеза.

Совершенно особым аспектом представляется изучение взаимо­связи языка и мышления в процессе их развития у ребенка. Ведь в этом случае речь идет об усвоении уже существующей стати­ческой системы языка и мышления через рече-мыслительную дея­тельность при помощи взрослых, уже владеющих данными систе­мами, и путем подражания.

И наконец, особые закономерности взаимосвязи языка и мыш­ления существуют, по-видимому, при изучении второго (иностран­ного) языка. Они связаны с перекодированием мыслительной схе­мы, усвоенной вместе с родным языком. В этом и заключается сложность проблемы билингвизма (и даже полилингвизма).

Очевидно, что намеченные аспекты не могут быть представлены в чистом виде, ибо все формы связи языка и мышления тесно переплетаются. Психологический аспект не может целиком исклю­чить гносеологический, поскольку в речевой деятельности реали­зуется система языка: из первоначального мыслительного про­дукта, закрепленного в системе языковых значений, продуциру­ются все новые рече-мыслительные продукты индивидуального мышления [45]. С другой стороны, гносеологический аспект не может совсем изолироваться от психологического, поскольку упо­требление «данностей» языка всегда в какой-то мере воздействует на них, модифицируя их.

Далее, статический подход связан с генетическим, поскольку система языковых значений постоянно развивается и пополняется. Поэтому закономерности генетической связи языка и мышления могут быть вскрыты в становлении новых языковых явлений, но­вых понятий. Особую ценность для всех аспектов имеет изучение развития речи и мышления у ребенка, поскольку онтогенез в ка­кой-то мере повторяет наиболее общие закономерности филогенеза. Аспект усвоения второго языка может также наряду со специфи< 376> ческими явлениями билингвизма, выявить более общие законо­мерности, например, закономерности, связанные с семантически­ми различиями между языками.

И все же вычленение рассмотренных аспектов проблемы, хотя бы относительное и схематичное, в противовес суммарно-неопреде­ленному обсуждению ее, представляется совершенно необходимым, как необходим расчлененный подход к любому объекту при его аналитическом рассмотрении. Осознание возможности различных подходов способствует преодолению категорически альтернатив­ной постановки вопроса о том, что должна изучить лингвисти­ка и в каком смысле следует исследовать связь языка и мышле­ния.4

Особо важным нам представляется разграничение гносеологи­ческого и психологического аспектов. Изучая взаимосвязь язы­ка и мышления с разных сторон, эти аспекты, очевидно, должны различаться и исходным материалом и методами выявления иско­мой связи. При психологическом подходе исходным является са­ма рече-мыслительная деятельность, которая может быть не толь­ко наблюдаема в ее естественных проявлениях, но и искусственно воспроизводима, что делает возможным и необходимым широкое использование эксперимента. О плодотворности эксперимента свидетельствуют успехи, достигнутые в изучении психики, в частности, мышления и его взаимодействия с языком (работы Л. С. Выготского, А. Н. Леонтьева, Н. А. Бернштейна и др.).

Гносеологический же аспект должен ограничиваться глав­ным образом методом логического анализа5. При этом исходным материалом должны по необходимости служить языковые образо­вания, в которых зафиксированы наиболее общие результаты мыш­ления в виде значений. Самый же механизм взаимодействия в про­цессе первичного фиксирования в языке отражательного содержа< 377> ния (возникновение языковых моделей) наблюдению не доступен и может быть реконструирован только мысленно. Именно поэтому здесь открывается широкое поле для различных вариантов интер­претации этого процесса, философских обобщений и домыслов, которые не могут быть проверены никакими строгими мето­дами.

Конечно, и при психологическом подходе исходным являются речевые формы, из которых только и может быть выведено мысли­тельное содержание и установлена особенность его связи с речью. (Язык и в этом случае остается непосредственной действитель­ностью мысли). Однако в этом плане все шире открываются новые возможности изучения мыслительного процесса с помощью ис­пользования физиологических и кибернетических методов иссле­дования функций мозга, позволяющих — пусть пока еще и очень несовершенно — выявлять не только собственно мыслитель­ные механизмы чувственного познания (например, механизмы восприятия; см. работы А. Н. Леонтьева), но и изучать некоторые высшие формы мышления более непосредственно, а не только че­рез его проявление в формах речевой деятельности. Важность этих перспектив трудно переоценить, если принять во внимание, что существующие взгляды на отношение языка и мышления основы­ваются, главным образом, на представлениях о мышлении, выве­денных из языка.

