Реставрация после Второй Мировой Войны

⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 7Следующая ⇒

Вторая мировая война оказалась важной вехой в развитии представлений о задачах сохранения памятников и их реставрации. Такие существенные факторы, как массовое разрушение памятников во время военных действий и намерившиеся в послевоенный период резкие изменения социального уклада, в частности бурное развитие урбанизации, привели к сложению новой во многих отношениях ситуации.

Представления о методике реставрации, сколь бы различными они до этого ни были, традиционно, складывались исходя из положения, что разрушения памятника и изменения его архитектуры, которые реставратору предстоит тем или иным способом исправить, сложились уже в давнее время, и данные для реставрации предстоит добывать путем прочтения остатков старых форм на самом объекте, сбора исторических свидетельств и изучения архитектуры соответствующего времени. Относительность и неполнота собранных таким образом свидетельств были одной из причин часто проявлявшегося недоверия к реставрации вообще, что особенно сказалось при формулировании принципов археологической реставрации. Кроме того, в обычной, традиционной ситуации памятник не реставрированный, как бы сильно искажен он ни был, предстоял как историческая реальность, в то время как его целостный облик, восстановление которого входило в задачу реставрации, воспринимался как нечто не только идеальное, но и одновременно искусственное. Восстановленное в изначальных формах античное или средневековое сооружение неизбежно должно было казаться в каком-то смысле фальшивым уже потому, что его полное обновление как бы перечеркивало существование огромного исторического пласта, отделяющего его возведение от современности.

В этом отношении ситуация с памятниками, разрушенными во время войны, оказывалась принципиально иной. О прежнем виде таких сооружений не приходилось строить догадки: он был точно зафиксирован в обмерах, фотографиях, подробных описаниях. Целостный облик памятника (в данном случае – сложившийся ко времени разрушения) был жив в сознании людей; ненормальным воспринимался не он, а вид лежащих на месте памятника руин. Эта ненормальность оказывалась особенно разительной, когда утрачены были часть целого здания или важный компонент архитектурного ансамбля.

Существование подобной проблемы обнаружилось задолго до второй мировой войны, когда в 1902 г. внезапно обрушилась колокольня св. Марка в Венеции, служившая главной доминантой не только группы центральных площадей, но и всей городской панорамы. Уже тогда возникла оживленная полемика между сторонниками ее воссоздания, и противниками; настаивавшими, во имя избежания фальсификации памятника, на, том, чтобы новая колокольня была возведена в новых формах и на новом месте. Решение о воссоздании колокольни по-старому было воспринято как спорное, но частное как бы не затрагивающее кардинальных проблем реставрации.

Более остро проявилась подобная же ситуация после первой, мировой войны, когда памятники ряда стран, особенно Франции и Бельгии, оказались серьезно поврежденными. При этом вновь возникла полемика по поводу правомерности воссоздания утраченного. Многие деятели культуры; в частности скульптор, Роден; поэт Ростан; возражали против попыток повторить древний подлинник, настаивая на сохранении руин как свидетельства человеческого варварства «позор для них, Парфенон для нас». Очень скоро, однако, обнаружилось, что руины поврежденных артиллерией сооружений быстро разрушались от воздействия атмосферы, и необходимы были специальные меры по их защите. Кроме того, в некоторых случаях технические возможности реставраторов оказались более совершенными, чем принято было считать. Например, разбитые скульптуры Реймскогo собора были не заменены новыми копиями, против чего возражали художники, а тщательно и аккуратно склеены из обломков. Все это привело к тому, что на практике почти все поврежденное было восстановлено.

