Зачем обращаться к дикой природе?

У травмы — физиологические причины.

Так же ясно, как пульсацию крови у себя в ушах, мы слышим отголоски полуночного крика обезьяны, которая смотрит в глаза пантере, и эти глаза — последнее, что она видит в этом мире. Эхо ее крика оставляет неизгладимый след в нашей нервной системе.

— Пол Шепард*

Ключ к исцелению симптомов травмы у человека кроется в его физиологии. Столкнувшись с непреодолимой, на первый взгляд, опасностью, которой нельзя избежать, и животные, и люди проявляют реакцию иммобилизации. Важно понимать, что эта функция нашего организма является непроизвольной. Другими словами, это значит, что физиологические механизмы, которые управляют этой реакцией, находятся в примитивных отделах мозга и нервной системы, отвечающих за инстинкты, и наше сознание не в состоянии их контролировать. Именно поэтому изучение поведения диких животных кажется мне столь важным и необходимым для понимания и исцеления травм, которым подвержены люди.

* Paul Shepard. The Others - How Animals Made Us Human. Island Press. 1966.

Отделы мозга и нервной системы человека, отвечающие за непроизвольные и инстинктивные реакции, практически ничем не отличаются от соответствующих им отделов мозга млекопитающих и даже рептилий. Наш мозг, который часто называют триединым мозгом, включает в себя три важные системы. Эти три части известны как рептилиевый мозг (мозг рептилий) (управляющий инстинктами), млекопитающий (мозг млекопитающих) или лимбический мозг (управляющий эмоциями), и человеческий мозг или неокортекс (управляющий рациональным мышлением). Так как при восприятии ситуации, несущей угрозу для жизни, задействованными оказываются общие для нас и для животных части головного мозга, то мы многое можем узнать, изучая то, как некоторые животные, например, антилопа, избегают состояния травматизации. Развивая эту мысль, я полагаю, что ключ к исцелению травматических симптомов у людей состоит в нашей способности воспроизводить непрерывный процесс адаптации, присущий диким животным, в ходе которого они дрожат и проживают реакцию иммобилизации, а затем снова становятся подвижными и возвращаться к полноценному функционированию.

Но мы, люди, не похожи на животных: когда нам что-то угрожает, мы оказываемся перед нелегким выбором, что же нам делать — бороться или бежать. Эта дилемма отчасти проистекает из той двоякой роли, которую играет наш биологический вид — преследователя и жертвы одновременно. Доисторические люди, конечно же, много охотились, однако каждый день они были вынуждены, сбившись в кучу, прятаться долгими часами в холодных пещерах в страхе оттого, что в любой момент их могут схватить и разорвать на куски.

Шансы выжить для людей возросли, когда они стали собираться многочисленными группами, научились добывать огонь, изобрели различные инструменты, большинство из которых были оружием для охоты и самозащиты. Однако, несмотря на столь значительный прогресс, в нашем мозгу и нервной системе до сих пор остались генетические воспоминания о тех временах, когда человек все еще был легкой добычей для хищников. Не обладая быстротой антилопы и не имея смертоносных клыков и когтей гепарда, подкрадывающегося к добыче, наш человеческий мозг зачастую подвергает сомнению наличие у нас способности к сохранению жизни. Вот эта неопределенность и делает нас особенно уязвимыми для мощного воздействия травмы. Животные, подобные быстрой, стремительной антилопе, знают о том, что они — добыча, и о том, какими ресурсами для выживания они располагают. Они инстинктивно понимают, что нужно сделать в момент опасности, и делают это без промедления. Так же и гепард знает о том, что его быстрый, летящий бег со скоростью 110 километров в час, и его смертоносные клыки и когти безо всякого сомнения делают его хищником.

Для человеческого существа эта граница не так ясно очерчена. Когда мы сталкиваемся с обстоятельствами, несущими угрозу для нашей жизни, наш рациональный мозг может придти в замешательство и подавить наши инстинктивные импульсы. И хотя у этого действия могут быть свои основания, замешательство, неизбежно сопутствующее ему, создает благоприятную почву для состояния, которое я называю «Комплексом Медузы» — трагедии под названием травма.

