Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Коленную выпуклость детских колгот?



Настольный хоккей у блатного соседа?

Дай, Боже, мне память, какой это год?

А помнишь те, вязаные, рукавицы?

Да-да, на резинке из старых штанов!

Родителей наших счастливые лица?

…Гагарин… Харламов… Блохин… Моргунов…

А помнишь — мы жвачку жевали неделю,

На ночь в холодильник её положив?

Иль помнишь «Орленок»? Вот это был велик!!!

Разбит он, до наших детей не дожив…

 

На школьном дворе помнишь лихость былую?

А первый, с ночевкой в палатках, поход?

И, помнишь, РЕШАЛИСЬ мы на поцелуи…

Дай боже мне память, какой это год?

Так если ты помнишь — вон душу на плаху!

Какая Европа, Америка, бля?

«Несчастное детство»? — Идите вы на фиг!

Счастливей — не будет уже у тебя..."

 

Полмесяца назад, 19 декабря, мне исполнилось семь лет. Новый 1972 год я с мамой и бабушкой поехал встречать к тете Шуре в Ленинград. До сих пор вспоминаю, как долго мы тогда добирались до Гражданского проспекта, где жили тетя Шура с дядей Васей. Сначала ехали полчаса на электричке от Славянки до Московского вокзала. Потом от Московского вокзала мы целый час тряслись через весь город на трамвае № 9, так-как станция метро " Академическая" еще не была построена.

На Новый год, почти всегда к тете Шуре приезжал и родной брат ее и моей бабушки, Николай Дмитриевич Пьянков со своим семейством, женой и сыном, тоже Николаем. Наша семья тоже почти каждый новый год справляла там же. Все-таки приятней отмечать его не сидя одиноко втроем, в своем доме в Славянке, перед телевизором, а в кругу родственников в городе.

Моей сестренки Наташи, на этот новый год не было, хотя она тоже иногда приезжала к бабушке и дедушке и зимой. Впрочем, я у тети Шуры и один всегда находил, чем заняться. Ходил с Наташиным папой по магазинам за новыми елочными игрушками, хлопушками и бенгальскими огнями, а потом мы вместе наряжали елку у них в комнате. Смотрел у них по телевизору все детские передачи, постоянно бегал на кухню, где тетя Шура постоянно готовила что-нибудь вкусное к праздничному столу. А чаще просто сидел где-нибудь в сторонке, или в комнате, где никого не было, в основном в комнате дяди Володи и играл сам с собой в игрушки или смотрел часами журналы " Крокодил".

Сам Новый год я практически не помню. Взрослые что-то обсуждали весь вечер, потом с телеэкрана всех жителей СССР поздравлял Л.И. Брежнев, затем все смотрели передачу «Голубой огонек», пили, ели, а потом... меня отправляли спать или я сам шел спать.

После новогоднего праздника, мои мама и бабушка, обычно уезжали домой в Славянку. Меня же, оставляли еще на недельку, погостить в Ленинграде, чему я всегда был очень рад.

 

 

Где-то ближе к весне, мое свободное время наглым образом сократили. Мама сказала, что теперь я буду два раза в неделю ходить в подготовительный класс в нашу школу, так как осенью этого года мне предстоит идти учиться в первый класс. Кстати в школу я пошел на год позже, так как на момент начала школьных занятий, в прошлом году, мне еще не исполнилось семи лет.

