Уровень психики высокоразвитых животных

⇐ ПредыдущаяСтр 4 из 22Следующая ⇒

Уровень психики высокоразвитых животных связан с начальным уровнем развития интуитивных процессов. Интуиция обычно трактуется как «знание, возникающее без осознания путей и условий его получения», или как соответствующий процесс — как «одна из форм неосознанного отражения», «неосознаваемая деятельность мышления по переработке и обобщению ранее и актуально приобретенной информации». Характерными особенностями интуитивных процессов помимо неосознанности являются непосредственность и внезапность. Особенности интуиции связываются с подключением к процессам мышления огромного резервного блока информации, хранящейся в сфере бессознательного (в том числе информации генетической и воспринятой неосознанно), а также с мгновенной скоростью ее переработки.

Таким образом, интуитивные процессы связаны с функционированием психического в особом режиме, когда используются резервные возможности психики. Очевидно, что этот особый режим обусловлен особой жизненной значимостью предмета потребности. Например, так называемая женская интуиция проявляется в случаях, так или иначе связанных с повышенной ответственностью за продолжение рода -«чувство» опасности, грозящей детям, «чувство» измены мужа и т.п. Аналогичным образом человек, осознающий риск чего-либо нежелательного, нередко «чувствует» момент и источник этого события. С другой стороны, при острой необходимости добиться чего-либо нередко проявляется «чутье» на реальную возможность и пути достижения желаемого.

Сопоставляя интуитивное знание с психическими явлениями предыдущих уровней развития, можно заключить, что оно в структуре психического представляет собой не что иное, как внешний аспект результата отражения. Выше было показано, что на перцептивном уровне развития психики внешний аспект результата отражения является «чувственным представлением» целостного объекта. На рассматриваемом уровне к сенсорному перцепту добавляется непосредственное (интуитивное) знание сопутствующих жизненно значимой стороне объекта обстоятельств.

Интуитивное знание во многом является аналогом перцептивного образа предыдущего уровня, но имеет ряд принципиальных отличий. Оно связано с надситуативными психическими процессами, с долговременной памятью, образным воображением и соответственно с опорой на прошлый опыт. Если на предыдущем уровне развития перцепт, целостный многомодальный образ объекта, возможен лишь в ситуациях, внутри отдельных звеньев инстинктивного поведения, то интуитивное знание — надситуативное образование, проявляющееся в том числе посредством воображения.

Как и результаты отражения предыдущих уровней, интуитивное знание выступает именно как непосредственное «чувственное представление». Но если на сенсорном уровне эта непосредственность связана с непосредственным «отпечатком» воздействующего раздражителя в нейрофизиологическом субстрате (т.е. фактором чисто физиологическим), а на перцептивном — с объектной фиксацией, с процессом психофизиологическим, направляемым вниманием, то на данном уровне к этому добавляется учет связей, сопутствующих значимой стороне объекта, т.е. определенный начальный уровень мышления.

На предыдущем уровне развития общеорганизующим началом жизнедеятельности являлись программы инстинктивного поведения, направляемые процессом сукцессивно-ситуативного внимания. На рассматриваемом уровне роль общеорганизующего начала выполняют предметные чувства — надситуативные эмоциональные явления, направленные на потребностно значимые стороны соответствующих объектов (предметов потребностей), т.е. надситуативные мотивационные отношения в их внутреннем (эмоциональном) аспекте. С ними и связаны интуитивные процессы. Предметные чувства выполняют роль активизаторов восприятия по соответствующему направлению, позволяют высветить потребностно значимую сторону объекта. Они создают тот особый режим функционирования психики, при котором проявляются ее резервные возможности. Напомним, что на предыдущем перцептивном уровне особый режим функционирования психики, обеспечивающий в собственно активной фазе деятельности способность к перцепту, инициируется эмоциональным началом сенсорных ключевых раздражителей.