Так же, как и в древнегреческом мифе о Медузе, смятение, которое может охватить нас, когда мы смотрим в глаза самой смерти, способно превратить нас в камень. Мы в буквальном смысле можем окаменеть, охваченные страхом, что приведет к образованию травматических симптомов.

В современной жизни травма встречается на каждом шагу, наш мир буквально наполнен ею. Не только солдаты и жертвы нападения или насилия, но и большинство из нас были когда-то подвержены травматическому воздействию. Как источники травмы, так и их последствия, могут быть крайне разнообразными и часто скрытыми от нашего осознавания. К ним относятся стихийные бедствия (например, землетрясения, ураганы, наводнения и пожары), жестокое обращение, несчастные случаи, падение, серьезная болезнь, внезапная потеря близкого человека, хирургическое вмешательство или другие необходимые медицинские и стоматологические процедуры, трудные роды и даже сильный стресс в период беременности и так далее

К счастью, мы обладаем инстинктами и способностью чувствовать, реагировать и размышлять; у нас есть прирожденный потенциал исцелять себя даже от самых разрушительных повреждений, полученных при травме. Я также убежден в том, что мы, как мировое человеческое сообщество, сможем начать исцеляться от последствий крупномасштабных социальных травм, таких, как войны или стихийные бедствия.

Все дело — в энергии

Травматические симптомы вызваны отнюдь не самим «пусковым» событием. Они являются результатом «замораживания» остаточной энергии, для которой не нашлось выхода и разрядки. Эти остатки энергии оказываются заблокированными в нервной системе, и могут нанести существенный вред нашему телу и духу. Когда мы оказываемся не в состоянии завершить полный процесс «иммобилизации» — входа в это состояние «замороженности», пребывания в нем и успешного выхода, — у нас начинают развиваться долгосрочные, тревожные, подтачивающие наше здоровье и зачастую странные симптомы ПТСР. Тем не менее, у нас есть возможность «оттаять», если мы будем активировать и поддерживать наше природное побуждение вернуться в состояние динамического равновесия.

Но давайте вернемся к погоне. Когда наша молодая антилопа убегает от преследующего ее гепарда, в ее нервной истеме мобилизуется энергия, рассчитанная на движение со скоростью 110 километров в час. В тот момент, когда гепард наносит свой последний удар, антилопа падает замертво. Со стороны она выглядит совершенно неподвижной, кажется, что она мертва, но внутри, в ее нервной системе все еще продолжает накапливаться сильный заряд энергии с той же скоростью — 110 километров в час. И хотя антилопа остается без движения, в ее теле происходит то же, что может произойти с вашим автомобилем, если вы одновременно до отказа нажмете на педаль газа и педаль тормоза. Разница между внутренней гонкой нервной системы (двигателем) и внешней неподвижностью тела (тормозом) создает бурное волнение внутри тела, подобное настоящей торнадо.

Эта буря энергии и является той исходной точкой, которая дает начало формированию симптомов травматического стресса. Чтобы лучше понять, какой силой обладает эта энергия, представьте себе, что вы занимаетесь любовью со своим партнером или партнершей и находитесь уже на грани оргазма, но вдруг какая-то внешняя сила внезапно прерывает ваше занятие. А теперь увеличьте это ощущение насильственного воздержания в сто раз, и вы получите примерное представление о том количестве энергии, которая накапливается у нас внутри в момент столкновения с реальной угрозой жизни.

В подобный момент человек (или антилопа) должны разрядить всю эту энергию, мобилизованную, чтобы преодолеть грозящую им опасность, иначе они станут жертвами травмы. Остаточная энергия не уходит из нас сама. Она остается в нашем теле, и часто форсирует развитие огромного количества разнообразных симптомов, таких, как беспокойство, депрессия, психосоматические и поведенческие проблемы. С помощью этих симптомов организм пытается удержать в себе (контейнировать) остаточную, не разрядившуюся энергию, или хотя бы ограничить ее действие.

