Петиция королю Георгу V, c.3

 

Через несколько дней из Мурманска в Кемь приехал генерал Мейнард. Он сообщил, что эта затея является несбыточной и британское правительство на нее не пойдет. В поддержку своей точки зрения он представил несколько неоспоримых аргументов; тем не менее я продолжал считать, что интерес к Мурманску, единственному арктическому порту, не замерзающему в зимние месяцы, возможно, перевесит географические трудности, тем более теперь, когда было совершенно ясно, что у Мурманской армии нет никаких шансов одержать верх над большевиками, в то время как Карелия могла бы стать полезным буферным государством на севере. К тому же не было никаких сомнений в коммерческой привлекательности рабочей золотодобывающей шахты, расположенной на юге Карелии рядом с железной дорогой, местных запасов золота, серебра и свинца, а также сотен квадратных миль нетронутых лесов вместе с изобилием водной энергии.

Спустя некоторое время из Англии, из Министерства иностранных дел прибыл известный дипломат & lt; Линдли& gt;, чтобы разрешить вопрос с карельской петицией. Я был заранее извещен о времени его прибытия в Кемь и пришел на вокзал, чтобы лично встретить гостя. Высокий и худощавый, с чисто выбритым лицом и сединой на висках, он с широкой улыбкой перешел через железнодорожные пути и протянул мне руку, поприветствовав следующими словами:

«Неужели, полковник Вудс, это очередной ирландский розыгрыш? »

Я поспешил снять с себя ответственность, но не думаю, что его вполне убедили мои отрицания. Тем не менее он сообщил мне, что правительство тщательно рассмотрело все аспекты сложившейся ситуации и с большой неохотой пришло к выводу, что не сможет принять Карелию под британский протекторат. Он упомянул, что поданная петиция вызвала переполох среди некоторых из наших союзников, которые обвиняли меня в подстрекательстве «британских планов на захват Карелии».

Он попросил, чтобы я сообщил карелам о решении правительства. Я отказался по двум причинам: во-первых, я был уверен, что ему лучше удастся подсластить пилюлю, к тому же в качестве представителя правительства именно он был должен дать карелам официальный ответ на их официальный запрос; во-вторых, я не испытывал желания наблюдать разочарование, с которым, как я был уверен, они воспримут решение Британии. Именно поэтому я не пошел на собрание, созванное карелами, чтобы принять посланника британского правительства и выслушать его заявление.

Мне кажется, мое разочарование было почти таким же глубоким, как и у карелов; к тому же я опасался, что отказ принять их предложение может повлиять и на их лояльность по отношению к союзникам во время будущих боевых действий. Однако & lt; Линдли& gt; удалось значительно смягчить эффект своего сообщения, и карелы никак не изменили своего дружелюбного отношения к нам, да и их уважение к авторитету британцев совершенно не пошатнулось. Тем не менее нетрудно было заметить, как сильно они разочарованы.

Мне кажется, антипатия к русской власти сидела в них очень глубоко, так как их лидеры использовали любую возможность, чтобы добиться хоть какой-нибудь независимости. Как следствие, я был не очень удивлен, когда через несколько недель получил приведенный ниже документ, который их лидеры попросили передать британским властям. Он был написан на другом языке, и на нем было гораздо больше подписей, чем на первом. Его перевели с финского на русский и затем на английский. Далее приведен его точный перевод[45]:

 

Главнокомандующему силами союзников в Мурманске.

Сэр,

Мы, нижеподписавшиеся представители, выбранные от всего карельского народа, хотим представить на ваше рассмотрение результаты нашего обсуждения письма, полученного от вас в ответ на петицию, которую мы направили командующему 237-й бригады.

Мы сожалеем, что содержание вашего ответа совершенно не принимает во внимание истинные настроения среди карельского народа. Содержание письма совершенно не основывается на принципах ни демократии, ни автономии различных народов, хотя Союзные Правительства провозгласили торжественно, что эти принципы будут основой их настоящей политики. Тому, кто не знаком с автором письма, может почти показаться, что этот человек не вполне представляет глубокий патриотизм карелов и их горячее стремление к свободе.

В связи с общим тоном письма мы находим уместным более ясно выразить нашу точку зрения, и мы имеем честь попросить вас проявить любезность и заново обдумать следующие вопросы:

(1) Комитет, членами которого мы являемся, был выбран на собрании представителей-делегатов от деревень всей нашей страны, и получил всю власть решать все дела карельского народа, для решения которых он и получил свои полномочия.

