Д. Норт: Институты как причины различия культур

Прочитайте следующий текст и ответьте на прилагаемые к нему вопросы.

Почему культуры народов такие разные? Современный американский экономист, Лауреат Нобелевской премии 1993 г. «за возрождение исследований в области экономической истории, благодаря приложению к ним экономической теории и количественных методов, позволяющих объяснять экономические и институциональные изменения» ДАГЛАС НОРТ (род. 1920) – иногда Дуглас, англ. Douglass – предлагает задуматься над причиной существования глубоких контрастов между богатыми странами Запада и бедными странами «третьего мира». По его мнению, именно трансакционные издержки создают те главные препятствия, которые мешают экономикам и обществам достичь благополучия. Вот отрывок из его статьи «Институты и экономический рост: историческое введение».

«…Прошло уже более 25 лет с тех пор, как Рональд Коуз опубликовал свое эссе «Проблема социальных издержек», но содержащиеся в нем идеи до сих пор еще не заняли подобающего им места ни в экономической науке, ни в литературе по экономическому развитию. Коуз показал, что неоклассическая модель, которая служит фундаментом большинства экономических теорий западных ученых, справедлива лишь только при чрезвычайно жесткой предпосылке о том, что трансакционные издержки (т.е. затраты, возникающие в связи с заключением контрактов – В.Л.) равны нулю; если же трансакционные издержки положительны, то необходимо учитывать влияние институтов. В неоклассической модели никаких институтов нет, поэтому и с экономическим ростом никаких проблем не возникает: его темп задается просто коэффициентом рождаемости и нормой сбережений.

…Задумаемся над причиной существования глубоких контрастов между богатыми странами Запада и бедными странами «третьего мира». И здесь не транспортные, а трансакционные издержки создают главные препятствия, мешающее экономикам и обществам достичь благополучия.

…Начнем с простой модели персонализированного обмена. Участники такого обмена либо многократно совершают однотипные сделки друг с другом, либо хорошо знают атрибуты, характеристики и свойства друг друга. Измеренные трансакционные издержки в обществе с плотной сетью подобных социальных взаимодействий весьма низки. Обман, нарушение данных обязательств, беспринципность – т.е. все то, на чем строится современная теория промышленной организации – проявляются весьма слабо либо вообще отсутствуют, поскольку это просто невыгодно.

Противоположностью персонифицированного обмена является мир специализированной взаимозависимости, в котором благополучие отдельных участников зависит от сложной структуры, характеризующейся индивидуальной специализацией и, следовательно, меновыми связями, имеющими временную и пространственную протяженность. Чистая модель неперсонализированного обмена предполагает, что характеристики товаров и услуг или поведения агентов обладают значимыми различиями, обмен имеет временную протяженность, а многократная повторяемость сделок отсутствует. При такой форме торговли трансакционные издержки могут быть высокими, поскольку здесь возникают проблемы как с измерением характеристик объектов обмена, так и с обеспечением соблюдения условий обмена; в результате открывается поле для обмана, нарушения соглашений, беспринципности и проч., поскольку все это сулит немалый выигрыш. Чтобы не допустить подобных действий, приходится создавать сложные институциональные структуры, которые ограничивали бы участников и тем самым минимизировали бы потери от вышеперечисленных причин. В результате в современных западных обществах сложились системы договорного права, взаимных обязательств, гарантий, торговых марок, сложные системы мониторинга и эффективные механизмы проведения законов в жизнь. Короче говоря, мы имеем хорошо специфицированные и надежно охраняемые права собственности. …Конечно, за вышеперечисленными институтами стоит куда более сложная институциональная структура, которая позволяет специфицировать и защищать права собственности, благодаря которым и создаются условия для совершения сделок и реализации выигрыша от роста производительности, обусловленного техническим прогрессом.

