Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


О ПРИЧИННОСТИ И НЕОБХОДИМОСТИ В ПРИРОДЕ



Вопрос о причинности имеет особенно важное значение для определения философ­ской линии того или другого новейшего «изма», и мы должны поэтому остановиться на этом вопросе несколько подробнее.

Начнем с изложения материалистической теории познания по данному пункту. Взгляды Л. Фейербаха изложены им особенно ясно в вышеупомянутом возражении Р. Гайму.

«Природа и человеческий разум, — говорит Гайм, — совершенно расходятся у него (Фейербаха), и между ними вырывается целая пропасть, непереходимая ни с той, ни с другой стороны. Гайм основывает этот упрек на § 48 моей «Сущности религии», где говорится, что «природа может быть понята только через самое природу, что необхо­димость ее не есть человеческая или логическая, метафизическая или математическая, что природа одна только является таким существом, к которому нельзя прилагать ника­кой человеческой мерки,


158__________________________ В. И. ЛЕНИН

хотя мы и сравниваем ее явления с аналогичными человеческими явлениями, применя­ем к ней, чтобы сделать ее понятной для нас, человеческие выражения и понятия, на­пример: порядок, цель, закон, вынуждены применять к ней такие выражения по сути нашего языка». Что это значит? Хочу ли я этим сказать: в природе нет никакого поряд­ка, так что, например, за осенью может следовать лето, за весной — зима, за зимой — осень? Нет цели, так что, например, между легкими и воздухом, между светом и гла­зом, между звуком и ухом нет никакой согласованности? Нет порядка, так что, напри­мер, земля двигается то по эллипсу, то по кругу, обращается вокруг солнца то в год, то в четверть часа? Какая бессмыслица! Что же хотел я сказать в этом отрывке? Ничего больше, как произвести различие между тем, что принадлежит природе, и тем, что при­надлежит человеку; в этом отрывке не говорится, чтобы словам и представлениям о по­рядке, цели, законе не соответствовало ничего действительного в природе, в нем отри­цается только тождество мысли и бытия, отрицается, чтобы порядок и т. д. существова­ли в природе именно так, как в голове или в чувстве человека. Порядок, цель, закон суть не более, как слова, которыми человек переводит дела природы на свой язык, что­бы понять их; эти слова не лишены смысла, не лишены объективного содержания (nicht sinn- d. h. gegenstandlose Worte); но тем не менее необходимо отличать оригинал от пе­ревода. Порядок, цель, закон выражают в человеческом смысле нечто произвольное.

Теизм прямо заключает от случайности порядка, целесообразности и закономерно­сти природы к их произвольному происхождению, к бытию существа, отличного от природы и вносящего порядок, целесообразность и закономерность в природу, самое по себе (an sich) хаотичную (dissolute), чуждую всякой определенности. Разум теистов... есть разум, находящийся в противоречии с природой, абсолютно лишенный понимания сущности природы. Разум теистов разрывает природу на два существа, — одно матери­альное,


_________ ТЕОРИЯ ПОЗН. ДИАЛЕКТ. МАТЕРИАЛИЗМА И ЭМПИРИОКРИТИЦИЗМА_________ 159

другое формальное или духовное» (Werke, VII. Band, 1903, S. 518—520*).

Итак, Фейербах признает объективную закономерность в природе, объективную причинность, отражаемую лишь приблизительно верно человеческими представления­ми о порядке, законе и проч. Признание объективной закономерности природы нахо­дится у Фейербаха в неразрывной связи с признанием объективной реальности внешне­го мира, предметов, тел, вещей, отражаемых нашим сознанием. Взгляды Фейербаха — последовательно материалистические. И всякие иные взгляды, вернее, иную философ­скую линию в вопросе о причинности, отрицание объективной закономерности, при­чинности, необходимости в природе, Фейербах справедливо относит к направлению фидеизма. Ибо ясно, в самом деле, что субъективистская линия в вопросе о причинно­сти, выведение порядка и необходимости природы не из внешнего объективного мира, а из сознания, из разума, из логики и т. п. не только отрывает человеческий разум от природы, не только противопоставляет первый второй, но делает природу частью ра­зума, вместо того, чтобы разум считать частичкой природы. Субъективистская линия в вопросе о причинности есть философский идеализм (к разновидностям которого отно­сятся теории причинности и Юма и Канта), т. е. более или менее ослабленный, разжи­женный фидеизм. Признание объективной закономерности природы и приблизительно верного отражения этой закономерности в голове человека есть материализм.