(2) Из того, что этот комитет может узнать из прессы, Союзные Правительства пригласили на планируемую Конференцию на Принцевых островах не только представителей различных признаваемых Правительств (в России), но также и делегатов от таких политических и национальных групп, у которых в это время еще нет политической индивидуальности. По этой причине комитет желает назначить представителя от Карельской Нации, чтобы присутствовать на планируемой конференции.

(3) В марте прошлого года, когда было заключено соглашение между Лидерами Союзных Сил и Мурманским Советом, по которому Союзные Силы должны были оккупировать страну, чтобы сдержать прилив национальных врагов России, Совет спросил у карелов, согласны ли они с предпринятыми шагами. Карелы согласились на это предложение, и в то время было заключено соглашение, согласно которому у Мурманского Совета оставалась та же власть, которая была у него в то время. Но потом, позже, было образовано временное Правительство и назначен губернатор, и это было сделано без совета с Карельским Народом (как будто Карельский Народ не мог помочь в этих двух делах) или с союзниками. Мы считаем, что, поскольку с Карельским Народом не посоветовались, Мурманский Совет должен был посоветоваться с Лидерами Союзных Сил.

(4) Предложения, сделанные Союзными Силами о конференции на Принцевых островах, развеивают все сомнения в готовности Союзников признать осуществимость встречи с Русским Советским Правительством. Карельский Комитет надеется, что при данных обстоятельствах не было ничего смехотворного в их надежде получить разрешение послать своих представителей на эту конференцию.

(5) В вашем письме сделано заявление, что нынешние выборы в земское собрание Кемского уезда дают жителям возможность выбрать таких представителей, каких они действительно хотели бы. Мы думаем, что это заявление, которое не основывается на твердых фактах, было сделано, потому что вас дезинформировали об истинной природе этих выборов; так как их организация не была такой, чтобы обеспечить то, чтобы выборы в будущее земское собрание могли рассматриваться как справедливые и чтобы они действительно отражали мнение и желания избирателей, как это должно быть. Официальное объявление об этих выборах подразумевает, хотя напрямую не говорит, что заседания земского собрания будут проводиться на русском, а не, как это должно быть, на карельском языке. Карелы неоднократно просили, чтобы все объявления в связи с выборами печатались на карельском, но безуспешно. По этой причине те карелы, кто не говорит и не понимает по-русски, не имеют возможности получить всю информацию для своего полного участия в выборах. Мы спрашиваем, Сэр, как при таком способе выборов, в которых мы не можем принять полное участие, можно ожидать, что будет выражена воля всех избирателей? Из этого следует, что, так как земское собрание будет избрано только одной частью избирателей, они и будут заботиться о благе только этой части. Предполагая, что желательно выбрать земское собрание, которое будет справедливо и равно представлять всех избирателей, является крайне важным, чтобы все жители от двадцати лет и старше и все добровольцы, которые служили в армии, не только получили право голосовать, но и имели бы все возможности осуществить это право. Для этого необходимо, чтобы все извещения в связи с выборами печатались на языке народа, то есть на карельском, и чтобы этот же язык использовался в дискуссиях земского собрания. Мы хотели бы добавить, что, учитывая тот факт, что почти все население страны говорит только по-карельски, эти требования не являются преувеличенными.

В заключение мы имеем честь указать, что никогда не просили и не ожидали, что Союзники будут заниматься внутренними делами Карелии, пока мы остаемся незатронутыми внешними воздействиями. Пока Карелия остается в этом счастливом состоянии, нашей заботой как членов комитета представителей является вести Карельский Народ и охранять его интересы всеми имеющимися у нас возможностями. Раньше Царское Правительство и те, кому оно делегировало свою власть, не допускали ни малейшей попытки развития Карельской национальности, образования и сельскохозяйственного дела. Нашим самым большим желанием является то, чтобы Союзники не оказывали поддержки старому режиму, который не дает Карелии использовать эту возможность навести в своем доме порядок.

Кемь, 25/3/19.

 

Документ был подписан выборными представителями, чьи имена по очевидным причинам не могут быть опубликованы[46].