…Почему развитие все более и более сложных институтов, которые позволяли бы нам контролировать все более и более сложные взаимозависимости, не происходит автоматически? Действительно, большинство публикаций по теории игр и накопленный опыт институционального развития невольно наводит на мысль о том, что развитие первобытных обществ и превращение их в современные общества западного типа должно происходить автоматически и прямолинейно. Ответ совершенно очевиден. Падение системы персонализированного обмена – это не только разрушение плотной сети коммуникаций, но и конец общественного уклада, в котором царила общность представлений и общность выполняемых всеми правил. Становление неперсонализированных правил и договорных отношений означает становление государства, а вместе с ним – и неравного распределения силы принуждения. Это создает возможность для тех, кто обладает большей силой принуждения, толковать законы в собственных интересах, независимо от того, как это скажется на производительности. Иначе говоря, начинают приниматься и соблюдаться те законы, которые отвечают интересам власть предержащих, а не те, которые снижают совокупные трансакционные издержки. На самом деле, один из наиболее наглядных уроков истории заключается в том, что политическим системам органически присуща тенденция производить на свет неэффективные права собственности, которые приводят к стагнации или упадку.

…Институты – это правила, механизмы, обеспечивающие их выполнение, и нормы поведения, которые структурируют повторяющиеся взаимодействия между людьми. Таким образом, институты ограничивают и определяют спектр альтернатив, доступных экономическим агентам согласно неоклассической теории. Но здесь нас будут интересовать не институты per se, а их влияние на решения, которые на деле принимают индивидуумы.

…Если люди верят в незыблемость правил, договоров, прав собственности и т.д., они будут воздерживаться от попыток обмануть, украсть или проявить беспринципность. Короче, они будут соблюдать условия договора. И наоборот, если люди не верят в незыблемость правил, считают их несправедливыми или просто строят свое поведение исходя из принципа максимизации выигрыша, который обычно используется в неоклассической модели, издержки заключения сделок или трансакционные издержки будут возрастать.

…Само по себе наличие правил еще не является достаточным условием, однозначно определяющим результат, хотя в ряде случаев их роль является решающей. …Целый ряд латиноамериканских государств построили свои конституции по образцу конституции США, но результат получился совершенно иной.

…Возможно, будет некоторым преувеличением сказать, что механизм соблюдения законов всегда несовершенен, но это утверждение обращает наше внимание на такой важный, хотя и недостаточно изученный аспект экономической истории, как та огромная роль, которую сыграла защита государством договорного права в экономическом прогрессе человечества.

…Развитие государства от средневекового, мафиозного по своему характеру, до современного, воплощающего в себе правовые институты и инструменты – это важнейшая часть истории свободы. Этот момент часто остается в тени или недооценивается по причине близорукости экономистов, упорно считающих, что государство – это лишь гигантская форма организации грабежа и перераспределения дохода.

…Говоря об институциональных изменениях, я хотел бы затронуть два вопроса: отчего происходят изменения и чем определяется их направление?

…Институты меняются, и эти институциональные изменения так или иначе связаны с фундаментальными изменениями в структуре цен. Исторически, главным источником изменений в структуре цен было изменение численности населения, хотя технический прогресс (включая такой важнейших фактор, как развитие военной технологии) и изменение цен на информацию также играли в этом немаловажную роль. …Нормы поведения, будучи, безусловно, чувствительными к переменам в структуре цен, меняются и с развитием идей и идеологий.

…Второй вопрос, связанный с институциональными изменениями – это вопрос о том, что именно определяет направление этих изменений. Несколько миллионов лет назад или даже в такое исторически близкое к нашим дням время, когда существовало общество охотников и собирателей, предшествовавшее «сельскохозяйственной революции» в восьмом тысячелетии до нашей эры, все человечество жило, по-видимому, в примерно одинаковых условиях, но затем мы стали развиваться по-разному (и совершенно разными темпами). Как случилось, что мы создали такие непохожие структуры социальной, политической и экономической организации? Если обратиться к конкретному примеру, … чем объясняется столь разительная несхожесть путей исторического развития Англии и Испании, как на своей собственной территории, так и в отношении колоний в Северной и Южной Америке?

