СТРУКТУРАЛИЗМ (в культурологии)

⇐ ПредыдущаяСтр 142 из 186Следующая ⇒

- 1) применение структурного анализа к изучению проблем культуры; 2) направление в зарубежной (прежде всего франц.) антропологии, к к-рому также принято относить тартуско-московскую школу, разрабатывавшее проблемы структурного анализа в разл. областях наук о человеке. Несмотря на то, что представители данного направления не стремились к самоидентификации как структуралисты (таковым называл себя только Леви-Стросс), на основании сходства теоретико-методол. положений к структуралистам принято также относить Фуко, Лакана, Р. Барта, Деррида, Эко, Л. Гольдмана.

Возникновение С. как направления в антропологии относится к рубежу 50-60-х гг. Основой для структурализма послужила методология структурного анализа, применявшаяся с 20-х гг. к разработке проблем лингвистики (структурная лингвистика — построение структурных грамматич. и синтаксич. моделей для естеств. языков) и лит-ведения (структурный анализ лексич. и синтаксич. материала поэзии, сказки (Пропп), малой прозы) как средство выявления инвариантных структур языковой деятельности. Др. источником С. стал психоанализ Фрейда и особенно Юнга, структурализм заимствовал из него понятие бессознательного как универсального внерефлективного регулятора человеч. поведения. Можно отметить также влияние неопозитивизма и раннего постпозитивизма на формирование С. (разработка логич. проблем научного знания и метаязыка науки). С. формировался как опр. антитеза субъективистски ориентированной философии (экзистенциализму и, отчасти, феноменологии), позитивная программа структуралистов была направлена на реабилитацию возможностей объективно-научного познания в вопросах антропологии и культурологии.

С. существенно расширил поле применения структурного анализа, распространив его на социокультурные проблемы и даже проблемы метафизические. Общими для С. можно назвать следующие теоретико-методол. положения: представление о культуре как совокупности знаковых систем и культурных текстов и о культурном творчестве как о символотворчестве; представление о наличии универсальных инвариантных

психич. структур, скрытых от сознания, но определяющих механизм реакции человека на весь комплекс воздействий внешней среды (как природной, так и культурной); представление о культурной динамике как следствии постоянной верификации человеком представлений об окружающем мире и изменения в рез-те этой верификации принципов комбинаторики внутри подсознат. структур его психики, но не самих структур; представление о возможности выявления и научного познания этих структур путем сравнит, структурного анализа знаковых систем и культурных текстов.

Исходя из этих положений, представители С. в разработке проблем культуры сосредоточились на анализе разл. комплексов культурных текстов. Принимая в качестве максимальной задачи выявление стоящей за знаковым и смысловым многообразием текстов структурного единства, порожденного универсальными для человека правилами образования символич. объектов, структуралисты стремились выделить из всего корпуса культурных текстов и знаковых систем те, в к-рых можно было увидеть опр. сходные черты (в выразит, средствах, однотипности транслируемой информации, ориентации на опр. коммуникативные ситуации и т.п.), предполагающие наличие внутр. структуры. Затем в текстах выделялись минимальные элементы (как правило, пары разнородных или даже оппозиционных концептов типа “природа-культура”), связанные устойчивыми отношениями. Сравнит, анализ этих парных элементов (сегментов или оппозиций) был направлен на выявление стабильных правил преобразования внутри и между оппозициями, для того чтобы в дальнейшем моделировать применение этих правил на всех возможных вариантах оппозиций данного комплекса текстов. Верификация полученных путем подобного анализа комбинаторных механизмов должна была проводиться на более широком круге знаковых систем и культурных текстов для того, чтобы в итоге образовать структурированный комплекс правил, инвариантных для любой знаковой системы (любого текста), а следовательно, максимально приближенный к искомым глубинным психич.структурам.

Динамич. вариант подобной схемы анализа предполагал раскрытие двух типов механизмов, последовательно работающих в ситуациях коммуникации человека с внешним миром. Во-первых, предполагалось раскрытие комбинаторных механизмов, преобразующих внешние воздействия (стимулы) среды во внутр., индивидуальные представления (концепты) — выделение значимой информации из “шума”, ее верификация и оценка культурным опытом, формирование соответствующего ей концепта. Во-вторых, механизмов, регулирующих преобразование концептов в знаки и символы, к-рыми человек отвечал на воздействия среды, — выделение необходимых концептов, соотнесение их с коммуникативной ситуацией, выбор и использование знаковых средств для формирования символа.