Я крайне неодобрительно отнесся к реакции, последовавшей на это обращение, и до сих пор готов придерживаться своего мнения. Действия руководства после получения этого документа создали очень опасную ситуацию, учитывая характер людей, которых она затрагивала напрямую. Штаб-квартира главнокомандующего сообщила об обращении генералу Ермолову и предложила, чтобы он лично встретился и переговорил с комитетом представителей.

Однажды утром карельские старосты были созваны на встречу с русским генерал-губернатором, организованную в его личном вагоне на станции Кемь. Были приняты меры предосторожности, чтобы обе стороны не пришли с оружием. Генерал Ермолов принял их при полном параде и заставил их стоять во время своей речи. Без сомнений, этот прием напомнил им о довоенных днях, когда русский чиновник видел себя наместником Бога на Земле и считал ниже своего достоинства общаться с карелами наравне. Лишь осыпав карелов жесткими упреками в предательском поведении, выражавшемся в том, что они осмелились высказать свое мнение, генерал соизволил выслушать их жалобы — если они, конечно, имелись. Должно быть, они высказались достаточно прямо, так как встреча закончилась тем, что генерал-губернатор окончательно вышел из себя, а карелы замкнулись в угрюмом и мрачном равнодушии. Было бы странно, если бы эта встреча поколебала их убеждения, учитывая то, что их обзывали мятежными свиньями и дворнягами, чей выводок нужно истребить под корень, и что им пообещали заменить всех британских офицеров на русских. Последняя угроза их крайне взбудоражила, и нам пришлось намекнуть генерал-губернатору, что он находится под защитой британцев и его безопасность в Кеми всецело зависит от людей в этой форме.

Комитет представителей обратился ко мне за рекомендациями по дальнейшим действиям. Несмотря на всю симпатию к ним, в данной ситуации я не мог нечего посоветовать по политической стороне вопроса, не скомпрометировав намерения генерала Мейнарда, поэтому я предложил им подождать, пока ситуация немного не прояснится, и использовать это время, чтобы организовать региональное и национальное представительство на основе системы тайного голосования. Я также порекомендовал им создать Национальный сберегательный банк и торговое общество на кооперативных началах, что было оптимально для страны, в которой отсутствовало классовое деление, а немногие частные торговцы могли бы быть наняты в качестве управляющих или руководителей этих предприятий. Эти схемы пришлись по душе их бережливой натуре, и они согласились, что, если карелам удастся сплотиться и полноценно использовать свои ресурсы, их позиция станет намного прочнее и им будет легче справляться с ходом событий.

Мы получили доказательства, что политическая ситуация в Карелии интересовала и другие страны, когда карельский патруль доставил двух финских офицеров, пойманных рядом с южной границей. На допросе финны объявили, что правительство послало их в качестве представителей к британскому главнокомандующему, однако не смогли предоставить соответствующих документов и были переправлены в Мурманск.

Вскоре после этого случая в центре Карелии была арестована финская девушка примерно двадцати лет, одетая в мужскую одежду. Ее доставили в Кемь, где после перекрестного допроса мы выяснили, что она была известной проституткой из Гельсингфорса, которую подослали финские власти, чтобы разведать точное положение дел в Карелии и «подружиться с британским командиром карелов, который не застрелит ее, как шпионку». Эта девушка в одиночку преодолела не одну сотню миль по враждебной территории, по большей части пешком, неся еду в рюкзаке — суровое испытание. Согласно документам, которые ей дали с собой, она обвинялась в финансовых растратах, от которых якобы и спасалась, стремясь избежать финляндского правосудия; однако, принимая во внимание то, что она рассказала на допросе, эти документы были совершенно неубедительными. Несколько дней ее держали под строгим арестом, потом привезли обратно к границе и под белым флагом передали на финскую заставу, перед этим под угрозой расстрела посоветовав больше не соглашаться на подобные приключения.

 

 

ГЛАВА 14.

РЕОРГАНИЗАЦИЯ ПОЛКА

 

При первых признаках приближения весны инженеры железной дороги начали закладывать динамит в лед в разных местах на реке выше моста, чтобы свести к минимуму опасность для его конструкций с приходом настоящего тепла. Прошло немного времени, и мы увидели, насколько необходимы были эти меры предосторожности. Когда вся поверхность льда покрылась трещинами, огромные льдины начали наползать на поверхность еще крепкого льда, в результате чего образовывались торосы, возвышавшиеся над поверхностью реки и ее берегами на сорок футов. Под их напором мост не продержался бы и нескольких минут.