Размеры разрушений, которые принесла с собой вторая мировая война, оставили далеко позади масштабы предшествующих военных катастроф. Особо большой ущерб был нанесен памятникам в Советском Союзе и в Польше. Разрушены были не только отдельные сооружения, но и целые города с большими архитектурными комплексами речь шла уже не о потере отдельных ценных пpоизведений, а о возможности утраты следов существования национальной скульптуры (как это имело Место в случае разрyшенной Варшавой). Принципы отношения к архитектурному наследию, выработанные на практике реставрации, отдельных сооружений, пришлось cooтносить с новой ситуацией, при которой, решались более широкие проблемы; чем методы восстановления, отдельного сооружения.

И Практика, и теоретические высказывания по поводу принципов восстановления разрушенного были весьма различны. Наиболее близко к рекомендациям теории, археологической реставрации, было решение, принятое по отношению к собору, в Ковентри (Англия), почти полностью уничтоженному при бомбардировке города немецкой авиацией. Остатки, средневекового здания были законсервированы с минимальными докладками, нeобходимыми для сохранения подлинника, а новое здание городского собора возведено рядом в современных формах. Развалины, собора приобрели значение не только руинированного памятника древнего зодчества, но и исторического памятника, связанного с трагическими событиями нашей эпохи.

Пример собора в Ковентри остался, однако исключительным, и это не случайно. Жизнь настоятельно требовала возрождения, разрушенныx городов, а сохраняться как, руины могли лишь очень немногие сооружения. На практике необходимо было тем или иным путем восстанавливать здания для жилья или иных жизненных функций. Поэтому в основном существовала альтернатива – смириться с потерей и возводить на месте исторических зданий, разобрав их остатки совершенно новые сооружения либо, пытаться восстановить, целостность разрушенных памятников. Примеров и того, и другого решения существует достаточно много.

Наиболее авторитетные, теоретики реставрации высказались в пользу дифференцированного подхода к проблеме. Небольшие, частные повреждения, по общему убеждению, предстояла безусловна устранить. В случае разрушений более значительных, когда утрачены существенные части памятника, была признана возможность различных решений в зависимости от степени документированности предполагаемого восстановления, композиционной роли утраченного элемента, функциональных требований и иных факторов. На практике преобладающей тенденцией оказалось стремление восстановить памятники и при значительных утратах, иногда полностью или почти полностью разрушенные. Так, например, в Северной Италии были, восстановлены многие мосты взорванные немецкими войсками во время отступления, среди них мост Санта-Тринита во Флоренции, Кастельвеккьо и де ла Пьетра в Вероне.

Мотивировка их воссоздания в старых формах была различной, на в целом преобладали соображения градостроительного порядка. Так, средневековый мост Кастельвеккьо составлял единый комплекс с замком, который полностью уцелел, и речь, по мнению руководителя работ архит. Пьеро Гаццола, шла а воссоздании не целого памятника, а его важной составной части. Реставрация моста де ла Пьетра, сохранившего в опарах и арках позднеантичную кладку из массивных мраморных блоков и относившегося в верхних частях к XVI в., облегчалась тем, что многие блоки были целы, и оказался возможным фрагментарный анастилоз. Новым материалам была дополнена главным образом кирпичная кладка. Однако и в этом случае одним из главных аргументов в пользу восстановления моста в прежних формах была его градостроительная роль. Па словам Гаццола, «в течение более пяти веков облик довоенного моста способствовал созданию особой атмосферы квартала: неповторимое слияние форм, различных материалов и красок.

