Молчаливость и сдержанность в словах

…Сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа.

1 Пет. 3, 4

Буду обуздывать уста мои.

Пс. 38, 2

В течение всякого дня христианину надо стремиться и к проявлению молчаливости — заботливого ограничения себя в словах, не вызванных действительной необходимостью.

Вместе с другими добродетелями молчаливость украшает человеческую душу. Эта сокровенная красота не бьет в глаза, от многих закрыта и не просто распознается.

Главными ее признаками служат, по словам апостола Петра, наличие в человеке кротости и молчаливости.

Однако не всегда молчаливость и сдержанность в словах соединены с кротостью. Бывает иногда молчаливость, соединенная с ограниченностью — скудостью душевного содержания и нелюдимостью.

Но есть другая молчаливость, когда сердце человека отображает красоту Христа; тогда вместе со смирением и кротостью человек проявляет и молчаливость. Она как бы дополняет ту гармонию добродетелей, которая расцветает в душе истинного христианина.

Чаще всего молчаливость является природной чертой характера. Но ее можно и развить в себе, хотя это и не легко. Так, древнегреческая школа пифагорейцев для начала обучения мудрости налагала на уста своих учеников длительное молчание. И всегда мудрецы всех веков одобряли молчаливость.

Премудрый Соломон пишет: «Кто хранит уста свои, тот бережет душу свою» (Притч. 13, 3); «При многословии не миновать греха»(Притч. 10, 19); «Голос глупого познается при множестве слов» (Еккл. 5, 2).

Один святой отец говорил:

«Я никогда не раскаивался в том, что молчал, и очень часто сожалел о том, когда говорил».

Прп. Варсонофий считал, что «многоглаголание оскверняет человека».

А прп. Антоний Великий пишет:

«Умен тот, кто Богу угождает и больше молчит, или, если говорит, то говорит не много и только нужное и угодное Богу».

«В раю много покаявшихся грешников, а говорливого нет ни одного», — говорил старец Зосима из Троице-Сергиевой Лавры.

А авва Агафон Египетский своим ученикам заповедал:

«Не давать себе воли говорить и вмешиваться в такие дела, которые тебя не касаются».

Недаром народная мудрость говорит: речь — серебро, а молчание — золото.

Итак, при многословии трудно не согрешить. Тогда в душе появляется грусть, что является, по словам епископа Феофана Затворника, признаком «того, что мы через разговор удалились от Господа».

Молчаливость — это вместе с тем исполнение заповеди Христа: «И если правая рука твоя соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну (Мф. 5, 30).

На основе этих слов Господа, при желании совершенно обезопасить себя от греха в слове, некоторые подвижники брали на себя подвиг молчания. Последний вместе с тем имеет и еще положительные стороны: он дает возможность молчальникам все свое время посвятить молитве и вниманию к внутренней жизни, ничем не отвлекаясь от нее, никакими разговорами и беседами с людьми. Прп. Иоанн Лествичник так говорит про связь молчаливости с преуспеванием в молитве:

«Благоразумное молчание есть матерь молитвы… любитель молчания приближается к Богу и тайно беседует с Ним, просвещается от Него».

А прп. Исаак Сириянин пишет:

«Сперва будем принуждать себя к молчанию, и тогда от молчания родится в нас нечто, приводящее к самому молчанию. Да подаст тебе Бог ощутить нечто, рождаемое молчанием.

Если же начнешь молчаливым житием, то не умею и сказать, сколько света воссияет тебе отсюда… Если сохранишь язык свой, то от Бога дастся тебе, брат, благодать сердечного умиления, чтобы при помощи ее увидеть тебе душу свою и благодатию умиления войти в радость Духа».

Для тех же, кто думает о душе, ищет ее спасения, знает цену уединения, стремится жить внутренней жизнью и быть близким к Богу, для тех говорливые друзья или близкие являются помехой в их работе над собой, препятствием на пути к исканию внутри себя Царствия Небесного.

«Между духовным ростом и многословием — обратная пропорциональность», — говорит о. Александр Ельчанинов.

Если произвести анализ тех основ души человеческой, которые сообщают ей свойство говорливости, то мы найдем нижеследующее:

Говорливость прежде всего свидетельствует о самомнении, т. е. гордости человека. Такой человек, находясь в обществе, считает себя наиболее достойным, чтобы говорить и чтобы его слушали все остальные. Он думает, что затронутый в разговоре вопрос он может осветить лучше всех и потому спешит взять слово и говорит долго, не давая места другим.