Что касается Энгельса, то ему не приходилось, если я не ошибаюсь, специально по вопросу о причинности противопоставлять свою материалистическую точку зрения иным направлениям. В этом для него не было надобности, раз он по более коренному вопросу об объективной реальности внешнего мира вообще отмежевал себя вполне оп­ределенно от всех агностиков. Но кто сколько-нибудь внимательно читал его философ­ские сочинения, тому должно быть ясно, что Энгельс не допускал и тени

* — Сочинения, т. VII, 1903, стр. 518—520. Ред.


160__________________________ В. И. ЛЕНИН

сомнения насчет существования объективной закономерности, причинности, необхо­димости природы. Ограничимся немногими примерами. В первом же параграфе «Анти-Дюринга» Энгельс говорит: «Чтобы познавать отдельные стороны» (или частности об­щей картины мировых явлений), «мы вынуждены вырывать их из их естественной (natü rlich) или исторической связи и исследовать каждую в отдельности по ее свойст­вам, по ее особым причинам и следствиям» (5—6). Что эта естественная связь, связь явлений природы существует объективно, это очевидно. Энгельс подчеркивает особен­но диалектический взгляд на причину и следствие: «Причина и следствие суть пред­ставления, которые имеют значение, как таковые, только в применении к данному от­дельному случаю; но как только мы будем рассматривать этот отдельный случай в его общей связи со всем мировым целым, эти представления сходятся и переплетаются в представлении универсального взаимодействия, в котором причины и следствия посто­янно меняются местами; то, что здесь или теперь является причиной, становится там или тогда следствием и наоборот» (8). Следовательно, человеческое понятие причины и следствия всегда несколько упрощает объективную связь явлений природы, лишь при­близительно отражая ее, искусственно изолируя те или иные стороны одного единого мирового процесса. Если мы находим, что законы мышления соответствуют законам природы, то это становится вполне понятным, — говорит Энгельс, — если принять во внимание, что мышление и сознание суть «продукты человеческого мозга и человек сам продукт природы». Понятно, что «продукты человеческого мозга, будучи сами в конечном счете продуктами природы, не противоречат остальной природной связи (Naturzusammenhang), а соответствуют ей» (22). Что существует природная, объек­тивная связь явлений мира, в этом нет и сомнения. О «законах природы», о «необходи­мости природы» (Naturnotwendigkeiten) Энгельс говорит постоянно, не считая нужным особо разъяснять общеизвестные положения материализма.


_________ ТЕОРИЯ ПОЗН. ДИАЛЕКТ. МАТЕРИАЛИЗМА И ЭМПИРИОКРИТИЦИЗМА_________ 161

В «Людвиге Фейербахе» мы равным образом читаем, что «общие законы движения внешнего мира и человеческого мышления по сути дела тождественны, а по своему вы­ражению различны лишь постольку, что человеческая голова может применять их соз­нательно, между тем как в природе — до сих пор большей частью и в человеческой ис­тории — они пролагают себе дорогу бессознательно, в форме внешней необходимости, среди бесконечного ряда кажущихся случайностей» (38). И Энгельс обвиняет старую натурфилософию в том, что она заменяла «неизвестные еще ей действительные связи» (явлений природы) «идеальными, фантастическими» (42). Признание объективной закономерности, причинности, необходимости в природе совершенно ясно у Энгельса наряду с подчеркиванием относительного характера наших, т. е. человеческих, прибли­зительных отражений этой закономерности в тех или иных понятиях.

Переходя к И. Дицгену, мы должны прежде всего отметить одно из бесчисленных искажений дела нашими махистами. Один из авторов «Очерков «по» философии мар­ксизма», г. Гельфонд, заявляет нам: «Основные пункты дицгеновского мировоззрения могут быть резюмированы в следующих положениях: «... 9) причинная зависимость, которую мы приписываем вещам, в действительности не содержится в самих вещах» (248). Это сплошной вздор. Г-н Гельфонд, собственные воззрения которого пред­ставляют из себя настоящую окрошку из материализма и агностицизма, безбожно пе­реврал И. Дицгена. Конечно, у И. Дицгена можно найти немало путаницы, неточностей, ошибок, радующих сердца махистов и заставляющих всякого материалиста признать в И. Дицгене философа не вполне последовательного. Но приписывать материалисту И. Дицгену прямое отрицание материалистического взгляда на причинность, на это спо­собны только Гельфонды, только русские махисты.

«Объективное научное познание, — говорит И. Дицген в своем сочинении «Сущ­ность головной работы» (нем. изд. 1903 г.), — ищет причин не в вере, не в спекуляции,


162__________________________ В. И. ЛЕНИН

. *

а в опыте, в индукции, не a priori, a a posteriori. Естествознание ищет причин не вне яв­лений, не позади них, а в них или посредством их» (S. 94—95). «Причины суть продук­ты мыслительной способности. Но они — не чистые продукты ее, они порождены ею в союзе с чувственным материалом. Чувственный материал дает порожденной таким об­разом причине ее объективное существование. Как мы от истины требуем, чтобы она была истиной объективного явления, так мы от причины требуем, чтобы она была дей­ствительна, чтобы она была причиной объективно данного следствия» (S. 98—99). «Причина вещи есть ее связь» (S. 100).