В Советском Союзе восстановление разрушенных во время фашистского нашествия памятников приняло очень значительные размеры. Наиболее широка развернулись рабаты на дворцово-парковым комплексам в пригородах Ленинграда. В них, как правило, уцелели парки и остовы каменных сооружений, при этом почти полностью была утрачено богатое внутреннее декоративное убранство. Воссоздание пригородных дворцов в прежнем виде требовала, таким образам, воспроизведения заново элементов не только рядовых, но и сложных, подчас уникальных, являвшихся самостоятельными произведениями декоративно-прикладного или изобразительного искусства. Традиционные положения археологической реставрации исключали возможность воспроизведения заново таких элементов. Вместе с тем отказаться от их восстановления означало бы в данном случае примириться с утратой напоминаний о большом и чрезвычайно важном явлении в развитии русского искусства. Исключительность создавшейся ситуации привела к принятию решения, которое в обычных условиях вряд ли была бы возможным. Осуществление задачи возрождения ленинградских пригородов потребовало огромных материальных и творческих усилий, организации специализированной строительной базы; возрождения утраченных художественных промыслов. Восстановление памятников из руин имела места не только под Ленингpадом. Так, в Новгороде была воссоздана почти полностью заново церковь Спаса на Нередице, от которой уцелели лишь нижние части стен. В данном случае воссоздание было продиктована требованиями сохранения исторического пейзажа Новгорода и необходимостью защиты оставшихся фрагментов стенописей. Оно стало возможным благодаря наличию исчерпывающей фиксации, произведений при первой реставрации памятника.

Наиболее крупным комплексом, восстановленным из руин практически заново, был центральный -район Варшавы – Стара Място. Здания старого города, воссоздавались по материалам фиксации, проведенной накануне войны. При точном повторении старых фасадов они оборудовались внутри в соответствии с современными требованиями комфорта. Решающими в данном cлучае оказались не теоретические положения реставрационной методики, а национальные чувства народа, отстоявшего в ходе войны сваи права на существование, восстановление старого центра столицы приобрело значение символического акта.

Значительные споры вызвали попытки воссоздания памятников не в той редакции, которую они имели в момент разрушения, а с воссозданием только наиболее древних и наиболее интересных в художественном отношении частей. С одной стороны, такой подход к восстановлению памятников со сложной строительной историей позволял раскрыть в них наиболее древний и ценный исторический пласт, не уничтожая позднейших наслоений, поскольку они на времени вмешательства реставратора уже практически перестали существовать. Так были реставрированы готические церкви Санта-Кьяра и Сан-Лорeнцо в Неаполе, барочнее внутреннее убранство которых погибло при бомбардировке города. Наиболее известный пример такого решения в отечественной практике – восстановление церкви Пятницы в. Чернигове (архитекторы П. Д. Барановский и H.B. Холостенко ). Пятницкая церковь, конструктивная система которой, казалось бы не позволяла датировать ее ранее ХV в., а внешняя декорация имела барочный характер, считалась памятником относительно поздним. Только в результате военных разрушений, когда обнажилась основная структура здания, стало очевидным, что памятник в действительности датируется рубежом XII и XIII вв. и представляет исключительный интерес для истории русского зодчества. Обмеры руин и тщательная разборка завалов дали возможность с большой достоверностью реконструировать первоначальный облик здания. Однако подобный подход к восстановлению разрушенных памятников лишал сторонников восстановлению важного аргумента в пользу отхода от строгих норм обычной реставрационной пpактики, поскольку восстанавливался уже не привычный, облик памятника, живой в сознании современников. Поэтому реставрации такого типа, далеко не всеми признаны правомерными, в частности, восстановление церкви Санта-Кьяра в готической редакции вызвало в свое время очень резкую полемику.

Мотивировка правомерности, воссоздания утраченных сооружений градостроительными соображениями отражает значительные изменения, происшедшие к этому времени в оценке произведений зодчества прошедших эпох быта окончательно отвергнута восходящая к XVIII-X-IX вв. традиция рассматривать памятник, как сущность изолированную от своего контекста и единственно ценную своими внутренними стилистическими особенностями (характеристика П. Гаццола). В некоторых стрaнах, в первую очередь в Италии, понимание нерасторжимой связи каждого древнего сооружения с его окружением и значения самой городской среды как самостоятельного и полноценного памятника определялось, уже в 30-е годы, но всеобщее признание этот принцип получил в послевоенный период. Перенесение акцента с отдeльного сооружения на среду частью которой служит это сооружение не могло не сказаться, на разных случаях по-разному, на подходе к решению собственно реставрационных задач. Кроме того, в послевоенные десятилетия окончательно созрело представление о необходимости активного включения здания в современную жизнь, непременного наделения его важной для общества практической функцией. Приспособление памятников для современного использования стало рассматриваться не как неизбежно зло, а как необходимое условие их сохранeния. Это обстоятельство также наложило отпечаток на, современную реставрационную, практику.