Говорливость свидетельствует, затем, о легкомыслии. Большое количество слов и мыслей болтливого человека не могут быть глубокими и ценными, как слишком скороспелые плоды. Мудрым мыслям и решениям надо время, чтобы созреть. Как и во всяком творчестве, так и в творчестве слова требуется время для достижения совершенства.

Здесь можно вспомнить случай из жизни американского писателя Марка Твена.

Он как-то произнес очень интересную речь на одном собрании. Его друзья поздравляли его с успехом и удивлялись его таланту произносить речи «экспромтом» (т. е. без подготовки), как это им казалось.

Марк Твен тогда сознался одному из них:

«Этот " экспромт" стоил мне нескольких бессонных ночей для того, чтобы его продумать».

В-третьих, болтливость есть проявление эгоизма и ограниченности ума. Говорливый человек, повинуясь склонности к болтливости, обычно не дает себе отчета о цели того, для чего ему надо было говорить то или другое.

Он быстро перескакивает от одной мысли к другой и никогда не дает себе труда проверить, надо ли действительно высказывать вслух вновь появившуюся мысль.

Он не задается вопросом, чем интересуется собеседник, и эгоистично навязывает ему тот поток мыслей, газетные новости, рассказы из своей жизни и т. п., которые сейчас случайно текут у него в голове. Он, таким образом, чаще всего насилует внимание своего собеседника, заставляя слушать о вещах, не интересующих собеседника.

К сожалению, в обществе обычно считается неприличным молчать со знакомыми при их посещении дома. Между тем, не было ли бы иногда более целесообразным, при необходимости длительного совместного проведения времени, предложить друзьям и знакомым, помимо собеседования, также поинтересоваться хорошими книгами или альбомами?

Интересно, что в Лондоне имелся клуб «молчальников». Первым параграфом устава этого клуба было запрещение в стенах его каких-либо разговоров. Здесь можно было дать отдых своей нервной системе, переутомленной условиями жизни большого города, и спасаться от знакомых и друзей, больных «логореей», как в медицине называют болезнь чрезмерной говорливости.

В ряде случаев жизни молчание можно особенно рекомендовать или даже считать его необходимым.

Так, нам нужно молчать тогда, когда наши собеседники осуждают кого-либо и нам следует бояться быть соучастником в осуждении.

Не следует отвечать и при похвалах нас или лести. Здесь отрицание наших заслуг или достоинств может оказаться подчеркиванием в себе скромности и смирения, т. е. рисовкой — «смирением паче гордости». Св. отцы в этих случаях всегда рекомендуют молчание. Оно показывает, что мы отказываемся сами принимать какое-либо участие в обсуждении вопроса о наших достоинствах.

При этом надо следить и за своим сердцем, чтобы похвала не дошла до него и не возбудила бы гордости и тщеславия и мы не почувствовали бы себя действительно достойными похвалы.

Поэтому при похвалах надо в душе сейчас же внутренне уничижить себя пред Богом как недостойнейших и ничего доброго не сделавших. Иначе услышанная похвала окрадет нас и отнимет надежду на воздаяние от Господа в том мире, где мы только и должны «собирать себе сокровища» (Мф. 6, 20).

Следует терпеливо молчать и тогда, когда собеседник еще не кончил своей речи. Перебивать собеседника является безусловно предосудительным. Еще премудрый Соломон писал в своих Притчах: «Кто дает ответ, не выслушав, тот глуп, и стыд ему» (Притч. 18, 14).

Есть и еще одна причина, когда неизбежно молчание. Это, как говорит Н.:

«Молчание души, переполненной невыразимым. Его знают поэты: они тщетно борются с бедностью языка, при которой в известные моменты " мысль изреченная есть ложь" ».

«Лишь в ограниченных пределах возможно выражение Божественной истины человеческим словом», — говорит схиархимандрит Софроний.

«Как беден наш язык, хочу и не могу… Не передать того ни другу, ни врагу, Что буйствует в груди прозрачною волной. Напрасно вечное томление сердец, И клонит голову маститую мудрец Пред этой ложью роковой», — пишет Фет.

Говорят, что «дипломатам язык дан для того, чтобы скрывать свои мысли».

В испорченном мире некоторые люди являются до известной степени такими дипломатами и, применяя ложь и лицемерие, с помощью языка стараются скрывать свое истинное лицо и свои мысли.

