Третье отделение и Корпус жандармов

⇐ ПредыдущаяСтр 62 из 76Следующая ⇒

После подавления восстания 1825 года охрана режима была признана первейшей задачей власти. Вся история с декабристами была воспринята как существенный промах в организации системы государственной безопасности. Этот недостаток было решено исправить. В 1826 году были образованы Корпус жандармов и Третье отделение Кабинета Его императорского величества под руководством боевого генерала и близкого Николаю I человека Александра Христофоровича Бенкендорфа. Именно он подал проект организации нового ведомства и был вскоре назначен его руководителем. Одновременно он стал шефом особого воинского подразделения – Корпуса жандармов.

Смысл реформы состоял в разделении страны на несколько крупных жандармских округов; во главе их были поставлены жандармские генералы и офицеры, которым активно помогали тайные агенты Третьего отделения. Само это учреждение имело четыре экспедиции – отдела, которые следили за подозрительными людьми, старообрядцами, фальшивомонетчиками, иностранцами и ведали… крестьянским вопросом, так как он был причислен к числу секретных, подлежащих особому надзору тайной полиции. С годами работа Третьего отделения усложнялась – с 1828 года оно стало заниматься и театральной цензурой.

Составление «всеподданнейших докладов» для царя на основании собранной информации составляло важнейшую функцию нового учреждения. Николай I поставил себе за правило следить за состоянием общества, знать, чем дышит каждая сословная группа и по возможности каждый человек. Третье отделение и стало таким информационным центром самодержавного властителя. До нашего времени дошло немало отчетов Отделения «о состоянии умов» в России.

Заглянем в источник

Из отчета Третьего отделения за 1832 год:

«Высшее наблюдение, обращая бдительное внимание на общее расположение умов во всех частях империи, может, по всем поступившим в 1832 году сведениям, удостоверить, что на целом пространстве государства Российского расположение всех сословий в отношении к высшему правительству вообще удовлетворительное. Нельзя, конечно, отвергнуть, чтоб вовсе не было людей неблагонамеренных, но число их столь незначительно, что исчезает в общей массе; они едва заслуживают внимания и не могут представлять никакого опасения. Все единодушно любят государя, привержены к нему и отдают полную справедливость неутомимым трудам его на пользу государства, неусыпному вниманию его ко всем отраслям государственного управления и семейным его добродетелям. И самые неблагомыслящие люди не отвергают в нем сих высочайших качеств… Недовольные разделяются на две группы. Первая состоит из так называемых русских патриотов, столпом которых является Н. С. Мордвинов. Во вторую входят лица, считающие себя оскорбленными в своих честолюбивых замыслах и порицающие не столько самые мероприятия правительства, сколько тех, на ком остановился выбор государя. Душой этой партии, которая высказывается против злоупотреблений исключительно лишь потому, что сама она лишена возможности принимать в них участие, является князь А. Б. Куракин».

Кажется, что особенных комментариев здесь не требуется: политическая полиция желает показать, что благодаря ее усилиям в стране все спокойно, что подданные, все как один, сплотились вокруг трона, и жалкие группы «неблагомыслящих» не представляют для государства и власти никакой опасности. Вполне допустимо, что так это и было.

Но если бы деятельность Третьего отделения ограничивалась только сбором и анализом информации о состоянии общественного мнения! Вскоре, несмотря на свою малочисленность, Отделение стало влиятельнейшим учреждением в стране, решавшим судьбу практически каждого подданного. Бенкендорфу, и особенно его преемнику Л. В. Дубельту, удалось организовать плотную сеть агентуры, как платной, так и добровольной, в которую попадались все, кто начинал выражать хотя бы какое‑ нибудь недовольство существующим порядком. Дубельт не останавливался и перед заведомо гнусным способом выявления недовольных посредством провокации. Наиболее известна провокация, проведенная Третьим отделением в отношении кружка М. В. Буташевича‑ Петрашевского в 1849 году, в котором состоял Ф. М. Достоевский.

