Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Прошлогодний маршрут, но в обратном направлении
В Ялте я действительно попала на теплоход и отправилась морем, через Новороссийск и Туапсе, в Сочи. Следующая остановка – в Сухуми, но я предпочла сойти в Сочи и пройтись не спеша по побережью. Надо было, чтобы срок – две недели – как-то прошел! От курорта к курорту переезжала я морским трамваем (небольшим катерочком), но настоящего наслаждения красотами природы, дивным воздухом, теплым морем и чувством свободы – всем тем, что доставляло мне так много радости в прошлом году, – я не испытала. Может быть, из-за небывалой засухи, которая угнетающе действовала на все живое? Отчасти да, но не это главное. Где бы я ни была, что бы ни делала, на что бы ни смотрела, мысли о маме не покидали меня ни на миг. Увижу ли я ее? Какая она будет? А вдруг она не сможет больше передвигаться от старости, от болезней. И я не смогу ее обнять, даже повидать? Меня за границу не пустят – у меня в паспорте пункт 39-й. Она будет ко мне рваться, страдать... А я? Что, кроме горького отчаяния, останется мне? Но я гнала эти мысли от себя. Нет! Если Бог ее до сего дня сохранил, то не даст ей умереть вдали от меня. Из Сухуми я могла через Клухорский перевал одолеть Большой Кавказ, а оттуда через Домбай – в Ессентуки. Но так я не протяну время. Давай продолжу свой путь до Поти, а оттуда в Кутаиси и вверх по реке Рион к ее истокам. А дальше – через Мамисонский перевал. Это, кажется, и есть Военно-Осетинская дорога. Там Шеви, очень красивая местность. Туда, я слышала, художники на этюды ездят. А одолев перевал, я посмотрю, куда идти. Непривычного облика евреи
Я подсела в кузов грузовика и до местечка Шеви ехала с семейством евреев: старый еврей и трое его сыновей – юношей лет пятнадцати–восемнадцати. Вид у них был сугубо еврейский: рыжие, кучерявые, с горбатыми носами и оттопыренными ушами. Вдобавок старик был в лапсердаке и с пейсами. Но как же они отличались от таких же евреев из Думбравен или из Садагуры! До чего же «бытие определяет сознание»! В этом я убедилась, когда в пути шофер починял свой видавший виды драндулет и юноши вылезли «поразмяться». Кругом высились крутые скалы, утесы, глубокие расщелины. Нужно было посмотреть, с каким бесстрашием и смелостью, с какой ловкостью карабкались они по крутизне утеса, где, казалось, лишь ящерица могла проскользнуть! Как смело и легко перескакивали они через расщелину! Дух захватывает, когда смотришь на эти скачки и пируэты. Таких – типичных горцев – легко себе представить гарцующими на лихих конях. Джигиты! До чего же это не свойственно тем евреям, которых я с детства привыкла видеть за прилавком! И как поведение этих евреев не соответствует общепринятому взгляду, что евреи на это не способны! Эти евреи-горцы, или, как их называют, таты, живут в деревне, ужасно напоминающей Думбравены: такие же тесно жмущиеся один к другому дома – деревянные, с крылечками; полное отсутствие зелени, грязь и толпы ребятишек лет до пяти-шести, абсолютно голых. Мальчишки – все обрезаны. «Бдительность»
Я не прочь была бы попить молока и закусить. У меня было все самое необходимое: сыр, сахар и сухари, но я не знала, что это за перевал – Мамисонский. Может быть, до самого Владикавказа, то есть до Орджоникидзе, не будет возможности пополнить свой сухой паек. Но еще слишком свежо было воспоминание об одном весьма неприятном происшествии, имевшем место в Пицунде… Я еле брела по Пицунде, утомленная невероятной жарой и жаждой. В киосках ничего не было, кроме вина, а в кафе в 1957 году впускали только по курортным книжкам. Я решила попpосить воды в одном из домиков, принадлежащих местным жителям. Из взрослых никого не было дома, и я обратилась к девочке лет одиннадцати-двенадцати: – Девочка, дай мне, пожалуйста, попить водички! Она направилась было к дому, но вдруг остановилась, о чем-то подумала и сказала: – Вы, тетенька, посидите, а я схожу в погреб, принесу вам холодного молока. «Вот славная девчушка! » – подумала я, присаживаясь на ступеньки крыльца. Я очень устала и незаметно уснула, опираясь на рюкзак… Я даже не сразу поняла, что нужно этим двум пограничникам, с опаской глядевшим на меня, держа винтовки наперевес. Они внимательно рассматривали мой паспорт, отпускное свидетельство и взятое на всякий случай удостоверение о том, что я турист. С удивлением я отвечала на все их вопросы. Лишь когда один из них крикнул кому-то: «Ничего! Это не диверсант! Можешь ее напоить! » – я обернулась и увидела ту самую девочку, что пошла «в погреб за молоком». Она с любопытством выглядывала из-за угла дома.