Поэтому не по разговорам только надо постигать иных людей: разговоры иногда скорее могут сбить с толку. Есть возможность постижения людей, их чувствований и их отношения к себе помимо языка.

Так, в произведении «Сокровище смиренных» Метерлинк описывает содержание разговора без слов.

При встрече двух людей, еще до того как они произнесли хотя бы одно слово, между ними уже произошел целый обмен мыслей и чувств, заранее решающий в значительной степени все дальнейшие их взаимоотношения.

По взгляду встретившегося нам человека, по выражению его лица, позе, по характеру пожатия руки наша душа интуитивно уже в какой-то степени оценила человека и поняла отношение к нам встречного, расшифровала гамму промелькнувших в уме его мыслей и охвативших его чувств и со своей стороны ответила ему многими мыслями, окрашенными соответствующими чувствами, выражая их в своем взгляде, игре черт лица, позе и рукопожатии. В таком непринужденном разговоре без слов значительно менее может быть лжи и лицемерия, особенно когда встреча была внезапной и к ней не готовились. Здесь сердца говорят одно другому: а сердце не умеет лгать, как лгут уста. Поэтому истинное познание сущности человека достигается более интуицией — является познанием сердцем, а не умом.

Развитие же способности к подобному постижению достигается посредством предварительного постижения самого себя и очищения своего сердца.

Итак, по мере движения человека к совершенству, дается ему способность видеть и понимать души окружающих его, даже не прибегая к посредству слова, постигать их в молчании, когда говорят между людьми их сердца.

Кто-то из святых сказал, что «слова — орудия этого века; молчание — таинство будущего века». Если в этом веке уста могут говорить ложь и скрывать за словами состояние своего сердца, то в том веке ложь, вероятно, вообще будет невозможна. Обмен душ мыслями без слов, т. е. разговор сердцами, исключает возможность лжи и обмана.

Предел молчаливости — «священное молчание», которого достигают лишь великие из подвижников. Про последнее так говорит Н. в своей книге «Путь чистоты и священного молчания»:

«Когда действием благодати Божией, в результате победы над темной стихией греха, будет достигнуто " умирение помыслов", когда мир и божественная тишина безмолвия низойдут на душу, тогда услышит она, как доносятся до нее голоса иных миров, и начнет познавать тайны неведомые и в слове невыразимые».

* * *

Как достичь молчаливости? Она развивается у человека тогда, когда он приучается непрерывному вниманию к внутренней жизни, приучается следить не только за всяким своим поступком, но и за всяким словом, чувством и пожеланием.

Иначе говоря, оно есть плод его непрерывного «трезвения» и духовной бодрости. Когда поймет человек полноту ответственности за всякое свое пожелание и слово, когда захочет во всем, в самых малых вещах, творить не свою, в Божью волю, тогда уста его будут не легко и не всегда открываться.

Развивается молчаливость и с возрастанием человека в смирении и кротости.

Вместе с тем теряет человек склонность к говорливости и тогда, когда душа его поймет истинную цену житейской суеты и глубоко задумается над смыслом и целью жизни человеческой, постигнет несоизмеримость временных мирских ценностей с тем, что ждет его в вечности.

Но как и во всякой добродетели, и в молчаливости нужна рассудительность, и бывают положения, когда молчание является предосудительным и будет поставлено нам в осуждение.

Прп. Серафима спросили: предпочитать ли молчание словам?

Он ответил: «Когда надо — не воструби, а когда надо — не премолчи».

А прп. Варсонофий хотя говорит, что «многоглаголание оскверняет человека», но вместе с тем дает такое определение молчаливости:

«Не в том состоит молчание, чтобы молчать устами; ибо один человек говорит тысячи слов полезных, а другой скажет одно праздное слово — и оно вменяется ему в попрание учений Спасителя».

Также бывают случаи, когда мы обязаны бываем давать ответ о нашей вере в Иисуса Христа. Для этого случая Господь говорит: «Ибо кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет в славе Отца Своего со святыми Ангелами» (Мк. 8, 38). А ап. Петр пишет: «Будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отчета в вашем уповании, дать ответ с кротостью и благоговением» (1 Пет. 3, 15).

Нельзя молчать и уклоняться и тогда, когда мы можем защитить ближних от обиды, нападок, несправедливых укоров и упреков. Здесь наша совесть укажет нам, что молчание недопустимо, и будет свидетельствовать при молчании лишь о нашем бесчувствии, немилосердии или трусости.