Очевидно, что акцентирование исследоват. интереса на знаковом аспекте культуры предполагало тесную связь проблематики С. с проблематикой семиотики и лингвистич. семантики. Применение семиотич. теорий к культурному материалу поставило перед структуралистами проблему полисемантизма (многозначности) любого культурного объекта даже в синхронном исследовании, к-рая так и не была разрешена в С. и, как правило, снималась за счет ограничения круга исследуемых значений. Однако такое сознат. ограничение, в конечном счете, вело к невозможности синтеза универсальных моделей порождения культурного текста и приводило к тому, что позитивные рез-ты достигались лишь на стадии анализа локальных групп текстов.

Леви-Стросс, анализируя культурные порядки традиц. об-в (тотемизм, ритуальные действия, мифол. представления, терминологию родств. отношений и т.д.) как языки культуры, стремился выявить в них повторяющиеся элементы (“медиаторы”, “бинарные оппозиции”, устойчивые схемы преобразования и замещения одних позиций другими), в к-рых он усматривал элементы скрытой логики. Пафосом этих исследований было утверждение “сверхрационализма” — идеи гармонии чувств, и рац. начал, — универсального для человека любой культуры, однако утраченного человеком современным.

Фуко, анализируя условия возможности типов знания (“археологии знания”) в ситуации истор. некумулятивности познания, последовательно рассматривает специфич. формы функционирования “языков” науки (отношения “слов” и “вещей”, т.е. имен и денотатов) в трех последовательно сменяющих друг друга познават. моделях-эпистемах (Возрождение, классич. рационализм, современность). Фуко стремился выявить комбинаторные закономерности, определяющие ситуации смены эпистем, к-рые вывели его на необходимость анализа отношений “власть-знание”, трактуемых как универсальная модель любых социальных отношений (“генеалогия власти”).

Лакан, развивая “теорию бессознательного” Фрейда, стремился найти аналогию между структурами бессознательного и структурами языка (исправляя нарушения языка, мы исцеляем психику больного). Структурируя бессознательное как язык. Лакан отводил ему главенствующую роль в человеч. психике как “символическому”, к-рое безусловно подчиняет себе и “реальное” (область стимулов, воздействий хаотич. внешней среды), и “воображаемое” (область концептов, иллюзорных представлений о внешнем мире), по аналогии с языком, где означающее главенствует над означаемым. Однако гл. задача Лакана — найти через метафорич. и метонимич. структуры языка структуры бессознательного — неразрешима: оказалось невозможным адекватно моделировать психич. процессы, пользуясь только грамматикой и синтаксисом языка.

В сферу исследования Р. Барта попали прежде всего лит. тексты, с к-рыми он проделывал аналитич. операции, сходные с теми, что применял к культурным порядкам традиц. об-в Леви-Стросс (выделение устойчивых элементов текста, обнаружение за стилистич. и

лексич. многообразием глубинного “письма” (историко-типол. понятие, сходное с “эпистемой” у Фуко), комбинаторные перекодировки текста). Барт усматривал в “письме”, равно как и в устойчивых элементах др. совр. культурных порядков (журналистики, полит, лексикона, моды, этикета и т.д.), универсальную “социологику”, диктующую опр. стереотипную реакцию на окружение, обосновывая возможность построения лингвистич. средствами метаязыка, способного описать всю совр. культурную ситуацию. Сходные мотивы можно проследить в работах Деррида 60-х гг. (“грамматология” и “деконструкция” — деструкция-реконструкция текста как универсальные приемы освоения текста), смыкающиеся с отд. положениями филос. герменевтики, а также в прозе и эссеистике Эко, к-рый в лит. практике реализовал принципы конструкции и реконструкции текста, предложенные Бартом и Деррида.

