Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
ТИПЫ ПРИЧАЩЕНИЯ МЯСОМ ЖИВОТНЫХ
Египетский и айнский тип причащения. Теперь нам становятся попятными причины двойственного поведения айнов и гиляков по отношению к медведю. Как было установлено, первобытный человек не проводит четкой разграничительной линии между собой и некоторыми видами животных. Многие животные представляются ему ни в чем не уступающими и даже превосходящими его не только в том, что касается грубой физической силы, но также и в отношении умственных способностей. Так что, если он по доброй воле или по необходимости решает лишить их жизни, то уже из соображений собственной безопасности он чувствует себя обязанным придать своему поступку видимость полнейшей почтительности не только в глазах живой особи, но в глазах ее отошедшего духа и всех других животных данного вида. Иначе этот вид сочтет себя оскорбленным обидой, подобно тому как племя считает делом своей чести отомстить за ущерб и обиду, нанесенную кому-нибудь из его членов. Одним из приемов, к которым первобытный человек прибегает для того, чтобы возместить зло, причиненное павшим от его руки животным, является, как мы видели, проявление крайней предупредительности по отношению к нескольким избранным особям этого вида. При этом он явно считает, что такое отношение дает ему право безнаказанно истреблять остальных животных того же вида. Этот принцип проливает свет на отношение айнов к медведю, которое на первый взгляд ставит в тупик и представляется противоречивым. Медвежье мясо является обычной пищей айнов, а из медвежьих шкур они шьют себе одежды. Однако, раз медведь рисуется им зверем умным и могучим, они ставят себе за правило приносить медвежьему роду возмещение издержек, что-то вроде компенсации за смерть его многочисленных представителей. Компенсация эта заключается в том, что медвежат откармливают, уважительно обходятся с ними, а затем умерщвляют, сопровождая эту церемонию проявлениями чрезвычайной скорби. После этого медведи „чувствуют себя умиротворенными“ и „не обижаются“ на айнов за истребление их рода, то есть не нападают на убийц и не оставляют страну, что лишило бы айнов основного источника существования. Итак, первобытный культ животных распадается на два в некоторых отношениях противоположных типа. Во-первых, животным поклоняются, и поэтому их нельзя убивать и употреблять в пищу. Во-вторых, животные служат предметами культа как раз потому, что их умерщвление и употребление в пищу является обычным делом. В обоих вариантах культа животному поклоняются из-за некой выгоды (положительного и отрицательного свойства), которую из него рассчитывают извлечь. В первом случае выгода выступает в позитивной форме, в форме защиты, совета и помощи со стороны животного, или в негативной форме, то есть в форме воздержания от причинения ущерба. Во втором случае выгода материализуется в виде мяса и шкуры животного. В какой-то мере оба эти вида культа диаметрально противоположны Друг другу: в первом случае мясо животного не употребляют в пищу, потому что ему поклоняются, а во втором случае ему как раз поклоняются в силу того, что его мясо употребляют в пищу. Впрочем, одно и то же племя может иметь оба вида культа, что доказывает пример североамериканских индейцев, которые поклоняются тотемным животным и не трогают их и вместе с тем питаются другими видами животных, также являющихся объектами культа. Самой примитивной из известных нам форм тотемизма обладают австралийские аборигены. Но мы не располагаем убедительными свидетельствами в пользу того, что, подобно североамериканским индейцам, они прибегают к задабриванию промысловых животных. Чтобы обеспечить изобилие дичи, австралийские аборигены полагаются не на уговоры, а на симпатическую магию (которой с той же целью пользуются, кстати говоря, и индейцы Северной Америки). Но австралийские аборигены находятся на более ранней стадии развития, чем американские индейцы, и можно предположить, что первоначально охотничьи племена старались получить изобилие дичи не путем поклонения ей, а посредством симпатической магии. Это, в свою очередь, доказывает, что симпатическая магия была одним из первых средств (пусть иллюзорных) подчинения природных стихий нуждам человека, Двум разновидностям культа животных соответствуют и два разных обычая умерщвления бога в образе животного. Во-первых, народы, которые ставят себе за правило щадить культовое животное, тем не менее в редких торжественных случаях его убивают, а иногда и съедают. Выше мы привели примеры этого обычая и объяснили причины его существования. Во-вторых, народы, у которых существует практика умерщвлять культовое животное, рассматривают его убийство как умерщвление бога и тут же на месте, особенно если речь идет о сильном и опасном животном, возмещают этот проступок извинениями и жертвами. В дополнение к этому рядовому искуплению такие народы