Начальные исторические условия в Англии и Испании

…Несмотря на то, что между Англией и Испанией в начале XVI в. существовало много общего…, развитие этих двух стран происходило по-разному.

…И перед Англией, и перед Испанией, равно как и перед другими нарождающимися государствами Европы, стояла одна и та же проблема, решение которой имело далеко идущие последствия: чтобы выжить, правитель страны должен был получить дополнительные источники доходов. Традиционно, короли жили за счет собственных источников дохода, т.е. рассчитывать они могли только на доходы от своих собственных поместий и традиционные феодальные пошлины. Прогресс в военном деле, связанный с появлением арбалетов, больших луков, копий и пороха, сделал содержание армии чрезвычайно дорогим удовольствием и привел к финансовому кризису. …Чтобы получать больше дохода, королю приходилось каким-то образом договариваться со своими подданными. И в Англии, и в Испании это привело к появлению неких форм народного представительства, за что народу пришлось заплатить ростом налогов, и в обеих странах основным источником доходов короны стала торговля шерстью. На этом сходство кончается и дальнейшее развитие каждой страны пошло по своему пути. Мы сможем лучше оценить это несходство, если обратимся к простейшей модели государства, построенной на принципах, выдвинутых в предыдущих разделах.

…Король ведет себя как проводящий дискриминационную политику монополист и предлагает разным группам своих подданных «защиту и справедливость» или, по крайней мере, наведение порядка внутри страны и защиту прав собственности в обмен на уплату налогов.

Развитие Англии

…Напряженность в отношениях между правителями и их подданными … завершилась подписанием Великой хартии вольностей, однако финансовый кризис достигает своей наивысшей точки во время Столетней войны, в годы правления Эдуарда I и Эдуарда III. Стаббс в своей книге «Конституционная история Англии» так говорит о его последствиях: «Признание за парламентом права издавать законы, расследовать злоупотребления и принимать участие в проведении национальной политики было фактически куплено за деньги, дарованные Эдуарду I и Эдуарду III».

Логическим следствием этого было то, что в XVI в. во время правления династии Тюдоров структура английского правительства претерпевает поистине революционные изменения. …Эта революция превратила правительство из домашней, несмотря на всю ее сложность, управленческой структуры, ведавшей королевскими владениями, в бюрократию, которая все больше внимания уделяла экономическому контролю и регулированию.

…Хотя Тюдоры продолжали пытаться контролировать экономику и «заморозить» структуру экономической деятельности, насаждая гильдии и монополии, их усилия были по большей части неэффективны.

…Закрепление экономических и политических свобод в нормах права; заинтересованность принципалов (купцов и проч.) в получении больших свобод; наконец, идеологические установки, которые распространились в Англии в XVII в., – все это вместе взятое оказалось достаточно мощной силой, способной сыграть важную роль в институциональных изменениях.

Развитие Испании

…У меня сложилось впечатление, что в работах по экономической истории Испании никогда не ставилась задача конкретно проследить эволюцию прав собственности в этой стране и выявить их политические истоки.

…В Кастилии возникла централизованная монархия, и именно Кастилия предопределила последующую институциональную эволюцию Испании и Латинской Америки. Основным источником финансовых поступлений была места (гильдия овцеводов), которая в обмен на право овцеводов свободно мигрировать со своими стадами по стране обеспечили Корону надежным источником дохода, но при этом создала препятствия для развития земледелия и утверждения прав собственности, не говоря уж об эрозии почвы. Другим важным источником поступлений в казну в Кастилии была «алькаба» или «алькабала» – торговый налог. Однако по мере того, как Испания усиливала свое могущество, постепенно превращаясь в величайшую после Рима империю, все большая часть ее доходов поступала из внешних источников – из Сицилии, Неаполя, Нидерландов и Нового Света. Внутренний контроль над экономикой и внешний – над широко раскинувшимися колониями, требовал многочисленного, иерархически организованного бюрократического аппарата, вооруженного мощным потоком королевских эдиктов.