60-е гг. можно считать периодом расцвета С.; во Франции это совпало с подъемом леворадикального молодежного движения и преобладанием радикалистских тенденций в культуре (лит. модернизм, “новая волна” в киноискусстве, кружок “новых философов”). Это движение горячо приветствовало С. как идеологию радикальной критики современности. Однако в своем развитии уже к концу десятилетия С., несмотря на значит. успехи в работе с конкр. группами культурных текстов, оказался перед проблемой неразрешимости своей гл. задачи — познания объективно-научным путем глубинных структур человеч. психики. В то же время увлечение абстрактным “моделированием структур из текстов” привело С. к дегуманизации, редукции за рамки познания всего субъективно-человеческого, присущим любому культурному порядку идиографич. черт. Это совпало по времени с усилением антисциентистских и постпозитивистских идей в философии науки, кризисом леворадикальных умонастроений во Франции (в связи с событиями лета 1968). Все это привело к постепенному кризису С. и превращению его в 70-80-е гг. в постструктурализм, в фокусе внимания к-рого оказалась прежде всего не структура, а контекст, анализ культурных текстов с т.зр. конкр., уникальной ситуации их создания и использования (к постструктурализму пришли и сами представители С. — поздний Барт и основанный им кружок “телькелистов”, Деррида).

Кризис С. как направления продемонстрировал опасность экстраполяции конкретно-научного метода на весь спектр антрополог, проблематики в условиях нерешенное& trade; вопроса об универсальных единицах и критериях анализа. Однако высокая эвристичность применения структурного анализа и методов структурного моделирования к локальным проблемам символич. организации культуры несомненна, как несомненно и огромное влияние, оказанное С. на развитие проблематики, связанной с семантич. и семиотич. аспектами культуры, систематизацией культурных текстов, анализом генетич. процессов в культуре. Именно С. способствовал выделению культурной семантики в самостоят. область наук о культуре, оказал значит, влияние на совр. культурно-антропол. исследования, герменевтику, психоанализ.

Лит.: Шибутани Т. Социальная психология. М., 1969; Грецкий М.Н. Франц. структурализм. М., 1971; Автономова Н.С. Филос. проблемы структурного анализа в гуманитарных науках. М., 1977; Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб., 1994; Леви-Стросс К. Структурная антропология. М., 1985; Он же. Первобытное мышление: Миф и ритуал. М., 1994; Барт Р. Избр. работы: Семиотика. Поэтика. М., 1994; Он же. S/Z. [Анализ рассказа “Сарразин” О. де Бальзака] М., 1994; Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. М., 1995; Levi-Strauss Cl. Mythologiques. V. 1-4. P., 1964-71; Derrida J. De la grammatolo-gie. P., 1967; Idem. The Deconstruction. N.Y., 1975; Clarke S. The Foundations of Structuralism: a Critique of Levi-Strauss and the Structuralist Movement. Brighton; N.Y., 1981; Structuralism and Sinse: from Levi-Strauss to Derrida. Oxf. etc., 1981; Deconstruction and Criticism. L.; Henley, 1979; Deconstruction and Theology. N.Y., 1982.

А. Г. Шейкин

СТЮАРД (Steward) Джулиан Хейнс (1902-1972)

-амер. антрополог, этнолог. Ученик Крёбера и Лоуи. Несмотря на обособленность позиции, к-рую он занимал по отношению ко всем школам амер. антропологии, и стремление выработать абсолютно самостоят, подход в исследовании культуры, испытал значит, влияние идей Крёбера и Л. Уайта. Внес существ, вклад в развитие амер. этнографии — изданный им энциклопедич. семитомный справочник по культуре индейцев Юж. Америки (1946-59) до сих пор не утратил своего значения.

В историю науки С. вошел прежде всего как теоретик, сформулировавший концепции многолинейной эволюции культуры, уровня социокультурной интеграции, культурного типа, а также как автор экологич. подхода в изучении конкр. культур.

С. проанализировал все существовавшие концепции культурно-истор. процесса и определил три осн. типа: концепция однолинейной эволюции (эволюционизм 19 в.), последователи к-рой выделяли стадии поступательного развития культур; концепция общей (универсальной) эволюции Л. Уайта, Г. Чайлда, к-рая позволяла вскрывать общие закономерности эволюции культуры; концепция многолинейной эволюции С., действие к-рой автор ограничивает рамками отд. регионов, истор. повторяемостью и процессами параллельного развития.