Вместе с тем молчаливость и сдержанность в словах не должны переходить у христиан, живущих в миру, в нелюдимость, обособленность и неприветливость. Общительность является обязательной добродетелью христианина, и ап. Павел в своих посланиях указывает на это. Он пишет к Тимофею: «Чтобы они (богатые. — Авт.) благодетельствовали, богатели добрыми делами, были щедры и общительны» (1 Тим. 6, 18).

Здесь, однако, следует оговориться: и при общительности надо проявлять рассудительность. Так, прп. Исаак Сириянин пишет:

«Будь дружен со всеми, а мыслью своею пребывай один».

Можно думать, что в этом совете прп. Исаак рекомендует христианам всегда ощущать не только собеседника, но и Бога в своей душе, т. е. непрестанно тайно молиться.

Глава 40

Скрытность

Будьте мудры, как змии.

Мф. 10, 16

Кроме молчаливости и сдержанности в словах христианину в ряде случаев необходимо проявить в жизни и скрытность.

Господь сказал: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас» (Мф. 7, 6).

Поэтому христианин в отношении своей веры и своих убеждений должен быть осторожен, скрывая своя «святая святых» от нескромных взглядов, непонимания и насмешек людей мира.

В этом случае скрытность не есть порок, а добродетель. Примеры скрытности в некоторых случаях показывал Сам Господь.

В Евангелии говорится, что Он «не вверял Себя» людям (Ин. 2, 24). Также, когда братья Его предлагали Ему идти в Иудею и «явить Себя миру», то Он отказался от этого и сказал им, что «Я еще не пойду на сей праздник». Однако, позднее «Он пришел на праздник не явно, а как бы тайно» (Ин. 7, 3-10).

Также многим, исцеленным Им от болезней, Он запрещал рассказывать об этом другим (Мк. 7, 36; 1, 44; 8, 26–30; 9, 9; Мф. 8, 4; 16, 20; Лк. 5, 14), не желая того, чтобы народ видел в Нем только врача телесных болезней.

Следует вспомнить, что многое из того, что Он открывал Своим апостолам, Он открывал не всем им, а только тем, кого Он считал подготовленными к этому.

Так, при воскрешении дочери Иаира, при преображении на горе Фавор и при молитве Господа в Гефсиманском саду были допущены присутствовать лишь три Его апостола из числа двенадцати — Петр, Иоанн и Иаков (Лк. 8, 51; Мф. 17, 1; Мф. 26, 37).

Примеры скрытности имеются и у святых Христовой Церкви. Про одну из причин, которая заставляла их не говорить о себе, так пишет схиархимандрит Софроний:

«Через всю историю христианства можно проследить великую осторожность святых подвижников, когда, казалось бы, надлежало поведать откровенно об опыте, им данном. Эта осторожность вызвана, с одной стороны, сознанием, что если бы люди, которые вообще боятся страданий и малодушно не идут даже на малый подвиг, узнали о понесенных ими (святыми) трудах и скорбях, то просто отшатнулись бы от христианства.

С другой стороны, святые отцы знали, что когда Бог призывает на этот подвиг Своей благодатью, тогда то, что не познавшим любви Божией кажется несносным, предстает (самим святым) совсем в ином образе».

Христианину в жизни нужна вообще большая осторожность. Он для мира чужд по духу, между христианином и человеком мира очень мало общего в их сердечных стремлениях.

Христос говорил ученикам: «Я посылаю вас, как овец среди волков: будьте мудры, как змии» (Мф. 10, 16). Эта мудрость должна проявляться в том, чтобы христианин предохранил себя от мира, который мог бы преследовать его и изгонять как чуждую ему «белую ворону».

Скрывая свою «белизну» от мира, стремясь не навлекать на себя внимание мира, пусть христианин вспомнит о насекомых и их «мимикрии» — приспособлении своего вида к другим насекомым и окружающей обстановке.

Так, некоторые безобидные насекомые подражают своим видом жалящим осам, пчелам и муравьям и этим спасаются от нападений и преследований. Другие подражают сухим листьям и являются как бы придатками сухих растений, незаметными для глаза, и т. п.

Так и христианин должен соответствовать по обычаям, костюму и внешнему образу жизни той среде, в которой он живет. В разговоре он тоже не должен резко отличаться от других и для видимости иногда интересоваться и теми вопросами, к которым совсем холодна его душа.