Для инженеров наступило тревожное и тяжелое время. Отработав полный рабочий день, они часто были вынуждены задерживаться далеко за полночь и при свете сигнальных огней с риском для жизни карабкаться по неверным и предательским склонам, чтобы поместить взрывчатку туда, где ее можно было использовать наиболее эффективно. Некоторые из них получали тяжелые травмы во время закладки зарядов, когда ледяные нагромождения, которые они планировали взорвать, вдруг оседали под их ногами.

Несмотря на все их усилия, лед продолжал скапливаться перед мостом, пока самые верхние льдины не начали перелезать через парапет на полотно железной дороги. Давление было ужасным, и полное разрушение моста казалось лишь вопросом времени, однако благодаря почти сверхъестественным усилиям русских инженеров, которым помогали наши саперы, угроза была на время предотвращена. Один из инженеров погиб, когда вся масса льда внезапно двинулась и раздавила его о столб. Рев освободившихся ледяных глыб был слышен в округе на многие мили, и прошло немало дней, прежде чем треск льдин, сталкивающихся между собой, и постоянный грохот над быстринами начали постепенно стихать. Через неделю грохот возобновился, когда до Кеми доплыл лед из больших озер выше по течению реки. Он принес с собой резкое падение температуры, которое продолжалось около двух недель. На одной из плывущих льдин можно было различить фрагменты зимней дороги — ее можно было узнать по еще торчавшим над поверхностью маленьким деревцам и шестам, которые использовались в качестве указателей.

На одном из этих миниатюрных айсбергов в совершенно безвыходной ситуации оказалась маленькая, напуганная до смерти собачка. Лишь с большим трудом и риском ее удалось спасти нескольким карелам с помощью длинных шестов и необычайной ловкости, с которой они прыгали по быстро плывущим льдинам, проявляя безошибочное чутье, когда требовалось определить, какая из них сможет выдержать их вес.

Перед тем, как лед на реке тронулся, жители Кеми вырезали глыбы чистого льда в тех местах, где не было тропинок и санных дорог, чтобы спрятать их в свои погреба, которые в летнюю жару служили им отличными холодильниками. Даже в самую жаркую погоду в конце лета земля никогда не прогревалась глубже, чем на пять-шесть футов, и лед под землей почти не таял.

Активная пропаганда, которую русские вели против карелов в Мурманске, принесла слишком плодотворные результаты в отношении генерала Мейнарда, но, несмотря на антипатию по отношению к карелам и их деятельности, которую удалось вселить в нашего главнокомандующего и его штаб, без помощи Карельского полка союзники обойтись не могли, так как их коммуникации все больше и больше растягивались в связи с наступлением генерала Прайса на юг. Однако подозрения мурманской штаб-квартиры были вряд ли сильнее, чем недоверие, которое карелы питали по отношению к русскому и союзному командованию, и мне даже пришлось доложить генералу Мейнарду, что личный состав полка едва ли покинет район реки Кемь, пока рядом стоит Мурманская армия, так как карелы боятся, что русские попытаются оккупировать Карелию в отсутствие ее мужчин, которые будут сражаться где-то в другом месте.

Для солдат Карельского полка не оставалось секретом не только отношение к ним русского командования, но и отношение каждого представителя союзного командования в Мурманске. В этих обстоятельствах, когда генерал Мейнард отдал приказ о реорганизации полка, этот приказ пришлось долго разъяснять, и я должен был персонально поручиться за честные намерения генерала, стоящие за его решением разделить полк на новые подразделения.

Помимо этого, карелы с подозрением отнеслись к назначению русского офицера, которого перевели на службу в Карельский полк, чтобы в перспективе постепенно заменить всех британских офицеров на русских. Лишь благодаря такту и удивительному пониманию, проявленному графом Беннигсеном, карелы сначала смирились, а потом даже стали уважать его за мужество, тактичность и лидерские способности, проявленные при командовании Олонецким (1-м) батальоном.

В результате реорганизации полка, кроме Олонецкого батальона, были созданы следующие подразделения:

(а) Мобильный боевой батальон, состоящий в основном из молодых или недавно рекрутированных солдат;

(б) Саперно-строительные части;

(в) Гарнизонная охрана;

(г) Пограничная охрана;

(д) Трудовой батальон.