Продолжая линию анализа культурных изменений, С. критически осмыслил классификации культур по культурным ареалам, культурным моделям, системам ценностей и т.д. и противопоставил им классификацию культур по культурным типам.

Культурный тип характеризовался совокупностью нек-рых избранных, функционально взаимосвязанных черт, к-рые присутствуют в двух или более культурах, но не обязательно во всех. Этим культурный тип отли-

чался от культурного ареала, поскольку в описании последнего учитываются все элементы культуры. В 1955 С. несколько изменил свой подход и определил культурный тип как совокупность черт, образующих ядро культуры, возникающих как следствие адаптации к среде и характеризующих одинаковый уровень интеграции. На этом этапе анализа С. сделал серьезную попытку выявить истор. типы связей, к-рые дают возможность классифицировать и сравнивать культуры.

Рассматривая особенности конкр. культуры как следствие адаптации человеч. сооб-ва к окружающей среде, С., опираясь на традиции амер. антропологии, в частности концепцию культуры Л. Уайта, формулирует метод культурной экологии, к-рая находит свое развитие в антропологии вт. пол. 20 в.

Соч.: Theory of Culture Change. The Methodology of multilinear Evolution. Urbana, 1955.

Лит.: Harris M. The Rise of Anthropological Theory; a History of Theories of Culture. N.Y., 1968; Process and Pattern in Culture. Essays in Honor Pf. Julian H. Steward. Chi., 1964.

Л.А. Мостова

СУБКУЛЬТУРА

— особая сфера культуры, суверенное целостное образование внутри господствующей культуры, отличающееся собств. ценностным строем, обычаями, нормами. Культура любой эпохи обладает относит, цельностью, но сама по себе она неоднородна. Внутри конкр. культуры городская среда отличается от деревенской, офиц. — от народной, аристократич. — от демократич., христианская — от языческой, взрослая — от детской. Об-ву грозит опасность разбиться на группы и атомы. Любая культурная эпоха предстает нам в виде сложного спектра культурных тенденций, стилей, традиций и манифестаций человеч. духа.

Даже в античной культуре, к-рая нем. поэту Гёльдерлину казалась целостной и монолитной, Ницше разглядел противостояние аполлонического и дионисийского первоначал, представляющих собой не плод мифотворч. фантазии, а “два действит. средоточия единого бытия” (В. Шмаков), порождающих и восхождение и спады потока жизни.

В культурной эпохе сосуществуют разные тенденции и образования, эзотерич. и профанное, элитарное и массовое, офиц. и народное, языч. и христианское. Так, в ср.-век. миросозерцании и жизненном строе новое духовное, т.е. христ., начало сосуществовало со старым, языческим.

В эпоху Возрождения необозримый мир смеховых форм карнавального творчества противостоял офиц. и серьезной культуре ср.-вековья. Народная культура представала в предельном многообразии субкультурных феноменов, обладающих единым стилем и составляющих нечто относительно целостное — народно-смехо-вую, карнавальную культуру.

Культуры различных эпох демонстрируют сложный спектр субкультурных феноменов. Отдельные отсеки культуры как бы отгорожены от магистрального пути духовного творчества. В самом деле, какое отношение имеют карнавальная атмосфера мистерий, “праздники дураков”, уличные шествия к прославлению турнирных победителей, посвящению в рыцари, королевским ритуалам или священнодействию? В сложном игровом социокультурном аспекте эти компоненты, как показывает Бахтин, взаимодействуют. Но офиц. серьезная культура определяет собой как бы главенствующее содержание эпохи. Она отделена от площадной культуры смеха. И за пределами эпохи Возрождения эта оппозиция официальной и народной культуры не исчезает. Культурное творчество при всей своей динамике вовсе не приводит к тому, что народная культура вдруг оказывается более значимой или определяющей доминантой эпохи. В этом смысле можно провести различие между понятиями “контркультура” и “субкультура”. Через них можно разглядеть механизмы социокультурной динамики.

Нек-рые образования культуры отражают социальные или демографич. особенности ее развития. Внутри разл. обществ, групп рождаются специфич. культурные феномены. Они закрепляются в особых чертах поведения людей, сознания, языка. По отношению к субкультурным явлениям возникла характеристика особой ментальности как специфич. настроенности опр.групп.

Субкультурные образования культуры в изв. мере автономны, закрыты и не претендуют на то, чтобы заместить собою господствующую культуру, вытеснить ее как данность. Можно говорить об особом кодексе правил и моральных норм внутри этноса. Цыгане, напр., не считают зазорным воровать у “чужих”. Однако такой поступок, совершенный внутри табора, оценивается как преступление. Здесь не практикуется также строго правовая жизнь. Судьбу человека, к-рый нарушил заветы, решают старейшины, руководствуясь традициями и собственным разумением. Непочтит. отношение к старому человеку не будет воспринято на Кавказе как добродетель.

Среди заключенных, говорящих на особом жаргоне, также складываются своеобразные стандарты поведения, типичные только для данной среды.

Подобного рода феномены мы называем С.: это обозначение фиксирует герметичность данного явления. Цыгане вовсе не претендуют на всеобщность их жизненных и практич. установок. Напротив, они заинтересованы в том, чтобы сохранить лишь собств. законы в противовес господствующим в культуре, к-рую они воспринимают как “чужую”. То же самое можно сказать и о криминальном мире. Смеховая карнавальная культура остается субкультурным образованием и вовсе не стремится превратиться в официоз. С. призвана держать социокультурные признаки в опр. изоляции от “иного” культурного слоя.

В совр. мире примером С. можно считать религ.

секты. Эти культовые объединения нередко называют авторитарными. Во главе сект обычно стоят харизматич. лидеры, к-рые мнят себя пророками или даже божествами. Во многих сектах царят единомыслие, строжайшая дисциплина. Дух свободного общества здесь зачастую утрачен. Однако, несмотря на жесткие меры, к-рые применяются к адептам “новых религий”, прокурорские заключения и угрозы, многолетняя работа с культовыми объединениями не дала ощутимых результатов. Напротив, она нередко вызывает эффект бумеранга. Сторонники эксцентричных верований предстают жертвами, мучениками, страдальцами.

Субкультурные тенденции в об-ве во многом вызваны к жизни стремлением офиц. культуры заполнить собой все поры социального организма. Партийная идеология автоматически рождала диссидентство. Тотальный рационализм не может не вызвать ответную аналогичную реакцию. Так, фундаментализм служит источником модернизма.

С. обладают стойкостью и в то же время не оказывают воздействия на генеральный ствол культуры, они рождаются, живут и устраняются, а ведущий строй культуры при этом сохраняется. Мангейм осмыслил эту проблему в традиц. рамках философии жизни. Культурные циклы уподоблены нем. социологом жизненным, биологическим. Решение сводилось к тому, что С. обусловлены различиями поколений.

Проблема С. рассматривается в культурологии в рамках концепции социализации. Предполагается, что приобщение к культурным стандартам, вхождение в мир господствующей культуры, адаптация к ней — процесс сложный и противоречивый, насыщенный психол. и иными трудностями. Это и порождает особые жизненные устремления молодежи, к-рая из духовного фонда присваивает себе то, что отвечает ее жизненному порыву, ценностным исканиям.

Так, по мнению многих культурологов, рождаются опр. культурные циклы, обусловленные, в общем, сменой поколений. Юношество воплощает в себе новую истор. реальность, творит собственную С., к-рая, хотя и не вызывает немедленных ощутимых изменений в магистральном пути культуры, вместе с тем влияет на многообразные срезы культуры, моду, стиль жизни, поведение и в целом на стиль культурной эпохи.

Лит.: Шмаков В.А. Основы пневматологии. Кн. 1-2. М, 1922; Давыдов Ю.Н., Роднянская И.Б. Социология контркультуры. М., 1980; Соловьев Вл. Соч.: В 2 т. Т. 2. М., 1988; Бахтин М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1990; Фукс Э. Иллюстрированная история нравов: Эпоха Ренессанса. М., 1993; Он же. Иллюстрированная история нравов: Галантный век. М., 1994; Он же. Иллюстрированная эпоха нравов: Буржуазный век. М., 1994; Петров Д.В. Молодежные субкультуры. Саратов, 1996.

П. С. Гуревич

СУБЭКУМЕНА

— устойчивая коалиция культур, связанных единой вселенской религиозно-филос. традицией. Сегодня это зап. христ. мир, мир ислама, индуистско-буддийский мир Юж. Азии (Индия и индианизированные культуры) и конфуцианско-буддийский мир Д. Востока (Китай и синизированные культуры). Понятие С. — попытка углубить проблему истор. образований, стоящих посредине между “нац.” (этническим) и “интернац.” (вселенским), напр. Европа. Т.о., теория С. примыкает к теориям “культурных кругов” Шпенглера и “цивилизаций” Тойнби; она противостоит концепции этносов Л.Н. Гумилева, перенося акцент с этнич. (племенного) на вселенское (в его исторически конкр. воплощении суперэтнической культуры, созданной мировой религией).

Аналогия С., в концепции Гумилева, — “суперэтнос”, рыхлое и недолговечное единство, созданное избыточной энергией этноса (пример — Рим. империя до христианства). Теория С. подчеркивает противоположное: культурные миры, созданные вселенскими религиями и религиозно-филос. традициями, устойчивее, чем отд. народы. Первонач. евр. ядро учеников Христа и апостолов растворилось в массе христиан; потом исчезли и эллины, и римляне, а Запад, обновленный христианством, распространил свое влияние на весь земной шар. Буддизм, возникший в Индии, проиграл спор с индуизмом и был вытеснен со своей родины, но захватил другие народы и стал одной из основ единства Д. Востока.

Понятие С. не совпадает и с “культурным кругом”. Общность культурного круга иррациональна и основана скорее на привычках, обычаях, чем на идеях и символах. Византия и халифат включены Шпенглером в один культурный круг, несмотря на различия между христианством и исламом. Культурный круг подобен биол. организму и живет примерно тысячу лет, проходя неизбежный путь от юности к зрелости и старости. С. основана не на инерции обычаев, а на захваченности вселенским кругом идей и не ограничена никакими биол. законами. Она возникает из кризиса древних империй и несет в себе способность преодолевать другие кризисы. Можно определить С. как цивилизацию, основанную на вселенском духе, объединившем народы и племена в пространстве империи, а затем вокруг имперского ядра. Это выделяет С. из массы “цивилизаций”, в понимании Тойнби, многие из к-рых имеют до-имперский характер.

Нек-рые черты, из к-рых складывается облик С., характерны для пары С. в противоположность другой паре. Особенно тесно связаны два мира, на к-рые с древности распадалось Средиземноморье. Оно может быть названо бисубэкуменой (биэкуменой). В рим. период это одна большая цивилизация с одной, эллин. филос. традицией, одним, рим. правом, и (к 4 в.) одной, иудейской по происхождению, религией. Однако с течением времени лат. переработка евангельского импульса все дальше уходила от византийской и дело кончилось разрывом.

Возникновение ислама создало новый вопрос: можно ли считать С. византийский культурный мир? Для 6-7 вв. это несомненно. Однако тогда из решающих черт С. следует исключить устойчивость. Византия не справилась с натиском ислама не только на поле битвы, но и духовно. Большинство христиан Египта и Сирии принадлежало к неправославным исповеданиям и предпочло арабов (на первых порах отличавшихся терпимостью) православной нетерпимости. В Индии и Китае культура поглощала завоевателей, на Бл. Востоке религия завоевателей захватила большинство побежденных. Можно выйти из логич. противоречия, назвав Византию несостоявшимся субэкуменальным узлом (наподобие ламаистского Тибета с обращенной в ламаизм Монголией). Однако этому сопротивляются рус. попытки возродить православный мир (“Москва — Третий Рим”). Т.о., визант. вопрос рождает рус. вопрос: является ли Россия (или рус. Евразия) С.?

Теория С. отвергает противопоставление Запада Востоку. Запад — конкр. мир, Европа и континенты, освоенные европейцами, и Восток представляют три С.

Теория С. позволяет понять причины силы и слабости Запада. Основы его были заложены в новом древнем мире, возникшем в Сев. Средиземноморье на периферии старого древнего мира, около 2, 5 тыс. лет тому назад. Попадая в поле одной цивилизации, племена легко ассимилировались. Попадая в общее поле, они оказывались под перекрестным огнем разных потоков символов и тяготели не к ассимиляции, а к формированию новых цивилизаций. Сев. Средиземноморье стало миром, свободным от архаич. перевеса традиции над логикой, со всеми возможностями и опасностями, к-рые несла в себе логика; миром демократич. полисов, между к-рыми установились отношения диалога. “Сравнит. жизнеописания” Плутарха — книга, охотно читавшаяся и греками, и римлянами. Ничего подобного нельзя себе представить в традиц. Китае или в Индии до Акбара. Политически Средиземноморье было объединено Римом; но духовно оно осталось двуединым, диалогичным.

Этот диалогизм возродился в Европе Нового времени. Путь к нему был достаточно сложным. Из феодального хаоса, к-рый оплакивал Данте, родилась свобода городов (где зародилось Новое время) и примерно с 16 в. система наций-гос-в, связанных общей культурой, постоянно перекликавшихся друг с другом и учившихся друг у друга. Именно в этой перекличке причина динамизма Запада. Города-республики Италии и Германии, пришли в упадок, но движение продолжалось в Англии, Голландии, Франции и захватило весь мир.

Однако мировая научная цивилизация развязала силы, с к-рыми не может справиться. В потоке информации потерялось главное — чувство целого, смысл жизни, “ценностей незыблемая скала” (Мандельштам), присутствие вечности во времени. Природа, превращенная в раба, взбунтовалась. Экологич. кризис требует переоценки ценностей, самоограничения деятельности, восстановления культуры созерцания, сохранившейся в наши дни только к Востоку от Суэца. Эта задача может быть решена в диалоге С., в диалоге всех самобытных импульсов к вселенскому единству.

Лит.: см. Диалог.

Г. С. Померанц

СУРЬО, СУРИО (Souriau) Поль

-франц. философ, эстетик. Закончив Эколь Нормаль, в 1881 защитил дис. “Теория вымысла” (“Theorie de 1'invention”). Преподавал в разных учебных заведениях Франции. Автор нескольких исследований по пограничным проблемам философии, эстетики, психологии. Филос. становление С. происходило под влиянием позитивизма, что отразилось и в его эстетич. взглядах. В центре внимания философа находилась проблема прекрасного, в решении к-рой он применял функциональный подход: совпадение прекрасного и полезного признается им основанием для обнаружения в объекте “рац. красоты”. Уделяя пристальное внимание изучению “рационально-архитектонич. формы”, С. на четверть века предвосхитил идеи функционализма и производств. эстетики; интересовала его и субъективная сторона процесса восприятия индивидом внешнего мира. Он специально исследует особенности слухового и зрительного восприятия произведения искусства, занимая позицию, близкую теории вчувствования (“растворение меня в вещи”). Характерным для научных интересов С. является обращение к таким нетрадиц. для эстетики того времени проблемам, как эстетика движения, эстетика света, внушение в искусстве и т.п. В своем понимании не только эстетического, но и социального значения воздействия произведения искусства на реципиента С. опередил совр. ему научную мысль: должное внимание этой проблеме ученые стали уделять по существу только с сер. 20 в.

Соч.: L'Esthetique du mouvement. P., 1889; La Suggestion dans 1'art. P., 1893; L'lmagination de 1'artiste. P., 1901; La Beaute rationelle. P., 1904; Les Conditions du bonheur. P., 1908; L'Esthetique de la Lumiere. P., 1913); L'Enramement au courage. P., 1926.

Лит.: Маца И. Бурж. эстетич. теории начала XX века во Франции // О совр. бурж. эстетике. М., 1965; Лекции по истории эстетики: В 4 т. Т. 3. Ч. 2. Л., 1977; Huis-man D., PatrixG. L'Esthetique industrielle. P., 1961.

К. З. Акопян

⇐ Предыдущая 137 138 139 140 141142143 144 145 146 Следующая ⇒