Уже в Норильске осенью меня ждала неожиданная трактовка этого происшествия. В День пограничника, перед тем как идти на работу, я лежала на кушетке и слушала концерт по заявкам. В промежутках между «номерами» рассказывали разные случаи. Вдруг... «Дети – наши помощники, храбрые и находчивые. Хоть в данном случае женщина оказалось просто прохожей, но ведь под видом безобидной туристки мог скрываться опасный диверсант. Эта маленькая храбрая девочка проявила мужество и находчивость: нашла благовидный предлог, чтобы не возбудить подозрения, «принесу, мол, из погреба молоко», а сама сбегала на пограничный пост. Имея таких бдительных помощников, страна может быть спокойна за свои границы. Пограничники объявили благодарность этой девочке. В школе все знают об этом подвиге». Подвиг?.. Какой позор! Казалось бы, чего проще: напои жаждущего, накорми голодного, окажи гостеприимство странствующему, защити слабого – вот чему следует учить детей с малых лет. И тогда действительно страна может не бояться: ее сила будет несокрушима, так как она будет опираться на настоящих людей – честных, добрых, благожелательных, не способных на гадость. Ложь, хитрость, недоверие, ненависть... Пусть взрослые, увы, знают об их существовании, но зачем отравлять ими детей? «Ты, совративший единого из малых сих... Лучше тебе с жерновом на шее в омут упасть», – сказал Христос. Но разве напасешься столько жерновов? Да и найдутся ли такие омуты, на дне которых разместились бы все учителя подобной бдительности… Кто больше испугался?
Итак, не задерживаясь, я прошла через аул, населенный татами, и пошла наугад туда, где должен был, по-моему, находиться Мамисонский перевал. Где-то там – ледник, из которого берет начало Рион – самая большая из рек, текущих в Черное море. Подъем был не крутой, но довольно обманчивый; область лесов осталась внизу; вот и карликовые березы попадаются все реже... Альпийские луга, покрытые густой травой, на которой разбросаны тут и там шаровидные, хорошо отшлифованные валуны. Какие мощные ползли здесь когда-то ледники! Вот, кажется, перевал. Нет, за этим «перевалом» – опять подъем. Так повторяется раза три. Сгущалась темнота. Молодой месяц зашел, и я решила, что идти ночью по незнакомым горам опасно. Но вот вопрос: где найти ночлег? Ни кустика, ни сухой листвы. А на высоте вечных снегов ночью не так уж тепло даже в самое жаркое лето. Горы есть горы. Кругом было множество валунов; с одной стороны возле них росли папоротники. Что ж, за неимением лучшего и это сойдет. Я устроилась с подветренной стороны, закуталась в одеяло и уснула, так как отмахала я немало и усталость давала о себе знать. Но недолго могла я «беседовать с Морфеем». Этот греческий бог привык к более теплому климату. Проснувшись, я решила продолжать путь: звезды были до того неправдоподобно яркими, что можно было рискнуть, тем более что тропинка белела на темном фоне короткой, но густой, как войлок, травы. В сомнительных случаях я ощупывала дорогу палкой. Но без приключения не обошлось. Я шла очень осторожно. Ветер затих, и тишина была полная, даже вода нигде не шумела. Вдруг я услышала, как покатился камень. Я остановилась и прислушалась. Шаги! Я пригнулась и на фоне неба ясно увидела силуэт человека, двигавшегося мне навстречу. Я метнулась в сторону, отползла немного и притаилась. Тишина. Шагов не слышно. Я чуть приподняла голову: тропинка была пуста. Несколько минут я лежала, сжимая одной рукой палку, другой – кинжал. Полная тишина. Я еще выше поднялась. И тут увидела, как по ту сторону тропинки осторожно поднялась голова и сразу же опустилась. «Э, да ты боишься меня! » – подумала я, успокаиваясь. Несколько долгих минут ожидания. Затем осторожный шорох: ползет... Дальше, дальше – в сторону валунов. И торопливые шаги: туда, откуда я пришла. Когда звук удаляющихся шагов затих, я встала и пошла дальше. Но вот и сам Мамисонский перевал. Вначале передо мной встал огромный «цирк», опоясанный высокими моренами – следами, оставленными мощными ледниками, ныне уже исчезнувшими. Из ледника, еще остающегося в самом центре «цирка», вытекает Рион. Тут наблюдала я восход солнца. Вправо по крутой, совсем голой горе – подъем к перевалу. Обычно здесь – снежник, но нынче он растаял и гора какая-то раздетая.
О том, где кульминационная точка перевала, можно догадаться: там небольшая метеоточка. Популярное: |
Последнее изменение этой страницы: 2016-05-29; Просмотров: 541; Нарушение авторского права страницы