Офицерами в этих соединениях были следующие люди:

Майор X. С. Филселл Командующий 1-м вспомогательным батальоном

Капитан Е. С. Ланс Адъютант 1-го вспомогательного батальона

Капитан Ф. Смит Транспортный офицер и интендант

Капитан Дж. Б. Ноэль Командир роты

Капитан Л. Дж. Грэхэм-Толер Командир роты

Капитан Ф. Л. Аллан Командир взвода

Лейтенант Ф. У. Хилл Переводчик

Лейтенант Д. Дрю Офицер пулеметной команды

Лейтенант С. Форбс Командир взвода (и. о. командира роты)

Лейтенант А. Прайер Командир взвода (помощник адъютанта)

Лейтенант Дж. Лидбитер Командир взвода

Капитан Дж. Хармер Пограничная охрана

Лейтенант Дж. Томпсон Пограничная охрана

Капитан Е. X. Хитон Гарнизонная охрана[47]

Лейтенант Е. Д. Маккай Гарнизонная охрана

Майор У. X. Гаррисон Трудовой батальон

Лейтенант У. М. Робертсон Трудовой батальон

Майор Е. Райт-Керр Саперно-строительные части

Капитан Странак Саперно-строительные части

Лейтенант Дж. Миллс Речной транспорт

Лейтенант У. Батлер Полковой адъютант

Лейтенант Р. С. Робинсон Учетный отдел

Лейтенант Н. Е. Менде Переводчик

Лейтенант У. Литтл Адъютант трудового батальона

Лейтенант А. К. Тетчер Полковой квартирмейстер

Олонецкий батальон блестяще осуществлял разведывательную деятельность под руководством майора Дрейк-Брокмана и провел несколько успешных атак на белофинские деревни и гарнизоны в юго-западной Карелии. Однако новый «боевой батальон» был организован в условиях, совершенно не способствующих набору новых солдат, и я знал, что немало молодых людей, без чьего присутствия мы вполне могли обойтись в случае неприятностей, принудили «добровольно» поступить на службу. Большинство мужчин, включая лучших солдат и разведчиков, либо перешли в другие соединения, либо вернулись домой для боронования и других полевых работ (из-за короткого лета вспашка и сев проводились по осени, и, когда сходил снег, молодые ростки уже пробивались из земли), и при этом все забрали с собой оружие.

Эти неудачи сами по себе очень обескураживали, однако все шансы на улучшение ситуации были окончательно потеряны, когда штаб-квартира главнокомандующего, проявив то, что я не могу назвать иначе как отсутствием здравого смысла, прислала из Мурманска для командования этим батальоном & lt; Карельским добровольческим батальоном& gt; самого неподходящего офицера.

Майор Филселл был во многих отношениях отличным офицером, с которым я был бы горд служить в английском полку; однако его десятилетний опыт службы в Королевском полку африканских стрелков, из которого он только что прибыл, сослужил плохую службу, когда ему пришлось командовать этими жителями севера. Ему рассказали историю Карельского полка и вкратце изложили события, начиная с высадки союзников на севере России, чтобы он смог соответствующим образом настроиться на свою новую должность; его адъютантом был капитан Фрайер, а ротными командирами были назначены Николай, Григорий и лейтенант Форбес из Королевского гренадерского гвардейского полка; но он, несмотря на все созданные для него условия, так и не смог понять своих солдат.

Филселл не знал ни слова на их языке, и можно только сожалеть, что он был очень нетерпелив со своим сербским переводчиком и не сумел осознать тщетность своих попыток муштровать солдат для официальных парадов, в то время как нужно было срочно заниматься с ними совсем другим, как и не смог понять то, что само существование его батальона зависело исключительно от доброй воли карельских лидеров.

В этих условиях конфликт становился неизбежным. Прошло совсем немного времени, как Николай и Григорий уволились со службы, а Фрайер написал заявление о переводе. Около пятидесяти человек дезертировало, так как не могли уволиться, и остались лишь те, у кого не было дома, куда можно было вернуться. Их командир называл своих солдат «неграми» — словом, которое они узнавали, — и точно так же относился к ним. Карельским офицерам было запрещено показываться в офицерской столовой, да и к Фрайеру, который выслужился из рядовых, относились как к человеку второго сорта.