Отсюда видно, что г. Гельфонд выставил утверждение прямо противоположное дей­ствительности. Мировоззрение материализма, излагаемое И. Дицгеном, признает, что «причинная зависимость» содержится «в самих вещах». Для махистской окрошки г. Гельфонду понадобилось спутать материалистическую и идеалистическую линию в во­просе о причинности.

Перейдем к этой второй линии.

У Авенариуса ясное заявление исходных пунктов его философии по этому вопросу находится в первом его сочинении: «Философия, как мышление о мире сообразно принципу наименьшей траты сил». В § 81 читаем: «Не ощущая (не познавая в опыте: erfahren) силы, как чего-то вызывающего движение, мы не ощущаем и необходимости какого бы то ни было движения... Все, что мы ощущаем (erfahren), это — что одно сле­дует за другим». Перед нами юмовская точка зрения в самом чистом виде: ощущение, опыт ничего не говорят нам ни о какой необходимости. Философ, утверждающий (на основании принципа «экономии мысли»), что существует только ощущение, не мог прийти ни к какому иному выводу. «Поскольку, — читаем дальше, — представление о причинности требует силы и необходимости или принуждения, как интегральных со­ставных частей для определения следствия, постольку и оно падает вместе с ними» (§ 82). «Необходимость остается, как

— не до опыта, а после опыта. Ред.


_________ ТЕОРИЯ ПОЗН. ДИАЛЕКТ. МАТЕРИАЛИЗМА И ЭМПИРИОКРИТИЦИЗМА_________ 163

степень вероятности ожидания последствий» (§ 83, тезис).

Это — вполне определенный субъективизм в вопросе о причинности. И, если оста­ваться сколько-нибудь последовательным, то нельзя прийти к иному выводу, не при­знавая объективной реальности, как источника наших ощущений.

Берем Маха. В специальной главе о «причинности и объяснении» («Wä rmelehre», 2. Auflage, 1900, S. 432— 439) читаем: «Юмова критика (понятия причинности) остается в своей силе». Кант и Юм различно решают проблему причинности (с другими фило­софами Мах и не считается! ); к решению Юма «примыкаем мы». «Кроме логической (курсив Маха), какой-нибудь другой необходимости, например, физической, не суще­ствует». Это как раз тот взгляд, с которым так решительно боролся Фейербах. Маху не приходит и в голову отрицать свое родство с Юмом. Только русские махисты могли дойти до того, чтобы утверждать «соединимость» юмовского агностицизма с материа­лизмом Маркса и Энгельса. В «Механике» Маха читаем: «В природе нет ни причины, ни следствия» (S. 474, 3. Auflage, 1897). «Я многократно излагал, что все формы закона причинности вытекают из субъективных стремлений (Trieben); для природы нет необ­ходимости соответствовать им» (495).

Здесь надо отметить, что наши русские махисты с поразительной наивностью под­меняют вопрос о материалистическом или идеалистическом направлении всех рассуж­дений о законе причинности вопросом о той или иной формулировке этого закона. Они поверили немецким профессорам-эмпириокритикам, что если сказать: «функциональ­ное соотношение», то это составит открытие «новейшего позитивизма», избавит от «фетишизма» выражений, вроде «необходимость», «закон» и т. п. Конечно, это чис­тейшие пустяки, и Вундт имел полное право посмеяться над этой переменой слова (S. 383 и 388 цит. статьи в «Philosophische Studien»),

* —Mach, E. «Die Prinzipien der Wä rmelehre», 2. Auflage, 1900, S. 432—439 (Max, Э. «Принципы уче­ния о теплоте», 2 изд., 1900, стр. 432—439). Ред.


164__________________________ В. И. ЛЕНИН

нисколько не меняющей сути дела. Сам Мах говорит о «всех формах» закона причин­ности и в «Познании и заблуждении» (2 изд., S. 278) делает само собой понятную ого­ворку, что понятие функции может выразить точнее «зависимость элементов» лишь то­гда, когда достигнута возможность выразить результаты исследования в измеримых ве­личинах, — а это даже в таких науках, как химия, достигнуто лишь отчасти. Должно быть, с точки зрения наших доверчивых к профессорским открытиям махистов, Фейер­бах (не говоря уже об Энгельсе) не знал того, что понятия порядок, закономерность и т. п. могут быть выражены при известных условиях математически определенным функциональным соотношением!

