Высовываю голову из дверей, осматриваясь. Никого нет. Быстро перебираю ногами в сторону чёрного выхода. Вот он, в конце коридора. Каких-то сорок секунд отделяют меня от улицы.

⇐ ПредыдущаяСтр 10 из 41Следующая ⇒

Выскочив на улицу, я, ни секунды не медля, побежал в сторону дома. Пробежав немного, я понял, что призраком бежать мне было намного проще. А сейчас я просто выплюну лёгкие. Словить машину - не вариант – я в халатике из морга!

Сворачиваю с тротуара в тень деревьев и кустов, стараясь не сбавлять темп. Что делать? Что делать? Так, я не успею добраться до дома за нужное время, а значит… Мне нужно позвонить и вызвать скорую на наш адрес! Но как? У меня нет денег для автомата… А мне они и не нужны.

Замечаю велосипед, стоящий около дерева. Даже не подумав, запрыгиваю на него и со всех сил кручу педали. А так намного быстрее. Как хорошо, что я часто гулял с Биллом и успел хорошо изучить город.

Через минут пять, я замечаю знакомые места. Осталось немного! Прибавляю темп, чувствую, что вот-вот слетят цепи. Ещё немного. Ещё чуть-чуть…

Сворачиваю на нашу улицу. На ходу спрыгиваю с велосипеда, который по инерции поехал дальше, упав метров через пять. Бегу в сторону дома. Нашего дома. Вот и он, перелажу через забор, бегу к двери. Нет!

Дверь закрыта! Как мне попасть в дом? Окна тоже закрыты, а стёкла в них очень крепкие, Билл мне говорил, мне не под силу разбить. В панике стою и соображаю: что делать?

Мой взгляд опускается вниз. Точно! Дверца для собак! Быстро встаю на четвереньки и просовываю голову и руки в отверстие в двери. «Так, главное, чтобы ничего не застряло» - думал я, как мои мысли прервало рычание. Поднимаю голову и встречаюсь глазами с оскалившимся Парисом, позади которого, так же оскалившись, стоял Либе.

- Мальчики, - пищу я, - это же я – Алекс. Я свой! »

Собаки не обращают внимания на мои слова и начинают лаять, силясь меня напугать, наступая на меня.

- Ну, уж нет, я не для того проделал такой путь, чтобы в конце сдаться! – говорю я и резко пролажу полностью в дом, стараясь сразу встать на ноги и побежать к телефону.

Собаки кинулись следом за мной, на ходу хватаю телефон и несусь в комнату Билла, где, закрыв дверь и оказавшись в безопасности, набираю номер службы спасения.

- Алло? – раздаётся на том конце провода.

- Алло, у моего друга отравление антидепрессантами. Срочно приезжайте, состояние критическое, адрес… - отчеканив это и услышав: «выезжаем», я с облегчением нажал на кнопку отбоя.

- Фуф… - выдохнул я, опускаясь на ковёр, около кровати. – Всё будет хорошо, Билл. Я обещал спасти тебя и я спасу».

Проверив у него пульс и убедившись, что он, пусть и слабый, есть. Я стал дожидаться приезда скорой. Сбегал вниз, вновь рискую своей (а точнее не своей) шкурой и открыл дверь, чтобы доктора беспрепятственно попали в дом.

Через пару минут раздался звонок в дверь, а затем звук открывающейся двери. Слава Богу, догадались зайти. Когда я услышал шаги на лестнице, то поспешил спрятаться. Мало ли, они узнают украденное мною тело. Уходить в другую комнату я не стал и просто спрятался в огромном шкафу-гардеробной, что был в спальне Билла.

Я слышал отрывки разговора, пока врачи грузили Билла на носилки. Больше всего их удивляло то, что кто-то вызвал скорую, а никого нет. Когда врачи и Билл покинули комнату, погасив свет, я опустил голову, тихо молясь про себя, чтобы с Биллом было всё хорошо. Чтобы он жил. Мне больше ничего не надо. Как бы мне хотелось поехать вместе с ними, быть рядом, чтобы точно знать, что происходит. Но лучше мне этого не делать, в противном случае не избежать кучи вопросов. Так, незаметно, погруженный в свои мысли, сидя в шкафу и обняв колени руками, я провалился в сон, столь желанный мною ещё пару часов назад. Мечты сбываются. Всегда. Просто не всегда так, как нам хотелось бы.

Часть четвёртая: «Своё-чужое».

Глава 1

От лица Вильгельма.