Солдат заставили носить походные ботинки, которые натирали им ноги, и заниматься физической и строевой подготовкой чаще, чем в армии Кичинера[48]в самый напряженный подготовительный период. Они понимали и любили стрелковую подготовку, но эти стойкие жители лесов, рыбаки и лесорубы не могли понять необходимость «гимнастики», как и то едва скрываемое презрение, которое испытывал к ним их командир. В общем, для меня не стали сюрпризом частые случаи дезертирства или то, что медосмотр стал главным событием в распорядке дня.

В дополнение ко всем сложностям, связанным с подготовкой батальона к службе, в его казармы пробрались два агента большевиков, замаскировавшиеся под американских моряков из экипажа флагманского корабля адмирала Мак-Калли, который сейчас стоял в кемском порту. Один из этих людей, знавший русский язык, наплел карелам, что их полковой значок был символом рабства; что все ирландские солдаты подняли восстание и убили своих офицеров и их примеру последовали тысячи их английских и шотландских товарищей. В свете этой информации их призвали сорвать кокарды со своих униформ и растоптать их.

Эти «американцы» пришли к карелам с подарками: шоколадом, сигаретами и ящиком виски. Трое самых неразумных солдат напились настолько, что сломали значки, о чем позднее очень сожалели, когда ими занялась полковая полиция в своей обычной, соответствующей случаю манере.

Я доложил о происшествии в штаб-квартиру главнокомандующего, и, взяв с собой майора Мейклджона из контрразведки и двух карельских солдат, отправился на Попов Остров для разговора с адмиралом Мак-Калли. Американский флагман, один из кораблей «флота Форда», был построен предельно утилитарно, без каких-либо излишеств. Голые трубы и клапаны над стальными палубами и перегородками придавали судну очень современный вид. Адмирал принял нас исключительно любезно, выразив негодование по поводу известий, что кто-то из его экипажа оказался виновным в предательстве по отношению к англичанам. По нашей просьбе весь экипаж был собран и выстроен на палубе для поиска виновных.

Разнородность корабельного экипажа стала для меня большой неожиданностью. Однажды я уже был в гостях на американском эсминце, но там не видел ничего подобного. Здесь же на борту были представлены самые разные национальности: японцы, китайцы, португальцы, испанцы, негры, мексиканцы, шведы, индусы, малайзийцы, полинезийцы и многие другие, чье происхождение осталось для нас загадкой. Двое карельских солдат не смогли никого узнать, однако после долгих расспросов стало ясно, что не хватает двух матросов, которые находились не то в лазарете, не то где-то еще. Было установлено, что один из них был поляком, который несколько лет прожил в Глазго. Я попросил адмирала Мак-Калли выдать этого человека нам, но он отказался, пообещав, впрочем, что разберется с ним сам.

Мы объяснили адмиралу, что всегда рады видеть у себя друзей, однако отныне Кемь будет закрыта для его подчиненных, за исключением офицеров или матросов, которым адмирал лично подпишет пропуск. Ему была вполне понятна необходимость подобных мер, и он согласился соответствующим образом ограничить свободу своего экипажа.

Я всегда восхищался смекалкой моряков, но мне показалось, что даже она бессильна, когда требуется четко и без искажений донести приказ до группы людей, сорок процентов которых не понимают по-английски. Мы спросили у адмирала, как он справляется с этой трудностью, но он уверил нас, что нет ничего проще!

Мы так и не узнали, какие меры предпринял адмирал в случае с двумя агентами большевиков, но лично я надеюсь, что пропажа ящика виски из его запасов все-таки сказалась на их наказании.

Как уже упоминалось в списке офицеров, занимавших должности в Карельском полку (см. выше), гарнизонный взвод находился под командованием лейтенанта Джона Салливана Лонга. Мне кажется, что своему полному имени, полученному при крещении, он был обязан своим ростом и худобой. Он был так высок, что казалось неуместным обращаться к нему по такой короткой фамилии. У Лонга был удивительный талант — он умел приручать диких зверей и птиц. В начале весны он вскарабкался на колокольню кемского собора и достал птенца из находившегося там гнезда галки. Он держал галчонка у себя в комнате, выкармливая и ухаживая за ним, пока тот не подрос и не научился летать. К этому времени Лонг приучил его есть из своих губ, прилетать на зов и, сидя у него на плече, насвистывать песенку «Вон крадется ласка»[49]; галчонок мог также весьма достоверно подражать соло пикколо, которое он услышал на граммофонной пластинке.

