Сохранились ли дневники Марии Федоровны?

Тайной окружена история пропавших дневников Марии Федоровны. Известно, что дисциплинированная и аккуратная императрица всю свою жизнь, день за днем, вела подробные дневники, составившие несколько десятков толстых тетрадей. Согласно одной из версий, после ее смерти дневники разбирал ее сын Николай I и потом сжег в камине, чтобы к потомкам не попали сведения из личной жизни царской семьи. По другой версии, все эти бесценные исторические источники, которые могли бы приоткрыть тайны русской истории за полвека, погребены вместе с телом императрицы Марии Федоровны в Петропавловском соборе в Петербурге.

 

И уже в первые дни своего царствования Александр I написал и послал несколько коротких писем, в которых был один и тот же рефрен: «Мне нет надобности говорить Вам, с каким нетерпением я Вас ожидаю. Надеюсь, что Небо сохранит Вас во время Вашего путешествия и приведет Вас сюда в совершенном здравии». Это письмо было направлено князю Адаму Чарторыскому, посланнику в Неаполе. Такие же приглашения явиться получили еще трое: Павел Строганов, Николай Новосильцов и Виктор Кочубей.

Все они были друзьями Александра, который, будучи еще наследником престола, приблизил их к себе. Тогда это были молодые люди, проникнутые идеями Просвещения, они молились на Вольтера, Руссо, хотели либеральных перемен, издания «фундаментальных» законов, призванных навсегда покончить с тиранией, самовластием, страшные гримасы которого они видели повсюду в городе и при дворе императора Павла I. Примечательно, что самые радикальные, революционные взгляды высказывал глава этого кружка, сам наследник престола, говоривший как настоящий карбонарий. В этом были видны следы идей его воспитателя‑ республиканца швейцарца Фридриха Цезаря Лагарпа, приставленного некогда к нему Екатериной II.

Александр, – продолжает Чарторыский, – говорил, что ненавидит деспотизм везде, в какой бы форме он ни проявлялся, что любит свободу, которая, по его мнению, должна принадлежать всем людям, что он чрезвычайно интересовался Французской революцией, что, не одобряя этих ужасных заблуждений, он все же желает успеха республике и радуется ему.

Благотворные мысли преображения русского мира на идеях Французской революции увлекли молодых людей, и они засели за писание проектов, обсуждали их с Александром… Но потом Павел I разогнал это милое общество, разослал юных карбонариев по поместьям и посольствам. Александр остался один, и вот теперь, став государем, он немедленно объявил своим друзьям общий сбор… Император был тогда полон сил, желаний, иллюзий. «Ко мне, ко мне, друзья мои! »

Загородный Каменноостровский дворец в Петербурге стал подлинным штабом русского реформаторства начала XIX века. Двадцать четвертого июня 1801 года, отобедав у императора, трое его друзей – Строганов, Чарторыский и Новосильцев – были тайно проведены в туалетную комнату Александра, где он их уже поджидал. Началось первое заседание нового, неофициального органа – Негласного комитета, «молодых друзей» Александра I. Так их называли в литературе, хотя они были уже не так молоды для своего века: Новосильцеву исполнилось 39 лет, Кочубею и Чарторыскому – по 33, Строганову – 27 и только Александру было 24 года!

Новосильцев огласил программу работы, которую предстояло выполнить в три этапа: обсудить положение в стране, разработать реформу государства (ведь вся сила России – в ее государственных структурах), а затем завершить преобразования «конституцией, устроенной согласно истинному духу нации». И тут опять, как много лет назад, император поразил друзей, сказав, что первые два этапа слишком затянутся, что нужно браться сразу за главное, нужно объявить «Грамоту российскому народу», в которой бы провозглашались неотъемлемые права народа, то есть конституцию! Голова закружилась у «молодых друзей» Александра. Они сами, хотя и полные благих идей, происходили из высшей аристократии и интуитивно боялись резких поворотов в движении телеги русской государственности…

Но восторг освобождения от ига Павла I тогда еще не прошел. Люди ждали перемен – вещь, впрочем, обычная для начала каждого нового правления. Быть прогрессивным, республиканцем стало модно, как и носить прическу с небрежным начесом на лоб a la Titus. Некоторые сановники уже таскали в кармане камергерского кафтана французскую «Декларацию прав человека и гражданина» – никто не хотел прослыть ретроградом и крепостником. Многие сановники тоже возжелали стать «молодыми реформаторами», а еще больше – «молодыми друзьями» императора, все засели за проекты реформ в самом либеральном духе. Среди них были люди совсем немолодые и даже вовсе не друзья Александра I. Убийца Павла I Платон Зубов, владелец десятков тысяч крепостных душ, стал будто пилить сук, на котором сидел с юных лет: сел сочинять проект… об освобождении крестьян. Строго говоря, коренным вопросом того момента был статус Сената. Вспомним начало царствования Екатерины II и проект Никиты Панина 1763 года о реформе Сената! Сейчас обсуждалась идея придания Сенату статуса парламента. Это в корне изменило бы всю обстановку, Сенат ставился выше самодержца! Александр I такие намерения всецело поддерживал.