…Когда издержки военного контроля за колониями превысили доходы (падение которых было связано с восстанием в Нидерландах и посте- пенным сокращением поступлений в казну), внутренний налог (алькабала) был увеличен с 1, 2 до 10%, но это не уберегло испанскую корону от постоянно повторяющихся банкротств, разрешавшихся с помощью прямой конфискации имущества и денег. Результатом стали упадок и стагнация испанской экономики.

…На языке нашей модели институционального развития это означает, что в противостоянии межу короной и кортесами верх брала корона, что соответственно означало постепенный упадок кортесов. Управленческая структура превратилась в громоздкий и сложный бюрократический аппарат, и короне приходилось предпринимать бесконечные попытки сохранить контроль за своими разбросанными по всему миру агентами. …Большие расстояния только усиливали труднейшую задачу сохранения контроля над агентами в Новом Свете; однако несмотря на то, что на каждом уровне иерархии часть ренты безвозвратно терялась, корона поддерживала эффективный контроль как за политикой, так и за экономикой Нового Света.

Последствия для Нового Света

…Проследить институциональную эволюцию английских североамериканских колоний легче, чем испанских латиноамериканских колоний. Но так или иначе, между ними существовала громадная разница в начальных условиях. Английские колонии в Америке создавались в то самое время, когда борьба межу короной и парламентом достигала своего апогея. Религиозное и политическое разнообразие империи отразилось и на ее колониях. В испанской Вест-Индии конкиста (исп. conquista – завоевание) пришлась как раз на то время, когда влияние кортесов в Кастилии сходило на нет. Завоеватели внедряли в аграрном обществе единую религию и единую бюрократическую систему. Новый правящий класс энкомендерос «попечителей», т.е. колонистов – владельцев имений покорил и подчинил себе индейцев. Однако и сам класс энкомендерос стал жертвой королевской политики, ослабившей его политическое влияние путем насаждения класса государственных чиновников.

В Северной Америке как в принадлежавших короне и лордам-собственникам, так и в чартерных (образованных хартиями) колониях существовало большое многообразие политических структур. Однако общее развитие ясно и недвусмысленно шло в направлении усиления местного политического контроля и роста влияния ассамблей (законодательных собраний штатов). Например, Навигационный акт заключил колонии в общие рамки британской имперской политики, и в этих просторных рамках колонисты могли свободно развивать экономику. По правде говоря, колонисты сами нередко налагали больше ограничений на права собственности, чем метрополия.

…В испанской Вест-Индии проводником политической и экономической воли метрополии была бюрократия. Residencia (возвращение в метрополию после завершения срока службы) была главным средством, используемым королем для того, чтобы держать вице-королей и других чиновников в повиновении. По окончании срока службы все чиновники должны были проходить официальную проверку. Именно страх часто оказывался тем стимулом, который заставлял их верно служить королю; страх усмирял также всяческие попытки амбициозных чиновников на периферии империи обрести самостоятельность.

Что касается экономики, то маркизу Помбалю, который занимал пост Государственного секретаря по иностранным делам и военным вопросам и управлял Португалией и ее колониями в 1755–1777 гг. «как подлинный диктатор», приписывают следующие слова: «Я считаю абсолютно необходимым перенести всю торговлю этого королевства и его колоний в компании; тогда все купцы будут вынуждены войти в них или отказаться от торговли, поскольку они могут быть абсолютно уверены, что не только интересы всего королевства, но и их собственные интересы мне известны лучше, чем им самим».

Некоторые купцы и Лиссабонская торговая палата осмелились выражать свой протест. В ответ на это Помбаль распустил Палату и арестовал нескольких ее лидеров; остальные вошли в созданный под прямым контролем правительства Торговый союз, который безропотно одобрял все решения министра.