Когда Лонг ездил с проверками по различным постам, Джек всегда его сопровождал. Иногда он срывался с плеча своего хозяина, чтобы погоняться за насекомым или другой птицей, но всегда возвращался обратно, не обращая внимания ни на какие препятствия или звуки. Часто, когда Лонг обедал в нашей офицерской столовой, мы замечали отсутствие Джека, и в ответ на наш вопрос о его местонахождении Лонг говорил: «Он просто пошел в гости к друзьям». Поев, Лонг высовывал голову из окна и особым образом свистел. Тут же из шумной толпы на соборной колокольне вылетал Джек и, спланировав через окно, приземлялся на тарелке или на плече своего хозяина.

Переезд штаб-квартиры главнокомандующего вместе со всем имуществом и персоналом в Кемь был приятным событием, которое оживило общественную жизнь в городе. Бумажная война, которую мы время от времени вели до этого, сменилась гостеприимством и радушным сотрудничеством. Конечно, не обошлось без обычных разбирательств по мелким вопросам снабжения, но теперь мы могли отвечать на них лично, используя язык, более подходящий для соответствующей ситуации, и тем самым подвергая себя меньшему риску попасть под трибунал.

Полковник Т. С. Р. Мур, отвечавший за транспорт и снабжение всех гражданских лиц и войск из различных стран, составлявших наши силы, никогда не позволял работе брать верх над его неисчерпаемым чувством юмора. Я буду всегда с благодарностью вспоминать его помощь и терпение, проявленное в отношении постоянно меняющихся чисел и плохого транспорта.

Личная встреча с полковником Шустером, длившаяся всего несколько минут, тоже принесла гораздо лучшие результаты, чем можно было бы добиться, исписав не одну стопку бумаги в раздражающей переписке.

Майор Маккези, которого его многочисленные друзья называли «Пи Джей», также был нашим давним знакомым. Он приезжал к нам в марте и, помимо неистощимого чувства юмора и профессионализма, дал нам ценные советы и помог решить много проблем, возникавших почти ежедневно в связи с реорганизацией Карельского полка.

Майор Грув, майор Стил, лейтенант Роджерсон, да и все остальные сотрудники штаба оказались замечательными товарищами в ситуации, которая потребовала от каждого человека, участвовавшего в операции, проявить свои лучшие качества. Меня удивило лишь одно открытие: я еще никогда не встречал такого неумелого игрока в бридж, как генерал Мейнард!

Когда лед почти полностью сошел, личный состав британцев в Кеми увеличился за счет полезного — и жизнерадостного — пополнения в виде легкого крейсера Его Величества «Внимательный» под командованием капитана Альтама. Прошлым летом «Внимательный» уже заходил в Кемь, однако в тот раз его стоянка была недолгой, и на смену ему пришли наши старые друзья на «Найране» со своими гидропланами.

 

 

ГЛАВА 15.

ОПЕРАЦИИ ПОД ОНЕГОЙ

 

Карелы собрали достаточно средств с продажи мехов и постройки телег, чтобы купить моторную лодку с дышащим на ладан тридцатисильным двигателем. Предполагалось, что она будет буксировать груженые лодки в нижнем течении реки. Корпус длиной тридцать пять футов был в хорошем состоянии, чего нельзя было сказать о немецком двигателе, который довольно долго оставался без присмотра. Однако главный инженер «Найраны» и его механики были настолько любезны, что согласились перебрать для нас двигатель. Много деталей пришлось заменить и перепроверить, пока наши эксперты не остались довольны. Когда он, наконец, был признан готовым к работе, мы стали арендовать лодку по воскресеньям для прогулок по реке и вдоль маленьких островков в ее устье, где иногда можно было поохотиться.

Экипажем во время этих прогулок служили два матроса, а гостями были, как правило, капитан Джонстон и несколько собратьев-офицеров, главный инженер и один пилот с «Найраны». Благодаря этим офицерам наш дневной рацион часто разбавлялся спиртными напитками, и именно с них пошло соревнование, кому удастся смешать самый жуткий — пусть и не всегда самый аппетитный — коктейль. (Если мне не изменяет память, победителем был Батлер, полковой адъютант.) Впрочем, это была не первая история о том, как опасно для жизни смешивать спиртное.