 

Действующие лица

Адам Чарторыский

Для истории жизни этого человека больше всего подходит выражение «свой среди чужих, чужой среди своих».

«Я, – писал он потом, – не имел никакого желания участвовать в русских делах. Я очутился совершенно необыкновенным и случайным образом в положении экзотического растения на чужой почве с чувствами, которые не могли вполне гармонировать с чувствами моих случайных русских товарищей…»

Дальше Чарторыский в своих мемуарах назвал две причины, по которым долго оставался в таком странном положении: «Только привязанность к императору и надежда принести пользу моему отечеству удерживали меня на русской службе».

Вообще же многие поляки, пережившие в конце XVIII века гибель своего государства, оказывались в таком же странном положении – родина родиной, а дальше жить нужно. После подавления польского восстания Чарторыский по указу Екатерины был взят к русскому двору.

Он приехал в Петербург в 1795 году, проклиная свою судьбу, ненавидя Россию, все русское, считая себя пленником, заложником в русском лагере. Но при дворе польских аристократов встретили благожелательно. Юноши стали камер‑ юнкерами, а Адама назначили адъютантом к великому князю Александру Павловичу. И пленник, ненавидевший все русское, … подружился со своим угнетателем. Оказалось, что внук совершенно не разделяет взгляды правительства, что его симпатии на стороне Польши, свободы, что он ненавидит деспотизм. Порой они целыми днями не расставались, делясь сокровенными мечтами, были так дружны, что это стало вызывать недовольство придворных, и князя Адама отправили в Италию. Но после вступления на трон Александр I тотчас вызвали его ко двору и ввел в состав Негласного комитета – кружка друзей юности Александра.

В развернувшихся в кругу «молодых друзей» спорах у князя Адама, с головой ушедшего в русскую политику, был свой интерес. Что бы с ним ни происходило, он всегда оставался поляком и страстно мечтал о возрождении своей родины. И когда император предложил ему возглавить недавно образованное министерство иностранных дел, то он согласился. План Чарторыского был очевиден. Европа, объятая войной, развязанной Наполеоном, бурлила, образовывались и распадались союзы. В этой обстановке удачно сколоченный союз против Наполеона мог бы привести к восстановлению польской государственности, тем более что Александр I, казалось, был не против этой идеи. Но оказалось, что исполнить мечту Чарторыского Александр или не захотел, или не смог: Аустерлиц, неудачная Прусская кампания, а потом «подневольная дружба» с Наполеоном – все это унизило Россию, а ведь судьбу Польши мог решать только победитель. И этот победитель и осуществил мечту князя Адама и ему подобных, создав под своей эгидой герцогство Варшавское. Потом, уже после поражения Наполеона, было образовано Царство Польское. На троне его сидел Александр I, давший Польше одну из демократических по тем временам конституций, и роль князя Адама в этом деле была велика. Но все же казалось, что время Чарторыского прошло – многие поляки не понимали положения и чувств князя Адама и смотрели на него косо. Л. Сапега вспоминал, что Чарторыский и генерал Пац пять раз дрались на дуэли, пока Чарторыский не был тяжело ранен. Во время лечения его часто посещал император Александр I. Все понимали, что столь ожесточенная дуэль (формально из‑ за женщины) имела отчетливый политический подтекст. Противник князя Адама был наполеоновским генералом, участником борьбы за освобождение Польши, а Чарторыский ездил в обозе русской армии.