ежегодно совершают особый искупительный обряд, во время которого они с чувством особого благоговения предают смерти избранного представителя данного вида. Стороннему наблюдателю нетрудно спутать эти два типа ритуального жертвоприношения; для различения мы предлагаем называть их соответственно египетским и айнским типами. Чтобы выяснить, к какому из этих типов принадлежит тот или иной конкретный случай, необходимо установить, представляет ли жертвенное животное вид, который истреблению не подлежит, или вид, который принято истреблять. В первом случае речь идет о таинстве египетского, во втором случае айнского типа. Примеры обоих этих видов таинства можно почерпнуть из быта пастушеских народов. „Так как, — пишет Адольф Бастиан, {125} — скотоводы в тех или иных случаях бывают вынуждены продавать скот чужеземцам, которые могут неуважительно обойтись с костями животных, они стремятся отвратить опасность, которую влечет за собой это святотатство, теп, что превращают одно животное из стада в объект культа и з узком семейном кругу при закрытых дверях причащаются его мясом, после чего оказывают его костям почести, полагающиеся, строго говоря, каждой особи вида. Впрочем, если эти почести оказать избранному представителю вида с должным тщанием, то эту честь с ним разделят остальные особи. Многие народы, главным образом народы, живущие на Кавказе, устраивают такого рода семейные трапезы. Когда весной абхазские пастухи сообща причащались мясом жертвенного животного с посохами в руках и перепоясанными чреслами, это выглядело одновременно как таинство и как клятва во взаимной помощи и поддержке. Ведь клятва, сопровождаемая причащением мясом священного животного, является прочнейшей из всех клятв; в данном случае клятвопреступник никак не может уйти от мести бога, — ведь, будучи им съеден, бог стал частью его тела“. Речь здесь идет о таинстве айнского или искупительного типа, о стремлении возместить виду потери, которые приносит ему человек. Подобное жертвоприношение, отличающееся лишь в деталях, существует у калмыков, для которых баранина является одним из основных видов пищи. Богатые калмыки приносят в жертву белого барана, которого они называют „небесный баран“ или „баран духа“; его не стригут, кроме того, это животное не подлежит продаже. Когда у хозяина возникает желание заменить священного старого барана молодым барашком, устраивается праздник, на который приглашаются соседи. В один прекрасный день — обычно это бывает осенью, когда стада овец особенно тучны, — местный колдун закалывает старого барана, предварительно побрызгав на него молоком. Баранина идет на стол, а скелет с добавлением порции жира сжигается на алтаре из дерна, после чего шкуру, голову и ноги барана развешивают для обозрения. Образец таинства египетского типа мы находим у тода, пастушеской народности на юге Индии, питающейся в основном молоком буйволиц. „У них буйвол является в какой-то мере животным священным“, народ проявляет о нем „величайшую заботу с примесью поклонения“. Тода ни при каких обстоятельствах не едят мясо самки буйвола и обыкновенно воздерживаются от употребления в пищу мяса буйволов-самцов. Последнее правило допускает, впрочем, одно исключение. Один раз в год все взрослые мужчины селения принимают участие в обряде заклания и съедения новорожденного, не достигшего месячного возраста буйволенка-самца. Этого буйволенка тода заводят в укромное темное место на лесной опушке и там убивают дубиной из священного дерева (Millingtonia). После этого трением возжигают священный огонь и зажаривают мясо буйволенка на углях определенного вида деревьев. Право участия в ритуальной трапезе принадлежит исключительно мужчинам. Это единственный случай, когда тода едят мясо буйвола. Племя мади, или моро, из Центральной Африки, главное богатство которого составляет скот, — хотя занимается оно и земледелием — совершает в определенных торжественных случаях ритуальное жертвоприношение барашка. Вот как выглядит этот обряд в описании д-ра Фелькина: „Через установленные промежутки времени — кажется, это случается раз в году — здесь соблюдают замечательный обычай. Смысл этого обычая мне с точностью установить не удалось. Он, однако, способствует тому, что настроение у местных жителей, до того сильно сокрушавшихся, улучшается, так что к концу обряда, если совершается он должным образом, они прямо-таки ликуют. А происходит следующее. Большая толпа людей всех возрастов собирается и рассаживается вокруг камней, расположенных по кругу рядом с дорогой, точнее, узкой тропинкой. Мальчик приводит отборного ягненка и четыре раза обводит его вокруг собравшихся. При этом люди выщипывают из него клочки шерсти и прикладывают их к голове или к другой части nела. Потом представитель жреческого сословия подводит ягненка к камням и убивает его. Четырежды набрав овечьей крови, он разбрызгивает ее над головами людей. Потом он обмазывает