Деятельность полиции и Третьего отделения создавала в стране удушающую атмосферу доносов, шпионажа, подозрительности и страха. Жить в ней было трудно. Особенно страдали мыслящие, совестливые люди, страдала литература, которая была объектом самого тщательного надзора властей с помощью свирепой цензуры. Провинившиеся литераторы и издатели подвергались гонениям и репрессиям. Особенно громким стало дело с публикацией отставным гвардии ротмистром П. Я. Чаадаевым его «Философических писем» в журнале «Телескоп» за 1836 год. В своем произведении Чаадаев довольно критически размышлял об исторических судьбах России, высказывал весьма смелые и спорные идеи о ее истории и предназначении. Именно это вызвало особый гнев Николая I, который разделял взгляды Бенкендорфа на то, что «прошлое России изумительно, настоящее более чем превосходно, а будущее не поддается описанию». «Телескоп» был тотчас закрыт, редактор сослан, а Чаадаев объявлен сумасшедшим. Основой для такого «диагноза» стала резолюция Николая I на статье отставного ротмистра: «Прочитав статью, нахожу, что содержание оной – смесь дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного…» Власть считала, что критиковать самый лучший в мире строй может только ненормальный человек, охваченный манией критиканства и прожектерства.

Заглянем в источник

Сам Бенкендорф писал:

«Император Николай стремился к искоренению злоупотреблений, вкравшихся во многие части управления, и убедился из внезапно раскрытого заговора, обагрившего кровью первые минуты нового царствования, в необходимости повсеместного, более бдительного надзора, который бы окончательно стекался бы в одно средоточие; государь избрал меня для образования высшей полиции, которая бы покровительствовала утесняемым и наблюдала за злоупотреблениями и людьми, к ним склонным. Число последних возросло до ужасающей степени с тех пор, как множество французских искателей приключений, овладев у нас воспитанием юношества, занесли в Россию революционные начала своего отечества и еще более со времени последней войны через сближение наших офицеров с либералами тех стран Европы, куда заводили нас наши победы».

Из записок Бенкендорфа видно, что главной задачей Третьего отделения становилась борьба со смутьянами внутри страны и борьба против проникновения в Россию западных революционных и либеральных идей.

От всевидящего ока тайной полиции укрыться было невозможно никому. В этом была причина трагедии А. С. Пушкина, отчаянно боровшегося в николаевские годы за сохранение своего внутреннего мира. Тайных агентов Третьего отделения и жандармов интересовали не только задуманные политические преступления, созданные тайные общества, но и просто слова, мнения людей, в чем‑ то отличные от официальной точки зрения. Агенты и жандармы вскрывали частные письма, просматривали книги, которые читали люди, подслушивали разговоры в дружеских беседах. Весной 1834 года Пушкин узнал, что его письмо к жене было распечатано на почте, скопировано и из Третьего отделения доставлено царю. С раздражением и печалью он записал в своем дневнике:

Какая глубокая безнравственность в привычках нашего правительства! Полиция распечатывает письма мужа к жене и приносит их читать царю (человеку благовоспитанному и честному), и царь не стыдится в том признаться – и давать ход интриге, достойной Видока и Булгарина! Что ни говори, мудрено быть самодержавным.

И потом, рассчитывая, что и следующее письмо к жене вскроют, он написал:

Мысль, что кто‑ нибудь нас с тобой подслушивает, приводит меня в бешенство. Без политической свободы жить очень можно, без семейственной неприкосновенности невозможно: каторга не в пример лучше… Будь осторожна… Вероятно, и твои письма распечатывают: этого требует Государственная безопасность.

Здание в Петербурге у Цепного моста (набережная Фонтанки, 16), где находилось Третье отделение (или, как говорили в народе, «Стукалов приказ», то есть там, где «стучат»), знал и боялся весь Петербург. Сюда можно было угодить за любую критику власти. Поставленное на охрану строя и закона, это учреждение, как и подобные ему другие государственные конторы, само с законом обращалось вольно. Как вспоминал А. И. Кошелев, барон Дельвиг, друг Пушкина, издавал газету. И как‑ то раз призывает его начальник 3‑ го отделения… граф Бенкендорф и сильно, даже грубо, выговаривает ему за помещение в газете одной либеральной статьи. Барон Дельвиг, со свойственной ему невозмутимостью, спокойно замечает ему, что на основании закона издатель не отвечает, когда статья пропущена цензурою, и упреки его сиятельства должны быть обращены не к нему, издателю, а к цензору. Тогда начальник 3‑ го отделения приходит в ярость и говорит Дельвигу: «Законы пишутся для подчиненных, а не для начальств, и вы не имеете права в объяснениях со мною на них ссылаться и ими оправдываться».