Можно предположить, что именно эта односторонность инфор­мации о мышлении в значительной степени является причиной тен­денций к отождествлению мышления и языка, механистического понимания связи межу ними и навязывания мышлению законо­мерностей языка.

Но пока возможности более непосредственного изучения мыш­ления очень ограничены даже в психологическом плане. В гносе­ологическом же плане языковые образования остаются почти единственным источником для заключений о мышлении. «Если бы наука имела в своем распоряжении какую-нибудь другую сис­тему знаков, кроме языка, стремящуюся обнаружить мысль, быть может, мы могли бы мечтать о достижении положительных ре­зультатов в анализе психологической природы коммуникации; но такой системы нет, так как язык жестов, употребляемый глу­хонемыми, так же как язык жестов некоторых первобытных по культуре племен, находится в сильнейшей зависимости от язы­ка слов, является или прямо от него производным или в сильной степени от него зависимым. Кроме того, всякая выработанная сис­тема отразила бы на себе этапы исторического развития, а они отдалили бы ее от ее основания — человеческой психики. В виду этого нам приходится ограничиваться анализом явлений самого языка и уже по ним делать те или иные заключения о некоторых психологических основаниях этих явлений» [91, 28—29].< 378>

МНОГОКОМПОНЕНТНОСТЬ МЫШЛЕНИЯ И
МНОГОФУНКЦИОНАЛЬНОСТЬ ЯЗЫКА

При обсуждении вопроса связи языка и мышления необхо­димо учитывать сложность, многосторонность обоих явлений. Это особенно важно в отношении мышления, которое включает в себя разные стороны и компоненты и требует расчлененного изучения средствами и методами разных наук. Мышление как функция, особый вид деятельности мозга исследуется в физио­логии высшей нервной деятельности, познавательный аспект мышления как отражения внешнего мира в плане адекватности отражаемого и отражения, истинности и ложности является объектом изучения в теории познания и логике.

В психологии происходит поиск своего специфического под­хода к изучению мышления. Он заключается в том, чтобы, не игнорируя физиологической и гносеологической сторон мышле­ния, осваивать их в особом аспекте изучения его «как процесса взаимодействия познающего субъекта с познаваемым объектом, как ведущую форму ориентирования субъекта в действительно­сти»6. Именно так формулируется психологическое определение мышления в «Философском словаре» (1968 г.) наряду с обще­философским определением мышления как высшего продукта особым образом организованной материи — мозга, активного процесса отражения объективного мира в понятиях, суждениях, теориях и т. д.

В последнее время интенсивно разрабатывается кибернетиче­ский аспект в изучении сознания и мышления. Соответственно этому предлагается также особое определение мышления, как процесса прогнозирования и перестройки структуры сознания с изменением динамической структуры внешнего мира [53, 235].

В зависимости от подхода к изучению содержание и объем понятия «мышление» интерпретируются различно. Иногда мышле­ние понимают широко, включая в это понятие обе его формы: чув­ственное познание и рациональное, логическое мышление, другие ограничивают это понятие дискурсивным (логически расчле­ненным) мышлением. При этом проявляется тенденция разграни­чивать чувственное и логическое на основании предполагаемого участия или неучастия языка в познавательном процессе. Такой взгляд часто основывается на прямолинейном противо< 379> поставлении первой и второй сигнальных систем отражения дей­ствительности. Общепризнано, что обе системы тесно взаимосвя­заны, что основные законы, установленные в работе первой сиг­нальной системы, управляют также и второй. «Высшая форма мышления неразрывно связана с элементарной: она возникает на ее основе, функционирует в неразрывной связи с ней и реали­зуется в конечном счете через нее» [67, 113]. Однако иногда игно­рируется другая сторона вопроса, а именно, что наличие второй сигнальной системы и общественная практика существенно моди­фицируют и чувственную форму познания у человека. «Главное состоит в том, что с переходом к человеку мозг начинает работать иначе, чем на предшествующих этапах биологической эволюции. У человека возникает новый тип поведения и соответственно фор­мируются новые уровни организации физиологической деятель­ности мозга» [46, 50]. Одной из важнейших проблем и является выяснение механизма взаимодействия чувственной и логической форм познания и роли языка в них.

В настоящее время как будто можно считать доказанным, что «ощущение и восприятие как чувственные формы познания на уровне человека представляют собой копии действительности, выраженные в знаковых моделях, вербализованные, оречевленные формы отражения, познания, поскольку уже они имеют по­нятийную форму различной степени обобщенности» [67, 113—114]. (Наряду с этим существуют и такие элементарные ощущения и вос­приятия, которые остаются неосознанными, следовательно, не вы­раженными в знаковых моделях.)