Так, к внешней среде считал долгом приспосабливаться ап. Павел, чтобы иметь успех в проповеди и не оттолкнуть сразу от себя тех, кто впоследствии мог стать христианином. Он пишет коринфянам: «Для Иудеев я был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев; для подзаконных был как подзаконный, чтобы приобрести подзаконных; для чуждых закона — как чуждый закона… для немощных был как немощный» (1 Кор. 9, 20–21).

Эти как будто притворство и скрытность были величайшей мудростью, так как позволяли апостолу сближаться с людьми, не отпугивая их резкою разницею мировоззрения, взглядов и обычаев.

Христианин без особой нужды не должен говорить другим и о своих делах или делах близких. Скрытностью своей он предохраняет себя от тщеславия, а отсюда и от гордости. Он, может быть, избавит этим и своего ближнего от искушения завистью или осуждением.

Как говорил прп. Серафим Саровский:

«Не должно без нужды открывать другому сердца своего; из тысячи найти можно только одного, который бы сохранил твою тайну.

Когда мы сами не сохраним ее в себе, как можем надеяться, что она может быть сохранена другими? »

Для этого случая у японцев имеется такая поговорка: когда ты доверяешь тайну своему другу, то не забудь, что у него есть свой друг…

Вместе с тем зачем навязывать другим свои дела и интересы, если только те сами не просят сообщить им о них? При этом особенно тщательно должен скрывать христианин свои добрые дела, следуя при этом заповедям Господа о необходимости скрывать как дела милосердия, так и молитву и пост (Мф. 6, 1; 6, 6; 6, 18).

Прп. Варсонофий Великий своим ученикам говорил: «Старайся скрывать все, что ни делаешь доброго»(Отв. 254).

Также и прп. Серафим Саровский советовал скрывать от взоров людей все свои духовные достижения, способности и дары. Он говорил:

«Что есть лучшего в сердце, того мы без надобности не должны обнаруживать; так как только тогда собранное остается в безопасности от видимых и невидимых врагов, когда оно как сокровище хранится во внутренности сердца. Не всем открывай тайны сердца твоего. Если же не скроешь в себе сокровище дарований, то потеряешь его и не найдешь».

То же утверждает и архимандрит Иоанн (Шаховской):

«Злое (чужое) утаивать надо, чтобы никого не замарать. Доброе (свое) утаивать надо, чтобы не расплескать. Утаивать надо ради пользы всех. Скрывание душою своею зла иногда бывает необходимостью духовной; скрывание своего добра почти всегда бывает мудростью и праведностью. Не всякая непрямота есть неправда».

Епископ Феофан Затворник писал:

«Сколько можно скрывайте свои дела по жизни духовной, и ни во взоре, ни в разговорах, ни в других отношениях не обнаруживайте их».

Подобная скрытность идет об руку со скромностью, совершенно очевидной добродетелью.

Бывают и еще причины для скрытности у христианина. Это в том случае, когда христианин бывает не в силах победить своей неприязни к какому-либо человеку. Хотя это и будет лицемерием, но нужно и в этом случае проявить к человеку хотя бы внешнее благорасположение. Как говорит св. Иоанн Златоуст: «Если нечисто у тебя сердце, пусть чисты будут хотя бы уста твои».

В ряде случаев христианин бывает вынужден молчать, чтобы не покривить душой и не говорить неправды. Но не всегда бывает удобно молчать. Чтобы выйти из подобных затруднений, нужна большая доля мудрости и рассудительности. Поясним это на следующем примере.

После своего крещения великомученик Пантелеимон пробыл семь дней у старца Ермолая. Когда он пришел домой, отец (бывший тогда язычником) спросил у него, где он был. Святой отвечал: «Был с учителем у Царя во дворце: лечили больного, которого Царь очень любит, и не отходили от него семь дней, пока не возвратили ему здоровье».

Великомученик говорил правду, так как понимал под царем Христа, под учителем — старца Ермолая, а под больным — свою душу. Он говорил иносказательно и своею мудростью сумел не озлобить отца.

Но не всегда такое иносказание может удаться и не все сумеют так сделать.

Про такие случаи авва Дорофей пишет, что «могут быть исключения, когда и случается такое дело, что бывает крайность скрыть мало, а если кто не скроет мало, то дело приносит большое смущение и скорбь». Для такого случая как для крайней нужды авва допускает сказать неправду.

В житиях святых можно найти подобные случаи искажения правды ради благого намерения.