Действительно важный теоретико-познавательный вопрос, разделяющий философ­ские направления, состоит не в том, какой степени точности достигли наши описания причинных связей и могут ли эти описания быть выражены в точной математической формуле, — а в том, является ли источником нашего познания этих связей объективная закономерность природы, или свойства нашего ума, присущая ему способность позна­вать известные априорные истины и т. п. Вот что бесповоротно отделяет материалистов Фейербаха, Маркса и Энгельса от агностиков (юмистов) Авенариуса и Маха.

В отдельных местах своих сочинений Мах, — которого грех было бы обвинить в по­следовательности, — нередко «забывает» о своем согласии с Юмом и о своей субъек­тивистской теории причинности, рассуждая «просто» как естествоиспытатель, т. е. с стихийно-материалистической точки зрения. Например, в «Механике» мы читаем: «Природа учит нас находить в ее явлениях единообразие» (р. 182 франц. перевода). Ес­ли мы находим единообразие в явлениях природы, то, значит, это единообразие суще­ствует объективно, вне нашего ума? Нет. По тому же вопросу о единообразии природы Мах изрекает такие вещи: «Сила, толкающая нас пополнять в мыслях факты, наблю­денные лишь наполовину, есть сила ассоциации. Она укрепляется от повторения. Она кажется нам тогда силой, не зависящей от нашей воли


_________ ТЕОРИЯ ПОЗН. ДИАЛЕКТ. МАТЕРИАЛИЗМА И ЭМПИРИОКРИТИЦИЗМА_________ 165

и от отдельных фактов, направляющей и мысли, и (курсив Маха) факты, держащей их в соответствии друг с другом, как закон тех и других. Что мы считаем себя способными делать предсказания при помощи такого закона, это доказывает лишь (! ) достаточное единообразие нашей среды, но отнюдь не доказывает необходимости успеха предска­заний» («Wä rmelehre», S. 383).

Выходит, что можно и должно искать какой-то необходимости помимо единообра­зия среды, т. е. природы! Где искать, это — тайна идеалистической философии, боя­щейся признать познавательную способность человека простым отражением природы. В последнем своем сочинении «Познание и заблуждение» Мах даже определяет закон природы, как «ограничение ожидания» (2 изд., S. 450 и след.)! Солипсизм берет-таки свое.

Посмотрим на позицию других писателей того же философского направления. Анг­личанин Карл Пирсон выражается со свойственной ему определенностью: «Законы науки — гораздо больше продукты человеческого ума, чем факты внешнего мира» («The Grammar of Science», 2nd ed., p. 36). «И поэты и материалисты, говорящие о при­роде, как господине (sovereign) над человеком, слишком часто забывают, что порядок и сложность явлений, вызывающие их восхищение, по меньшей мере, настолько же яв­ляются продуктом познавательных способностей человека, как его собственные воспо­минания и мысли» (185). «Широко охватывающий характер закона природы обязан своим существованием изобретательности человеческого ума» (ib. ). «Человек есть творец закона природы», гласит § 4 третьей главы. «Есть гораздо больше смысла в ут­верждении, что человек дает законы природе, чем в обратном утверждении, что приро­да дает законы человеку», — хотя, — с горечью признается почтеннейший профессор, — этот последний (материалистический) взгляд, «к несчастью, слишком распространен в наше время» (р. 87). В IV главе, посвященной вопросу о причинности, § 11 формули­рует тезис Пирсона: «Необходимость

* — ibidem — там же. Ред.


166__________________________ В. И. ЛЕНИН

принадлежит к миру понятий, а не к миру восприятий». Для Пирсона, надо заметить, восприятия или чувственные впечатления «и есть» вне нас существующая действи­тельность. «В том единообразии, с которым повторяются известные ряды восприятий, в той рутине восприятий нет никакой внутренней необходимости; но необходимым усло­вием существования мыслящих существ является наличность рутины восприятий. Не­обходимость заключается, следовательно, в природе мыслящего существа, а не в самих восприятиях; она является продуктом познавательной способности» (р. 139).

Наш махист, с которым полную солидарность выражает неоднократно «сам» Э. Мах, благополучно пришел таким образом к чисто кантианскому идеализму: человек дает законы природе, а не природа человеку! Не в том дело, чтобы повторять за Кантом уче­ние об априорности, — это определяет не идеалистическую линию в философии, а осо­бую формулировку этой линии, — а в том, что разум, мышление, сознание являются здесь первичным, природа — вторичным. Не разум есть частичка природы, один из высших продуктов ее, отражение ее процессов, а природа есть частичка разума, кото­рый само собою растягивается таким образом из обыкновенного, простого, всем знако­мого человеческого разума в «чрезмерный», как говорил И. Дицген, таинственный, бо­жественный разум. Кантианско-махистская формула: «человек дает законы природе» есть формула фидеизма. Если наши махисты делают большие глаза, читая у Энгельса, что основной отличительный признак материализма есть принятие за первичное при­роды, а не духа, — то это показывает только, до какой степени они неспособны отли­чать действительно важные философские направления от профессорской игры в уче­ность и в мудреные словечки.