Англо-французская колониальная война (1755–1763 гг.), как известно, стала переломным моментом всей американской истории. Попытки Англии обложить граждан колонии налогом (весьма умеренным) а также сдержать продвижение колонистов на запад породило бурную реакцию, которая через ряд промежуточных этапов привела к Революции, Декларации независимости, Статьям Конфедерации, Северо-западному ордонансу и Конституции, т.е. к последовательности институциональных образований, которые образуют логическую цепочку институциональной эволюции, несмотря на всю случайность исторического процесса. Испанская Вест-Индия продолжала переживать череду кризисов, связанных с попытками обеспечить эффективность бюрократической машины и подчинить ее контролю. Упадок в эпоху Габсбургов и попытки возрождения в эпоху правления Бурбонов привели к перестройке бюрократической машины и даже к некоторой либерализации торговли (при Бурбонах) внутри империи. Однако контроль над агентами оставался постоянной проблемой, которая только усложнялась попытками креолов подчинить себе бюрократию и поставить ее на службу собственным интересам. В какой бы мере латиноамериканские войны за независимость ни были борьбой между колониальным и имперским контролем (над бюрократией, а, следовательно, и над политикой и экономикой), эта борьба была наполнена идеологическими обертонами, представлявшими собой отголоски Американской и Французской революций. Завоевание независимости привело к принятию конституций, построенных по образцу Конституции Соединенных Штатов, однако имевших совершенно иные последствия. В Латинской Америке, в отличие от Соединенных Штатов, во всех творческих усилиях по созданию моделей федеративного устройства и мужественных попытках добиться децентрализации, после первых нескольких лет республиканской независимости обнаруживалась одна общая черта: они все заканчивались неудачей. Некоторые имели катастрофические последствия; ни один план не оказался жизнеспособным. Контраст между историями Северной и Южной Америки дает, вероятно, наилучший пример того, к каким последствиям для политического и экономического развития приводит различие путей институциональной эволюции. Мы только начинаем распространять экономическую и политическую теорию на исследование институтов. Надеюсь, что данная попытка исторического анализа дает некоторое представление о том, какие горизонты открывает этот подход для исследования экономической истории и экономического роста».

Норт Д.К. Институты и экономический рост: Историческое введение //

THESIS, 1993, Вып. 2. С. 69–90

Вопросы

1. Каков смысл понятия «институт» в социологии и экономической теории?

2. Что такое трансакционные издержки?

3. На какие различия в истории Англии и Испании обращает внимание Д. Норт?

4. Какое влияние, по мнению Д. Норта, различия в истории Англии и Испании оказали на историю Северной и Южной Америки?

5. Сопоставьте анализ американской истории Г. Гегеля и Д. Норта. Что общего в их представлениях и чем они различаются?

8.4. Ж.-Ф. Лиотар: Знание как нарратив*

Прочитайте следующий текст и ответьте на прилагаемые к нему вопросы.

Что представляет из себя знание? Согласно традиционному представлению – точнее, с точки зрения классической теории истины – знание – это повествование о том, что было и есть «на самом деле». Такое понимание знания отстаивает классическая (модернистская) наука и классическая философия. Последняя в связи с этим предполагает даже специальную область своих исследований: гносеологию или теорию познания. Классическая бинарная логика, являющаяся основанием классической рациональности, знает два состояния любого высказывания: «истинно» либо «ложно». В качестве одного из следствий такого онтолого-гносеологического представления в XVIII веке родилась вера в разум (идеология Просвещения).

Но, может быть, всё гораздо сложнее? Может быть знание – это не только и даже (о ужас! ) не столько поиск истины в классическом её понимании. Может быть социальная функция знания (где и о чем можно говорить и где и когда следует молчать) являет собой не вторичный, третичный или какой-либо еще производный аспект, а как раз наоборот – это именно то, что определяет легитимность (и, следовательно, истинность) знания. Одной из примет, по которой может быть распознана сущность и критерии того или иного вида знания, по мнению французского философа- постмодерниста ЖАНА-ФРАНСУА ЛИОТАРА (1924 – 1998), является нарратив, т.е. принятый в обществе способ представления и обоснования знания. В предлагаемой главе из книги Ж.-Ф. Лиотара «Состояние постмодерна» говориться именно об этом.

⇐ Предыдущая 22 23 24 25 262728 29 30 31 Следующая ⇒