Так, св. Иулиания Лазаревская (память 2 января) обычно отличалась воздержанием в пище и мало ела.

Во время голода Иулиания стала уносить пищу к себе в комнату в большом количестве, а затем тайно раздавать ее голодным.

Свекровь была удивлена переменой в аппетите Иулиании и спросила ее о причине этой перемены.

Святая не сказала правды. Она отвечала свекрови: «Когда я не рождала детей, мне не хотелось так есть; теперь же я от родов обессилела и мне хочется есть не только днем, но и ночью, но я стыжусь просить у тебя пищи на ночь».

Этот ответ святой имел последствием то, что обрадованная свекровь стала присылать ей пищу и на ночное время, что позволило Иулиании усилить помощь голодным.

Назидательным примером служит и следующий рассказ из древнего патерика.

Два старца-пустынника были во вражде между собой. Однажды один из них послал своего послушникак другому старцу с поручением, причем он велел передать тому обидные для того слова.

Дорогою послушник думал: «Не могу я передать старцу того, что сказал мне авва, так как от этого вражда их усилится еще более». Придя к старцу, он сказал: «Авва кланяется тебе в ноги и просит прощения у твоей святости».

С первого момента сердце старца не размягчилось от этих слов и в ответ он велел передать также обидные для аввы послушника слова.

Придя обратно, послушник, однако, опять изменил речь старца и сказал своему авве: «Старец плачет от сожаления о прошлом и просит простить его, как и Христос велит всем прощать».

Слова смирения пали на сердце обоим старцам, и проснувшаяся совесть заставила их идти друг к другу. Встретившись на дороге, они пали друг другу в ноги, искренно прося прощения, и с тех пор жили во взаимной любви.

Описывая необходимость искажения правды в подобных случаях, авва Дорофей, однако, добавляет, что к этому следует прибегать, «как к опасному лекарству, лишь в крайних случаях и очень редко и делать это со страхом и трепетом, показывая Богу и произволение свое, и необходимость, и тогда он будет прощен, но вред он все-таки получает».

О последнем нам надо помнить всегда и к неправде в словах прибегать, действительно, как к крайнему средству и, слушаясь аввы Дорофея, просить Бога о прощении нас за искажение истины ради нашего благого намерения.

Пища

Глава 41

Принятие пищи

Он взял пять хлебов и две рыбы, воззрев на небо, благословил и преломил хлебы и дал ученикам…

Мк. 6, 41

Каждый день христианин принимает пищу.

Принятие пищи христианином — это принятие из рук Господа даров, поддерживающих нашу жизнь.

Отсюда к вкушению пищи должно быть благоговейное отношение. Перед чудесным насыщением Господь велел народу возлечь на траву, т. е. приготовиться к принятию пищи. Перед трапезой Он вначале благодарил Бога, а затем уже преломлял хлеб(Ин. 6, 10–11).

Прпп. Варсонофий Великий и Иоанн дают такое указание:

«Хорошо и мирским людям, приступая к пище, благословлять Бога, ибо памятью о Боге освящается пища… употреблению пищи, питья и сна да предшествует благодарение».

Такой же совет дает и о. Иоанн С:

«Не садись за стол с возмущением какой-либо страстью твоего духа, чтобы враг не обратил тебе во вред пищу и питье — в болезнь, а не во здравие: ибо враг через все коварствует и ищет повредить человеку.

Садись всегда за трапезу с миром, благодаря Господа, и пища с питьем будут тебе во благо и во здравие: потому что благословение Божие почиет и на пище, и на тебе самом». Отец Валентин Амфитеатров рекомендовал своим духовным детям «хорошо все перекрестить, что начинаешь кушать, но при народе это делать не надо — мысленно можно перекрестить».

У первых христиан вкушение пищи (так называемые «агапы» — вечери любви) следовало непосредственно за богослужением и совершалось в притворе храма. Агапы не только начинались и кончались молитвословиями, но и сопровождались пением псалмов.

Московский старец о. Алексий М. так заповедывал своим духовным детям:

«Во время обеда представляй Отца Небесного, отверзающего руку Свою, чтобы напитать тебя… и что Иисус обедает с тобою… Во время ужина вспоминай о последней вечере Иисуса Христа, моля Его, чтобы Он сподобил тебя вечери Небесной».

Как известно, в монастырях трапеза соединяется с духовным чтением, чаще всего из житий святых. Здесь прием телесной пищи сопровождается приемом пищи духовной.

