Глава 10. Америка и Армагеддон

⇐ ПредыдущаяСтр 12 из 14Следующая ⇒

" Они уже никогда не придут, поскольку наши субмарины отправят их на дно, — так 31 января 1917 года заявил на заседании бюджетного комитета германского парламента морской министр адмирал Капелле, — С военной точки зрения Америка — ничто, еще раз ничто и трижды ничто".

В начале 1917 года, за четыре месяца до того как Соединенные Штаты вступили в войну на стороне союзников, их армия — в отличие от многочисленного и современного американского флота — действительно не представляла собой никакой сколько-нибудь значимой силы. Она насчитывала 107 641 человек и по численности стояла на 71-м месте в мире. С момента заключения Аппоматтокского перемирия, то есть с 1851 года, она не участвовала ни в одной крупной операции за рубежами своей страны и не имела никакого современного вооружения, более крупного, чем орудия среднего калибра. Национальная гвардия, являющаяся основным резервом армии, хотя и была более многочисленна (132 000 человек), однако представляла собой всего лишь милиционные формирования каждого из 48 штатов, плохо обученные даже в самых богатых штатах. Федеральные власти уделяли ей минимум внимания. Единственными действительно первоклассными войсками являлся корпус морской пехоты, но его формирования были разбросаны по заокеанским владениям Штатов и оккупированным территориям, в том числе республикам Центральной Америки, в политику которых США решили вмешаться после испано-американской войны 1898 года.

Тем не менее в июне 1917 года командующий американскими экспедиционными силами генерал Джон Дж. Першинг прибыл во Францию. 4 июля, в день Независимости, части его 1-й дивизии прошли парадным маршем по улицам Парижа. В течение последующих четырех месяцев вслед за ними планировалось перебросить в Европу свежие силы — 80 дивизий, то есть 3 миллиона человек. Это было больше любой из воюющих армий — будь то британская, французская или германская. К марту 1918 года во Францию прибыло уже 318 тысяч человек — первые из 1300 тысяч, которым предстояло появиться к августу, и ни один из них, пересекая Атлантику, не погиб, невзирая на морские операции противника.

В истории мировых войн редко случается так, чтобы положение изменилось в пользу одной из сторон из-за внезапно установившегося численного перевеса. Такое произошло с французскими войсками в 1813 году, когда крах Московской кампании Наполеона позволил русской армии объединиться с британской и австрийской. Такой же перевес получили в 1863 году Соединенные Штаты, противостоящие конфедерации Юга, когда активный отклик на военный призыв привел под знамена армии Севера миллионы — против сотен тысяч южан. Таким же образом изменилось положение изолированной Великобритании и терпящего положение Советского Союза в 1941 году, когда поспешное решение Гитлера объявить войну Соединенным Штатам привело к тому, что эта страна — одна из крупнейших мировых держав — выдвинула свои силы для противостояния нацистской Германии и империалистической Японии. В 1918 году решение президента Вильсона объявить войну Германии и ее союзникам принесло подобное подкрепление союзникам. На заявление Капелле: " Они никогда не придут" Америка мелодраматически ответила: " Лафайет, я здесь".

Соединенные Штаты не хотели участвовать в войне. Америка, как сказал ее президент Вудро Вильсон, была " слишком горда, чтобы воевать". Она удержалась даже после прямых дипломатических оскорблений — от потопления " Лузитании" с американскими пассажирами на борту до попытки разжечь диверсионную войну в Мексике, никак не ответив на эти провокации. Однако когда дошло до прямых военных действий, исключительный потенциал американской промышленности и человеческой организации активизировал энергию ее народа. В конечном итоге было решено через местные гражданские регистрационные пункты собрать армию для переброски во Францию. В 1917–1918 годах в США было зарегистрировано свыше 24 миллионов военнообязанных. Те из них, кого сочли наиболее подходящими — молодые неженатые мужчины, не содержащие иждивенцев, — составили первый контингент численностью в 2 миллиона 810 тысяч человек. Вместе с уже состоящими на службе в регулярной армии, Национальной гвардии и Морском корпусе они образовали сухопутную добровольческую армию, насчитывающую к концу войны 4 миллиона человек.

Многие американцы в это время уже воевали. Некоторые в индивидуальном порядке вступили в британскую или канадскую армию. Другие в качестве добровольцев служили во Французском иностранном легионе. Большая группа американских летчиков уже сражалась в составе французских ВВС, образовав " эскадрилью Лафайета" — одно из ведущих истребительных соединений на Западном фронте. Эти ветераны передали свой бесценный опыт Американскому экспедиционному воздушному корпусу, который пересек Атлантику вслед за ними. Приходилось приложить усилия, чтобы освоить иностранную технику — американская промышленность была не в состоянии обеспечить экспедиционные силы танками, артиллерией и самолетами, и американские части в Европе использовали в основном французскую технику (3100 полевых орудий, 1200 гаубиц, 4800 самолетов). Несмотря на это, американцы быстро приобрели репутацию умелых летчиков, склонных к риску. Эдди Рикенбеккер, лучший американский ас, с равным правом может считаться героем как Франции, так и своей страны.