Крестьянский вопрос

Как и всегда, главным в России оставался крестьянский вопрос, решение которого становилось решением и других сложных вопросов внутренней политики. Для Николая I был несомненным фактом тот экономический, политический и моральный ущерб, который терпело русское общество от существования крепостного права – этого рабства в русском варианте. Не раз он сам публично осуждал насилие крепостников, говорил о человеколюбии, которое должно быть присуще помещику, выполняющему роль отца, командира для своих крестьян. Поэтому с самого начала своего царствования он взялся за крестьянскую проблему. 6 декабря 1826 года был создан секретный Комитет под руководством старого сподвижника Александра I, графа В. П. Кочубея, который начал рассматривать пути преобразования крепостного права с перспективой его отмены в будущем. Но работа Комитета 1826 года, как и других, ему подобных, созданных по указам императора в 1835, 1839, 1840, 1844 и 1848 годах, не увенчалась успехом, и конечная цель – отмена крепостного права – не была достигнута в продолжение всего тридцатилетнего царствования Николая I.

Выше уже сказано о причинах консерватизма Николая. Он придерживался идей, предполагавших отмену крепостного права в бесконечно далекой перспективе при неизменном сохранении земельной собственности у помещиков. Это направление мысли императора хорошо видно в его речи на заседании Государственного совета 30 марта 1842 года:

Нет сомнения, что крепостное право в нынешнем его у нас положении есть зло для всех ощутительное и очевидное; но прикасаться к оному теперь было бы злом, конечно, еще более гибельным. Император Александр I, в намерениях коего в начале его царствования было даровать свободу крепостным людям, впоследствии сам отклонился от сей мысли как еще совершенно преждевременной и невозможной в исполнении. Я также никогда на сие не решусь: если время, когда можно будет к тому приступить, вообще еще далеко, то в настоящую эпоху всякий помысел о сем был бы лишь преступным посягательством на общественное спокойствие и благо государства. Пугачевский бунт доказал, до чего может достигнуть буйство черни.

В то же время как человек, не лишенный здравого смысла, император понимал, что такое положение не может продлиться вечно. Поэтому в той же речи он, противореча себе, утверждал:

Но нельзя скрывать от себя, что ныне мысли уже не те, какие бывали прежде, всякому благоразумному наблюдателю ясно, что теперешнее положение не может продолжаться навсегда… Но если настоящее положение… таково, что не может продолжаться, а решительные меры без общего потрясения невозможны, то необходимо, по крайности, приуготовить средства для постепенного перехода к иному порядку вещей и, не устрашась перед всякою переменой, хладнокровно обсудить ее пользы и последствия.

Вот так, колеблясь между сознанием неизбежности перемен и опасением отменой крепостного права разрушить всю систему власти, и жил до конца своих дней Николай I. Как писал историк А. А. Кизеветтер, скрипели перья, исписывались горы бумаги, комиссии и комитеты беспрерывно сменяли друг друга и деятельность правящих сфер носила все видимые черты интенсивной работы. Но эта бумажная работа не получала реального отражения на жизненной практике… То был непрерывный бюрократический «бег на месте». Только привлечение к государственной работе живых общественных сил могло бы придать реальное значение преобразовательным попыткам правительства, но такое привлечение как раз и не входило в политическую программу николаевского царствования.

Но не будем уподобляться историкам советских времен, не видевших ни одного положительного момента в царствовании, как они писали, «Николая Палкина». Правление Николая I показывает, что и в такие глухие времена постепенно накапливался идейный материал реформ. То, что монарх говорил об аморальности крепостного права, осуждал жестоких крепостников, забывших о человеколюбии, не могло пройти даром. Исподволь общество готовилось к отмене крепостного права деятельностью комитетов по крестьянскому вопросу, обширными записками чиновников и дворян на эту тему, наконец, весьма полезной для будущего работой Киселева в упорядочении статуса государственных крестьян. Нельзя сбрасывать со счета и те половинчатые, но позитивные в целом законы, которые принял Николай I.