По тому, как человек относится к пище и как ее принимает, можно судить о степени духовности христианина. Можно «пищу со благоговением вкушать», можно небрежно «есть», но можно с жадностью ее «жрать».

Обвиняя современную ему атеистическую русскую интеллигенцию, свящ. Павел Флоренский так говорил про ее отношение к пище:

«Ни есть, ни тем более вкушать интеллигент не умеет, не знает даже, что значит " вкушать", что значит священная еда: не " вкушают" дар Божий, ни даже едят пищу, а " лопают" химические вещества.

Совершается лишь животная, голая " физиологическая функция", мучительно стыдная; и " функцией" этой брезгуют, ее стыдятся. Стыдятся и делают; вот почему интеллигент цинично ест, с вызовом, с оскорблением стыдливости своей и чужой.

Нет на свете спокойствия и мира, а есть смятение и тяжесть: первый признак безблагодатной души, неблагодарной к жизни, отвергающей бесценный дар Божий, горделиво желающей все бытие перестраивать по-своему».

Благоговейное отношение у христианина должно быть и к самой пище (точнее, и к самой материи пищи). Когда Господь накормил чудесным образом пятью хлебами пять тысяч человек, Он велел собрать все остатки пищи, «чтобы ничего не пропало» (Ин. 6, 12).

Поэтому не следует оставлять на своих тарелках объедки пищи, корки или крошки хлеба. А при избытке предлагаемой пищи надо до начала еды отказаться от этого избытка и убавить количество предложенной пищи.

Прп. Савва Освященный увидел, что инок, приготовлявший для обители пищу, выкидывал в поток остатки бобов, не съеденных братией. Преподобный собрал из потока бобы, приготовил из них кушанье и пригласил к себе инока, выкинувшего бобы. Радушно приняв его, он стал угощать его бобами и спросил — нравится ли ему приготовленное блюдо? Инок похвалил его. Тогда преподобный сказал ему: «Поверь, брат, это те самые бобы, которые ты выкинул в поток», — и дал наставление смущенному иноку, как надо относиться к пище.

Вероятно, многие недостаточно отчетливо сознают значение пищи в жизни христианина. А оно велико не только для тела, но и для души человеческой.

Мудрый пастырь о. Иоанн С. пишет:

«На принятие пищи обратите самое строгое и деятельное внимание, ибо от пищи и питья, от качества и количества их зависит весьма много ваша духовная, общественная и семейная деятельность…

С голоду не налегай сильно на пищу — обременишь и сердце и тело. Без жадности, тихо кушай с размышлением во славу Божию, помня о Боге Питателе.

Диавол через плоть нашу и вообще через вещественность действует на нас ко вреду нашему. Так, через вино, чай, кофе, через лакомства, вообще через деньги, одежду и прочее разжигает наши страсти».

Надо также знать, что неровная и беспорядочная диета заметно отражается на организме, который всегда болезненно реагирует против изменений привычной диеты. Это относится и к неумеренности в еде после периода воздержания в пище.

При этом не всегда можно брать пример с других и из литературы. Надо учитывать, что при различных условиях жизни, здоровья, возраста, труда, климата и особенностей организма будет различаться и потребность в питании.

По наблюдению св. отцов (см. прп. Исаака Сириянина) на количество потребной пищи влияет в сильной степени и расходование нашей нервной энергии. Так, один старец говорил, что в уединении он может принимать пищи в несколько раз менее, чем в те дни, которые он проводит на людях.

Во всех случаях духовные отцы считали необходимым принимать пищу и питие мерою, чтобы ограничить себя от излишества и приучить свой организм довольствоваться установленной нормой.

Глава 42

Воздержание в пище

…Чтобы сердца ваши не отягчались объядением и пьянством.

Лк. 21, 34

Хорошо, если человек умеет ограничивать себя и не пресыщаться; в последнем случае наступает отупелость, отягощение и расслабление тела, и все силы человека поглощаются пищеварением. Где тогда место Духу Святому в душе человека?

У особенно сластолюбивых натур и плотоугодников наблюдается страсть «чревоугодия»; хорошо, если люди «едят, чтобы жить, и горе, если живут, чтобы есть».

Нам нужно помнить, что с момента грехопадения наша природа очень испорчена. Она часто склонна к сластолюбию и объедению, которые извратили нашу природу — отяжелили тело, сделали его дряблым и склонным к болезням.