кровью каждого из собравшихся в отдельности. Детям он выводит кровью кружок на нижнем конце грудной кости, женщинам и девушкам делает метки над правой и левой грудью, а мужчинам рисует отметину на каждом плече. Затем он объясняет народу смысл этого обряда и призывает его проявлять сострадание… По окончании проповеди, которая иногда бывает очень длинной, каждый из присутствующих кладет на камни или рядом с ними по листку и удаляется в великой радости. Череп ягненка подвешивают на дереве около камней, а его мясо съедают бедняки. И в других случаях мади справляют тот же обряд, но с меньшим размахом. Так, если какая-нибудь семья понесла тяжелую утрату или в ней кто-то заболел, соседи собираются и убивают ягненка. Считается, что это оградит их от дальнейших напастей. То же жертвоприношение совершается на могилах умерших друзей и по таким радостным поводам, как возвращение сына домой после очень длительной отлучки“. Радость людей по случаю закапывания ягненка показывает, что речь здесь идет о священном животном, чью смерть участники данного культа оплакивают, как калифорнийские индейцы оплакивали смерть священного канюка, а египтяне — фиванского овна. Что до обмазывания участников ритуала кровью ягненка, то мы имеем здесь дело с разновидностью причастия: просто проводник божественной жизни в данном случае не принимается внутрь, как в случае питья крови и причащения плотью, а прикладывается к телу снаружи. Шествия со священными животными. Гилякский обычай водить медведя по деревне, прежде чем предать его смерти, также представляет собой разновидность причащения, при котором священное животное ведут от одного дома к другому, чтобы все жители могли вкусить долю божественной благодати. Таким же образом обращаются со священной змеей члены племени змеи из Пенджаба. Один раз в году, в сентябре, змея на девять дней становится предметом поклонения людей всех каст и вероисповеданий этого района. В конце августа мирасаны, главным образом члены племени змеи, лепят из теста изображение этого пресмыкающегося, раскрашивают его красной и черной краской и ставят на корзину для веяния зерна. Эту корзину они носят по селению и при входе в каждый дом восклицают: „Господь да пребудет с вами! Да отвратится от вас любое зло! Да сбудется слово владыки нашего Гугги (покровителя)! “ После этого они со словами: „О, одну маленькую мучную лепешку, один кусочек масла! Повинуйтесь змею — и вы и ваши домашние будете преуспевать“-передают корзину со змеей хозяевам дома. При этом вообще-то полагается давать лепешку и масло, но это предписание выполняется лишь в редких случаях. Впрочем, что-нибудь, чаще всего кусок теста или немного зерна, подают все. Что касается семей, где девушка недавно вышла замуж, или юноша женился, или где недавно родился мальчик, они обычно давали в таких случаях рупию с четвертью и что-нибудь из одежды. Иногда люди, несущие змею, распевают: „Дайте змею кусок ткани, взамен он пошлет вам веселую невесту! “ По окончании визитов змею, вылепленную из теста, погребают и на месте погребения ставят небольшой могильный камень. В сентябре к этому камню на протяжении девяти дней приходят молиться женщины. Они приносят с собой миски с творогом, меньшую часть которого они, преклонив колени и касаясь лбом земли, приносят в жертву на могиле змеи, после чего возвращаются домой и раздают остатки творога детям. В данном случае змея из теста, несомненно, служит заменой настоящей змеи, потому что в местностях, которые изобилуют змеями, местами отправления культа являются не могилы змей из теста, а джунгли, в которых водятся настоящие змеи. Кроме ежегодного ритуала, справляемого всеми мирасанами, люди племени ямен таким же образом поклоняются змее каждое утро после новолуния. В Пенджабе многие племена имеют своим тотемом змею. Члены таких племен не убивают змей и уверяют, что змеиные укусы не причиняют им никакого вреда. Если им попадается мертвая змея, они ее по всем правилам обряжают и предают земле. Близко родственные индийскому культу змеи обряды, уходящие своими корнями в самое грубое язычество, до недавнего времени сохранялись у народов Европы. Лучшим образчиком таких обрядов является „охота на королька“. Многие европейские народы-древние римляне и греки, итальянцы, испанцы, французы, немцы, голландцы, датчане, шведы, англичане и валлийцы величали королька королем, маленьким королем, королем птиц, королем изгородей и т. д. и причисляли к числу птиц, отстрел которых приносит большие несчастья. В Англии существует поверье, что тот, кто убьет королька или разорит его гнездо, в течение года неизбежно сломает себе кость или станет жертвой ужасного несчастья. Кое-где полагают, что корова такого человека будет давать молоко с кровью. Шотландцы величают королька „курочкой царицы небесной“. Тамошние мальчишки говорят:
Проклятий побольше десятка придется Тем, кто разоряет небесной царицы гнездо.