Речь идет о законах, которые были приняты в ходе работы Комиссии 1826 года: по одному закону помещики лишались права продавать землю без крестьян (из‑ за чего раньше крестьяне оставались без средств к существованию), а по другому – помещикам запрещали отдавать крестьян в тяжкие горно‑ заводские работы. Позже было запрещено продавать крепостных с публичного торга и разлучать их семьи, а также отправлять стариков‑ крепостных в Сибирь. Более основательной стала и казенная опека – контроль за поместьями особо жестоких помещиков. И хотя эти указы исполнялись плохо, все эти начинания Николая не пропали даром, они работали на будущее. Но людям николаевской эпохи от сознания того, что они живут не зря, легче не становилось – уж очень печальным было настоящее.

Заметки на полях

В этом была трагедия русской истории того времени: назревшие перемены все не начинались и не начинались, обрекая людей на разочарование и пессимизм. Вместе с тем в николаевском обществе как раз живых сил, людей, жаждавших перемен, явно не хватало. Это было время застоя и апатии. Трагедия на Сенатской площади была трагедией и для всего русского общества. Талантливые, деятельные люди с передовыми взглядами оказались либо в ссылке в Сибири или на Кавказе, либо, разобщенные и запуганные, искали успокоения дома, делая чиновничью карьеру. Дворянская революционность сходила на нет. Кто‑ то из современников Николая I шутил, что самыми смелыми мужчинами в русском обществе остались женщины, а герои Гоголя – Ноздревы, Маниловы, Чичиковы, Собакевичи были обобщенными портретами реальных современников поколения Николая I. Нужно было ждать прихода нового поколения, способного изменить жизнь…

Войны с Персией и Турцией

Если верховенство России в Европе после Венского конгресса было общепризнанным, то на Востоке так не считали, и политика России на Кавказе очень не нравилась соседям – Персии и Турции. Первая не могла смириться с потерей Дагестана и Северного Азербайджана, происшедшей в 1812 году. В 1826 году огромная персидская армия Аббас‑ Мирзы начала войну против России, но русские войска довольно легко разбили персов в нескольких сражениях. Отбив нападение персов на крепость Шуша, армия И. Ф. Паскевича в сентябре 1827 года взяла Ереван (Эривань), а в феврале 1828 года в деревне Туркманчай был подписан мир, по которому к России отошла Восточная Армения. И хотя персы были недовольны миром и в 1829 году уничтожили русское посольство в Тегеране и убили русского посланника А. С. Грибоедова, сопротивляться натиску России Персия уже не могла.

Тем временем созрел новый конфликт на Юге. Россия ввязалась в борьбу Англии и Франции против Турции, устроившей резню христианского населения Греции. Отношения России с Османский империей в течение всего царствования Николая были сложными. Завоевав северное побережье Черного моря и сильно продвинувшись по его западным и восточным берегам, Россия была недовольна своим статусом как черноморской державы, она хотела расширения своих прав в области торговли и мореплавания. Экономическое развитие Новороссии, Украины, бурное строительство городов и портов – все это делало район Черного моря важным для России и с экономической точки зрения. Заметное ослабление Турции вело к расширению претензий как России, так и европейских держав – Англии и Франции – на обладание так называемыми Проливами. Здесь, в районе проливов Босфор и Дарданеллы, на Ближнем Востоке, в этом важнейшем стратегическом районе мира, лежали «ключи Востока», обладание которыми открывало путь к территориальным завоеваниям в Азии, овладению рынками сбыта промышленных товаров и приобретению источников сырья. В политике России, которая претендовала на роль лидера славян, опоры православия, важны были и традиционные мотивы: идеи освобождения балканских славян от ига турок, а также сохранение православных святынь на Ближнем Востоке, находившемся под властью мусульманской Турции.