Сознание возвращается ко мне. Странно, а я не ожидал больше никогда начать мыслить… Но раз это имеет место быть, значит я вновь стал привидением. Логично – самоубийцы всегда становятся заблудшими душами. Такой закон… Но, хотя бы, теперь мне не придётся притворятся счастливым… Интересно, я опять пришёл в себя в морге? Наверное… Наверное, чтобы это выяснить, стоит открыть глаза. Так и поступлю…

- Странный морг… - говорю я, горло ужасно пересохло и болит от попыток говорить. – А где другие трупы? Эй, вы где? – окрикиваю возможных друзей по несчастью и сажусь, ворочая головой. – Что за? – смотрю на причину моего неудобства – всяческие провода/капельницы и так далее, что торчат из моих рук. – Что за странный морг?! – повторяю свой вопрос уже куда более в грубой форме.

В комнату заходит медсестра. Прекрасно.

- Мистер Оцен, - вскрикивает она, - вам нужен покой, лягте, пожалуйста.

- Что?! – офигев (и это слабо сказано), спрашиваю я. – Ты меня видишь?! – смотрю на девушку выпученными глазами.

- Мистер Оцен, да, я вас вижу. – старается отвечать, не сильно удивляясь, девушка. – Пожалуйста, лягте. А я схожу, позову вашего лечащего врача.

- Пиздец… - говорю я, когда она скрывается за дверью. – Я что – жив?!

Далее последовало много-много непечатных выражений. Я вскочил с кровати и бросился к окну. Я не буду жить! Я решил! Пытаюсь открыть ставни окна, что получается у меня далеко не сразу. Наконец, справившись с окном я быстро залажу на подоконник и ступаю на карниз. Высоко. И это то, что мне нужно!

- Мистер Оцен! – слышу крик за моей спиной. – Сестра, зовите санитаров, быстро!

Я не успеваю сделать шаг, как меня хватают под локти и пытаются стащить с подоконника.

- Нет!! – ору я. – Я не хочу жить! Отпустите меня! вам ничего не будет! Скажите, что я пришёл в себя и прыгнул, пока вас не было! Скажите, что я неадекватный! Отпустите! – меня всё же, несмотря на то, что я отчаянно брыкаюсь, стаскивают на пол.

Я выкручиваюсь, как могу: брыкаюсь, кусаюсь, царапаюсь, ору, как резаный и ненормальный псих.

- Пустите! – краем глаза замечаю блеск иглы, от шприца, что в руках доктора. Через секунду – лёгкая боль от укола в предплечье. – Пуст… - договорить я не успеваю. Тело слабеет, перестав меня слушаться. Я оседаю на пол. Меня ловко подхватывают двое крепких санитаров и кладут на кровать.

- Ненавижу… - почти не открывая рта, цежу я, проваливаясь в некое подобие сна, безо всяких сновидений и ощущений.

Глава 2

Как я узнал позже, пролежал я, вот так, под действием транквилизаторов, три дня, периодические приходя в сознание, начиная неадекватно себя вести, получая новую дозу и отходя в небытие. Далее, врачи решили не делать из меня овощ и просто перевести под усиленное наблюдение, поместив в среду, где я не смогу с собой ничего сделать.

В общем, я уже неделю лежу в психиатрической больнице, в отделение для особо буйных. Здесь нет ни телевизора, ни каких-либо предметов мебели, помимо кровати, ни окон. Ничего нет. Мягкие белые стены и потолок. Вот и всё. А! И камеры. По всему периметру комнаты более десяти камер, что фиксируют каждое моё движение. Так, как я не просто буйный пациент, а весьма состоятельный и знаменитый буйный пациент, ко мне врачи проявляют даже больше, чем сверх-внимание.

Посетителей ко мне не пускали, так, как боялись, что я могу им навредить, либо с их помощью себе. Ну и хорошо. Я, вообще, надеюсь, что до моих друзей не дошла информация о моём поступке. Но, увы и ах, я личность публичная и потому, более, чем уверен, что известие о моём поступке и нынешнем месте содержания украшает все таблоиды.

Делать было не то, что нечего – единственным моим развлечением было рассматривание стен и потолка, а ещё сон. Много сна. Конечно, транквилизаторами меня перестали колоть, но лекарства всё же давали. Они не уточняли, что мне дают, я тоже не уточнял, просто выпивал то, что мне приносили и снова отворачивался к стенке, размышляя о том, что буду делать, когда выйду отсюда. А дел было у меня намечено не особо то и много: освободиться из этого заключения и довести начатое дело до конца.