Идея эта, честно скажу, поначалу мне не очень понравилась. Какая еще учеба? А как же мои любимые свалки, помойки, чужие сады и огороды? Но, с другой стороны все новое интересно и я, уже через пару занятий шел на занятия с радостью. Появились у меня и новые знакомые. Одним из них стал Гена Фалев, живший за железной дорогой на улице Сосновой. Он в последующие годы стал одним из моих лучших школьных друзей. В дальнейшем мы вместе переехали и в Колпино, причем даже в один дом, вместе перешли и в новую 454 школу, которая тогда находилась на улице Тверской, возле стадиона " Ижорец". Мы постоянно общались до самого окончания школы и потом еще несколько лет, но потом наши пути разошлись. Впрочем, я несколько отвлекся. Наши подготовительные занятия проходили в одноэтажном здании, находящимся на территории школы. В дальнейшем, через несколько лет, туда " заселили" нашу поликлинику. Кстати, нынешнее поколение и не знает, что до " переселения" старая поликлиника, находилась в небольшом двухэтажном здании, как сейчас помню, темно-зеленого цвета, напротив центрального входа в здание общественной бани за небольшим забором. Там же рядом с ней, находилось одноэтажное здание общественной прачечной и еще какие-то строения.

В подготовительном классе нас начали учить писать в тетрадках, так называемые " прописи", — сначала палочки, затем кружочки, всякие крючочки из которых состоят буквы. Мы учили азбуку, учились считать на счетных палочках, рисовать. На переменах учителя учили нас играть в какие-то игры, хором петь песни. В общем, на занятиях мне было интересно, да и вообще мне там нравилось. Скорее всего, нравилось потому, что я, кроме письма ручкой, благодаря маме, все уже более-менее умел и почти все буквы знал. Учителя меня хвалили, и мне это видно особенно нравилось и подстегивало к новым подвигам на ниве обучения!

 

 

Директором в то время, в нашей школе была Овсянникова Тамара Радионовна. Помимо основных обязанностей, она вела еще в старших классах уроки географии, подменяла и других учителей. Честно скажу, ученики ее побаивались, так как человек она была довольно жесткий. А недавно я нашел в интернете воспоминания Т. Р. Овсянниковой и узнал, что этот человек с очень интересной судьбой. А учась в школе, мы ничего этого не знали. Я разместил ее воспоминания о Великой Отечественной войне в конце своей книги, в разделе " Дополнительные материалы". Если кому-то интересно, можете почитать.

В 1972 году, в школе еще были в ходу перьевые ручки. Нет, ни те, которые вы наверно знаете, — которые чернилами заправляются, хотя, многие уже и их не помнят, а еще более древние. Это были такие деревянные палочки с металлическим наконечником и в этот наконечник вставлялись металлические перышки. Сейчас, такие перышки еще продаются в наборах для письма тушью и гуашью. У всех на партах стояли чернильницы, и надо было это перышко макать туда через каждое слово. Чуть меньше наберешь, — перышко не пишет, чуть больше, — кляксу на пол страницы можно поставить, — резкое движение сделаешь рукой и готово! Но, насколько помню, нас, этими перышками учили писать только в подготовительном классе, а когда мы пошли в первый класс, то все уже перешли на обычные чернильные ручки с резиновой пипеткой-наполнителем. Нажимаешь на резиновую пипетку под отвинчивающимся колпачком, опускаешь в чернильницу, отпускаешь пипетку, и ручка наполняется.

Для чистки перышек от насохших на них чернил существовали так называемые перочистки. Их обычно делали сами — сшивали вместе несколько кружочков драпа, закрепляя сверху и снизу пуговицами. Между лоскутками ткани вставляли перо, зажимали пальцами через ткань, и, вынимая перо обратно, таким образом, протирали его. Продавались и готовые перочистки: в виде книжечек из разноцветных кусочков ткани. Они имели такой красивый вид, что их жалко было марать испачканными перьями. Писали в тетрадях «в клеточку» (как сейчас), в косую линейку (для первоклассников, которые учились писать буквы; таких тетрадей больше нет), в линейку с частичной разметкой косыми линиями (для дальнейшего чистописания, когда буквы уже освоены. Горизонтальные узкие линейки помогали сохранять высоту букв, а редкие косые линейки помогали соблюдать нужный угол наклона букв. Таких тетрадей тоже больше нет.