Жители Сент-Донана в Бретани полагают, что дети, притронувшиеся к птенцам королька в гнезде, будут страдать от „огня святого Лаврентия“, то есть от прыщей на лице, ногах и других частях тела. Жители других частей Франции воображают, что дом того, кто убьет королька или разорит его гнездо, поразит молния, что у такого человека засохнут и отпадут пальцы, которыми он совершил это злодеяние, что он по меньшей мере покалечится или с ногами его скота случится что-то неладное. Впрочем, несмотря на существование этих поверий, обычай ежегодного умерщвления королька был широко распространен как в Англии, так и во Франции. На острове Мэн этот обряд вплоть до XVIII века совершался в канун, точнее, в утро Рождества. 24 декабря, ближе к вечеру, вся прислуга получала отгульный день, а обитатели домов всю ночь не ложились в постель и праздно бродили по комнатам до тех пор, пока в полночь колокола во всех церквах не начинали звонить. Покончив с молитвами, обитатели дома отправлялись охотиться на королька. Убив птицу, они, расправив ее крылья, насаживали ее на острие длинного шеста. Процессия с корольком обходила все дома, распевая при этом:
На королька охотились для Робина-Бобина, На королька охотились для Джека. На королька охотились для Робина-Бобина, На королька охотились мы ради всех.
Обойдя все дома и собрав деньги, участники процессии клали королька в гробик и несли на приходское кладбище, где для него вырывали могилу и хоронили „с величайшей торжественностью, с пением погребальных песнопений на мэнском наречии, которые они именуют скорбным плачем по корольку. С этого отпевания и начинается Рождество“. После похорон их участники становились за оградой кладбища в круг и танцевали под звуки музыки. Из сообщения автора, жившего в XVIII веке, мы узнаем, что в Ирландии „крестьяне продолжают устраивать охоту на королька и убивать его накануне Рождества, а на следующий день (то есть в день святого Стефана) носят его повсюду, подвесив за ноги между двух обручей, пересекающихся под прямым утлом. В каждой деревне их сопровождает процессия мужчин, женщин и детей с пением ирландских каччей, в которых королек объявляется королем птиц“. В некоторых районах Лейнстера и Коннаута жители до сих пор продолжают устраивать „охоту на королька“. В канун Рождества и в день святого Стефана мальчики, убив королька, прикрепляют его вместе с остролистом и плющом к концу метлы. В день святого Стефана они обходят все дома, распевая:
На день святого Стефана в кустарнике Король всех птиц был пойман, королек. Хоть сам он мал, на нем семья великая, Прошу нас с ним, хозяйка, угостить.
