ОБ ЕЩЕ ОДНОМ УРАГАНЕ, РАЗРАЗИВШЕМСЯ В ГОСТИНОЙ КАПИТАНА ДЕВРЁ, И О ТОМ, КАК С МИССИС АЙРОНЗ ПРИКЛЮЧИЛОСЬ В ПОСТЕЛИ УДУШЬЕ

⇐ ПредыдущаяСтр 40 из 66Следующая ⇒

Прекрасная миссис Айронз поместила на стол фарфоровую чашу с серебряной разливной ложкой и два парадных бокала; потянуло тонким ароматом лимона и старого солодового виски, и Деврё наполнил свой стакан, а Тул — свой; маленький доктор продолжал болтовню, а Деврё время от времени вставлял реплику, а под конец спел песню. Слова этой баллады были непритязательны, но волшебная мелодия приятна, равно как и голос певца:

Звезда в вышине —

Милая мне,

Любимая мной всегда.

Чиста, одинока,

Мой путь издалека

Одна направляет звезда.

Ночь холодна,

Тиха и темна,

Но мне и заботы нет.

Свет счастья льет

Звезды восход —

Она мне шлет привет.

В трудном пути

Легко мне идти:

Отрадно звезды свеченье.

В синеве ночной

Звезда со мной,

Желаний суля исполненье.

Иду я так

Сквозь холод и мрак —

Вперед и вперед, сквозь ненастье.

Но вот беда —

Зайдет звезда,

Настигнет меня злосчастье.

Радость, печаль —

Стремлюсь я вдаль,

Навстречу судьбе любой.

Рассвет иль закат,

Лучист твой взгляд —

Звезда, я иду за тобой!

Несколько минут длилось безмолвие. В серебряных нотах песни прозвенело пророчество, и Тул отчасти его понял. И доктор, сам певец и любитель музыки, на несколько секунд застыл, а потом с улыбкой вздохнул и потихоньку смахнул слезу; он с живостью похвалил и песню и исполнителя и снова вздохнул, не выпуская из рук бокала. Деврё тем временем отдернул оконный занавес и стал всматриваться в темноту за рекой, где стояли Вязы; быть может, он пытался разглядеть там одинокий дальний огонек… свою звезду… ныне потускневшую и скрытую за грозовыми облаками. О чем бы ни размышлял капитан, когда он обернулся, стало ясно, что хандра снова им овладела.

— Проклятый пунш! — На самом деле капитан выразился еще крепче. — Вы, как настоящий Мефистофель из пьесы^{166}… явились ко мне в час уединения, чтобы увлечь к погибели. Не иначе как дьявол послал вас погубить мою душу, но не удастся. Вам надобно пить?.. Я дам вам глоток… глоток воздуха; он охладит вас. Пейте сколько душе угодно.

Капитан, к ужасу доктора, поднял раму, и чудовищный снежный вихрь ворвался и закружился в комнате. Потухли свечи… взметнувшись к потолку, захлопали портьеры… раздался оглушительный стук дверей… в воздухе замелькали бумаги и уж не знаю что еще; с головы Тула едва не вспорхнул парик.

— Эй… эй… эй! Послушайте! — задыхаясь, крикнул доктор; кудри парика лезли ему в глаза и рот.

— Прочь, чернокнижник… искушение, прочь… отыди, Мефистофель… вон, проклятый котел! — прогремел капитан; и в самом деле, веселящая чаша полетела через открытое окно в морозную слякоть; сквозь рев бури слабо послышался звон фарфора.

Тул стоял в темноте, под порывами ветра, и ругался как извозчик.

— Слава богу! Избавился, — продолжал Деврё. — Я спасен… но вас благодарить не за что; и послушайте, доктор, мне лучше побыть одному… оставьте меня, прошу… и прошу, простите.

Ощупью, спотыкаясь и не переставая ворчать, доктор выбрался из комнаты, и дверь за ним захлопнулась с грохотом, похожим на пушечный выстрел.