А теперь представьте себе шести — семилетних балбесов, которые не могут, спокойно и пяти минут за партой посидеть и вы поймете, какие мы «красивые» выходили с занятий. В чернилах с головы до ног. Бывало кто-то по неосторожности еще и чернильницу перевернет на парту, а заодно и себе на штаны! А через пару дней, не успев, как следует отмыться и отстираться, так как чернила вообще плохо отмывались и вообще не отстирывались, мы опять шли на занятия и все повторялось.

 

 

Как только стаял весь снег и немного подсохла земля, нашим любимым занятием, вновь стали прогулки вдоль реки Славянки и поджигание сухой прошлогодней травы по берегам. Очень мы это занятие с мальчишками любили. Вообще любили все, что было связанно с огнем. Разводили костры везде, где было возможно, и бросали в них найденные на помойках старые лампочки, алюминиевые баллончики от дихлофоса или от лака для волос и все такое прочее. Возле поликлиники в мусорных баках, заглянув туда после занятий в школе, мы находили бывало целые упаковки ампул с просроченными лекарствами. Наберем этого добра, накидаем все это в огонь, спрячемся невдалеке и ждем, когда это все взрываться начнет.

Любили мы и на велосипедах покататься. Правда, у меня в том году еще был вообще допотопный велосипедик, так что я тогда чаще у друзей брал покататься.

Ближе к лету мы стали ходить купаться на речушку Кузьминка, которая также протекала по нашему поселку и впадала в речку Славянка. Было у нас на Кузьминке свое место для плаванья — " лягушатник" на отмели, где мы постоянно барахтались в глине и иле. Чтобы туда дойти, надо было перейти по " мосту", — деревянному брусу перекинутому через речку Славянка в конце улицы Гоголя, которая как раз проходила мимо моего дома, и пройти через картофельные огороды, раскинувшиеся по всему противоположному берегу реки. К концу весны поспевала земляника, и мы дружно шли собирать ее в конец улицы Полевой, на обрывистый берег все той же реки Славянки.

Когда становилось совсем тепло, мы частенько собирались во дворе у нашей подруги Лены Воробьевой, приезжавшей на лето к бабушке, и жившей в доме № 20, по Лесному проспекту, то есть через несколько домов от моего. У них во дворе был сарайчик со всяким хламом, вот там мы и играли частенько в магазин, дочки-матери или еще во что-то.

Все мои друзья детства жили рядом, на улицах Полевой, Ново-Садовой и Лесном проспекте. Пересекала эти улицы, улица Гоголя, где стоял наш дом. Вот на этих трех перекрестках в основном и проходило все мое детство. Иногда собирались мы еще у одной нашей подруги, а в дальнейшем и одноклассницы Ларисы Давыдовой на улице Ново-Садовой, дом 21 и у некоторых других друзей. Наши дома хоть и стояли на разных улицах, но были расположены не далеко друг от друга и разделялись лишь садами. Так, к примеру, были кое где сквозные проходы с Лесного проспекта, через сады и огороды, выходили на улицу Ново-Садовую. А через участки домов расположенных на улице Ново-Садовой, мы спокойно проходили на улицу Полевую.

Частенько мы собирались с друзьями поиграть во дворе моего дома, во дворах Лены Воробьевой, Ларисы Давыдовой, возле домов Димы Шустого и большого дома семьи Астаповых. Там жили три брата Саша, самый старший, Миша, чуть постарше нас, и Сергей, немного помладше нас, а так же их сестра Света.

В подвале нашего дома, у меня был сделан тайный " штаб", где я играл летом в основном один, но иногда и кого-нибудь из друзей приглашал посмотреть по секрету, как у меня там все сделано. Мы спускались в подвал через люк в полу небольшого коридорчика в доме, пролезали между ящиками с картошкой, свеклой, морковкой, между вилками капусты, подвешенными к потолку, между полками с банками всяких заготовок на зиму и наконец, оказывались в самом конце подвала, где-то под нашей верандой. Здесь в стене, было маленькое окошечко для вентиляции, выходящее в сад и в моем уголке было довольно светло. Сюда я, втихаря, когда никого дома не было, перетащил из других кладовок старые матрасы, какие-то одеяла, старую тумбочку, несколько картонных коробок со старыми книгами, журналами и газетами, а также конечно бабушкины коробки со стеклянными ретортами, колбами, какими-то трубками и пузырьками. Напомню, что она у меня работала химиком, и этого добра в нескольких наших кладовках было полно. Что-то она наверно по своей работе и на дом брала делать, какие-то эксперименты наверно проводила.