На деньги и продукты (хлеб, масло, яйца и т. д.), которые им подавали, мальчики устраивали вечером пир. Жители юга Франции еще в первой половине XIX века продолжали соблюдать сходные обычаи. Так, в Каркассоне в первое воскресенье декабря молодежь с улицы святого Жана, вооружившись палками, выходила из города и обшаривала окрестности в поисках корольков. Того, кому первым удавалось сразить королька палкой, провозглашали Королем. После этого участники охоты шествовали в город во главе с Королем, который нес в руках шест с насаженным на него корольком, Вечером последнего дня года Король и другие охотники при свете факелов строем проходили по улицам города под бой барабанов и звуки флейт. Перед каждой дверью они останавливались, и один из участников процессии мелом делал на двери дома надпись: „Да здравствует Король! “ — и выводил цифры наступающего года. На Крещение (Twelfth Day) утром Король вновь с большой помпой во главе шествия проходил по городу в голубой мантии, с короной на голове и со скипетром в руке. Впереди него на вершине шеста несли королька, украшенного зеленым венком из оливковых и дубовых веточек, в которые иногда вплетали омелу, выросшую на дубе. После торжественной мессы в приходской церкви святого Винсента Король в сопровождении своих „офицеров“ и „охраны“ делал визиты епископу, мэру, судьям и отцам города и получал от них деньги на то, чтобы покрыть издержки по устройству вечером „королевского“ банкета, который заканчивался танцами. Обычай „охоты на королька“ имеет слишком выраженное сходство с гилякским обычаем обвода медведя по дворам и индийским обычаем ношения змеи, чтобы у нас могли зародиться сомнения в том, что в основе этих обычаев лежат сходные идеи. Один раз в год жертвенное животное, которое убивают в особо торжественной обстановке, перед смертью (или сразу после нее) приводят или приносят в каждый дом, чтобы все имели возможность получить часть благодати, которую якобы источает мертвое или готовящееся умереть божество. Если судить по многочисленным отзвукам, дошедшим до нас в народных обычаях, религиозные шествия такого рода занимали важное место в обрядности европейских народов в доисторические времена. Например, у шотландских горцев мужчины в новогоднюю ночь имели обыкновение одеваться в коровью шкуру и в таком одеянии переходить от дома к дому в сопровождении молодых людей с шестами, к которым было привязано по куску недубленой шкуры. Одетый в шкуру человек трижды обегал вокруг каждого дома в направлении движения солнца, так чтобы дом постоянно оставался по правую руку, а другие гонялись за ним, колотя по шкуре своими посохами, отчего поднимался шум, отдаленно напоминающий барабанный бой. Во время этого беспорядочного преследования они также били посохами по стенам дома. Прежде чем войти в дом, один из парней, остановившись на пороге, благословлял обитателей дома в следующих словах: „Господи, благослови этот дом и все, что принадлежит ему: скотину, камни и бревна. Пусть в нем всегда будет изобилие мяса, постельного и нательного белья и пусть обитатели его будут здоровы! “ После этих слов участники шествия подпаливали кусочек шкуры, прикрепленный к их посохам, а затем подносили опаленную шерсть к носу каждого обитателя дома и всех домашних животных. Считалось, что это предохраняет их от болезней и других напастей, в особенности от колдовства, на весь наступающий год. Из-за гама, который производили удары палок по шкуре, этот обряд назывался calluinn. Жители Гебридских островов, включая остров святой Кильды, совершали подобную церемонию вплоть до второй половины XVIII, а возможно, и в XIX веке.