Впрочем, не все поляки были такие отчаянные, как генерал Пац, и со временем увидели, что у князя Адама есть и своя правда. Будучи членом Госсовета, сенатором‑ воеводой, членом Административного совета и попечителем Виленского учебного округа, он многое сумел сделать для Польши. Но когда в 1830 году началось Варшавское восстание, он встал во главе Национального правительства и все время пытался уговорить цесаревича Константина, управлявшего Польшей, пойти на уступки полякам. Зная нрав царя Николая I, он был против удаления его с польского престола, но у революции и войны своя логика, обычно ведущая к ожесточению и крови. Повстанцы потерпели поражение, и началась «Великая эмиграция». Чарторыский бежал в Париж, где прожил еще 30 лет. Он умер в 1861 году, накануне нового и столь же неудачного польского восстания…

 

Люди из окружения Александра I испугались перспективы изменения строя, задуманного «молодыми друзьями». Дело было нешуточное: создавали‑ создавали государство, со времен Ивана Калиты копили‑ копили власть – и нате вам, все отдать Сенату, в котором будут сидеть Зубов да Державин! Против затеи сына была матушка, императрица Мария Федоровна, против было все окружение царя, а самое главное – не одобрил начинание бывший воспитатель Александра, Лагарп, о котором император говорил, что он ему «обязан всем, кроме рождения». Лагарп из‑ за границы написал воспитаннику, что если проект реформы Сената будет принят, то от монарха останется только имя. Швейцарец хорошо знал русское общество, у него не было иллюзий по поводу намерений сенаторов и русской знати:

Не дайте себя сбить с пути из‑ за отвращения, которое внушает Вам неограниченная власть. Имейте мужество сохранить ее всецело и нераздельно до того момента, когда под Вашим руководством будут завершены необходимые работы, и Вы сможете оставить за собой ровно столько власти, сколько необходимо для энергичного правительства, любые ограничения императорской власти – дело далекого будущего….

Александр I задумался, и когда 15 сентября 1801 года в Москве состоялась торжественная коронация молодого императора, народ бесплатно кормили и поили, оглашали манифест и указы. Народу простили 25 копеек ежегодной подушной подати… и все: никакой «Грамоты Российскому народу», никакой реформы Сената!

 

Заметки на полях

Что же произошло? Почему Александр, так глубоко и искренне веривший в идеи Просвещения и прогресса, так и не решился «прыгнуть в воду», дать России конституцию? Есть несколько важных причин для этого. Во‑ первых, он никогда не был решительным, волевым человеком. Сомнения, колебания делали жизнь его мучительной, хотя он умело скрывал их. И поэтому намерения государя относительно издания «Грамоты» никогда не были окончательными. Во‑ вторых, он прекрасно видел, что к четверке его «молодых друзей» – реформаторов уже пристроился легион приспособленцев во главе с убийцами его отца, желающих конституции не для России, а для себя, мечтающих о том, как продлить свою власть, да еще и подчинить себе (на вполне законных основаниях) императора.

Поэтому совет Лагарпа повременить с конституцией и понравился Александру I: куда, собственно, спешить с ограничением собственной власти, когда вокруг столько нерешенных задач, когда можно и нужно употребить эту безграничную власть во имя тех же благих целей ее ограничения в будущем. С этим согласились «молодые друзья» из Негласного комитета. Они предлагали взяться за крестьянское дело, за реформу несовершенного государственного аппарата. Известно, что если хочешь затянуть реформы – займись аграрным вопросом и реорганизацией контор… Прислушался император и к советам только что появившегося в его окружении молодого М. М. Сперанского. Тот вопрошал:

«Как можно установить конституцию в стране, где половина – рабы, где рабство неразрывно связано со всеми частями политического и военного устройства? Как можно отменить рабство и построить гражданское общество без общественного мнения? Как же возбудить общественное мнение без свободы печати? А как позволить свободу печати в обществе рабов и без просвещения? »

Значит, нужны не конституция, свободы, а обыкновенное просвещение – школы, университеты, книги, и лишь потом можно приступать к реорганизации государства. Словом, черновой, подготовительной работы на пути России к свободе – непочатый край… Нужны не мечтатели, а чиновники, которые пишут законы, создают общественное мнение, чтобы «приспособить дух народный» к восприятию нового, конституционного строя. Против этого трудно возразить даже сейчас, другое дело – возможно ли просвещение без свободы?

 

А тут еще сложнейшая международная обстановка, как часто у нас бывает, мешала решительно идти к осуществлению мечты реформаторов. «Солнце Аустерлица» было губительно не только для русской армии, но и для либеральных идей Александра I, все его силы стали уходить на борьбу (или фальшивую дружбу) с «узурпатором Буонапарте» – Наполеоном.