Животные в дикой природе инстинктивно разряжают всю свою «сжатую» энергию, и поэтому неблагоприятные симптомы развиваются у них крайне редко. Но мы, люди, не настолько опытны в этом, и когда нам не удается высвободить эти могущественные силы, мы становимся жертвами травмы. Пытаясь, зачастую и неудачно, разрядить эту энергию, мы нередко совершенно «зацикливаемся» на этих попытках. Подобно мотыльку, летящему на пламя, мы можем неосознанно снова и снова пытаться создать ситуации, в которых существует возможность освободиться из плена травмы, но большинство из нас терпит неудачу из-за отсутствия необходимых средств и ресурсов. Это приводит к печальным последствиям: страх и беспокойство переполняют нас, и мы теряем согласие с самими собой и не можем больше чувствовать себя как дома в этом мире.

Многим ветеранам войны и жертвам насилия эта картина слишком хорошо знакома. Целые месяцы, и даже годы, они могут рассказывать о перенесенных страданиях, переживая все это вновь и вновь. Но, испытывая тот же гнев, страх и боль, они не могут пройти через элементарную «реакцию иммобилизации», чтобы разрядить свою остаточную энергию. Вместо этого они чаще всего застревают в запутанных лабиринтах травмы, а их душевные страдания продолжают их терзать.

К счастью, та же самая колоссальная энергия, которая порождает травматические симптомы, если ее правильно мобилизовать и заставить действовать в нужном направлении, может трансформировать травму и привести нас к новым высотам исцеления, мастерства и даже мудрости. Исцеленная травма — это чудесный дар, возвращающий нас в реальный мир взлетов и падений, гармонии, любви и сострадания. Последние двадцать пять лет я работал с людьми, пострадавшими от всевозможных травм, какие только известны человечеству. И я верю, что у нас, людей, есть прирожденная способность исцелять от разрушительного воздействия травмы не только самих себя, но и весь наш мир.

Тайна травмы

Что такое травма?

Недавно я рассказывал одному бизнесмену о том, чем я занимаюсь. Слушая меня, он воскликнул: «Так, может быть, именно травма стала причиной того, что моя дочь кричит во сне? Я водил ее на прием к психологу, но он сказал мне, что это «просто ночные кошмары». Но я знал, что это не просто ночные кошмары». И он был прав. Его дочь была сильно напугана одной из обычных медицинских процедур, когда находилась в больнице. И даже много недель спустя она продолжала плакать и кричать во сне, и ее тело оставалось при этом почти без движения. Встревоженные родители никак не могли разбудить свою дочь. Вероятнее всего, ее состояние было обусловлено травматической реакцией на то, что она испытала, оставаясь в больнице.

Есть много людей, которые, подобно этому бизнесмену, испытывали в своей жизни какие-то необъяснимые явления или наблюдали нечто подобное у своих близких. И хотя не все эти необъяснимые явления являются признаками травмы, многие из них можно отнести к ее симптомам. Люди «помогающих» профессий чаще всего склонны рассматривать травму с точки зрения того события, которое ее вызвало, вместо того, чтобы рассматривать травму как таковую. И поскольку мы не можем дать точного определения травмы, то и распознать ее бывает также нелегко.

Согласно официальному определению, используемому психологами и психиатрами при постановке диагноза, травма понимается как состояние, обусловленное стрессовым событием, «которое выходит за рамки обычного человеческого опыта, и которое могло бы явно причинить страдание почти любому человеку».* Это определение включает в себя переживания следующих особых ситуаций: «серьезной угрозы для жизни или физической целостности человека; серьезной угрозы или вреда, нанесенного детям, супругам, а также другим родственникам или друзьям; внезапного разрушения дома или уничтожения сообщества; возможности видеть другого человека, которого калечат или убивают, или который был недавно покалечен или убит в результате несчастном случае или физического насилия».

Данное описание может пригодиться в качестве некой отправной точки, однако, оно недостаточно ясно и может вводить в заблуждение. Кто может сказать, что «выходит за рамки обычного человеческого опыта», или что « явно причиняет страдание почти любому человеку»? События, перечисленные в этом определении, помогают квалифицировать травму, но существует также множество других событий, которые попадают в эту безрадостную область и являются потенциально травмирующими. Несчастные случаи, падения, заболевания и хирургические операции, которые наше тело бессознательно воспринимает как угрожающие, часто не рассматриваются сознательно как выходящие за рамки обыденного человеческого опыта. Однако эти события во многих случаях оказываются травмирующими. Вдобавок к этому, во многих сообществах довольно часто происходят перестрелки, изнасилования и тому подобные трагедии. И хотя они могут рассматриваться в рамках обыденного жизненного опыта, тем не менее, изнасилования и перестрелки всегда будут приводить к травме.