И. Петцольдт, излагающий и развивающий Авенариуса в своей двухтомной работе, может служить прекрасным образчиком реакционной схоластики махизма. «Еще и по­ныне, — вещает он, — 150 лет спустя после Юма, субстанциальность и причинность пара-


_________ ТЕОРИЯ ПОЗН. ДИАЛЕКТ. МАТЕРИАЛИЗМА И ЭМПИРИОКРИТИЦИЗМА_________ 167

лизуют мужество мышления» («Введение в философию чистого опыта», т. I, стр. 31). Разумеется, всех «мужественнее» солипсисты, которые открыли ощущение без органи­ческой материи, мысль без мозга, природу без объективной закономерности! «И по­следняя, не упомянутая еще нами, формулировка причинности, необходимость или не­обходимость природы имеет в себе нечто неясное и мистическое» — идею «фетишиз­ма», «антропоморфизма» и т. д. (32 и 34). Бедные мистики, Фейербах, Маркс и Энгельс! Все время толковали о необходимости природы, да еще называли при этом сторонни­ков линии Юма теоретическими реакционерами... Петцольдт выше всякого «антропо­морфизма». Он открыл великий «закон однозначности», устраняющий всякую неяс­ность, всякие следы «фетишизма» и пр., и пр., и пр. Пример: параллелограмм сил (S. 35). Его нельзя «доказать», его надо признать, как «факт опыта». Нельзя допустить, что тело двигается, получая одни и те же толчки, различным образом. «Мы не можем до­пустить такой неопределенности и произвола природы; мы должны требовать от нее определенности, закономерности» (35). Так. Так. Мы требуем от природы закономер­ности. Буржуазия требует от своих профессоров реакционности. «Наше мышление тре­бует от природы определенности, и природа всегда подчиняется этому требованию, — мы увидим даже, что в известном смысле она вынуждена подчиняться ему» (36). Поче­му при толчке по линии AB тело движется к С, а не к D, не к F и т. д.?

«Почему природа не выбирает ни одного из бесчисленных других возможных на­правлений? » (37). Потому, что они были бы «многозначны», а великое эмпирио-


168__________________________ В. И. ЛЕНИН

критическое открытие Иосифа Петцольдта требует однозначности.

Подобным несказанным вздором наполняют «эмпириокритики» десятки страниц!

«... Мы неоднократно отмечали, что наше положение почерпает свою силу не из суммы отдельных опытов, что мы, наоборот, требуем от природы его признания (seine Geltung). И в самом деле, еще прежде, чем оно стало законом, оно уже является для нас принципом, с которым мы приступаем к действительности, т. е. постулатом. Оно имеет силу, так сказать, априори, независимо от всякого отдельного опыта. На первый взгляд, философии чистого опыта не пристало проповедовать априорные истины, возвращаясь, таким образом, к самой бесплодной метафизике. Но наше априори только логическое, не психологическое и не метафизическое» (40). Ну, конечно, если назвать априори ло­гическим, то от этого вся реакционность такой идеи исчезает и она восходит на высоту «новейшего позитивизма»!

Однозначной определенности психических явлений, — поучает нас И. Петцольдт далее, — быть не может: роль фантазии, значение великих изобретателей и т. п. созда­ют тут исключения, а закон природы или закон духа не терпит «никаких исключений» (65). Перед нами чистейший метафизик, который понятия не имеет об относительности различия случайного и необходимого.

Мне сошлются, может быть, — продолжает Петцольдт, — на мотивировку событий истории или развития характера в произведениях поэзии? «Если мы внимательно по­смотрим, то увидим отсутствие однозначности. Нет ни одного исторического события и ни одной драмы, в которой бы мы не могли представить себе участников, действую­щими при данных психических условиях иначе» (73). «Однозначность в психической области не только отсутствует, но мы имеем право требовать ее отсутствия от дейст­вительности (курсив Петцольдта). Наше учение возвышается таким образом... в ранг постулата... т. е. необходимого условия


_________ ТЕОРИЯ ПОЗН. ДИАЛЕКТ. МАТЕРИАЛИЗМА И ЭМПИРИОКРИТИЦИЗМА_________ 169

всякого предшествующего опыта, логического априори» (курсив Петцольдта, S. 76).