Не будем забывать и о том, что беспредельная власть и страшная ответственность ее носителя развращают даже земных ангелов. И вот государь уже кричит на министра юстиции Державина: «Ты все еще хочешь учить меня? Самодержец я или нет? Так вот, что захочу, то и буду делать! » Постепенно все возвращалось на круги своя… А потом в небе России повисла знаменитая комета 1812 года… Пришло время великих испытаний…

 

Государственные преобразования. М. М. Сперанский

 

Бурная деятельность Александра I и молодых реформаторов продолжалась еще несколько лет. Спору нет, эти годы принесли России множество гуманных указов, по крайней мере, написанных пером, а не кнутом. И если с решением аграрной проблемы, как всегда, ничего не получилось, то удалось провести масштабную реформу государственного аппарата. Тут все разом получилось – был образован новый Государственный совет и созданы министерства. Как легко догадаться, «молодые реформаторы» заняли не последние места – стали министрами, крупными чиновниками… У истоков государственной реформы стоял толковый человек, и благодаря ему преобразования в области управления все‑ таки продолжались до 1812 года. Его звали Михаил Михайлович Сперанский. Попович по происхождению, он рано проявил свои государственные способности, был замечен как незаурядный чиновник, и его приблизил к себе царь. Благодаря своему уму, образованности и знанию государственного устройства Сперанский стал главным советником царя по реформам. В конечном счете он предполагал постепенно превратить самодержавную Россию в конституционную монархию с Государственным советом и Думой. Четкое разделение законодательной, исполнительной и судебной власти сочеталось в его планах с предоставлением дворянам и купцам избирательных прав. С 1810 года Сперанский реализовал план создания Государственного совета и системы министерств. Однако Александр не решился идти дальше на кардинальные реформы, которые могли бы сократить власть самодержца. Он заподозрил Сперанского в интригах против него и в 1812 году сослал его в Нижний Новгород. Позже (в 1818–1821 годы) Сперанский стал генерал‑ губернатором Сибири, но в Петербург смог вернуться лишь при Николае I.

 

 

М. М. Сперанский.

 

Заглянем в источник

Модест Корф передал, со слов Сперанского, тот роковой для последнего разговор с царем. В целом нет оснований ему не верить – многое из поведения и манер императора известно и по другим источникам:

«…Александр вдруг переменил и вид, и осанку, и начал самым суровым голосом, с переменою всегдашнего “ты” на холодное “Вы”: “Нам надо объясниться, Михайло Михайлович, я уже давно замечаю, что вы идете против меня, а теперь вполне в том убедился”. Остолбеневший Сперанский хотел что‑ то вымолвить, но государь не допустил до того и вообще, продолжая речь с чрезвычайной живостью и свойственным ему многословием, не дал своему слушателю выговорить и после почти ни слова. В самых раздраженных выражениях, в тоне грозного судьи перед обличенным преступником, с такими подробностями, которые едва ли мог бы уловить и стенограф… Александр стал обвинять его главнейшее в том: 1) что, стоя у кормила правления, он при всех случаях худо о нем отзывается и даже в секретарской комнате не раз громко говорил о предстоящем будто бы падении империи; 2) что он стремился расстроить ее финансовыми своими мерами и посредством усиленных налогов возбудить ненависть против правительства; 3) что он жертвует благом государства из привязанности своей к французской системе; 4) что, не довольствуясь общим преобразованием всего государственного строя, в которое вовлекал государя своими софизмами, он замышлял уничтожить даже и последнее звено, соединявшее Россию Александровскую с Петровскою – через ломку Сената; 5) что, несмотря на вверенный уже ему обширный круг дел, он старался еще более его расширить и покушался проникнуть в дипломатические тайны, употребляя для того во зло влияние свое на некоторых чиновников министерства иностранных дел; 6) что он готов был, чтобы только не встречать никаких более препон своим замыслам и своему властолюбию, пожертвовать даже личными своими чувствами и соединиться с прежними известными своими врагами Армфельдом и Балашовым – Я знаю, – продолжал государь, – что вы предлагали им составить вместе с вами какой‑ то триумвират, через который проходили бы все государственные дела, а я, стало быть, представлял бы у вас уже только роль пешки! »

Александр I был очень сложным, противоречивым человеком. Он был склонен к позе, самолюбованию, многие считали его злопамятным, фальшивым и неискренним. В то же время он был добр и сентиментален. Порой император мог казаться «слабым и лукавым» (по словам Пушкина), но никому – ни либералам, ни консерваторам – не удавалось подчинить его себе, сломить его волю. Он почти всегда избегал явных конфликтов, но умел добиваться своего и, как многие его предшественники, был особенно подозрителен, мнителен, когда заходила речь о святая святых – самодержавной власти. Жертвой этой подозрительности и мнительности и пал Сперанский, когда со своими проектами незаметно приблизился к этой святая святых, к той знаменитой «игле Кощея Бессмертного», которая хранится в яйце, а яйцо – в утке, а утка… и т. д.