Глава LV ПЕРЕНЕСЕНИЕ СИЛ ЗЛА
Перенесение сил зла на неодушевленные объекты. Итак, мы обнаружили существование обычая умерщвления бога у народов, находящихся на охотничьей, скотоводческой и земледельческой стадиях общественного развития, и попытались найти причины существования столь странного обычая. Нам остается указать еще на одну черту этого обычая. На плечи умирающего бога иногда перекладывают бремя несчастий и грехов целого народа — считается, что, умирая, он навеки уносит их с собой, оставляя народ чистым и счастливым. Для ума первобытного человека характерно представление о том, что тяжесть собственных страданий и грехов можно перенести на другого. Это представление уходит своими корнями в смешение физического и духовного, материального и нематериального. Зная, что на плечи другого можно переложить вязанку хвороста, камни или что-нибудь в этом роде, первобытный человек воображает, что он может равным образом переложить на его плечи бремя своих тягот и страданий и заставить другого страдать вместо себя. Это представление он кладет в основу своих действий — отсюда бесконечное множество коварных приемов подсовывания своего несчастья другому. Короче говоря, народы, находящиеся на низкой ступени общественного и интеллектуального развития, хорошо понимают и широко применяют принцип перенесения страданий на заместителей. На последующих страницах мы приведем примеры такого образа мыслей и действий в том виде, в каком он встречается у первобытных народов в своей неприкрытой наготе, незамутненной метафизическими тонкостями и хитросплетениями теологии. Имеются многие уловки, к которым хитроумные и себялюбивые дикари прибегают для того, чтобы облегчить свои страдания за счет своего ближнего. Ограничимся описанием нескольких типичных приемов. Прежде всего следует заметить, что дурное, нежелательное влияние не обязательно переносится на человека, с равным успехом его можно перенести на животное или на неодушевленный предмет (впрочем, в последнем случае этот предмет зачастую является не более как проводником, через который дурное влияние передается первому прикоснувшемуся к нему человеку). Жители некоторых островов Ост-Индии полагают, что больного эпилепсией можно вылечить, отхлестав его по лицу листьями определенных видов деревьев и выбросив эти листья. Болезнь в таком случае якобы переходит на листья и выбрасывается вместе с ними. В целях излечения от зубной боли австралийские аборигены прикладывают к щеке больного нагретую копьеметалку, после чего копьеметалку выбрасывают, и вместе с ней тело больного по кидает болезнь в образе черного камня, называемого Karriitch. Такого рода камни аборигены отыскивают на древних курганах и на песчаных дюнах. Их тщательно собирают и бросают в направлении страны врагов, чтобы к ним перешла зубная боль. Многие багирми, люди пастушеского племени из Уганды, страдают от глубоких гнойников. „Способ излечения их заключается в передаче болезни другому. Для этого берут у знахаря лечебные травы, натирают ими распухшее место и зарывают их на дороге, по которой непрерывно ходят люди. Болезнь переходит на того, кто первым наступит на зарытые травы, после чего прежний больной якобы выздоравливает“. В некоторых случаях, прежде чем перенести болезнь на человека, ее передают какому-нибудь изображению. Так, у баганда знахарь нередко начинает с того, что лепит из глины статуэтку своего пациента, после чего какой-нибудь родственник прикасается ею к телу больного и зарывает ее на дороге или прячет в траве у обочины. Болезнью заразится тот, кто первым наступит на статуэтку или пройдет мимо нее. Иногда изображение изготовляли из цветка бананового дерева, которому придавали черты сходства с человеком. Поступали с ним так же, как с глиняной фигуркой. Поступки такого рода считались преступлениями, караемыми смертной казнью. Человека, которого застали за закапыванием фигурки на проезжей дороге, ждала верная смерть. Когда житель (или жительница) западной части острова Тимор совершает длительное и утомительное путешествие, они обмахивают себя зелеными ветками, после чего, по обычаю предков, выбрасывают их в отведенные для этого места. При этом усталость, которую они испытывают, переходит якобы в листья и остается позади. Другие островитяне вместо листьев пользуются камнями. В случае усталости жители Бабарского архипелага имеют обыкновение ударять себя камнями в уверенности, что тем самым переносят свою усталость на камни. Эти камни они выбрасывают в местах, специально отведенных для этой цели. По причине существования этого обычая во многих отдаленных уголках мира рядом с дорогами возникли пирамиды из камней и кучи палок и листьев, на которые часто обращали внимание путешественники. Проходя мимо них, каждый туземец считал своим долгом внести свой вклад в виде камня, палки или листа. Так, туземцы