И с этим «логическим априори» Петцольдт продолжает оперировать в обоих томах своего «Введения» и в вышедшей в 1906 г. книжечке «Картина мира с позитивистской точки зрения». Перед нами — второй пример выдающегося эмпириокритика, незамет­ным образом скатившегося в кантианство и проповедующего самые реакционные уче­ния под чуточку измененным соусом. И это — не случайность, ибо в самой основе сво­ей учение Маха и Авенариуса о причинности есть идеалистическая ложь, какими бы громкими фразами о «позитивизме» ее ни прикрывали. Различие между юмовской и кантовской теорией причинности есть второстепенное различие между агностиками, которые сходятся в основном: в отрицании объективной закономерности природы, осуждая этим себя неизбежно на те или иные идеалистические выводы. Немного более «совестливый» эмпириокритик, чем И. Петцольдт, Рудольф Вилли, стыдящийся своего родства с имманентами, отвергает, например, всю теорию «однозначности» у Пет­цольдта, как не дающую ничего, кроме «логического формализма». Но улучшает ли свою позицию Р. Вилли, отрекаясь от Петцольдта? Нисколько. Ибо он отрекается от кантовского агностицизма исключительно в пользу юмовского агностицизма: «Мы зна­ем уже давно, — пишет он, — со времен Юма, что «необходимость» есть чисто логиче­ская характеристика (Merkmal), не «трансцендентальная», или, как я бы сказал охотнее и как я уже говорил, чисто словесная (sprachlich) характеристика» (R. Willy: «Gegen die Schulweisheit», Mü nch., 1905, S. 91; cf. 173, 175" ).

Агностик называет наше, материалистическое, воззрение на необходимость «транс­цендентальным», ибо

* J. Petzoldt. «Das Weltproblem von positivistischem Standpunkte aus», Lpz., 1906, S. 130 {И. Петцолъдт. «Проблема мира с позитивистской точки зрения», Лейпциг, 1906, стр. 130. Ред.): «И с эмпирической точ­ки зрения может быть логическое априори: причинность есть логическое априори для опытного (erfahrungsmä ß ig, данного в опыте) постоянства нашей среды».

" —Р. Вилли. «Против школьной мудрости», Мюнхен, 1905, стр. 91; ср. стр. 173, 175. Ред.


170__________________________ В. И. ЛЕНИН

с точки зрения той самой кантианской и юмистской «школьной мудрости», которую Вилли не отвергает, а только подчищает, всякое признание объективной реальности, данной нам в опыте, есть незаконный «трансцензус».

На ту же дорожку агностицизма сбивается постоянно из французских писателей раз­бираемого нами философского направления Анри Пуанкаре, крупный физик и мелкий философ, ошибки которого П. Юшкевич объявил, разумеется, последним словом но­вейшего позитивизма, до такой степени «новейшего», что даже понадобился еще новый «изм»: эмпириосимволизм. Для Пуанкаре (о воззрениях которого в целом будет речь в главе о новой физике) законы природы суть символы, условности, которые человек создает ради «удобства». «Единственная настоящая объективная реальность есть внут­ренняя гармония мира», причем объективным Пуанкаре называет общезначимое, при­знаваемое большинством людей или всеми, — т. е. чисто субъективистски уничтожает объективную истину, как все махисты, — и про «гармонию» категорически заявляет на вопрос, находится ли она вне нас: «без сомнения нет». Совершенно очевидно, что но­вые термины нисколько не изменяют старой-престарой философской линии агности­цизма, ибо суть дела «оригинальной» теории Пуанкаре сводится к отрицанию (хотя он далеко не последователен) объективной реальности и объективной закономерности природы. Совершенно естественно поэтому, что в отличие от русских махистов, при­нимающих новые формулировки старых ошибок за новейшие открытия, немецкие кан­тианцы приветствовали подобные взгляды, как переход по существенному философ­скому вопросу на их сторону, на сторону агностицизма. «Французский математик Анри Пуанкаре, — читаем у кантианца Филиппа Франка, — защищает ту точку зрения, что многие наиболее общие положения теоретического естествознания (закон инерции, со­хранения энергии и т. п.),

* Henri Poincaré. «La Valeur de la Science», Paris, 1905, pp. 7, 9 (Анри Пуанкаре. «Ценность науки», Па­риж, 1905, стр. 7, 9. Ред.). Есть русский перевод.


ТЕОРИЯ ПОЗН. ДИАЛЕКТ. МАТЕРИАЛИЗМА И ЭМПИРИОКРИТИЦИЗМА_________ 171

относительно которых зачастую трудно сказать, эмпирического они происхождения или априорного, в действительности не принадлежат ни к тем, ни к другим, будучи чисто условными посылками, зависящими от человеческого усмотрения». «Таким об­разом, — восторгается кантианец, — новейшая натурфилософия возобновляет неожи­данным образом основную мысль критического идеализма, именно, что опыт только наполняет рамку, которую человек приносит с собой на свет...»