 

 

Начало Кавказской войны

 

При Александре I Российская империя сделала свои первые роковые шаги на Кавказе: к России была присоединена Грузия. В конце XVIII века Грузия не составляла единого государства. Восточная Грузия (Картли‑ Кахетинское царство) после неоднократных просьб царя Ираклия II к русскому монарху была включена в сферу интересов России согласно Георгиевскому трактату 1783 года. С кончиной Ираклия II в 1801 году его царство было ликвидировано, Восточная Грузия стала принадлежать России. В 1803–1810 годы Россия присоединила и Западную Грузию. «Под сенью дружеских штыков» грузины нашли спасение от своего врага – Персии; грузинская знать довольно быстро вошла в русскую элиту (вспомним генерала Багратиона), но с той поры русские чиновники и генералы диктовали Грузии законы империи. Кроме того, вхождение Грузии в состав Российской империи положило начало Кавказской войне, когда Россия пришла в столкновение с вольными горцами Северного Кавказа, через земли которых пролегал имперский путь к Тифлису.

 

«Надежда» и «Нева»

В 1803–1806 годы капитаны И. И. Крузенштерн (шлюп «Надежда») и Ю. Ф. Лисянский (шлюп «Нева») первыми в русском флоте совершили кругосветное плавание, побывали в Японии, в Новоархангельске – столице русских владений в Северной Америке, открыли немало новых островов, составили сотни карт мирового океана, собрали уникальные коллекции. Корабли шли вместе только часть пути. «Нева» вернулась в Кронштадт в июле, а «Надежда» в августе 1806 года. Экспедиция продолжалась около 3 лет, причем «Нева» впервые совершила безостановочное плавание от Кантона (Южный Китай) до Портсмута за 142 дня.

Это были трехмачтовые шлюпы, т. е. корабли с прямым парусным вооружением, с небольшими экипажами: на «Надежде» плавало 58, а на «Неве» – 47 человек. Оба судна были куплены в 1803 году в Англии, приведены весной в Петербург и уже летом вышли из Кронштадта в плавание. «Надежда» доставила в Японию русское посольство во главе с Н. П. Резановым (его предельно идеализированный облик представлен в спектакле Ленкома «Юнона и Авось». На этом корабле служил волонтером граф Ф. И. Толстой‑ «американец», знаменитый скандалист, бретер и дуэлянт, прославившийся своими проказами. В наказание за дерзость и хулиганство Крузенштерн высадил Толстого на острове Ситху возле канадского берега, откуда тот, весь покрытый татуировками, с приключениями добрался до России. По возвращении в Кронштадт в 1808 году «Надежда» была зафрахтована американским купцом для перевозки товаров в Нью‑ Йорк, но в декабре этого же года шлюп затерло во льдах возле Дании, и он погиб. «Нева» прожила дольше: в октябре 1808 года под командой капитана Л. А. Гагемейстера она совершила новое плавание в Америку, в Новоархангельск, а потом на Камчатку. «Нева» погибла зимой 1813 года у острова Круза в Тихом океане.

 

 

Две войны с Наполеоном

 

Как и отец, как и все Романовы, Александр I любил разводы, парады, фрунт, великолепную выучку печатающих шаг по плацу полков, был строг и придирчив к малейшему нарушению уставов… Но при этом он не любил войны, его не тянуло, как Фридриха Великого или Наполеона, в гущу сражения, под огонь и пули… А между тем в начале XIX века война стояла у порога… Да она, собственно, никогда и не прекращалась с того момента, как во Франции началась революция. Никто не прислушался к предупреждениям Екатерины II, писавшей, что эта революция непременно выродится и на смену республиканцам придет новый Тамерлан. И когда он пришел, и имя ему было Буонапарте, многие не почувствовали этой угрозы новых тамерлановых завоеваний. Как вспоминал посланник первого консула генерал Дюрок, встретившийся с Александром I, ему было крайне неловко, ибо царь в разговоре употреблял слово «гражданин», которое уже вышло из употребления во Франции. Прощаясь с Дюроком Александр сказал: «Передайте Бонапарту – не нужно, чтобы его подозревали в стремлении к новым завоеваниям»… Но логика политического развития вела Александра к столкновению с Бонапартом.