Новая ситуация вызвaла к жизни, с одной стороны, значительное оживление реставрационной деятельности (особенно ощутимое в странах, наиболее пострадавших в ходе войны), с другой стороны – очень большую пестроту принимаемых решений. Необычные масштабы воссоздания заново отсутствующих частей, частые при ликвидации военных разрушений, способствовали проявлению подобных же тенденций при реставрации памятников, просто обветшавших либо же перестроенных или разрушенных в давнее время. Отдельные работы приближались по своему характеру, к нормам, казалось бы, навсегда отвергнутой стилистической реставрации. Особенно резкую полемику вызвало сооружение заново по очень незначительным остаткам стои Аттала в Афинах. Столь значительное по масштабам воссоздание античного coopyжения было бы редкостью даже для XIX ст. В Советском Союзе сходные тенденции тоже имели место. Сравнительно недавний и особенно наглядный пример – неоправданное и недокументированное воссоздание Золотых ворот в Киеве.

Спорность многих реставраций, разнообразие индивидуального подхода отдельных архитекторов стимулировали оживление интереса к вопросам реставрационной теории. Наиболее актуальным при этом был вопрос об отношении к положениям археологической реставрации. В этом плане подавляющее большинство высказавшихся были вполне солидарны: основные принципы, сформулированные в первой половине нашего столетия, несмотря на новые оттенки, которые внесла жизнь в послевоенный период, остаются незыблемыми. Если не принимать во внимание восстановление разрушенных во время войны памятников, то наблюдавшиеся в послевоенные годы попытки вернуться к старым методам реставрации, допускавшим попытки стилизаторского домысливания, представляют собой, по определению одного из теоретиков реставрации Роберто Пане, «забвение культурного опыта». Воссоздание стои Аттала Пане охарактеризовал как проявление подхода к памятнику не как к исторической индивидуальности, а как к предмету потребления, «потребительская стоимость» которого возрастает в зависимости от степени его I занимательности для неподготовленного, «уставшего от развалин» туриста. Подобным же образом в Советском Союзе в 60-е годы в печати неоднократно высказывался призыв перейти от реставрации памятников к их консервации.

Вместе с тем в высказываниях многих авторов проявилась тенденция к более гибкому применению сформулированных до этого правил реставрации. Так, П. Гаццола и Р. Пане выступали с предложением частичных изменений в тексте Хартии реставрации 1931 г., дающих несколько большую свободу реставраторам в выборе приемов, например в методах Обозначения реставрационных добавлений. Эти предложения отразили еще одну новую тенденцию – перейти, к более многосторонней оценке памятника. Стилистическая реставрация опиралась на представление о памятнике как о произведении искусства, которое реставратор волен дополнят коль скоро он проникся закономерностью его построения. В противоположность этому археологическая реставрация исходила из оценки памятника преимущественно как исторического источника, чем и мотивировалась строгость научного подхода. Согласно точке зрения ряда современных теоретиков, памятник, являясь историческим источником, в той же мере должен рассматриваться как произведение искусства. Не претендуя на возможность подменить собой древнего зодчего, современный реставратор не может тем не менее отвлечься от художественной оценки, и реставрация представляет собой не только область научного исследования, но и область творчества, хотя и ограниченного жесткими рамками. Архитектор, производящий реставрацию, должен заботиться не только об исторической верности и соблюдении установленных норм, но и о гармонии целого, достигаемой, однако, не методами стилизаторского дополнения, а исходя из современной системы художественного мышления.

Лекция № 2

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 Следующая ⇒