— У парня мозги не в порядке… delirium tremens, [53]не удивлюсь, если он и сам выпрыгнет из этого окаянного окошка, — пробормотал доктор, в коридоре поправил парик, затем довольно кротким голосом призвал к себе снизу миссис Айронз со свечой и нашел свой плащ, шляпу и трость; таинственным взглядом он призвал миссис Айронз последовать за ним в холл и там, задрав подбородок, указал на потолок, в ту точку, над которой, по его предположению, находился сейчас Деврё.

— Послушайте, каких-нибудь странностей, возбуждения вы за ним не замечали?.. Раздражительности, чудачества… а? — И потом: — Вот что: присматривайтесь к нему и, если заметите что-нибудь необычное, не забудьте дать мне знать… понятно? А сейчас уговорите его закрыть окно и зажечь у себя свечи.

И доктор, закутавшись в накидку, нырнул во тьму и ураган; огибая подножие лестницы, он ощутил слабый запах пунша, поднимавшийся с земли, и в нем зашевелились злость и досада.

Часом позже Деврё, оставшийся в одиночестве, призвал к себе миссис Айронз и, приняв ее торжественно-галантно, сказал:

— Мадам, не будете ли вы любезны одолжить мне свою Библию?

Деврё встал на путь исправления; начал он, как уже убедился читатель, довольно бурно, но теперь неистовство сменилось спокойствием и безмятежностью. Матрона только переспросила:

— Мою?.. — и остановилась, усомнившись в свидетельстве собственных ушей.

— Вашу Библию, мадам, будьте так добры.

— О, мою Библию? Я… Конечно, капитан, золотко.

Миссис Айронз заглянула ему в лицо, а у двери помедлила, потому что заподозрила недоброе и не знала, чем объяснить эту совершенно беспрецедентную просьбу. Миссис Айронз мешкала бы еще дольше (раздумывая, не сошел ли Деврё с ума), но капитан, развернувшись, уставил на нее гордый взгляд, а потом привстал и со словами «Благодарю вас, мадам» отвесил легкий поклон; за его подчеркнутой любезностью угадывалось такое суровое «Прочь! Скройся с глаз», что миссис Айронз словно ветром сдуло. Спустившись вниз, она поделилась своим удивлением с Джагги Берн: «На кой черт капитану сдалась Библия! Ну и ну! Не повредился ли он в уме — вот чего я боюсь. Библия! — И голос из воздуха произнес, казалось: „Пистолет“, а другой: „Гроб“. — Пусть бы пришел этот кругленький маленький лейтенант Паддок и составил ему компанию. Ума не приложу, что на него нашло! »

И они в поисках Священной книги перерыли хлам под буфетом и обшарили ящики. Джагги уверяла, что ничего подобного в доме не водится и на ее памяти не водилось, но миссис Айронз резко велела ей замолчать. Тем не менее книга не нашлась, и тут достойной матроне смутно припомнилось, что кухарка старой миссис Ледж как-то взяла ее на время, чтобы поворожить. С таким объяснением миссис Айронз явилась к капитану Деврё, а тот ответил:

— Благодарю вас, мадам, — это не важно. Желаю доброй ночи, мадам. — И дверь закрылась. — Нет Библии! — сказал Деврё. — Старая ведьма!

Миссис Айронз, как вы помните, не привыкла жалеть слова, а в должных случаях риторика ее бывала едкой, свирепой и безостановочной. Приходской клерк выносил ее речи с циничным безмолвным терпением, не свойственным, к сожалению, большинству представителей сильного пола. В ту ночь, пробудившись, миссис Айронз увидела, что свеча горит, а мистер Айронз стоит рядом с кроватью и, поставив ногу на стул, застегивает пряжку башмака; в ту же секунду сон слетел с миссис Айронз и она села; удивительно, до какой степени вид этого безропотного человека выводил из себя его супругу, в особенности после отлучек мужа, а в тот раз она не видела его с четырех часов дня, так что можете себе представить, какой теплый прием ждал мистера Айронза и в каких выражениях излила свои чувства миссис Айронз.

Кроткий Айронз застегнул один башмак, потом поставил на край стула другую ногу и взялся за второй; клерк сохранял свою всегдашнюю безмятежность и, казалось, ничего не слышал. Когда мистер Айронз упорствовал в своем долготерпении, миссис Айронз имела обыкновение хватать его за воротник и трясти, чтобы привлечь к себе внимание; вот и на сей раз она протянула руку к шее супруга.

Однако едва она пошевелилась, как клерк своими длинными мозолистыми пальцами схватил ее за горло так уверенно и крепко, что из ее «трахеи» (как говорят люди медицинской профессии) не вырвалось не только крика, но даже хрипа; щеки и лоб почтенной матроны побагровели, а глаза стали вылезать из орбит; безумно яростный облик мужа бледнел и расплывался, сквозь звон в ушах миссис Айронз улавливала одно за другим проклятия и гнусные ругательства, звучавшие как змеиное шипение, и решила, что спасенья нет. Напоследок мистер Айронз злобно стукнул ее раз шесть головой о спинку кровати и оставил жену во власти замешательства, какого она не испытывала даже в тот знаменательный вечер, когда он впервые признался ей в любви.

Немного придя в себя, миссис Айронз увидела, что супруг, стоя у кровати, как ни в чем не бывало застегивает пуговицы на гамашах (башмаки он уже застегнул); страх ее несколько утих, а вернее, уступил место справедливому возмущению, и она готовилась уже заново излить свой гнев (возросший пропорционально перенесенному надругательству, а потому куда более грозный), но при первом же подозрительном движении клерк схватил ее за горло еще крепче, чем прежде (если только это возможно); удушье, вылезающие из орбит глаза, прилив крови к голове, потеря зрения и звон в ушах — все повторилось, как и удары головой о спинку кровати, доставившие клерку еще большее удовольствие, чем в прошлый раз; напрасно барахталась и царапалась ошеломленная леди, которая не встречала до сих пор даже намека на мятеж, — в руках своего взбунтовавшегося повелителя ей пришлось снова пережить один за другим недавние ужасы.

Когда оба получили свое, мистер Айронз вновь взялся за пуговицы, а его супруга постепенно отдышалась. На этот раз, однако, она была напугана изрядно — слишком сильно, чтобы даже закатить истерику, ибо у нее не было уверенности, что мистер Айронз, застегнув пуговицы на левой гамаше^{167}, не примется за прежнее, чем и поставит точку в их совместной супружеской жизни.

Поэтому миссис Айронз (она дрожала с ног до головы и от испуга не решалась даже заплакать), сцепив руки, стала умолять Айронза (а о его немалой физической силе она до сих пор даже не подозревала) сохранить ей жизнь, а ее побледневший супруг, обернувшись, окинул ее злобным взглядом и тем поверг в оцепенение, что тоже было для нее внове, — словом, мистер Айронз предстал перед нею в совершенно неожиданном свете.

Покончив с гамашами, клерк выпрямил свою гибкую фигуру, поднес кулак к лицу супруги и дал ей краткое наставление, суть которого сводилась к следующему: ей нужно лежать до утра в постели тихо как мышь, а иначе он из нее вышибет дух, пусть даже его потом отправят за это на виселицу. Затем мистер Айронз задернул полог и на некоторое время скрылся из поля зрения супруги.

Глава LXX

КЕДРОВУЮ ГОСТИНУЮ ДОМА С ЧЕРЕПИЧНОЙ КРЫШЕЙ ПОСЕЩАЕТ НЕОЖИДАННЫЙ ВИЗИТЕР;

⇐ Предыдущая 35 36 37 38 394041 42 43 44 Следующая ⇒