В 1821 году в Греции вспыхнуло восстание против турок. Николай, никогда не поддерживавший «мятежников», понимал, что отказ от поддержки греков больно ударит по престижу России. Попытки совместно с европейскими странами урегулировать греческую проблему к успеху не привели, и в 1826 году началась Русско‑ турецкая война. Проходила она, как и все войны с турками, тяжело. Лишь летом 1829 года русская армия преодолела Балканский хребет и заняла Эдирне (Адрианополь). Победа союзных флотов России, Англии и Франции над турками при мысе Наварин в 1828 году стала прологом Русско‑ турецкой войны на суше. Эта война была весьма успешна для России. Ее армия форсировала Дунай, осадила и принудила к сдаче крепости Варну, Шумлу и Силистрию, а затем двинулась к Адрианополю. Командиры передовых частей рапортовали, что видят Константинополь. Казалось, вековая мечта, отлитая в формуле «Крест на Святую Софию! » вот‑ вот исполнится. Однако

Николай I не решился на последний шаг и приказал войскам остановиться. Захват Стамбула мог бы в корне изменить международную обстановку, и Россия оказалась бы один на один с враждебной коалицией европейских держав, не заинтересованных в полном разгроме Османской империи.

«Азов»

Один из самых славных кораблей русского флота, 74‑ пушечный линейный корабль «Азов» был построен в 1826 году под Архангельском под наблюдением своего первого командира, будущего адмирала М. П. Лазарева. В том же году корабль совершил переход в Кронштадт, а оттуда – в Средиземное море.

В октябре 1827 года под командой Лазарева «Азов» участвовал у берегов Греции в Наваринском сражении с турецким флотом. В этом бою «Азов» покрыл себя славой – потопил два турецких фрегата и корвет, сжег 60‑ пушечный фрегат, заставил выброситься на мель и взорвал еще один турецкий 80‑ пушечный корабль, а также вместе с английским кораблем «Альбион» уничтожил 64‑ пушечный флагманский фрегат турок. Сам «Азов» получил 153 пробоины, оказался фактически без мачт и с трудом дошел до Мальты. Он был первым из кораблей русского флота награжден за доблесть кормовым Георгиевским флагом. На «Азове» воевали будущие великие русские флотоводцы: лейтенант П. С. Нахимов, мичман В. А. Корнилов и гардемарин В. И. Истомин. В 1830 году «Азов» вернулся в Кронштадт и тогда же был разобран. В том же году был построен новый корабль – «Память Азова». Это название сохраняется во флоте до сих пор.

По мирному договору, подписанному в сентябре 1829 года, Россия получила дельту Дуная и береговую полосу вдоль восточного побережья Черного моря до Поти, а главное – добилась расширения автономии балканских славян и права Греции на независимость.

«Меркурий»

Одним из многих подобного типа небольших судов Черноморского флота, построенных из крепкого крымского дуба, был 20‑ пушечный бриг «Меркурий». Спущен на воду бриг был в Севастополе в 1820 году. Под командованием А. И. Казарского в мае 1829 года, находясь в разведке у Босфора, он неожиданно встретил турецкую эскадру. В погоню за ним устремились два линейных корабля (на одном было 110, на другом – 74 пушки). На военном совете офицеры «Меркурия» решили не сдаваться и при невозможности сопротивления взорвать себя вместе с противником. Во время преследования точным огнем «Меркурий» повредил рангоут одного турецкого корабля и заставил его лечь в дрейф, а затем после трехчасового боя повредил и второй корабль, который стал отставать от «Меркурия». Сам бриг получил 22 пробоины корпуса и 300 повреждений парусного вооружения. Иначе говоря, бриг был похож на сито. По возвращении в Севастополь бриг удостоен Георгиевского флага, а капитану Казарскому в Севастополе поставлен памятник на Матросском бульваре с надписью «Потомству в пример».

Самому Николаю I, бывшему на театре военных действий, не повезло. Корабль «Императрица Мария», на котором император в октябре 1828 года отправился при попутном ветре из Варны в Одессу, на подходе к гирлу Дуная попал в страшный шторм, не утихавший 36 часов. Поврежденный корабль быстро понесло к турецкому берегу. Возникла реальная опасность пленения императора противником. С большим трудом морякам удалось остановить опасный дрейф и привести корабль в Одессу.

Удачны были действия русской армии на Кавказе – под ее натиском пали турецкие крепости Карс и Эрзерум. В сентябре 1829 года был подписан Адриано‑ польский мир. Дельта Дуная, береговая полоса от Анапы до Поти (в том числе побережье Абхазии) перешли к России. Молдавия и Сербия получили автономию в составе Османской империи, Греция стала независимой.

⇐ Предыдущая 57 58 59 60 616263 64 65 66 Следующая ⇒