* Diagnostic Statistic Manual - DSM III, Revised Edition, 1993 г.

Исцеление травмы зависит от умения распознавать ее симптомы. Из-за того, что большинство травматических симптомов являются в значительно степени результатом примитивных (первичных) реакций, определить их бывает часто довольно трудно. Людям не нужно знать точного определения травмы; нам необходимо ощутить на собственном опыте, как она переживается. Одна из моих клиенток описала следующее переживание:

«Я играла в мяч со своим пятилетним сынишкой в парке, как вдруг он сделал бросок, и мяч улетел далеко в сторону. Я пошла, чтобы его достать, а в этот момент сын увидел другой мяч и побежал за ним прямо на проезжую часть, где было оживленное движение. Наклоняясь за мячом, в который мы играли, я вдруг услышала отчаянный скрип тормозов. Я тут же поняла, что Джо попал под машину. Мне показалось, что сердце мое провалилось куда-то глубоко вниз. Кровь застыла у меня в жилах, а потом как будто бы разом стекла вниз, к самым ногам. Побледнев, как привидение, я побежала в сторону столпившихся на улице людей. Мои ноги казались свинцовыми, я еле могла передвигать ими. Джо нигде не было видно, но уверенность в том, что этот несчастный случай произошел именно с ним, зас-тавила сердце сжаться у меня в груди. А потом оно будто расширилось, наполняя меня ужасом. Я пробралась сквозь толпу и в отчаянии упала на неподвижное тело моего сына. Машина протащила его несколько метров, прежде, чем смогла остановиться. Все его тело было исцарапано и перепачкано кровью, одежда на нем была разорвана, а сам он лежал совсем неподвижно. Охваченная паническим страхом, чувствуя полную беспомощность, я в безумии пыталась привести его в порядок. Я пробовала вытереть кровь, но лишь размазала ее еще больше. Я старалась соединить вместе куски его разорванной одежды. Я думала про себя: «Нет, этого не может происходить со мной на самом деле. Давай, Джо, дыши! » Как будто мои жизненные силы могли дохнуть в него жизнь, и я в отчаянии продолжала лежать на нем, прижимая свое сердце к его сердцу. Оцепенение начало расползаться по моему телу, когда я почувствовала, как меня уводят с места происшествия. Теперь все мои движения стали чисто механическими. Я уже не была в состоянии что-либо чувствовать».

Люди, испытавшие столь же сильную травму, действительно знают, что это такое, и их реакции на нее являются базовыми и примитивными. У этой несчастной женщины симптомы грубо ясны и непреодолимы как у животных. Однако, у многих из нас симптомы гораздо тоньше. Мы можем научиться идентифицировать травматические переживания, исследуя свои собственные реакции. Это исследование дает ощущение правильности отнесения той или иной реакции к категории травматической. Давайте рассмотрим одно событие, которое явно выходит за рамки обычного жизненного опыта.

Чаучилла, Калифорния

В знойный летний день 1976 года двадцать шесть детей в возрасте от пяти до пятнадцати лет были похищены из школьного автобуса в небольшом калифорнийском городке. Их затолкали в два темных микроавтобуса, отвезли в заброшенную каменоломню и посадили в подземную камеру, продержав их в ней около тридцати часов. В конце концов, детей все же удалось спасти, и их сразу же направили в ближайшую больницу. Там им оказали первую медицинскую помощь, полученные ими раны были обработаны, но затем их сразу вернули домой, не проведя, однако, даже поверхностного психологического обследования. По словам двух больничных врачей, дети были «в порядке». Эти врачи просто не распознали, что с детьми что-то не в порядке, и что необходимо тщательное наблюдение за их состоянием. Спустя несколько дней, одного местного психиатра попросили встретиться с родителями этих детей из города Чаучилла. На встрече он категорически заявил, что психологические проблемы могут возникнуть не более, чем у одного из двадцати шести детей. Утверждая это, он выражал общепринятую в то время точку зрения психиатров.