 

 

«Восток» и «Мирный»

Два других русских корабля – «Восток» и «Мирный» – в 1819–1821 годы навсегда прославили Россию как родину великих первооткрывателей. Под командованием Ф. Ф. Беллинсгаузена и М. П. Лазарева они совершили плавание в Южное полушарие и 28 января 1820 года открыли неведомую прежде миру Антарктиду. «Восток» – трехмачтовый 16‑ пушечный шлюп – был построен на Охтинской верфи в 1818 году, «Мирный» в том же году спустили на воду в Лодейном Поле. После возвращения из героического плавания к берегам Антарктиды «Мирный» использовался как плавучий склад, а в 1830 году был разобран на дрова, «Восток» разобрали еще раньше – в 1828 году.

 

И тут немалую роль сыграли личные чувства Александра I. В мае 1802 года в Мемеле он познакомился с прусским королем Фридрихом‑ Вильгельмом и его супругой королевой Луизой. Она произвела неизгладимое впечатление на Александра, он в нее влюбился. Да и император очень понравился Луизе, заметно отличаясь от мешковатого, угрюмого супруга‑ короля. Казалось они, Александр и Луиза, были созданы друг для друга.

Император, – писала обер‑ гофместерина королевы Луизы графиня Фосс, – чрезвычайно красивый мужчина, какого только можно себе представить. Он белокур, его лицо необычайно привлекательно, но держится он скованно. У него превосходное, чувствительное и нежное сердце… Император самый любезный мужчина, какого можно себе представить. Он чувствует и думает как порядочный человек. Бедняжка, он совершенно покорен и очарован королевой.

Это был упоительный и, скорее всего, платонический роман – Александру часто было важно само ухаживание, облекавшееся в трепетную романтическую форму, которая, по его убеждению, исчезала от плотской близости. Но политические последствия этого романа оказались вполне реальные. Так случилось, что в своем неуемном стремлении к мировому господству Наполеон растоптал Пруссию, унизил ее, загнал короля и прелестную Луизу на единственный свободный кусочек прусской территории – в Восточную Пруссию. Конечно, дело было не только в возмутительном поведении Наполеона по отношению к прекрасной даме. Дело в том, что он, набравшись сил, грубо нарушил принятые в монархическом обществе Европы обычаи, повел себя как парвеню и нахал. Во‑ первых, он объявил себя пожизненным консулом, а потом провозгласил себя императором. Для монархического салона Европы это было равносильно тому, что в аристократическую гостиную вошел бы переодетый конюх! Когда в марте 1804 года Наполеон арестовал и расстрелял во рву Венсенского замка герцога Энгинского, отпрыска Бурбонов, мир с ним стал уже невозможен. Как записал сардинский посланник в Петербурге Жозеф де Местр, «возмущение достигло предела. Добрые императрицы плачут. Великий князь Константин в бешенстве, Александр I глубоко огорчен. Французских посланников не принимают». Начался обмен резкими нотами. И тут Наполеон оскорбил Александра I, намекнув, что когда убили Павла I, то было бы странно, если бы кто‑ то из‑ за границы вмешался в это дело… Осенью 1805 года Александр I поспешил в Берлин, и там произошла новая, трогательная встреча с Луизой. Прусский король, королева, император устроили сцену в стиле средневековых романов: ночью они идут в подземелье, где во тьме и сырости стоит гроб Фридриха Великого, и клянутся в вечной дружбе, благоговейно целуют холодный камень. Но жизнь не роман, не пройдет и пары лет, как Александр будет обниматься не с прусским другом, а с Наполеоном.

 

Заглянем в источник

Однако преподать урок Бонапарту союзники так и не сумели: под Ульмом австрийская армия сдалась французам, а вскоре под Аустерлицем (ныне Славков, чехия) 20 ноября 1805 года Наполеон разгромил русскую армию. В тот день Александр I выехал на холм, чтобы посмотреть на расположение войск. Обращаясь к назначенному командовать войсками генералу М. И. Кутузову, он спросил его:

«Ну как, Михаил Илларионович, дело пойдет хорошо? » – «Кто может сомневаться в победе под Вашим предводительством». – «Нет‑ нет! Здесь командуете вы. Я всего лишь зритель! »

Когда Кутузов ушел, Александр растерянно сказал свите:

«Ничего себе! Оказывается, я должен командовать боем, которого не желаю, не хочу махать саблей и идти в атаку».