Глава 3

Конечно, я и раньше бывал в психиатрической больнице, когда навещал Камилу, но тогда я видел всё это лишь с внешней стороны, внутренняя же была мне недоступна, как и большинству относительно нормальных людей. Сейчас же мне открылась вся «прелесть» положения психов, в минуты их пребывания в подобных учреждениях. А прелесть была та ещё…

Большего унижения для взрослого, дееспособного и самостоятельного человека и придумать нельзя. Вот, представьте: мыться только под присмотром, в туалет, так же, с сопровождением, вещей никаких тебе не дают. Ладно, телевизор, компьютер и тому подобное. Я просил принести мне тетрадь и ручку/карандаш, чтобы я мог хотя бы порисовать, написать что-то. Но мне их не дали, ссылаясь на то, что: «я могу вырвать листы, скомкать их, засунуть в горло и подавиться или я могу подавиться ручкой, или я могу воткнуть себе ручку в глаз, или в ухо. И тем самым вызову у себя смерть». И кто из нас после этого псих?...

На четырнадцатый день моего пребывания здесь и уже просто выл, от безысходности и скуки. Это просто невозможно… Проживать день за днём безо всяких впечатлений, эмоций, общения… Даже мысль о смерти как-то померкла в моём сознании, уступив место мечтам о нормальном времяпрепровождении, вне этих адских стен. Но я даже не мог себе представить, когда меня отсюда выпустят. Врачи этого сами не говорили, а когда я пару раз пробовал спросить их об этом, отвечали, что пока ничего не могут сказать, нужно время.

На двадцать первый день моего заключения я уже практически отказался от мысли о повторном суициде, потому что меня пугала сама мысль о том, что у меня может снова ничего не получится и я могу вновь оказаться в этих стенах. Так, стоп! А я ни разу не думал: почему я здесь? Кто тот «добрый» человек, что вызвал скорую? Кто узнал о моих намерениях, я же был один дома? А, ну, ещё Алекс, но Алекс-то не в счёт, он точно не мог вызвать скорую помощь. Блин, вот где он? Его бы не выгнали, потому что не увидели, а мне всё веселее, чем сидеть одному и становиться с каждым днём ближе к старости и маразму.

Двадцать восьмой день моей каторги. Я здесь уже четыре недели. Мыслей о суициде уже нет совсем. Только мысли о свободе. Конечно, кто знает, что будет, когда я выйду отсюда, но пока я хочу жить, а точнее, пока я не хочу убивать себя.

Как видно, я хорошо себя проявлял, показывая положительную динамику течения моего состояния, потому что сегодня мне позволили сходить в туалет без сопровождения. Я силился их уговорить, чтобы и в душ меня не провожали, но душ, как видно, чересчур опасное место, для неудавшегося самоубийцы. Конечно, в душевой кабине утопиться не намного легче, чем в унитазе, но намного приятнее. Сомневаюсь, что даже будь я в состоянии острого психоза, как в начале пребывания здесь, я бы попытался утопиться в унитазе. Это даже для меня… Нет. Это для любого человека слишком.

- Мистер Оцен, к вам посетитель.

Ничего не отвечаю, лишь поворачиваю голову в сторону медсестры, что сказала это. Она кивает и выходит за дверь, я снова отворачиваюсь к стене. Нет, не подумайте, что я не рад, что ко мне кто-то пришёл. Просто, я волнуюсь, что: во-первых, это будет не мой друг, а журналист. Во-вторых, что придётся всё долго объяснять друзьям, видя грусть и обиду в их глазах, ведь я хотел их бросить. В-третьих, у меня сегодня с утра очень болела голова, а просить обезболивающее я не хотел – и так, тем количеством таблеток, что я пью, можно наесться, даже, если кроме них ничего не есть.

- Состояние у мистера Оцена стабильное, но вы первый посетитель и мы не знаем, как он может отреагировать на вас. Поэтому время посещения, в этот раз, будет ограничено получасом. Если что-то пойдёт не так, нажмите кнопку вызова и к вам придут санитары. – донеслись до моего слуха слова медсестры. Интересно, а кто именно из моих друзей пришёл ко мне первым?

Слышу, как закрывается дверь, значит, мой друг уже вошёл в палату. Я, всё так же, лежу, отвернувшись к стене, страшно, немного, встречаться глазами с другом, после моего поступка. Странно, друг молчит, значит, это точно не Белл, она бы меня на куски уже порвала. И правильно сделала бы… Ладно, пора посмотреть, кто ко мне пришёл.

Оборачиваюсь, вопросительно подняв бровь, но моё выражение лица тут же меняется. Вашу ж мать…

- Ты кто? – несколько грубо спрашиваю своего посетителя, точнее, посетительницу.

Передо мной стоит нечто: явно годящееся мне в дочери, с лохматыми чёрными волосами, невообразимым клоунским макияжем, как красятся только малые дети, стянув у мамы косметичку. И это всё безумие смотрит на меня, хлопая ресницами, будто, я её обидел.

- Билл, ты меня не узнаёшь? – приехали.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