Неумеренность в пище и питии еще апостолы считали пороком и ставили его в ряд с другими языческими пороками. Так, апостол Петр пишет христианам, обращенным из язычников: «Довольно, что вы в прошедшее время жизни поступали по воле языческой, предаваясь пьянству, излишеству в пище и питии…»(1 Пет. 4, 3). Вред от пресыщения прежде всего сказывается на здоровье. Тело переобременяется пищею, отчего прежде всего страдает физическое сердце, которое несет лишнюю нагрузку и преждевременно изнашивается.

Кроме того, органы пищеварения плохо справляются со своими функциями и пища проходит непереваренной и малоиспользованной. Кровь приобретает избыток питательных веществ, отчего человек делается нервным, возбужденным, имеет плохой сон. Поэтому особенно вредно насыщаться на ночь. Все это приводит к нервному истощению, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Отсюда — ограничение себя и умеренность в пище являются для многих средством к восстановлению нашей первоначальной добротности тела.

История Церкви свидетельствует, что преподобные достигали при умеренности в пище оздоровления и очищения своей телесной природы, которая становилась долголетней, легкой, неприхотливой, выносливой, требующей очень мало пищи. Достижения в этом некоторых из подвижников при нашей испорченности кажутся нам невероятными.

Так, многие из воздержанных иноков принимали пищу через день или даже реже. Однако эта мера воздержания является, можно думать, уже сверхъестественной. Здесь скорее чудо и преодоление естественных законов природы. Действительно, сами подвижники, достигавшие такой меры воздержания, говорят об особой помощи от Бога.

Так, прп. Варсонофий Великий, принимавший пищу 1–2 раза в неделю, говорит, что при подобном воздержании подвижник питается Духом Святым.

Здесь следует привести и мнение прп. Пимена Великого, одного из великих аскетов. Он говорил, что, употреблял пищу однажды в три дня или четыре, или однажды в неделю; но старцы как сильные испытали все это и признали полезнейшим ежедневное употребление пищи, но не досыта, и передали нам этот царский путь как удобнейший».

Следует заметить, что величайшие постники были вместе с тем и наиболее долголетними людьми. Так, прп. Антоний и Феодосий Великие прожили по 105 лет, Павел Фивейский — 113 лет, Павел Комельский — 112 лет, прп. Макарий Великий — 90 лет, прп. Евфимий Великий — 97 лет, прп. Макарий Александрийский — 100лет, прп. Симеон Столпник более 100лет, прп. Савва Освященный — 93 года, Кирилл Белоезерский — 90 лет, Макарий Желтоводский — 95 лет Из числа близких к нашему времени подвижников благочестия следует упомянуть о схимонахе Амфилохии, восстановителе Реконской пустыни, скончавшемся в 1865 году и питавшемся заплесневелыми корками хлеба и толокном. Амфилохий скончался на 126-м году жизни. Монахиня Рахиль из Бородинского монастыря скончалась в 1928 году после 128 лет жизни. Наконец, старец Антиох, о котором рассказывается в жизнеописании Феодора Сикеота (пам. 22 апр.), питаясь последние 30 лет своей жизни только травами, не вкушая хлеба, прожил более 160 лет.

Но, помимо вредного воздействия на тело, пресыщение влияет и на нашу духовную жизнь, понижая (если не уничтожая совсем) наши способности к духовным переживаниям — к духовной сосредоточенности, умилению и богообщению.

Св. Исаак Сириянин пишет:

«Как облако закрывает свет луны, так испарения наполненного чрева изгоняют из души Божию Премудрость… с наполненным чревом невозможно ведение тайн Божиих».

К этому надо добавить слова св. Симеона Нового Богослова:

«Невозможно и желудок наполнять досыта едой, и наслаждаться умными божественными благами.

Ибо в какой мере кто работает чреву, в такой лишает себя вкушения духовных благ; напротив, в какой мере кто станет утончать свое тело, соразмерно с тем будет насыщен пищею и утешением духовным».

В частности, воздержание в пище имеет существенное влияние на качество молитвы, одухотворяя и окрыляя ее.

Одна игумения так говорила своим духовным детям:

«Не пренебрегайте постом и не думайте много достичь одною молитвою. Как птица не может взлетать на одном крыле, так и инок не сможет жить духовно лишь с одною молитвою, пренебрегая воздержанием в пище и постом».

Другая же игумения (Арсения) говорила:

⇐ Предыдущая 24 25 26 27 282930 31 32 33 Следующая ⇒