Мы привели этот пример, чтобы наглядно показать читателю степень наивности на­ших Юшкевичей и К, берущих какую-нибудь «теорию символизма» за чистую монету новинки, тогда как сколько-нибудь сведущие философы говорят просто и прямо: пере­шел на точку зрения критического идеализма! Ибо суть этой точки зрения не обяза­тельно в повторении формулировок Канта, а в признании основной идеи, общей и Юму и Канту: отрицании объективной закономерности природы и выведении тех или иных «условий опыта», тех или иных принципов, постулатов, посылок из субъекта, из чело­веческого сознания, а не из природы. Прав был Энгельс, когда он говорил, что не в том суть, к какой из многочисленных школ материализма или идеализма примыкает тот или иной философ, а в том, берется ли за первичное природа, внешний мир, движущаяся

sin,

материя, или дух, разум, сознание и т. п.

Вот еще характеристика махизма по данному вопросу в противовес остальным фи­лософским линиям, данная сведущим кантианцем Э. Люкка. По вопросу о причинности «Мах вполне примыкает к Юму». «П. Фолькман выводит необходимость мышления из необходимости процессов природы — точка зрения, признающая факт необходимо­сти в противоположность Маху и в согласии с Кантом, — но он видит источник необ­ходимости,

* «Amalen der Naturphilosophie»61, VI. В., 1907, SS. 443, 447.

" Ε. Lucka. «Das Erkenntnisproblem und Machs «Analyse der Empfindungen»» в «Kantstudien», VIII. Bd., S. 409 (Э. Люкка. «Проблема познания и «Анализ ощущений» Маха» в «Кантианских Исследованиях», т. VIII, стр. 409. Ред.).


172__________________________ В. И. ЛЕНИН

в противоположность Канту, не в мышлении, а в процессах природы» (424).

П. Фолькман — физик, довольно много пишущий по гносеологическим вопросам и склоняющийся, как громадное большинство естествоиспытателей, к материализму, хо­тя непоследовательному, робкому, недоговоренному. Признавать необходимость при­роды и из нее выводить необходимость мышления есть материализм. Выводить необ­ходимость, причинность, закономерность и пр. из мышления есть идеализм. Единст­венная неточность приведенной цитаты — приписыванье Маху полного отрицания вся­кой необходимости. Мы видели уже, что это не так ни по отношению к Маху, ни по от­ношению ко всему эмпириокритическому направлению, которое, отступив решительно от материализма, неизбежно катится к идеализму.

Нам остается сказать несколько слов специально о русских махистах. Они желают быть марксистами, они все «читали» решительное отграничение Энгельсом материа­лизма от направления Юма, они не могли не слышать и от самого Маха и от всякого, сколько-нибудь знакомого с его философией, что Мах и Авенариус идут по линии Юма, — и все они ни звука стараются не проронить о юмизме и материализме в вопро­се о причинности! Путаница у них царит полнейшая. Несколько примеров. Г-н П. Юш­кевич проповедует «новый» эмпириосимволизм. И «ощущения голубого, твердого и пр., эти якобы данные чистого опыта» и «создания якобы чистого разума, как химера или шахматная игра», все это «эмпириосимволы» («Очерки», стр. 179). «Познание эм-пириосимволистично и, развиваясь, оно идет к эмпириосимволам все более высокой степени символизации». «Этими эмпириосимволами являются... так называемые зако­ны природы» (ib.). «Так называемая настоящая реальность, бытие само по себе, это — та инфинитная» (ужасно ученый человек г. Юшкевич! ) «предельная система символов, к которой стремится наше знание» (188). «Поток данного», «лежащий в основе нашего познания», «иррационален», «иллогичен» (187, 194). Энергия «так же мало вещь, суб­станция, как время,


ТЕОРИЯ ПОЗН. ДИАЛЕКТ. МАТЕРИАЛИЗМА И ЭМПИРИОКРИТИЦИЗМА_________ 173

пространство, масса и другие основные понятия естествознания: энергия — это кон-станция, эмпириосимвол, как и другие эмпириосимволы, удовлетворяющие — до поры до времени — основной человеческой потребности внести разум, Логос, в иррацио­нальный поток данного» (209).

В костюме арлекина из кусочков пестрой, крикливой, «новейшей» терминологии пе­ред нами — субъективный идеалист, для которого внешний мир, природа, ее законы, — все это символы нашего познания. Поток данного лишен разумности, порядка, законо­сообразности: наше познание вносит туда разум. Небесные тела — символы человече­ского познания, и земля в том числе. Если естествознание учит, что земля существовала задолго до возможности появления человека и органической материи, то мы ведь пере­делали все это! Порядок движения планет мы вносим, это продукт нашего познания. И, чувствуя, что человеческий разум растягивается такой философией в виновника, в ро­доначальника природы, г. Юшкевич ставит рядом с разумом «Логос», т. е. разум в аб­стракции, не разум, а Разум, не функцию человеческого мозга, а нечто существующее до всякого мозга, нечто божественное. Последнее слово «новейшего позитивизма» есть та старая формула фидеизма, которую разоблачал еще Фейербах.