Соломоновых островов и островов Банкса имеют обыкновение подбрасывать камни, палки, листья в кучу на месте крутого спуска или в начале трудного пути, бормоча при этом: „Туда уходит моя усталость“. Этот акт нельзя квалифицировать как религиозный обряд, так как вещь, которую бросают в кучу, не является подношением духам, а слова, которыми это действие сопровождается, не являются молитвой. Здесь перед нами магический обряд, направленный на то, чтобы снять усталость. По простоте душевной первобытный человек считает, что он может перенести усталость на камень, на лист или на палку и таким путем освободиться от нее. Перенесение зла на животных. Часто в роли агентов передачи или устранения дурного влияния выступают животные. Если марокканцу случается страдать от головной боли, он дубасит ягненка или козла до тех пор, пока тот не упадет, в надежде, что тем самым передаст головную боль животному. Чтобы отвадить джиннов, или злых духов, от лошадей, богатые марокканцы держат в своих конюшнях кабанов. Южноафриканские кафры, безрезультатно использовав все средства помощи больному, „подводят к больному козла и исповедуются перед животными в грехах крааля. Иногда на голову козла роняют несколько капель крови больного, после чего животное выгоняют на пустынное пастбище. Считается, что болезнь перешла на козла и затерялась в пустыне“. Жители Аравийского полуострова во время эпидемии чумы иногда проводят по всем кварталам города верблюда, чтобы это животное приняло болезнь на себя. После этого верблюда душат на священном месте, воображая, что таким образом они отделались от чумы. Во время эпидемии оспы туземцы острова Формоза вгоняют демона болезни в свинью, а затем отрезают и сжигают уши этого животного, полагая, что освобождаются таким путем от самой болезни. Предмет, на который переносятся все напасти, называется у малагасийцев фадитра. „Фадитрой является любой предмет, выбранный сикиди (то есть советом прорицателей) с целью принять на себя злые силы и болезни, которые могут оказать губительное влияние на счастье, покой и благополучие человека. Фадитрой могут быть зола, монета, овца, тыква или какой-нибудь другой предмет, выбранный по указанию сикнди. После того как выбор сделан, жрец объявляет фадитру причиной всех напастей, оказавших пагубное влияние на то или иное лицо, а затем обращается к фадитре с требованием забрать эти напасти раз и навсегда. Если роль фадитры играет зола, ее развеивают по ветру. Если это монета, ее бросают на дно глубокого водоема или в другое место, где ее нельзя будет найти. Если это овца, то, взяв ее на плечи, кто-нибудь из малагасийцев относит ее на некоторое расстояние; такой человек бежит что есть мочи, бормоча при этом фаднтре величайшие проклятия за напасть, которую он уносит. Если на роль фадитры выбрана тыква, ее относят на плечах на небольшое расстояние и с напускным гневом швыряют на землю“. Однажды прорицатель сообщил одному малагасийцу, что он обречен на кровавую смерть и может уйти от своей судьбы, только совершив определенный обряд. Ему надлежало подняться на спину вола, держа на голове небольшой сосуд с кровью, вылить кровь на голову животного и загнать его в пустыню, из которой животному никогда не выбраться. У батаков с острова Суматра имеется обряд под названием „изгнание проклятия“. Если женщина бесплодна, в жертву богам батакн приносят трех кузнечиков, символизирующих корову, буйвола и лошадь. Затем они выпускают на свободу ласточку, молясь о том, чтобы проклятье пало на голову птицы и улетело вместе с ней. „Малайцы считают дурным предзнаменованием, если в дом войдет животное, которое обычно избегает человеческого жилища. Так, если в дом залетает дикая птица, ее нужно поймать, вымазать маслом и отпустить на волю, повторяя при этом приказ птице забрать с собой, улетая, все неудачи и напасти домовладельца“. В древности, судя по всему, так же поступали гречанки с ласточками, пойманными в доме. Они поливали их маслом и отпускали на волю с целью отвести несчастье от дома. Живущие в Карпатах гуцулы воображают, что, вымыв лицо в проточной воде и повторив: „О, ласточка, ласточка, забери с собой мои веснушки, а мне дай румяные щеки“, они могут передать веснушки первой ласточке, прилетевшей по весне. У бадагов, живущих в Нилгирийских горах в Южной Индии, грехи умершего человека возлагаются на буйволенка. Для этого люди обхватывают труп со всех сторон и выносят его за пределы селения. Там старейшина племени, наступив ногой на голову умершего, нараспев перечисляет длинный список грехов, которые теоретически может совершить любой бадаг, а присутствующие повторяют за ним последние слова каждой строки. Эта исповедь повторяется трижды. „По традиции считается, что общая сумма грехов, которые может совершить за свою жизнь один человек, равняется одной тысяче