В одно воскресенье, когда гостями на борту «Карельского» были лейтенант Джон Салливан Лонг и его друг Джек, галчонок настоял на том, чтобы облететь каждого человека, сидящего в кубрике, и отпить глоток из его стакана. Сделав несколько кругов, он вернулся на плечо своего хозяина и заснул, но вскоре проснулся от жужжания крупного желтого насекомого, пролетавшего мимо кубрика нашего катера. Он встряхнул перьями и погнался за ним. Насекомому удал ось увернуться от него, и оно помчалось к берегу. Джек преследовал его по пятам. Они мчались зигзагами прямо над поверхностью воды — слишком близко; бедный Джек задел кончиком крыла волну и, прежде чем мы смогли развернуться и подобрать его, захлебнулся. Лонг ничего не сказал, но унес маленькое тельце с собой домой.

Весной и в начале лета наше наступление на юг под командованием генерала Прайса (или дяди Дудли, как с любовью звали его друзья) продвигалось довольно успешно, несмотря на значительные трудности, не все из которых возникли в результате действий нашего противника.

С Архангельского фронта на восточной стороне Белого моря до нас доходили новости о тяжелых сражениях и восстаниях. С юга наступали войска большевиков, которыми руководила женщина, известная как Кровавая Роза[50]. Эта леди имела привычку лично разбираться с военнопленными. Из ее рук они выходили изуродованными, после чего их расстреливали, и из-за этих дьявольских обычаев ее имя наводило ужас на весь русский Север.

В Онеге поднял мятеж русский батальон, которым командовали британские офицеры. Все они были убиты, за исключением полковника Эндрюса, которого забрали в качестве военнопленного в Москву. (Продержав несколько месяцев в заключении, этого офицера по приказу Ленина выпустили и вернули в Англию. Примерно в 1923 году он был убит в гараже, которым владел совместно с покойным бригадным генералом Ф. П. Крозье.)

Эти новости вызвали беспокойство в рядах Мурманской армии, создав дополнительные проблемы для людей, командовавших операцией. Вызвать упадок боевого духа в русских войсках под командованием генерала Прайса никогда не было трудной задачей, а события в архангельских силах лишили их последнего желания воевать, если оно у них когда-нибудь и было. Хотя они еще не достигли стадии открытого восстания, но все время оставались хмурыми и молчаливыми — разительный контраст с довольно высоким боевым духом, который неизменно проявляли наши войска во Франции, даже будучи промокшими, грязными и усталыми.

Позже генерал Прайс сказал мне, что почти всеми своими успехами на юге он был обязан горстке британцев, канадцев и Карельскому Олонецкому батальону, которые никогда его не подводили.

Онега, которую сейчас контролировали крупные силы большевиков, представляла серьезную угрозу коммуникациям генерала Прайса, так как от нее до железной дороги было всего девяносто миль, на протяжении которых враг не встретил бы почти или вообще никакого сопротивления. Его мобильные силы могли быстро продвинуться по прямой дороге на Сороку, ведущей вдоль южного берега Белого моря через Сумский Посад, и атаковать железную дорогу, особенно уязвимую из-за большого количества деревянных мостов. Поэтому я с облегчением получил в начале июля приказ от главнокомандующего выдвинуться в Сумский Посад, большую деревню на берегу реки Сумы. Согласно инструкциям, я должен был организовать отряд из местных жителей и любыми средствами удерживать дорогу на Онегу от наступления на запад сил большевиков. Предоставить мне войска из Кеми не было возможности, однако после уговоров я получил разрешение взять с собой сербский взвод и с помощью различных уловок выпросил гаубичный расчет под командованием капитана Лака. Со мной был лейтенант Менде в качестве переводчика и Григорий, вызвавшийся добровольцем. Мы даже уговорили присоединиться к нам две пулеметные команды с «Льюисами» из гарнизонной охраны Карельского полка и в целом были настроены вполне оптимистично.

Наши наземные силы позже были усилены двумя мощными «морскими охотниками», которые несли по трехфунтовому орудию и пулемету. Они должны были поддерживать нас в районе беломорского побережья, но, к сожалению, действовать они могли только по отдельности — отчасти из-за постоянных поломок в двигателях, отчасти из-за непомерного потребления топлива. На каждом из них стояло по два двигателя мощностью 45 лошадиных сил, и мы считали удачей, если в нужный момент удавалось запустить хотя бы один из двигателей на одном из катеров.

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться:

Популярное:

1. ДЕНЬ 15: ГЕНЕРАЛЬНАЯ РЕПЕТИЦИЯ
2. Петиция «О корне и ветвях» (1640 г.)