Примерно через восемь месяцев после этого случая другой психиатр, Ленор Тэрр, начал проводить одно из первых научных исследований поведения детей, переживших травму. Его исследование коснулось также и тех детей. Вместо того, чтобы найти последствия травмы только у одного ребенка из двадцати шести, Тэрр получил совершенно противоположные результаты — практически все они продемонстрировали тяжелые долговременные влияния травмы на их психологическую и социальную деятельность, а также на состояние здоровья. У многих этих детей как раз только начались ночные кошмары. У них появились повторяющиеся ночные кошмары, тенденции к насилию, нарушилась способность нормально действовать в личных и социальных отношениях. Эти последствия настолько подрывали их здоровье, что жизни детей и структуре их семьи уже в ближайшие годы грозило полное разрушение. Однако среди детей был один 14-летний мальчик, который пострадал не так сильно, как все остальные. Его звали Боб Баркли. Вот краткое описание того, что произошло с ним во время того травматического события.

Дети были «заключены в яму» (в трейлер, погребенный под тоннами грязи и камней в заброшенной каменоломне), и просидели там почти целый день, пока один из них случайно ни оперся о деревянный столб, поддерживающий крышу. Тогда эта импровизированная подпорка рухнула, и потолок начал оседать прямо на них. К тому времени большинство детей уже переживало сильный шок — пребывая в состоянии оцепенения и полной апатии, они практически не способны были двигаться. Те из них, кто осознал серьезность происходящего, начали кричать. Эти дети понимали, что если они не выберутся оттуда в ближайшее время, то всех их ждет неминуемая смерть. Именно в этот критический момент Боб Баркли призвал на помощь еще одного мальчика, и вместе они начали рыть ход наверх. Под руководством Боба другие мальчики смогли выкопать в грязи небольшой тоннель, идущий сквозь потолок наверх, в каменоломню.

Все это время Боб оставался активным и деятельным, будучи в состоянии активно реагировать на кризисную ситуацию. И хотя другие дети спаслись вместе с ним, многие из них оказались гораздо более испуганными, выбравшись из подземелья. Если бы никто не призывал их с настойчивостью спастись из ямы, они так и остались бы под землей — в полной беспомощности. Двигаясь, как зомби, они нуждались в помощнике, который вывел бы их на свободу. Пассивность такого рода похожа на поведение, о котором сообщают военные подразделения, специализирующиеся на освобождении заложников. Оно носит название «Стокгольмского синдрома». Довольно часто заложники сохраняют полную неподвижность до тех пор, пока ни услышат повторных приказаний.

Тайна травмы

Выведя других детей на свободу, Боб Баркли успешно ответил на исключительный, чрезвычайный вызов. В тот день он, без сомнения, был героем Чаучиллы. Однако, более существенным для всей его последующей жизни, а также — для тех, кто занимается исследованием травмы, было то, что он оказался избавленным от тех болезненных последствий травмы, которые поразили остальных двадцать пять детей. Ему удалось сохранить способность к действию и успешно пройти через реакцию иммобилизации, в то время как та же самая реакция совершенно подавила и вывела из строя остальных. Некоторые были так сильно напуганы, что страх продолжал подавлять и сковывать их еще долгое время после того, как миновала реальная опасность.

Люди, пережившие травму, испытывают примерно то же самое. Они оказываются не в состоянии преодолеть тревогу, вызванную происходящим. Совершенно ошеломленные случившимся, они продолжают испытывать ужас и ощущение полного поражения. Плененные собственным страхом, они уже не способны вернуться к нормальной жизни. В то же время, есть и другие люди, пережившие практически те же события, но не испытавшие вообще никаких долговременных симптомов. Травма воздействует на нас таинственным образом. И это — одна из ее особенностей. Не зависимо от того, насколько пугающим является само событие, не всякий, переживший его, будет травмирован. Почему некоторые люди, такие, как Боб Баркли, успешно справляются с подобными ситуациями, в то время как другие, казалось бы, не менее умные или способные, становятся совершенно больными? И, что еще важнее, каковы будут последствия для тех, кто и раньше уже испытал на себе подрывающие силы воздействия прошлых травм?

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