Но когда дело дошло до сражения, Александр I не утерпел. Увидев, что Кутузов нарушает утвержденные ранее инструкции и не идет вперед, царь спросил Кутузова:

«В чем задержка, Михаил Илларионович? » – «Поджидаю, когда все войска сойдутся в колонны». – «Как, мы же не на Царицыным лугу, где парад не начинается, пока не подойдут все полки! » – «Да, Ваше величество! Вот потому‑ то я и не начинаю, что мы не на Царицыном лугу. Впрочем, если прикажете… С Богом! Вперед! »

И это была роковая ошибка, во многом определившая начало грандиозного поражения. Атака русских войск оказалась крайне неудачной. Неся большие потери, армия начала отступать, а потом и побежала с поля боя. Император также пустился в постыдный бег. С тех пор он зарекся выходить на поле боя – ему стало окончательно ясно, что это не его дело.

 

Но до этого еще было знаменитое злосчастное сражение под Аустерлицем. В войне, начатой против Наполеона в 1805 году вместе с Австрией, у России, в сущности, не было никаких стратегических интересов. Кажется, что союзникам более хотелось «проучить нахала», который даже посмел стать императором в ряд с ними! Накануне сражений 1805 года Наполеон с искренним недоумением спрашивал у прибывшего к нему русского представителя: «Зачем мы ведем войну, какие сверхважные причины заставляют нас уничтожать друг друга? »

В 1806 году Россия начала новую войну против Наполеона, уже в союзе с Пруссией. После поражений при Йене и Ауэрштедте 14 октября 1806 года Пруссия фактически перестала существовать. При Прейсиш‑ Эйлау под Кенигсбергом 26–27 января 1807 года русским и пруссакам удалось со страшными потерями отразить натиск французов, но затем при Фридланде Наполеон разбил русских. Если под Аустерлицем погибло 12 тыс. солдат, то при Прейсиш‑ Эйлау жертв было в два раза больше. Наполеон говорил, что это была не битва, а резня!

 

Тильзит. Союз с Наполеоном

 

В конце концов пришлось идти на мировую, и Александр заговорил другим языком.

«Скажите Наполеону, – обращался царь к французскому посланнику, – что союз между Францией и Россией был предметом моих желаний и что я уверен, что он один может обеспечить счастье и спокойствие на земле. Я льщу себя надеждой, что мы быстро поладим с императором Наполеоном, так как будем договариваться без посредников. Прочный мир может быть заключен между нами в несколько дней! »

Известие о мире и даже дружбе с Наполеоном страшно огорчило русских боевых офицеров. Как вспоминал декабрист князь С. Г. Волконский, он с бароном Шпрингпортеном «с горя (по русской привычке), не имея других питей, как водка, мы выпили вдвоем три полуштофа гданской сладкой водки и так мы опьянели, что, плюя на бивуачный огонь, удивлялись, что он от этого не гаснул…»

Двадцать пятого июня 1807 года близ Тильзита, на плоту посередине Немана, русскому императору пришлось обниматься с тем, кого он еще недавно в указах именовал «врагом рода человеческого». Кроме того, Александр I был вынужден смотреть, как Наполеон ухаживал за королевой Луизой, которую пришлось пригласить (вместе с мужем) ради сохранения Пруссии. В итоге переговоров был заключен мир, и Наполеон считал, что всех одурачил…

Впрочем, при всем своем самомнении и тщеславии Наполеон мог трезво оценивать людей, правда, уже после свершения событий. Он понимал, что русский император непрост. Впоследствии на острове Святой Елены он писал:

Александр легко может очаровать, но этого надо опасаться, он неискренен, это настоящий византиец времен упадка империи. У него, конечно, есть подлинные или наигранные убеждения, однако в конце концов это только оттенки, данные ему воспитанием и наставником… Вполне возможно, что он меня дурачил, ибо он тонок, лжив, ловок, он может далеко пойти. Если я умру здесь, он станет моим настоящим наследником в Европе. Только я мог его остановить…

И все же это было время унижения Александра I. Как зло писал Пушкин (в момент этих событий ему было 8 лет), это было то время, когда

 

Его мы очень смирным знали,

Когда не наши повара

Орла двуглавого щипали

У бонапартова шатра.