Больным местом американской мобилизации стал вопрос о службе чернокожего населения. У. Е. Б. Дю-Бойс, один из знаменитых чернокожих чемпионов начала XX века, заявлял: " Когда это будет наша страна, это будет наша война". Белая Америка, имевшая практически полностью белый командный состав армии, продолжала считать, что чернокожее население лишено боевого духа. Войска были склонны использовать черных американцев только в составе подразделений снабжения или вспомогательных частях — даже невзирая на тот факт, что " солдаты-бизоны", четыре регулярных полка чернокожей пехоты и кавалерии, уже прекрасно проявили себя во время войны на индейской границе, а черные полки успешно действовали во время гражданской войны. Неохотно была принята и 92-я черная дивизия, в которой командирами подразделений были чернокожие офицеры, но ни один из них не имел звания выше капитана. Это не могло благоприятно отразиться на их действиях. Ошибочное мнение о расовой неполноценности (" Бедные негры, они просто безнадежны" — писал командующий корпусом, в состав которого входила 92-я дивизия) было распространено во всей американской армии. Ни один из профессиональных американских офицеров, казалось, не обратил внимания на то доверие, которые заслужили у французов чернокожие формирования сенегальских стрелков, сохранившие готовность сражаться даже во второй половине 1917 года, когда на какой-то момент могло показаться, что коренные белые французы уже утратили волю к сопротивлению. Расистски настроенным американским офицерам AEF была простительна эта ошибка. Они не могли представить черных формирований, участвующих в войнах, которые вела Америка в конце XX века. Тем не менее скудные записи о действии чернокожих американских частей на Западном фронте в 1918 году подтверждают их пессимистические прогнозы. От них ожидали немногого, и они немногого добились.

Рядовые солдаты армий союзников, британцы или французы, никогда не задавались расовыми вопросами, которые были чисто внутренней проблемой американской армии. Для потрепанных армий, то наступавших, то отступавших с 1914 по 1917 год, вид " пончиков" — прозвище, повсеместно закрепившееся за американскими новобранцами в последний год войны — не нес ничего, кроме возрождения надежды. Их популярность отмечалась повсюду. Американцы были добросердечны, улыбчивы, полны энтузиазма и не желали думать о трудностях. " Мы здесь все наладим", — говорил весь их вид. Французские и британские военные профессионалы, с тревогой отмечавшие отсутствие у AEF навыков техники ведения боя (в особенности методов действия артиллерии и межвойсковой координации), распространяли сообщения о том, что американцы могут быть задействованы только в качестве частей второй линии или на второстепенных участках фронта. Но Першинг считал иначе. По его мнению, американская армия под американским командованием была единственной силой, способной добиться перевеса на фронте. Принципиальный момент для него заключался в том, что это определяло вклад американских экспедиционных сил в победу.

Прибытие экспедиционных сил генерала Лафайета на помощь колонистам в 1781 году, в кризисный момент американской Войны за независимость, заставило их противников-британцев столкнуться с силой, которой они не смогли ничего противопоставить. Появление американцев в 1917 году не создало столь решительного перевеса. К последнему году войны германская армия была уже достаточно перенапряжена — после того как в 1915 и 1916 годах была вынуждена поддерживать своего союзника Австрию, а также после потерь, понесенных под Верденом и Соммой и неожиданного восстановления русской армии в 1916 году. Однако она перевесила чашу весов.

Политический крах России позволил немцам высвободить с Восточного фронта 50 пехотных дивизий, которые могли быть переброшены на запад для последнего, победоносного наступления. И это уже были не посредственные дивизии второй линии. Тотальный развал российской армии к концу 1917 года позволил германскому Верховному командованию оставить на востоке не больше войск, чем требовалось для поддержания порядка и контроля за экономической эксплуатацией захваченных территорий. В основном они состояли из ландверных формирований при поддержке некоторого количества кавалерии. Штурмовые войска, принимавшие участие в разгроме армий Керенского — Гвардейская и Гвардейская резервная дивизии, а также прусские и северо-германские дивизии, входившие еще в довоенную армию — были успешно свернуты в течение зимы и переброшены по железной дороге на Запад, чтобы вместе с уже находящимися на Западном фронте войсками образовать готовую к наступлению армию в 60 дивизий.

Германское верховное командование, которое столь долго было вынуждено придерживаться на западе оборонительной стратегии, теперь было охвачено великой идеей разработки усовершенствованных методов развертывания наступательных войск — последнего резерва, который они могли надеяться собрать. Серьезной проблемой немцев было почти полное отсутствие танков. Неуклюжий опытный образец находился еще на стадии разработки. Были попытки использовать несколько британских танков, захваченных в 1917 году, но этим нельзя было добиться той концентрации танковых сил, какую могли позволить себе британцы или французы. За отсутствием танков Гинденбург и Людендорф рассчитывали лишь на усовершенствованную артиллерийскую и пехотную тактику, отточенную на последних стадиях русской кампании, которая могла бы компенсировать слабость технического уровня германской армии.

Германская пехота была вооружена большим количеством ручных пулеметов (модель 08/15), которые представляли собой практически полный и равноценный аналог британских и французских легких пулеметов системы Льюиса и Шоша. Немецких солдат обучали прежде всего " просачиваться" во вражеские позиции, образуя очаги сопротивления в глубине обороны противника — а не останавливаться для штурма, когда их пытаются остановить. Эта тактика стала предшественницей тактики " блицкрига", которую германская армия столь успешно применяла во время механизированных операций во время Второй Мировой войны. Вдобавок каждая атакующая дивизия получила приказ сформировать специальные " штурмовые" батальоны легковооруженной пехоты. Вооруженные гранатами и карабинами, они должны были создать глубокие и узкие проходы в передней линии обороны вражеских позиций, разбивая оборону противника на изолированные сектора, чтобы облегчить задачу следующим за ними волнам пехоты.

Основная ставка в этом плане германской атаки, несомненно, делалась на скорость. В предыдущем году Нивель строил нереалистические планы прорваться сквозь германские позиции на Шемн-де-Дам за четыре часа. Ему не хватило выучки пехоты и мощности артиллерии, чтобы реализовать свой план. Ныне Людендорф имел достаточно войск и артиллерии, а кроме того, вполне реальные планы. Противника следовало атаковать по всей линии 50-мильного фронта и углубиться в его позиции. Проникновение атаки достигалось за счет привлечения колоссальной мощности артиллерии, ведущей обстрел на малой, средней и большой дальности. Этот сокрушительный шквал огня должен был продолжаться в течение четырех часов. Артиллерийские силы, которые Людендорф рассчитывал задействовать для этой бомбардировки, насчитывали 6473 полевых, средних и тяжелых орудия, а также 3532 мортиры различного калибра, для которых было поставлено свыше миллиона снарядов. Все орудия, многие из которых были переброшены с Восточного фронта, были предварительно пристреляны на специальных полигонах. После этих пристрелок были получены данные по отклонению результатов каждого орудия от теоретических расчетов, после чего соотносились с метеорологическими данными, такими, как атмосферное давление и скорость ветра. Такая техника позволяла — настолько, насколько это вообще было в человеческих возможностях — максимально точно поражать цели противника, будь то траншеи или огневые позиции. К обычным снарядам были добавлены газовые, со слезоточивым газом или удушающим фосгеном. Расчет делался на то, чтобы обмануть солдат противника, которые перед обстрелом надевали противогазы. Слезоточивый газ должен был заставить их сбросить противогазы — естественная реакция на выступающие слезы — после чего фосген выводил их из строя.

Некоторое подобие такой комбинации приемов уже применялись в сентябре 1917 года против русских войск под Ригой, когда германская артиллерия без предварительной пристрелки открыла огонь по русским позициям и создала условия для их прорыва. Брухмюллер, советник Людендорфа по артиллерийским делам, к удовлетворению последнего добился, чтобы орудия были предварительно пристреляны за линией фронта — чтобы таким образом не обнаруживать своих позиций и не превращать их в потенциальную цель для орудий противника еще до начала атаки. Таким образом он создал для пехоты условия, в которых она могла добиться победы.

Именно этот проверенный эксперимент Брухмюллера имел в виду Гинденбург, когда 11 ноября 1917 года под Монсом пришел к решению начать в следующем году наступление на запад по принципу " все или ничего". Он связывал с ним большие ожидания. В письме к Гинденбургу от 7 января Людендорф передает мнение высшего командования по этому поводу: " Предложенный план нового наступления… обещает успех, на который мы рассчитываем… Мы сможем [после этого] выйти на позиции, которые позволят нам диктовать западным державам такие условия заключения мира, которые нужны нам для безопасности наших границ, удовлетворения наших экономических интересов и позиции в мире после войны".

Окончательная победа обещала принести на Западе вознаграждение за все приложенные усилия. Особенно важным оказывались контроль за индустриальной экономикой Бельгии и присоединение угольных и железорудных бассейнов Лонви-Брие к обширному промышленному региону германского Рура. Фламандоязычный район Бельгии, традиционно относящийся враждебно к франкоязычной Валлонии, не мог устоять перед таким соблазном. В феврале 1917 года консул Фландрии под патронажем германского военного правительства утвердился в Брюсселе, и на протяжении последующих месяцев выторговывал для себя автономию под протекторатом Германии. Однако осуществление надежд Фландрии, связанных с этой автономией, не входило в расчет Германии. Фландрия хотела демократии и полной независимости — Германия настаивала на сохранении ее подчиненного положения. Ее внешняя политика в отношении Бельгии в течение 1918 года была провалена упрямством людей, чьи пантевтонские чувства не простирались так далеко, чтобы отказаться от национальных прав отдельных частей германского народа.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 9 10 111213 14 Следующая ⇒