тремстам. Допуская, что покойник совершил все эти грехи, старейшина выкрикивает громким голосом: „Не задерживай их полет к чистым ногам бога“. И все собравшиеся громко подтягивают за ним: „Не задерживай их полет“. Ведущий вновь начинает перебирать по косточкам жизнь усопшего и кричит: „Он убил ползущую змею, а это грех“. Последние слова, как припев, подхватывают все присутствующие. В это время руководитель обряда возлагает руку на буйволенка. Грех переходит на него. Аналогичная волнующая процедура предшествует отпущению всех остальных грехов. Но это еще не все. Когда последний крик: „Пусть все будет хорошо! “ — замирает вдали, руководитель обряда уступает место другому человеку, и тот снова делает признание, а присутствующие хором кричат: „Это грех“. Потом вся процедура повторяется в третий раз. После этого буйволенка отпускают на волю при торжественном молчании собравшихся. Это животное, подобно козлу отпущения у евреев, нельзя использовать ни для каких мирских нужд“. На похоронном обряде бадагов, при котором довелось присутствовать преподобному А. К. Клейтону, буйволенка трижды обвели вокруг гроба и на его голову возложили руку покойного. Благодаря этой процедуре все грехи усопшего якобы перешли к буйволенку. Чтобы животное никого не заразило, его отгоняли на большое расстояние. Этот буйволенок не подлежал продаже и рассматривался как священное животное. Данный обряд основывается на представлении о том, что грехи усопшего входят в буйволенка, на которого возлагается задача их отпущения. Рассказывают, что вскоре после совершения обряда буйволенок безвозвратно пропадает. Перенесение напастей на людей. В других случаях в роли козлов отпущения выступают люди, которые принимают на себя напасти, угрожающие другим людям. Когда болезнь какого-нибудь сингальца достигает критической точки и врачи бессильны ему помочь, к нему призывают „плясуна дьявола“. Принося жертвы злым духам и исполняя танцы в соответствующих масках, он одного за другим прогоняет демонов болезни из тела больного и впускает их в себя. После „успешного извлечения причины болезни“ ловкий танцор ложится в гроб и притворяется мертвым, В таком виде его выносят из селения на какое-нибудь открытое место; проведя некоторое время в одиночестве, он возвращается к жизни и спешит в селение за причитающимся ему вознаграждением. В 1590 году шотландская колдунья по имени Агнесса Сэмпсон была признана виновной в том, что излечила некоего Роберта Кэрса от болезни, „которую колдун наслал на него, когда он был на западе в Дампфрисе. Болезнь эту она приняла на себя и с великими стонами и мучениями продержала до утра, в каковое время из дома доносился сильный шум“. Шум этот ведьма производила, предпринимая попытки через одежду передать свою болезнь кошке или собаке. К великому сожалению, это удалось ей лишь отчасти — она промахнулась и поразила болезнью некоего Александра Дугласа из Далкейта, в результате последний зачах, а Роберт Кэрс, напротив, выздоровел. „Жители одного района Новой Зеландии ощущали необходимость в искуплении грехов. Над одним из местных жителей совершался обряд, с помощью которого на него переносились грехи всех членов племени. Начинался обряд с того, что к этому человеку привязывали папоротник, и он прыгал вместе с ним в реку; в воде он отвязывал папоротник и пускал его в плавание к морю, перенеся на него все грехи“. В случае крайней необходимости грехи раджи Манипура переносились на другое лицо, как правило на преступника, который получал за это помилование от владыки. Для совершения перенесения раджа и его жена, надев на себя красивые одеяния, совершали омовение на помосте, выстроенном на базаре, а преступник сидел под ним на корточках. Вместе со стекающей с них водой раджа и его жена очищались от грехов, которые принимал на себя козел отпущения в человеческом образе. Для того чтобы перенесение было полным, раджа с женой отдавали преступнику свои богатые одежды и, переодевшись в новое платье, до вечера смешивались с толпой. Когда в Траванкоре раджа доживает последние дни, его приближенные устремляются на поиски святого брахмана, который за вознаграждение в 10 тысяч рупий согласился бы принять на себя грехи умирающего. Этого святого человека, готового принести себя в жертву на алтаре долга, вводят в покои умирающего, и он крепко обнимает раджу со словами: „О владыка! Я принимаю все твои грехи и болезни на себя. Пусть ваше величество долго живет и славно правит“. После этого брахмана высылают за пределы страны без права возвращения. В Уч-Кургане в Туркестане Шуйлер видел одного старика, о котором говорили, что он зарабатывал себе на жизнь тем, что принимал на себя грехи покойников и посвящал себя вознесению молитв за их души. Популярное:
|
Последнее изменение этой страницы: 2016-07-13; Просмотров: 542; Нарушение авторского права страницы