Избирательный характер интуитивных проявлений («высвечивается» та или иная потребностно значимая сторона объекта) позволяет назвать данный уровень развития психики интуитивно-избирательным. Он наблюдается в филогенезе у некоторых высших животных (млекопитающих и птиц). Необходимыми условиями этого уровня развития являются память, воображение и элементарные формы мышления, что предполагает наличие относительно развитой апперцепции — влияния на восприятие и соответствующее ему поведение предыдущего опыта. Кроме того, интуитивно-избирательное отражение, связанное с предметными чувствами, предполагает и наличие их рефлексии (осознания).

В структуре предметного чувства важное место занимает внимание. Предметное чувство можно представить как единство эмоционального начала и внимания (фиксационного начала), причем интенсивность первого определяет силу второго.

При переходе от ситуативного внимания к предметному чувству происходит инверсия ролей: эмоциональное начало становится ведущим в этом двуединстве. Можно сказать, что если на перцептивном уровне эмоция необходима для объектной фиксации, для внимания и функционально подчинена именно связи с объектом, то в предметном чувстве, наоборот, собственно связь функционально подчинена эмоциональному началу, выступающему уже в главной роли. Возможность указанной инверсии связана с резким повышением интенсивности эмоциональной составляющей предметного чувства в сравнении с эмоциональным началом ситуативного внимания. В филогенезе это обусловлено прогрессивным развитием энергетики психического.

С повышением уровня развития животных резко возрастает количество нейронов их нервных аппаратов, количество синаптических связей и соответственно повышается энергетика психики, которая во многом определяет уровень жизнедеятельности. Очевидно, что от общего количества нейронов и уровня их структурной организации зависит интенсивность генерируемых в рефлекторной деятельности вундтовских эмоциональных слияний. И если монотонная жизнедеятельность дождевого червя обеспечивается функционированием десятков нейронов, а сложное инстинктивное поведение осы, контролируемое сукцессивно-ситуативным вниманием, — сотен нервных клеток, то энергетика психики высокоразвитых животных и человека неизмеримо повышается (нервная система человека насчитывает около 50 млрд нейронов).

Структура жизнедеятельности на рассматриваемом уровне по своей внешней форме во многом аналогична той, что наблюдалась на предыдущем перцептивном уровне, но имеет несравненно более гибкое и пластичное выражение. Если на перцептивном уровне мы имеем цепь отдельных, субъективно не связанных рефлекторных актов, объединенных общим «биологическим смыслом» и направляемых слитным процессом сукцессивно-ситуативного внимания, то на данном уровне направляющим началом являются устойчивые надситуативные мотивы (предметные чувства), сопровождаемые множеством производных ситуативных эмоциональных явлений. Как видно, в обоих случаях выделяются ситуативные звенья, объединенные общенаправляющим началом. В то же время как структура деятельности в целом, так и содержание отдельных ее звеньев принципиально отличаются.

Прежде всего, в структуре инстинктивного поведения внимание в большей степени выполняет объединяющие функции, как бы следуя за независимыми в своем основном содержании отдельными звеньями инстинкта. Направляющая же роль внимания проявляется в «инструментальном» оформлении деятельности.

Предметное чувство, напротив, является началом, определяющим общее содержание и общую направленность деятельности (то, что ранее определялось эволюционно выработанными врожденными программами), а производные эмоциональные явления несут как бы инструментально-опосредствующую функцию. Причиной этой инверсии ролей является рефлексия, позволяющая в любой ситуации, имеющей то или иное отношение к предметному чувству, «держать в уме» предмет потребности. Содержание отдельных звеньев деятельности в связи с этим отличается неизмеримо большей гибкостью, пластичностью и приспособляемостью к конкретным условиям и ситуациям, а также неизмеримо большим разнообразием.

Поисковая активность при интуитивно-избирательном отражении осуществляется на предшествующем перцептивном уровне. Соответственно в качестве «ключевого» воздействия выступает перцептивный образ (предмета потребности) или соответствующий образ воображения. Эмоциональное слияние «чувственного представления» перцептивного образа (или образа воображения) предмета потребности и всех сопутствующих его значимой стороне обстоятельств является эмоциональным началом предметного чувства, т.е. внутренней эмоциональной стороной мотива. Аналогом же объектной фиксации предыдущего уровня при осуществлении отдельного звена жизнедеятельности выступает другое начало предметного чувства, внимание, фиксирующее не только объекты на сенсорном уровне, но и всю совокупность сопутствующих потребностно значимой стороне объекта обстоятельств.

Таким образом, ситуативное звено собственно активной фазы деятельности по своей общей структуре представляет собой (при несравненно более высоких гибкости, пластичности и разнообразии содержания) аналог рефлекторного звена инстинктивного поведения. Оно включает в себя восприятие (более высокого, чем при инстинктивном поведении, уровня, для которого перцепт является инициирующим «ключевым» воздействием), сопровождающееся дополнительными эффекторными процессами.

Как отмечалось, жизнедеятельность рассматриваемого уровня имеет надситуативный характер, что обеспечивается рефлексией направляющих ее надситуативных мотивов (предметных чувств). Именно рефлексия предметного чувства дает широкие возможности опоры на прошлый опыт как в каждом ситуативном звене соответствующей деятельности, так и в надситуативном плане, благодаря чему и появляется большое разнообразие самих звеньев. Не будь рефлексии надситуативного предметного чувства, индивидуальный опыт ограничивался бы только рамками ситуативных звеньев, причем лишь в отдельных узкофункциональных проявлениях (см. § 3 настоящей главы).

Надситуативный характер жизнедеятельности рассматриваемого уровня обусловливает и надситуативный результат психического отражения. Его внешней стороной является, как было показано выше, интуитивное знание — учет потребностно значимых связей (обстоятельств), сопутствующих объекту. Интуитивное знание расширяется и углубляется соответственно обогащению индивидуального опыта, способствуя все более успешному выполнению ситуативных звеньев деятельности и расширению круга последних.

Внутренний аспект результата отражения, как отмечалось, связан с вниманием. В свою очередь, возможность внимания фиксировать как можно большее количество потребностно значимых связей определяется интенсивностью эмоционального начала предметного чувства. Напомним, что фиксационное и эмоциональное начала в предметном чувстве неразрывно слиты, а внимания в чистом виде (вне эмоциональных или эквивалентных им волевых процессов) вообще не существует. В связи с этим внутренний аспект результата отражения следует связать с предметным чувством в целом, а именно с его рефлексией.

Итак, ведущим, стержневым образованием психики рассматриваемого уровня являются предметные чувства, связанные с устойчивыми мотивами. Они соответствуют ведущим эмоциям, сопровождаемым производными (в том числе ситуативными) эмоциональными явлениями. Но одновременно они выступают как стержневые образования именно психики в целом, как программы жизнедеятельности, несравнимо более гибкие и пластичные, чем инстинктивные программы предыдущего уровня развития. Они объединяют вокруг себя все другие психические процессы.

Результатом психического отражения данного уровня впервые в филогенезе становится знание, имеющее внутреннюю (определяемую рефлексией предметного чувства) и внешнюю (определяемую интуицией) стороны. Это знание, разумеется, не имеет понятийного сопровождения, наследуя непосредственность результата отражения предыдущего уровня. Принципиальным же отличием от последнего является надситуативность этого знания, возможность использования в самых различных обстоятельствах.

Уровня интуитивно-избирательного психического отражения достигли две ветви эволюции позвоночных: высокоразвитые млекопитающие и высокоразвитые птицы. Все ныне живущие пресмыкающиеся, подавляющее большинство видов птиц и млекопитающих находятся между перцептивным и интуитивно-избирательным уровнями отражения (см. рис. 1.4). Среди птиц этому уровню отвечают врановые, попугаи, гуси, лебеди; среди млекопитающих -большинство приматов (антропоиды находятся несколько выше), собаки, кошки, еноты и некоторые другие.

Особенности психического отражения на рассматриваемом уровне хорошо видны на простом примере интуитивно-избирательного отражения лисицы волком и зайцем. Различная позиция в системе биоценоза обусловливает совершенно различный характер пристрастного отношения каждого из них к одному и тому же объекту и соответственно высвечивание совершенно различных аспектов последнего.

Выход высокоразвитых млекопитающих и птиц на уровень интуитивно-избирательного отражения стал возможен благодаря развитию психических функций, прежде всего образных представлений и образной памяти, определивших появление устойчивых психических образований — надситуативных предметных чувств.

Наличие у высокоразвитых животных образных представлений и образной памяти доказано многочисленными экспериментами. Например, если на глазах у обезьяны спрятать банан, который затем незаметно для нее подменить менее желанной пищей, то, обнаружив при обследовании места, где он был спрятан, подмену, обезьяна некоторое время с визгом продолжает поиски. Напомним, что развитие памяти животных предыдущего уровня отражения ограничивается узнаванием, причем в строго фиксированных ситуациях — звеньях инстинктивного поведения.

Способность к перцепту за рамками ситуативности, развитие образной памяти и образных представлений, анализа и обобщения, других психических процессов и обусловили появление предметных чувств. Последние стали общеорганизующим началом жизнедеятельности. Обратимся к наблюдениям К. Лоренца:

«Мой друг доктор Крамер... заслужил скверную репутацию среди ворон, живших по соседству с его поместьем, из-за того, что постоянно появлялся перед ними с ручной вороной, сидевшей у него на плече... Вороны, очевидно, считали, что ручная птица, восседающая на плече человека, «поймана недругом»... Вскоре мой друг уже был известен всем воронам в округе, и их враждебная бранящаяся стая подолгу преследовала его, независимо от того, была ли с ним его ручная ворона или нет. Птицы узнавали его даже в другой одежде... Врановые четко отличают охотника от «безвредного» путника; человека, которого вороны однажды или дважды видели со своей мертвой подругой в руке, они никогда не забудут и всегда смогут узнать, будь он даже и без ружья».

Такую же определяющую роль, как и при избегании опасности, имеют предметные чувства и в других аспектах жизнедеятельности, в частности в добывании пищи. Например, при охоте на различных животных соответствующие предметные чувства определяют способность учитывать все факторы, связанные с возможностью добыть пищевой объект, действовать сообразно развитию ситуации и индивидуальному опыту.

Ярким примером проявления предметных чувств у высокоразвитых животных являются случаи их привязанности к человеку, известные каждому из нас из собственного опыта или из литературы. Нередки также случаи привязанности этих животных друг к другу. К. Лоренц, описывая сложные брачные отношения галок, отмечает постоянство и преданность супругов друг другу. «...Галки заключают помолвку на первом году жизни, а в брак вступают на втором, так что их супружеский союз существует длительное время... Но и спустя много лет самец продолжает кормить свою самочку все с той же трогательной заботой и обращается с ней с теми же низкими любовными нотками...» Такая же сильная привязанность супругов друг к другу наблюдается и у серых гусей. К. Лоренц отмечает, что «они никогда не женятся и не выходят замуж вторично».

Один из авторов наблюдал заботливое отношение к подруге (соседской кошке) своего кота Брюса, который приводил ее к собственной кормушке с рыбой или мясом и призывным мурлыканьем приглашал к еде. Аналогичное поведение известно и у собак.

О наличии у животных рассматриваемого уровня отражения развитых предметных чувств свидетельствует и их выраженная индивидуализация. Еще раз обратимся к наблюдениям К. Лоренца:

«Индивидуальные различия между живыми существами прямо пропорциональны их психическому развитию — две рыбы одного вида практически одинаковы во всех своих действиях и реакциях, но человек, хорошо знакомый с поведением золотистых хомячков или галок, замечает явные различия между отдельными особями. А две серые вороны или два серых гуся — это нередко совсем разные индивиды».

Много замечательных описаний высокоразвитых животных, показывающих их индивидуальность, мы находим у Дж. Даррела. Вот его характеристика двух тигров, матери и сына, с которыми он общался, работая в юности в зоопарке:

«Поль был у нас самый крупный и красивый тигр. Ленивые, пластичные движения, кроткий нрав — никогда не скажешь, что Рани его мать. Огромные лапы-подушечки Поля ступали бесшумно и неторопливо, его родительница тоже двигалась бесшумно, но быстро, порывисто, нервно, навевая удручающие мысли о ее способности застигнуть тебя врасплох. Уверен, большую часть своего досуга она тратила на то, чтобы измыслить безошибочный способ расправиться с нами. Свирепость характера Рани явственно выражалась в ее зеленых немигающих глазах. Поль с достоинством и великой кротостью брал мясо у меня из рук, его мать хватала пищу жадно — не ровен час зазеваешься, и руку прихватит заодно. Когда я кормил Поля, мне казалось, что он отвергнет мою руку, даже если ее сунуть ему в пасть...

Во время наших утренних бесед Поль вел себя так благодушно, что мне стоило немало труда помнить, сколь опасным он может быть при желании. Упрется могучей головой в прутья клетки, чтобы я почесал ему уши, и громко мурлычет, напоминая скорее огромного домашнего кота, чем живущего в нашем представлении кровожадного тигра. Он принимал мои подношения с царственной снисходительностью, после чего ложился и вылизывал лапы, а я, сидя на корточках, восхищенно любовался им».

Принципиальные различия в жизнедеятельности характеризуемых животных и представителей перцептивного уровня развития психики хорошо выразил П. Тейяр де Шарден: «Если покрытое шерстью четвероногое кажется нам по сравнению с муравьем таким «одушевленным», таким действительно живым, то причина тут не только в том, что мы находимся с ним в зоологическом родстве. Сколько гибкости в поведении кошки, собаки, дельфина! Сколько неожиданного! Сколько избытка жизни и любопытства! Здесь инстинкт не узко направлен и парализован одной функцией, как у паука или пчелы. Индивидуально и социально он остается гибким... В отличие от насекомого млекопитающее - уже более не просто раб той филы, к которой оно принадлежит. У него начинают проступать «наметки» свободы, проблеск личности».

Фаза поисковой активности, как было показано, сопряжена у высокоразвитых млекопитающих и птиц с перцептивным отражением, проявляющимся у животных предыдущего уровня развития лишь в собственно активной фазе. Способность к целостному восприятию предметов в фазе поисковой активности определяет, в частности, большую роль в ориентации животных процессов, связанных с индивидуальным запоминанием объектов местности. Способностью к целостному восприятию предметов определяется и характер инициации собственно активной фазы деятельности.

Так, волк или лисица могут охотиться на различных животных, получая о них первичную информацию обычно по следам или запаху, либо по тому и другому одновременно. Однако переход к собственно активной фазе деятельности (выполнению тех или иных действий по их поимке) связан с образным представлением (образом воображения) самого животного, например мыши или зайца, ибо охотник сообразуется при этом с повадками и прочими особенностями именно того животного, следы и запах которого обнаружил.

Собственно активная фаза деятельности животных данного уровня отражения, организуемая тем или иным устойчивым мотивом (соответствующим предметным чувством), состоит из разных звеньев. Рассмотрим ее на примере поведения живущего у одного из авторов кота Тихона.

В поисковой фазе Тихон следует видотипичному поведению: «караулит мышь» — дверцу холодильника (когда знает, что там лежит рыба, печенка или мясо) либо дверцу тумбочки, где спрятана коробка с «Вискас». Еще раз отметим связь этой фазы не с сенсорикой, а с образом воображения: у кошек вообще слабое обоняние, Тихон же после перенесенной в детстве болезни почти потерял его.

Действия (варианты ситуативных звеньев) собственно активной фазы деятельности у обитающего в городской квартире кота замыкаются на хозяев. У Тихона их пять.

1. Непрерывное требовательно просящее (со смещением акцента в ту или иную сторону) мяуканье с обхватыванием ноги открывшего дверцу холодильника (тумбочки) хозяина или хозяйки, иногда с выпусканием когтей.

2. Если не срабатывает первый вариант либо стерегущуюся дверцу долго не открывают, кот начинает демонстрировать хозяину (хозяйке) свои дружеские чувства: громко мурлыкая, трется боком о ногу или щечкой о тапок, иногда лижет ногу или тапок.

3. Если не помогает и это, Тихон ложится на бок или спину и начинает демонстрировать разнообразные позы. Зная, что его любят и ценят его красоту и грацию, он изящно выгибает дугой спину, картинно откидывает хвост, попеременно вытягивает в разные стороны каждую из четырех лап.

4. Как правило, Тихон добивается своего с помощью одного из трех первых действий. Если же по какой-то причине этого не происходит, он направляется к стоящему за тумбой венику и начинает грызть его веточки. При этом он поминутно с укором оглядывается на хозяев, явно недоумевая, как они, черствые и бездушные люди, могли заставить такого замечательного кота есть веник с риском для его здоровья, а может быть, и жизни.

5. Изредка, когда бывает особенно обижен на хозяев (обычно если у него отберут веник и не дадут еды), Тихон прибегает еще к одному варианту: садится возле входной двери и всем своим горестным видом показывает, что, как только она откроется, он навсегда уйдет из дома и скорее всего пропадет. Если дверь открывается, он очень медленно выходит и застывает на месте, оставив, на всякий случай, хвост на пороге. Этот вариант появился после неудачной вылазки Тихона на улицу, когда он не сумел найти обратную дорогу и провел ночь в подъезде. Утром он с отчаянным воплем бросился на зов, но хорошо запомнил, как были взволнованы члены семьи его исчезновением.

В связи с изложенным отметим два момента.

Во-первых, действия животного представляют собой навыки, сформировавшиеся в результате индивидуального опыта. Два последних варианта вообще не содержат элементов видотипичного поведения, в трех первых последние присутствуют в качестве инструментального оформления (мяуканье, хватание лапами с выпусканием когтей, мурлыканье, выгибание спины и др.).

Во-вторых, они основаны на проявлениях интуиции, на интуитивной оценке характеристик, имеющих то или иное отношение к удовлетворению потребности. В частности, Тихон интуитивно знает, что его любят, ценят его красоту, волнуются и переживают за него, когда он болен или пропадает; знает, насколько каждый член семьи податлив, в каком он бывает настроении. Все эти знания обусловлены их жизненной (потребностной) значимостью.

В рассмотренном примере предмет потребности животного опосредствован поведением людей, с которыми оно живет, поэтому его способность к интуиции направлена на них. Однако это, по существу, мало что меняет в характере его деятельности. Находясь летом на даче, Тихон столь же успешно, как «добывает» любимую еду в городской квартире, охотится на птиц и мышей. Та же способность к интуиции, пробуждаемая связанными с мотивами предметными чувствами, позволяет ему узнавать повадки соответствующей дичи.

Пластичность поведения животных рассматриваемого уровня психики неизмеримо превосходит пластичность поведения представителей перцептивного уровня. Напомним, что у последних она ограничена рамками ситуативных звеньев. Сами же звенья, как и их последовательность, всегда остаются обязательными. На интуитивно-избирательном уровне отражения животные имеют возможность, сообразуясь с обстоятельствами, выбирать те или иные ситуативные звенья поведения. Таким образом, мы имеем здесь принципиально иной уровень пластичности поведения: пластичность присуща поведению в целом.

Новый уровень пластичности поведения, отличающий высокоразвитых млекопитающих и птиц, появился в результате длительной эволюции (см. рис. 1.4). Можно полагать, что повышение пластичности шло как по линии совершенствования инстинктивного поведения, увеличения в нем роли индивидуального опыта в пределах ситуативных звеньев, так по линии постепенного включения выбора, индивидуального научения в общую структуру поведения. По мере развития психики животных, развития их мотивационно-потребностной сферы инстинктивное поведение теряет жесткое закрепление за определенными стимулами, вызывается более разнообразными причинами. Происходит отмирание отдельных элементов цепи, поведение становится менее связанным с конкретными ситуациями.

Выход на принципиально иной уровень пластичности поведения ознаменовал появление нового вида адаптивной эволюции. А.Н. Северцов отмечает, что приспособление млекопитающих к изменениям в окружающей среде происходит в основном не посредством медленных изменений органов и их функций, а «путем быстрого изменения прежних привычек и навыков и образования новых, приспособленных к новым условиям среды». В неменьшей степени это относится и к высокоразвитым птицам.

Отметим основные черты проявления пластичности поведения животных на различных уровнях психического развития. Жизнедеятельность животных низших уровней, включая сенсорный, отличается однообразием, практически отсутствием ситуативности. Пластичность поведения выражена слабо, она ограничена в основном привыканием. Ассоциативные связи, появляющиеся на сенсорном уровне, устанавливаются с трудом и ненадолго.

На уровне перцептивной психики жизнедеятельность определяется сложным инстинктивным поведением с различными ситуативными звеньями. Жесткая закрепленность последовательности ситуативных звеньев, обусловленность каждого звена «ключевыми» раздражителями позволяют сказать, что животные этого уровня живут ситуацией. Внутри ситуативных звеньев они способны к целостному восприятию объектов, к гибкому и пластичному поведению, к индивидуальному научению. Отмечаются устойчивые условные рефлексы, но в основном в типичных для конкретных животных видах деятельности.

На уровне интуитивно-избирательного психического отражения жизнедеятельность организуется предметными чувствами, опосредствующими расширившуюся и усложнившуюся потребностно-мотивационную сферу. Наряду с дальнейшим развитием и усложнением ситуативности (новым уровнем пластичности внутри ситуативных звеньев, резким повышением их разнообразия) в поведении появляется надситуативность. Она связана с появлением долговременной памяти и обусловленной ею способности к образным представлениям. Животные живут уже не только ситуациями, они способны к выработке индивидуальных навыков, касающихся не только отдельных деталей внутри ситуативных звеньев, но и самих этих звеньев. Пробуждаемые предметными чувствами интуитивные проявления позволяют находить и закреплять в навыках новые варианты ситуативных звеньев поведения, адекватно, сообразуясь с обстоятельствами, выбирать те или иные освоенные варианты.

Уровень психики человека

Уровень психики человека характеризуется наличием речемыслительного социогенного сознания. Развитие человеческого сознания обусловлено развитием системы знаний, а также выработкой морально-нравственных представлений и норм. Человеческое знание, в том числе знание морально-нравственных ценностей, также обусловлено процессами интуиции, но более высокого, чем на предыдущем этапе развития психики, уровня.

Известный американский физик и философ М. Бунге отождествляет научную интуицию с творчеством, с получением нового знания: «Одна логика никого не способна привести к новым идеям, как одна грамматика никого не способна вдохновить на создание поэмы и теория гармонии — на создание симфоний». Чисто дискурсивное формально-логическое мышление способно лишь довести уже полученное знание до его логических пределов, развить и завершить его, но не в состоянии достичь принципиально нового знания.

Уже начальный уровень развития интуитивных процессов, характерный для интуитивно-избирательного отражения, предполагает функционирование психики в особом режиме, отвечающем собственно активной фазе деятельности. Развитие человеческого знания, связанного с познанием не отдельных сторон, а сути предметов и явлений, также требует использования всех резервных возможностей психики, ее функционирования на высшем энергетическом уровне. В качестве механизма, который вводит в действие соответствующие интуитивные процессы и обеспечивает их энергетику, выступают такие предметные чувства, как глубокий непреходящий интерес, увлеченность, сильная привязанность.

Все эти предметные чувства по существу являются различными проявлениями любви. Решающая роль любви («восторгу любви к идее») отводится в теории познания Платона. По утверждению М.М. Пришвина, «любить, значит в то же время и единственная способность узнавать мир». Роль любви и близких ей чувств и заключается в том, чтобы задействовать в акте познания психику в целом, использовать все ее резервные возможности.

Очень показательно в этом отношении определение интуиции, приводимое И.О. Лосским: «Интуиция есть своеобразная интеллектуальная симпатия, посредством которой мы проникаем вовнутрь предмета, чтобы слиться с его индивидуальностью, следовательно, с невыразимою в общих понятиях природою, и постичь его в его собственном существе». Легко себе представить, какой силой должна обладать эта «интеллектуальная симпатия», чтобы проникнуть вовнутрь предмета и постичь его в его собственном существе. Такую силу могут предоставить только любовь и близкие ей чувства.

Из вышесказанного следует, что глубина и широта знания, степень охвата им окружающего мира и приближения к сущности предметов и явлений среди прочего зависят от характера и силы лежащих в основе этого знания чувств, их энергетики. В известном булгаковском романе и Крысобой, и Понтий Пилат, и Иешуа обладают знанием. Но они обладают знанием разного уровня, в том числе разного энергетического уровня.

По очень удачному выражению П. Тейяра де Шардена, «любовь соединяет сутью». Это справедливо по отношению ко всем проявлениям любви, увлеченности, глубоких непреходящих интересов, где та или иная сторона («единица») сущности человека соединяется предметным чувством с соответствующей единицей внешнего мира. Свойство любви и близких ей чувств соединять с предметом потребности сутью позволяет назвать их сущностными предметными чувствами. В отличие от предметных чувств, определяющих предыдущий уровень развития психики, эти чувства высвечивают не отдельные стороны, а суть предметов и явлений.

Познавательная функция сущностных предметных чувств обусловлена их рефлексией. Строго говоря, до момента своего осознания эти чувства не являются в полном смысле слова предметными. Это хорошо видно на примере чувства любви. Только рефлексия дает субъекту всю полноту непосредственного чувственно-практического знания своей любви и в то же время направляет внешнюю сторону познавательной функции чувства на объект. Эта внешняя сторона познавательной функции предметного чувства проявляется посредством интуиции.

Каждая сторона познавательной функции любви и других сущностных чувств имеет свои особенности. Сторона, направленная вовнутрь, на саму любовь, дает непосредственное чувственно-практическое знание. В этом знании сосуществуют два начала: одно определяется особенностями субъекта, а также культурно-историческим и социальным фоном, а другое — тем общим, объективным, благодаря чему стало возможным появление самого понятия любви. Ведь если бы любовь и близкие ей чувства определялись лишь индивидуальными особенностями субъектов (или группы, этноса, социально-культурного слоя и т.д.), то общих понятий о них не было бы. Итак, знание любви и близких ей чувств характеризуется непосредственностью и имеет объективное и субъективное начала.

Несколько иначе обстоит дело с той стороной познавательной функции чувства, что направлена на объект и связана с интуицией. В интуитивной философии (А. Бергсон, Н.О. Лосский и др.) интуитивное знание понимается как непосредственное и абсолютное - предмет познается «в его собственном существе». Но непосредственность интуиции как акта познания не свидетельствует о непосредственности полученного с ее помощью знания. Информационная база интуиции и эффективность переработки информации определяются, среди прочего, и уровнем достигнутых на данный момент знаний, и степенью их усвоения индивидом, и особенностями его характера, и его опытом, и развитостью его личностного мышления. Поэтому знание внешнее (знание объекта), опосредствовано особенностями индивида и соответственно является относительным.

Однако в этом опосредствованном особенностями субъекта внешнем знании, как и в знании внутреннем, есть общее, не зависящее от характеристик индивида. Без этого общего не могло бы существовать и само общее представление об объекте, он был бы, по меткому замечанию Н.О. Лоского, «невыразимым в общих понятиях», «несказанным». Эта не зависящая от особенностей субъекта и прочих факторов составляющая и привносит в интуитивное знание элемент абсолютности. Таким образом, интуитивное знание, оставаясь в целом относительным и непосредственным, всегда несет в себе и абсолютное, а значит, и непосредственное начало.

Вышеизложенное позволяет говорить об определенной симметрии в структуре внутреннего и внешнего знания. Принимая во внимание очевидную аналогию между объективностью внутреннего и абсолютностью внешнего знания и соответственно субъективностью внутреннего и относительностью внешнего, общую структуру знания можно представить в следующем (рис. 1.6) виде:

Рис. 1.6. Структура знания

Таким образом, и во внутреннем, и во внешнем знании выделяется начало, характеризующееся непосредственностью и объективностью (абсолютностью). Эта симметрия отражает единство внутреннего и внешнего, раскрывающееся в познавательной функции сущностных чувств. Любовь, отражающая ту или иную сущностную сторону человека, соединяет его с соответствующей единицей мира.

В то же время, несмотря на то что «любовь соединяет сутью», получаемое в этом единении знание сущности объекта опосредствовано, как было отмечено, особенностями субъекта, носит на себе его отпечаток. В связи с этим оно может быть названо субъективно-сущностным.

⇐ Предыдущая 1 2 345 6 7 8 9 10 Следующая ⇒