Возьмем А. Богданова. В 1899 году, когда он был еще наполовину материалистом и только начинал шататься под влиянием очень крупного химика и очень путаного фило­софа — Вильгельма Оствальда, он писал: «Всеобщая причинная связь явлений есть по­следнее, лучшее дитя человеческого познания; она есть всеобщий закон, высший из тех законов, которые, выражаясь словами философа, человеческий разум предписывает природе» («Основные элементы и т. д.», стр. 41).

Аллах ведает, из каких рук взял тогда Богданов свою ссылку. Но факт тот, что «сло­ва философа», доверчиво повторенные «марксистом» — суть слова Канта. Неприятное происшествие! Тем более неприятное, что его нельзя даже объяснить «простым» влия­нием Оствальда.


174__________________________ В. И. ЛЕНИН

В 1904 году, успевши уже бросить и естественноисторический материализм и Ост­вальда, Богданов писал: «... Современный позитивизм считает закон причинности толь­ко способом познавательно связывать явления в непрерывный ряд, только формой ко­ординации опыта» («Из психологии общества», стр. 207). О том, что этот современный позитивизм есть агностицизм, отрицающий объективную необходимость природы, су­ществующую до и вне всякого «познания» и всякого человека, об этом Богданов либо не знал, либо умалчивал. Он брал от немецких профессоров на веру то, что они называ­ли «современным позитивизмом». Наконец, в 1905 году, пройдя и все предыдущие ста­дии и стадию эмпириокритическую, находясь уже в стадии «эмпириомонистической», Богданов писал: «Законы отнюдь не принадлежат к сфере опыта, ... они не даны в нем, а создаются мышлением, как средство организовать опыт, гармонически согласовать его в стройное единство» («Эмпириомонизм», I, 40). «Законы — это абстракции позна­ния; и физические законы так же мало обладают физическими свойствами, как психо­логические — свойствами психическими» (ibid.).

Итак, закон, что за осенью следует зима, за зимой весна, не дан нам в опыте, а создан мышлением, как средство организовать, гармонизовать, согласовать... что с чем, това­рищ Богданов?

«Эмпириомонизм возможен только потому, что познание активно гармонизирует опыт, устраняя его бесчисленные противоречия, создавая для него всеобщие органи­зующие формы, заменяя первичный хаотический мир элементов производным, упоря­доченным миром отношений» (57). Это неверно. Идея, будто познание может «созда­вать» всеобщие формы, заменять первичный хаос порядком и т. п., есть идея идеали­стической философии. Мир есть закономерное движение материи, и наше познание, будучи высшим продуктом природы, в состоянии только отражать эту закономер­ность.

Итог: наши махисты, слепо веруя «новейшим» реакционным профессорам, повторя­ют ошибки кантовского


_________ ТЕОРИЯ ПОЗН. ДИАЛЕКТ. МАТЕРИАЛИЗМА И ЭМПИРИОКРИТИЦИЗМА_________ 175

и юмовского агностицизма в вопросе о причинности, не замечая ни того, в каком без­условном противоречии с марксизмом, т. е. материализмом, находятся эти учения, ни того, как они катятся по наклонной плоскости к идеализму.


Поделиться:



Популярное:

  1. Вам не нужно многократно молиться о том, чего вы хотите. Нет необходимости говорить об этом Богу каждый день.
  2. Влияние обратной связи на чувство личностной причинности
  3. Вопрос 2(32) Агарикоидные базидиомицеты: важнейшие представители , роль в природе. Культивируемые человеком агарикоидные грибы .
  4. Глава 1. О свободе и необходимости
  5. Глава 3. Пси-поля в природе и в эволюции разума
  6. ДЕТИ ПО ПРИРОДЕ СВОЕЙ НЕЗРЕЛЫ
  7. З) вред, причиненный в состоянии крайней необходимости, должен быть менее значительным, чем предотвращенный вред.
  8. Зачем обращаться к дикой природе?
  9. Значение животных в природе и жизни человека.
  10. Зоология — наука о животных. Значение животных в природе и жизни человека. Сходство и отличие животных и растений. Классификация животных.
  11. Источником вируса бешенства для кроликов в природе являются дикие животные: лисы, барсуки, еноты, летучие мыши и др.
  12. Классификация знаков по онтологической природе референта (логико-семантическая).


Последнее изменение этой страницы: 2016-03-25; Просмотров: 542; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.073 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь