Евангелие от Иуды как сифианский гностический текст

⇐ ПредыдущаяСтр 15 из 26Следующая ⇒

Наиболее удачное представление о связях Евангелия с гностицизмом сразу после прочтения нами текста дал Марвин Мейер, который перевел текст Евангелия на английский (с помощью швейцарского редактора рукописи Родольфа Кассера и его немецкого помощника Грегора Вюрста). В замечаниях Мейера к переводу и в эссе, которое он включил в комментарий к тексту, он высказывает предположение о том, что Евангелие от Иуды можно счесть текстом сифианского гностицизма.[74]

Мейер является неоспоримым авторитетом. Его ранние труды в основном посвящены текстам из библиотеки Наг-Хаммади, которую он также помогал переводить. Он написал множество книг по раннему христианскому гностицизму и безусловно является одним из лучших исследователей этого направления в Северной Америке. Я полагаю, что со многими высказываниями Мейера можно согласиться и что читатели смогут понять гораздо лучше текст благодаря выявлению в нем характерных черт сифианского гностицизма.

Чтобы объяснить эти характерные черты, нужно сказать несколько слов о том, как сифианский гностицизм обычно определяется современными исследователями.[75]Данная разновидность гностицизма названа по имени Сифа, праведного сына Адама и Евы, рожденного ими после того, как их сын Авель был убит другим сыном Каином. Для этой группы гностиков Сиф стал мифологической фигурой. Он был не простым смертным, а первоначальным божественным существом, от которого произошли сами гностики и который пришел на землю, чтобы передать гнозис, который необходим для спасения. Иногда сифианские гностики называли себя «поколением Сифа» (что соответствует, по мнению Мейера, «тому поколению», упоминающемуся в Евангелии от Иуды в противовес «этому поколению» людей, не обладающих божественной искрой).

В сифианской версии гностического мифа существует своего рода божественная триада тех, кто возглавляет эоны Плеромы. Это Великий Невидимый Дух (Отец), Барбело (Мать) и Самозарожденный (Аутоген, Сын).[76]Все эти имена фигурируют в мифе о творении, изложенном в Евангелии от Иуды. К тому же изложение истории этих персонажей в Евангелии от Иуды соответствует рассказам о них в более сложных сифианских мифологических текстах, таких как Тайная книга Иоанна.

Так, например, в самом начале рассказа Иисуса о том, как возникла божественная реальность, он упоминает о Великом Невидимом Духе. Гораздо больше говорится об этой верховной божественной сущности в Тайной книге Иоанна:

Он Дух незримый. Не подобает думать о нем как о богах или о чем-то подобном. Ибо он больше бога, ведь нет никого выше него, нет никого, кто был бы господином над ним. Он ни в каком бы то ни было подчинении, ибо все существует в нем одном… У него нет в чем бы то ни было недостатка, нет того, чем бы он мог быть пополнен. Но все время он полностью совершенен в свете… Он непостижим, ибо нет никого перед ним, кто постиг бы его… Он не телесный, не нетелесный. Он не большой, не малый. Нет возможности сказать, какого его количество… ибо никто не может постичь его. Он не из тех, кто существует, но много избраннее. Не так, как если бы он был избраннее по сравнению с другими, но то, что его, не причастно ни эону, ни времени. (Тайная книга Иоанна II, 3–4)[77]

К тому же в Евангелии от Иуды Иуда говорит Иисусу, что тот пришел из царствия Барбело. Она тоже часто присутствует в сифианских текстах. Опять‑ таки, из Тайной книги Иоанна становится понятно, что она первой возникла из Великого Невидимого Духа:

И его мысль выполнила действие, и она предстала перед ним в сиянии его света. Это первая сила, бывшая до всех эонов и открывшаяся в его мысли… Это… совершенная сила, то есть образ незримого девственного Духа совершенного. Она — сила, слава, Барбело, совершенная слава в эонах. (II, 4–5)

В тексте Евангелия от Иуды дело создания эонов и светил отводится Самозарожденному (Аутогену). Это верно и для Тайной книги Иоанна:

И святой Дух дал совершенство божественному Аутогену, сыну его и Барбело, так что тот предстал перед могущественным и незримым девственным Духом как божественный Аутоген, Христос, кому он (Дух) воздал славу громким голосом… Из света же, который есть Христос, и нерушимости через дар Духа (появились) четыре света из божественного Аутогена. (II, 7)

Другие части Евангелия от Иуды напоминают другие сифианские тексты, замечает Мейер. Например, в тексте из Наг-Хаммади, называющемся Евангелие египтян, мы также можем найти упоминания Великого Невидимого Духа, Барбело и Аутогена (III, 40–41), а также великих светил и непогрешимого человека Адамаса (III, 51). Кроме того, глупые кровожадные боги-создатели Сакла и Небруэль (в Евангелии от Иуды последний называется Небро) также присутствуют:

Затем Сакла, великий ангел, увидел великого демона, который был с ним, Небруэля. И они стали вместе порождающим духом земли. Они породили ангелов-помощников. Сакла сказал великому демону Небруэлю, пусть двенадцать эонов будут созданы в мире. (Евангелие египтян III, 57)[78]

В Евангелии египтян Сакла (также называемый Ялдабаофом в Евангелии от Иуды и других гностических текстах), очевидно, является ветхозаветным Богом: «После сотворения мира Сакла сказал своим ангелам: „Я, я ревнивый бог, и без моего ведома ничего не было создано“». Как и в Евангелии от Иуды, здесь он тоже дурак. Мы можем очень долго рассматривать параллели между Евангелием от Иуды и другими гностическими текстами, которые ученые относят к сифианским. Эти тексты помогают нам создать своеобразный контекст для понимания Евангелия: его мифология может показаться странной тому, кто знакомится с ней впервые, но для изучавших другие гностические труды, открытые в наше время, она не будет совсем непривычной.

В то же время я полагаю, что было бы ошибкой счесть Евангелие от Иуды сифианским текстом до мозга костей. Даже хотя в нем наблюдаются близкие параллели с другими сифианскими текстами, некоторые различия также присутствуют. Возможно, эти различия проистекают из того, что у нас нет полного текста Евангелия от Иуды (как я уже говорил, утрачено 10–15 процентов из-за плохого обращения с рукописью в течение многих лет), или же, как я указывал раньше, из-за того, что некоторые гностические тексты (как Евангелие от Фомы) предполагают мифологические представления, которые они не описывают эксплицитно. Даже в этом случае маловажен тот факт, что имя Сифа играет самую небольшую роль в Евангелии от Иуды. В фрагментарно сохранившихся отрывках Сиф, возможно, упомянут как самый высокий правитель «того поколения» (49). Однако помимо этого его имя встречается только один раз в числе пяти низших божеств, которые правят подземным миром и которые будут уничтожены в конце времен (54). Возможно, не стоит придавать такого большого значения тому факту; что рассказ о творении в Евангелии от Иуды отличается от других сифианских текстов — последние имеют множество отличий друг от друга. Однако примечательно, что многие из самых близких параллелей к творению божественного царства в Евангелии можно найти в текстах, которые обычно иг считаются сифианскими.

Как отмечает Мейер, многочисленные описания божественных эонов, светил и сводов в Евангелии от Иуды 49–50, к примеру, очень близки описаниям в гностическом тексте из Наг-Хаммади, не имеющем следов христианства, в несифианской книге, называемой Евгност Блаженный: [79]

Первородный, их отец, в скором времени создал двенадцать эонов для свиты двенадцати ангелов. И в каждом эоне — шесть (небес), общее число их семьдесят два — по числу сил, возникших из него. И в каждом небе было по пять небесных сводов, всего — триста шестьдесят пять небесных сводов — по числу сил, возникших из него. (III, 84–85)[80]

Это близкое сходство (некоторые из гностиков просто любили числа) привело меня к предположению о дополнительных связях с другими несифианскими текстами.

Темы, совпадающие с несифианскими текстами

Несложно провести основные параллели с некоторыми из наиболее известных несифианских текстов, просто для того, чтобы показать, насколько широкое поле для сравнений нам предоставлено.

Идея откровения

Большое количество гностических писаний содержит откровение, которое Иисус дает одному или нескольким своим последователям, часто (но не всегда) после воскресения. Такие тексты обычно называются диалогами откровения, они существуют во множестве отрывков и представляют собой множество учений. Евангелие от Иуды, очевидно, относится к такому типу текстов. В отличие от большинства остальных, оно содержит откровение, которое Иисус дал до своей смерти. Однако еще более необычным делает его то, что откровение дано не тому, кто всегда считался приближенным к Иисусу, но тому, кто всегда считался паршивой овцой в стаде. Откровение дано предполагаемому предателю.

Нет ничего похожего в других дошедших до нас гностических текстах, но есть нечто сравнимое. Как я упоминал ранее, Евангелие от Марии было обнаружено в 1896 г., хотя опубликовали его только через пятьдесят пять лет. Это Евангелие не так давно получило большую популярность у некоторых ученых и массы непрофессионалов, потому что в нем Марии Магдалине которая не была в числе двенадцати апостолов (мужчин), было отведено почетное место.[81]

Евангелие от Марии построено именно на том, что откровение Христа может быть даровано тому, кто не входил в группу одиннадцати верных учеников. У нас нет первых шести страниц текста, однако там, где он начинается, Иисус учит своих учеников, объясняя им, что материальный мир — вещь нестоящая, поскольку он совершенно испорчен. Затем он уходит от них, а они остаются в смятении, опасаясь за свои жизни («если они не сберегли его, как они сберегут нас») — забыв все, что Иисус говорил им о несущественности материального мира. Приходит Мария и утешает их, побудив Петра попросить ее рассказать им, что Иисус поведал ей. Мария начинает рассказывать видение, которое у нее было о Христе. К сожалению, недостает четырех страниц именно в этом месте, однако, когда текст возобновляется, Мария описывает, как человеческая душа, обладающая знанием, может преодолеть это материальное царство невежества и вернуться в свой небесный дом. Когда она заканчивает описывать откровение, среди учеников-мужчин начинается спор, некоторые (в том числе и вспыльчивый Петр) не могут поверить, что Спаситель дал такое важное откровение Марии, из всех людей — женщине. Почему он не открыл его им, мужчинам? В конце концов вмешивается Левий и убеждает их принять слова Марии и пойти проповедовать Евангелие, что они и делают.

Здесь, как и в Евангелии от Иуды, гностическое откровение дается тому, кто не входит в группу апостолов (в традиционном понимании), тому, про кого вы бы подумали в последнюю очередь — не предателю, так женщине.

Земные обличил Иисуса

Одна из первых вещей, сказанных об Иисусе в Евангелии от Иуды, это то, что «зачастую он не являлся своим ученикам в своем настоящем виде, а находился среди них в образе ребенка» (33: 19–20). Это последнее слово трудно для перевода. Это коптское слово встречается крайне редко, и скорее может означать «призрак», чем «ребенок».[82]В любом случае ясно, что Иисус мог менять свой облик по желанию, как следует из этого текста — эту идею можно найти и в других раннехристианских сочинениях. Одно из мест, из которого она лучше всего известна — это не гностические сочинения из Наг-Хаммади, а вымышленная история о миссионерской деятельности апостола Иоанна, известная как Деяния Иоанна.

Деяния Иоанна — очень интересная книга, так как в ней описываются многочисленные чудеса, которые совершил апостол, когда распространял учение Иисуса после его смерти. В частности, как оказалось, у Иоанна была удивительная способность воскрешать мертвых. В Деяниях Иоанна есть одно место, которое не очень хорошо согласуется с остальной частью книги. Ученые часто думали, что этот отрывок взят из другой книги и добавлен в Деяния Иоанна неизвестным писцом по неизвестной причине. В этой книге Иоанн описывает свои отношения с Иисусом и отмечает, что Иисус мог изменять свой внешний облик, потому что не был человеком из плоти и крови. Одно из его обличий — ребенок.

Иоанн рассказывает, что он был в лодке со своим братом Иаковом, вместе с Петром и Андреем, когда увидели, что кто-кто (Иисус) манит их с берега:

И мой брат сказал: «Тот ребенок на берегу, который зовет нас, чего он хочет? » А я спросил: «Какой ребенок? » Он ответил: «Тот, который зовет нас». И я ответил: «Мы слишком долго смотрели на море, поэтому ты видишь неправильно, брат Иаков; но разве ты не видишь, что там стоит мужчина, благообразный и спокойный? » (Деяния Иоанна, 88)[83]

Они подплыли к берегу и увидели того, кто звал их, однако его внешность опять изменилась:

Мне он показался бритым наголо, но с густой струящейся бородой; однако Иакову он явился в виде юноши, у которого борода только пробивалась. (Деяния Иоанна, 89)

Иоанн продолжает описывать замечательное тело Иисуса и его свойства:

Я старался разглядеть, каков он, и я никогда не видел, чтобы у него закрывались глаза: они всегда были открыты. И иногда он казался мне маленьким непривлекательным человечком, а затем снова как будто достающим до неба. Было в нем еще одно удивительно: когда я садился за стол, он привлекал меня к себе на грудь, и я дотрагивался до него; иногда его грудь казалась мне ровной и мягкой, а иногда твердой как камень, так что я изумился и сказал: «Что это значит? » (Деяния Иоанна 89)

Чудеса продолжались. Как скажет Иоанн позже:

Про другую удивительную вещь я расскажу вам, братья. Некогда, желая удержать Иисуса… я осязал Его в материальном теле; но когда в другой раз я осязал Его, то под моей рукой оказалось нечто невещественное и бестелесное и как будто бы даже ничего под нею не было… И часто, когда я прогуливался вместе с ним, я хотел увидеть, появляется ли на земле отпечаток его ноги — потому что я видел, как она отрывается от земли — но я никогда его не видел. (Деяния Иоанна, 93)

То же самое и в Евангелии от Иуды: Иисус предстает существом полиморфным, могущим изменять облик по своей воле, а не реальным человеком из плоти и крови.

Христос, облеченный плотью

Как я упоминал в более ранней главе, точка зрения, согласно которой Иисус не был реальным человеком, называется докетизм, от греческого слова dokeo, которое означает «казаться». Для докетов, таких как авторы этих отрывков из Деяний Иоанна и Евангелия от Иуды, Иисус не был реальным человеком, но только казался им.

Отличная от этой докетическая точка зрения, которой придерживались другие гностики, состояла в том, что Иисус был человеком, в котором нашел себе временное обиталище божественный эон, Христос. Такое понимание тоже предполагает, что Христос не страдал по-настоящему. В этом случае не потому, что он был иллюзией, а потом); что Христос отделился от человека Иисуса перед смертью.

С логической точки зрения эти два вида докетизма весьма отличаются друг от друга. Однако на самом деле периодически в одном и том же гностическом тексте встречаются обе позиции. Это, судя по всему, происходит и в Евангелии от Иуды, поскольку в конце книги присутствует столь важная для нас фраза из отрывка, в котором Иисус восхваляет Иуду как превосходящего всех остальных апостолов: «Ты принесешь в жертву человека, чьим телом я облечен». В таком понимании тело Иисуса представляет собой временное вместилище его духа, которое должно быть уничтожено для возвращения духа в небесные реалии.

Другой гностический текст, в котором соединяются две разновидности докетизма, назван по имени Сифа, хотя в нем не так уж много очевидных параллелей с сифианскими гностическими текстами. Это Второй трактат великого Сифа (причем имя Сиф ни разу не встречается в тексте за исключением названия). И здесь мы встречаем фразы, из которых становится ясно, что тело Иисуса является лишь временным местом пребывания Христа. В начале трактата Иисус говорит: «Я посетил телесный дом, я изгнал того, кто был там изначально, и вошел (в него). И все множество архонтов встревожилось». (Второй трактат, 51)[84]

С Другой стороны, из некоторых отрывков мы можем сделать предположение, что тело Иисуса является не более чем призраком:

Но я нисколько не пострадал. Они… подвергли меня мучениям, и я умер, [но не на самом деле, а только по видимости, так как они подвергли меня оскорблениям, но каждое из них исходило от меня самого. (Второй трактат, 55)

И здесь снова, как и в Деяниях Иоанна, Иисус умеет менять обличие: «Ведь я изменял свои формы, преображаясь из одного вида в другой». (Второй трактат, 56) Умение менять формы послужило основой для весьма странной и исключительной ситуации, связанной с распятием Иисуса:

Они видели, что я был подвергнут мучениям, [но это был другой. Это был их отец, который пил желчь и уксус, а не я. Они били меня тростью, [но это был не я. Тот, кто нес крест на плечах своих — это был Симон. Это был другой, на которого возложили терновый венец. Я же радовался в вышних над всем владением архонтов и семенем их заблуждения и тщеславия. И я смеялся над их невежеством. (Второй трактат, 56)

В Евангелии от Иуды мы тоже встречались со смеющимся Иисусом. Прежде чем я остановлюсь подробно на этом моменте, зададимся вопросом о том, какой смысл может быть вложен в то, что пытали и распяли не самого Христа? Этот отрывок напоминает учение гностического проповедника Василида, жившего в начале II в. Он упоминается в сочинениях борца с ересями Иринея. Согласно Иринею, Василид тоже проповедовал, что Иисус мог менять облик по желанию, и, когда Симон Киренеянин нес его крест на место распятия (см. Марк 15: 21), Иисус совершил подмену. Он принял вид Симона Киренеянина и заставил Симона принять его (Иисуса) облик. Поэтому римляне распяли другого человека. Иисус стоял у креста в облике Симона и смеялся своей проделке (Ириней, «Против ересей», 1, 24, 3).

То же происходит и во Втором трактате великого Сифа: Иисус меняет свое обличие и, к великому ликованию, вместо него к кресту пригвождают Симона.

⇐ Предыдущая 10 11 12 13 141516 17 18 19 Следующая ⇒