Вопрос о том, всегда ли вербализуются ощущения, восприя­тия, представления (иначе говоря, образуются ли они при помощи языка) и как это происходит, изучается в психологии и физиоло­гии мышления, поскольку все эти формы познания — наиболее не­посредственные проявления психической деятельности человека.

Этот вопрос связан также с изучением таких умственных ме­ханизмов, как отвлечение, абстракция, обобщение, что подтвер­ждается данными экспериментальных исследований механизмов восприятия и представления, проведенных как отечественными, так и зарубежными учеными (работы С. Л. Рубинштейна, А. Н. Леонтьева, А. Р. Лурия, Э. А. Асратяна и др.). Сошлемся также на статью М. М. Кольцовой [35], в которой подводятся итоги изуче­ния явлений обобщения и абстракции в физиологическом аспекте и устанавливаются механизмы постепенного развития обобщения у ребенка от его низших элементарных форм до образования по­нятий, причем прослеживается изменение функции речевых ха­рактеристик.

Экспериментально установлено, что определенные формы обобщения имеются уже на уровне первой сигнальной системы и что основой его является тот же механизм, который действует и на высшем функциональном уровне, а именно — сведение комп< 380> лекса раздражителей в один, т. е. процесс сокращения сигнала. «Сначала формируются сложные комплексы раздражений, каждый элемент которых несет определенную сигнальную функцию. За­тем постепенно эта функция переносится на слово, таким образом обобщение представляет собой постепенный процесс, происходя­щий на всех уровнях деятельности больших полушарий» [35, 310]. Интересны в этом смысле также результаты исследования воспри­ятий пространства и времени и их названий в различных языках, которые дают основание сделать вывод, «что в языке они упоря­дочиваются не по образцу логической системы понятий, а примени­тельно к внутренним закономерностям чувственного познания человека, который находится не в созерцательном, но в активном отношении к миру» [93, 55].

В логико-гносеологическом аспекте вопрос об обобщении тес­но связан с процессом образования понятий. Проблема понятия вряд ли может считаться окончательно разработанной и, может быть, наиболее слабой ее стороной все еще остается вопрос о связи понятия со словом. Собственно говоря, самое разграничение чувственной и логической форм мышления на основе участия язы­ка упирается в вопрос о соотношении слова и понятия. Если счи­тать, как это принято в традиционной формальной логике, что слово обязательно выражает понятие и только понятие, а в каче­стве понятия рассматривать всякое обобщенное отражение дей­ствительности, то нужно или отрицать наличие обобщения в чув­ственных формах, или признать, что не каждое обобщение есть уже отработанное понятие (подробно см. в гл. «Знаковая природа языка», раздел «Понятие языкового знака»).

Очень интересны в этом плане соображения И. М. Сеченова, который определял представление как элементарное, научно не­отработанное понятие, как «умственную форму», являющуюся ре­зультатом и умственного и физического анализа предметов и их отношений друг к другу и к человеку [74].

Все эти проблемы возникают прежде всего в связи со специ­фикой чувственного и логического мышления в генетическом ас­пекте, когда обсуждается процесс развития обобщения и участие в нем слова в плане филогенеза (становления слов-понятий в язы­ке) или онтогенеза.

Но этот вопрос является достаточно сложным и в психологи­ческом аспекте. Действительно, какую роль играет язык в сов­местном функционировании чувственного и рационального компо­нентов мышления? Можно ли представить себе такое положение, что только отработанные понятия находят в этом случае выраже­ние в слове, а, скажем, восприятие цвета, звука, тех или других признаков некоего предмета, который нужно узнать (опознать, идентифицировать) происходят без участия языка? Вряд ли воз­можно допустить такое дифференцированное использование язы­ка в мышлении современного человека, уже владеющего языком.< 381> Речь может идти, по-видимому, о разной степени и форме словес­ного оформления отдельных компонентов мысли, а не о полном исключении роли языка в чувственных восприятиях. С. Л. Рубинштейн пишет по этому поводу: «Наглядные элементы включают­ся в мыслительный процесс в виде более или менее генерализованного содержания восприятия, в виде обобщенных образных пред­ставлений и в виде схем, которые как бы антиципируют и предвосхищают словесно еще не развернутую систему мыслей. Чув­ственное содержание включается в мыслительный процесс и как обусловливающее его ход и как обусловленное им». «Образы, ко­торыми оперирует человек, это «означенные», как бы речевые об­разы. Поэтому образы могут функционировать в мышлении наря­ду с речью, со словом и выполнять в нем функцию, аналогичную той, которую выполняют эти последние» [71, 61, 113].

Для исследования процесса мышления с точки зрения взаимо­действия в нем чувственного и логического компонентов и ме­ханизмов вербализации особый интерес представляют работы Н. И. Жинкина, в которых ставится задача исследования стыка между языком и речью, выяснения, в какой форме зарождается у человека мысль и как она реализуется в речи [23; 24]. Н. И. Жинкин экспериментально доказывает сложность, двухзвенность ме­ханизмов человеческого мышления, наличие кодовых переходов во внутренней речи (предметно-изобразительный и речедвигательный код), наглядно показывает, что мысль может связываться непосредственно с образом предмета, а не с звуковым образом и только в экспрессивной речи переводится с языка изображений на язык звуков.

В этой связи отметим еще один момент. В последнее время боль­шое внимание уделяется особой форме научного мышления (поз­нания), в которой своеобразно сочетаются и взаимодействуют чув­ственные (наглядные) и абстрактные компоненты. Речь идет о так называемых образных (идеальных, «иконических») моделях. Под образной моделью понимают «специфическую форму мышления, синтезирующую в единую систему чувственный образ, созданный с заранее определенной исследовательской целью, и научную аб­стракцию». В этом синтезе чувственное выступает в своей, так ска­зать, высшей форме, ибо такие модели являются «способом нагляд­ного отображения объектов, недоступных чувственному восприя­тию» [75, 53].

Можно предположить, что участие языковых средств в таких моделях имеет свои специфические закономерности, как и в эв­ристическом мышлении в целом.

Итак, мышление не может рассматриваться как нечто одно­родное, одноплановое. Оно включает различные компоненты, ко­торые в разной степени и форме связаны с языком. Многокомпонентность мышления предполагает таким образом и расчлененный подход к проблеме его взаимосвязи с языком.< 382>

Сложность взаимосвязи мышления и языка обусловлена также сложностью я спецификой самого языка. Одним из решающих мо­ментов представляется многофункциональность языка. Для рас­сматриваемой проблемы особенно важно разграничивать две его главнейшие функции: познавательную, как орудия, инструмента мышления, и коммуникативную, как средства общения.

Необходимость выделения функций языка, как будто, призна­ется большинством лингвистов7. Помимо познавательной и комму­никативной некоторые исследователи считают необходимым выделять также другие функции, в частности, экспрессивную (вы­ражение личного субъективного отношения, чувств и эмоций), функ­цию убеждения. В последнее время эти две функции часто объеди­няют под названием «прагматической функции»8. Что же касается выделяемой некоторыми авторами номинативной (или сигни­фикативной) функции, то она с полным правом может быть отне­сена к познавательной функции языка как один из ее частных слу­чаев.

Разграничения познавательной и коммуникативной функций языка особенно важно при обсуждении вопроса о связи языка и мышления в различных аспектах, так как недифференцирован­ный подход часто приводит к неправильной интерпретации этой связи.

Отметим также, что нередко наблюдается тенденция к пере­оценке одной функции за счет другой. Наиболее ярким примером может служить «новое учение о языке», в котором явно проявля­лась переоценка познавательной функции языка и пренебрежение его коммуникативной функцией.

Но есть еще одна сторона.вопроса о функциях языка. Иногда в той или иной степени проявляется тенденция разграничивать познавательную и коммуникативную функции по линии язык — речь: язык связывают с мышлением, сводя таким образом позна­вательную функцию к системе закрепленных в языке знаний, речь связывают с коммуникацией, усматривая по сути только в речи проявление функции общения9.< 383>

Нам представляется, что между функциями языка и различе­нием языка и речи существует более сложное соотношение. Можно признать, что основной функцией речи является коммуни­кативная, а основной функцией языка познавательная, если считать основным то, что выступает на передний план и наиболее часто служит ведущим моментом. Однако из этого не следует, что в речи не реализуется познавательная функция, а в языке — коммуникативная, если рассматривать язык как систему неких стабильных элементов, в которых закреплено (зафиксировано) некое познавательное содержание, а речь как использование этих элементов индивидом в речемыслительном процессе сообразно с задачами, которые перед ним стоят, и условиями, в которых эти задачи возникают10.

Другими словами, в речи на первый план выступает в большин­стве случаев коммуникативная функция языка, обусловленная коммуникативным намерением говорящего. Познавательная функ­ция может служить при этом фоном (субстратом), если сообщаются некие «готовые» знания, или выступать в качестве равноправной, даже ведущей, например, в ситуации, когда познавательный и коммуникативный акты сливаются во времени. Это можно показать на самом простом примере: Вы несете что-либо в руке, уже зная, что это. На вопрос собеседника: Что это? вы отвечаете, скажем: Это жук. Если же, идя по дорожке сада, вы видите нечто ползущее и в результате опознания признаков этого «нечто» идентифицируете его Это жук, то, очевидно, на первый план здесь выступает познавательная функция языка, которая может сопро­вождаться определенным коммуникативным намерением при на­личии собеседника, или же проявляться в виде внутренней речи (в том числе в свойственной ей чисто предикативной форме Жук! ).< 384>

В системе элементов, составляющих язык, закреплены (зафик­сированы) как значения, связанные с отражением объективной дей­ствительности, так и значения, непосредственно связанные с пот­ребностями коммуникации. При этом важно подчеркнуть, что со­ответствующие языковые образования существуют в языке в ка­честве полноправных структурных элементов и характеризуются всеми теми видами связей (отношений), которые характерны вообще для языковой (парадигматической) системы. Ограничимся здесь одним примером (подробное рассмотрение языковых значений в этом плане и основные примеры даются ниже).

В каждом языке существуют три вида предложений по цели высказывания (или «по коммуникативной установке»): сообщение (повествование), вопрос и побуждение. В парадигматическом пла­не между ними существует связь оппозиции: Петр сейчас дома противоположно Петр сейчас дома? и Пусть Петр будет дома. Основание этой оппозиции имеет коммуникативный характер, оно обусловлено намерением говорящего: в первом случае сообщить нечто, во втором — желанием получить некую информацию для подтверждения своего предположения или уточнения неполного знания; в третьем — желанием побудить к действию. Далее, по­мимо отношения оппозиции, которое, по-видимому, нужно приз­нать основным отношением между языковыми единицами, между этими структурными единицами существуют также отношения омо­нимии и синонимии: форма вопроса может быть употреблена в зна­чении сообщения (риторический вопрос), т. е. возможна нейтрали­зация, приводящая тем самым к возникновению синонимии выра­жения сообщения (ср. Возможно ли это? в значении 'Это не­возможно').

Рассмотрев вопрос о многокомпонентности мышления и много­функциональности языка, можно прийти к следующему выводу. В плане взаимосвязи языка и мышления — а может быть, и не толь­ко в этом плане — необходимо разграничивать два вида мышления: 1) познавательное мышление, т. е. отражение, осознание, осмыс­ление вещей и явлений; 2) коммуникативное мышление, которое можно рассматривать как переработку уже познанного, извест­ного для себя в информацию для других, иначе говоря как комму­никативное преобразование определенных знаний. В обоих этих видах мышления язык участвует в известной степени различным способом и разными своими сторонами. В познавательном мышле­нии система уже сложившегося языка, которым владеет субъект, выступает в первую очередь как базис и как орудие, при помощи которого и на основе использования средств которого происходит осознание объекта познания путем анализа, абстрагирования, обоб­щения. Это формирование — осуществление мысли в слове. Здесь в психологическом аспекте основным процессом является, по-ви­димому, переход от чувственных элементов познания к понятию.< 385>

⇐ Предыдущая26272829303132333435Следующая ⇒

Поделиться:

Популярное:

1. I. ПРОБЛЕМЫ РАЗВИТИЯ И ТИПОЛОГИЯ ДЕТЕЙ С НАРУШЕНИЯМИ СЛУХА
2. I. Прочитайте исторические документы №1–4 и охарактеризуйте взгляды Петра I на некоторые государственные проблемы.
3. IV.1.2.3. Оценка достоверности коэффициентов взаимосвязи
4. XX. РАЗВИТИЕ МЫШЛЕНИЯ У ГЛУХИХ ДЕТЕЙ
5. Актуальные проблемы русской морфонологии
6. Актуальные проблемы современной логопедии
7. Анализ изучаемой проблемы в организации
8. Антропосоциогенез: проблемы и этапы.
9. Архитектура XX века. Основные проблемы
10. Блок 3. Исследование невербального и вербально-логического мышления
11. В третьей главе рассматриваются предложения по совершенствованию данной проблемы с расчетом социально-экономической эффективности предлагаемых мероприятий.
12. Вера и разум: основные проблемы.