 

Впрочем, сохранилось множество свидетельств, документов о том, как тяжело переживал Александр I поражения и вынужденную дружбу с Наполеоном, как ему приходилось лгать, увиливать, чтобы сохранить Россию, трон. Он резко изменился в эти годы. Улетучились иллюзии, исчез романтизм первых лет правления, бремя правителя великой страны тяжко лежало на его плечах… Впрочем, он от этого бремени избавляться не хотел, он привык к этой власти, как раб привыкает к отполированным им же цепям.

В итоге переговоров Россия заключила с Францией союзный договор и разорвала отношения с Англией – врагом Наполеона. Кроме того, Россия дала согласие на частичное восстановление Польши – образование великого герцогства Варшавского, уже России не подвластного.

Наполеон считал нужным сломить сопротивление Швеции – союзницы Англии. Поэтому Россия, как новый союзник Франции, под давлением ее начала войну со шведами. Победа далась нелегко, русским войскам пришлось даже совершить переход по льду Ботнического залива. Но плоды ее были весомы: по Фридрих‑ сгамскому мирному договору 5 сентября 1809 года к России отошла Финляндия, получившая от Александра I весьма либеральную конституцию на условиях широкой автономии, немыслимой для всей остальной империи. Но вскоре война 1812 года заслонила все эти события.

 

 

Год. Начало войны

 

Война с Наполеоном надвигалась давно. Союз с Францией после Тильзита был непрочен, да и аппетиты Наполеона росли – он мечтал уже о мировом господстве. Наполеон был недоволен политикой России вообще, оскорбился он и отказом Александра I выдать за него сестру императора – великую княжну Екатерину Павловну. Потом, когда он посватался за младшую, 15‑ летнюю Анну Павловну, ему отказали вновь. Россию же раздражала активность Наполеона в Польше, хотя сил воевать с Наполеоном, подчинившим себе пол‑ Европы, у Александра не было.

Все чувствовали приближение войны, и яркая хвостатая комета, повисшая над Москвой, была воспринята как скверное предзнаменование. Оно оправдалось в июне 1812 года, когда без объявления войны полумиллионная армия Наполеона перешла границу России. Наполеон сразу же решил ударить в сердце России – по Москве, бывшей всегда истинным центром экономики, торговли, главным узлом коммуникаций России. Генералы М. Б. Барклай‑ де‑ Толли и П. И. Багратион начали отводить свои армии в глубь страны, не давая противнику разбить их по частям. Александр I, бывший вначале в войсках, стоявших в Дрисском лагере у западной границы, покинул армию, памятуя свою неудачу под Аустерлицем, и уехал в Петербург. Он поселился снова в Каменноостровском дворце; тут был обширный парк, тишина и покой. Здесь принимались им самые важные решения. Здесь после продолжительного и жаркого спора с членами Совета Александр I пошел навстречу общественному мнению, требовавшему, чтобы непрерывно спорившие друг с другом шотландец М. Б. Барклай‑ де‑ Толли и грузин П. И. Багратион уступили место русскому М. И. Кутузову, которого царь не выносил. Он сказал: «Публика желала назначить его, что касается меня, то я умываю руки. Кутузов сказал, что ляжет костьми, но не пропустит французов в Москву». Глас народа – глас Божий…

Кутузов же очень сомневался в том, что оправдает народные надежды («Едет Кутузов бить французов! ») и волю императора – слишком страшен и непобедим был враг. «Мне, – сказал он, – предстоит великое и весьма трудное поприще, я противу Наполеона почти не служил, он все шел вперед, а мы ретировались, может быть, по обстоятельствам нельзя было иначе». Вернувшись из Каменноостровского дворца домой, он сказал близким: «Победить может и не удастся, но перехитрить попробую». Как будто услышав это за тысячи верст, Наполеон, узнавший о назначении Кутузова, сказал: «Это старый лис Севера». А дела у русской армии были хуже некуда. В Ижорах, при выезде из столицы, Кутузов получил удручающую депешу: французам сдан Смоленск. Дело было почти проиграно, и Кутузов с горечью сказал: «Ключ от Москвы у него в руках…»

 

Бородинское сражение

 

⇐ Предыдущая52535455565758596061Следующая ⇒

Поделиться:

Популярное:

1. Библейская летопись двух царств от рубежа нашей эры до утверждения Осии в Самарии.
2. Библейская летопись двух царств от утверждения Осии в Самарии до гибели Иерусалимского храма.
3. В. Распутин «Деньги для Марии»
4. Дневники после Марии Магдалины
5. Исполнение верующих в Самарии
6. Образ Богоматери — Девы Марии