Кстати вспомнил, почему все бабушкины химические колбочки и пузырьки оказались в подвале. До определенного времени они у бабушки в комнате хранились. Однажды, к нам в Славянку приехала тетя Шура, — бабушкина сестра, и так получилось, что она случайно глотнула из какой-то бабушкиной бутылки. Бабушка, честно говоря, не очень любила прибираться и ее химикаты в банках и бутылках стояли везде в ее комнате. В той бутылке оказалась концентрированная щелочь, и тетя Шура попала в больницу с сильными ожогами рта и пищевода. После этого случая, бабушка видно поняла, что так же однажды и я могу что-нибудь попробовать из ее бутылочек, и собрав все свое химическое имущество убрала все это в подвал, подальше от меня.

Как же! Размечталась! Мне это было еще удобней, все оказалось в нужном мне месте. Правда все кислоты и щелочи она вылила.

 

 

На лето школа ушла на каникулы и наши подготовительные занятия вроде тоже закончились. Мы вновь были свободны и предоставлены самим себе. Мы, как обычно ползали с друзьями по любимым свалкам и помойкам, ходили гулять и собирать грибы, по подлеску вдоль железной дороги до станции Металлострой, ловили рыбу в небольших окрестных прудах.

Еще мы ходили со взрослыми на небольшое водохранилище, которое находилось возле кладбища. Как раз с этого года там начали строительство плотины на реке Кузьминке и это водохранилище осушили, засыпали и построили на его месте насосную станцию, (сейчас и ее уже нет).

Это небольшое озерцо было очень глубокое. Взрослые говорили, что образовалось оно из подземных ключей, и вода в озере была очень холодная, поэтому там периодически кто-то тонул, — ноги сводило. Кстати, когда это озерцо осушали, на дне его нашли три гроба с останками солдат, погибших в войну. Значит, в годы войны ещё этого озера не было, раз их похоронили на том месте. Впрочем, возможно эти гробы вымыло из могилы, — ведь граница кладбища находилась буквально в десятке метров от озерца. Двоих солдат опознали по гильзам, в которых находилась какая-то информация о них, а один так и остался неизвестным солдатом. Всех их потом перезахоронили на кладбище, в братской могиле. Потом взрослые все ужасались: " Как мы там купались, когда на дне гробы с трупами лежали! "

В начале июля прислала письмо тетя Шура (сотовых телефонов тогда конечно не было и люди, представьте себе, писали друг другу письма, которые шли до адресата в течении трёх-пяти дней), написав, что скоро вновь прилетает к ним в Ленинград моя сестра Наташа, чтобы ей все купили к школе, так как она как и я шла в этом году в первый класс, а у них во Фрунзе со школьными пренадлежностями были проблемы. Меня тут же отвезли в Ленинград погостить, а заодно, также купить мне все к школе.

Помню, через несколько дней, как меня привезли в Питер, мы поехали все вместе, в аэропорт " Пулково", встречать Наташу. Я тогда в первый раз побывал в аэропорту, посмотрел на настоящие самолёты.

Несколько следующих дней мы с Наташей в сопровождении бабы Шуры и деда Васи ходили по магазинам и выбирали себе новые портфели-ранцы, тетради, пеналы, ручки, карандаши и много чего еще. В последнюю очередь нам купили школьную форму. Вечерами мы раскладывали все это богатство на диване и рассматривали, представляя, как пойдём в школу. Снова мы ходили гулять с Наташиным папой на спортивную площадку у школы, находящуюся за их домом и играли там в мяч.

В последующие дни, когда у взрослых было свободное время и желание, нас с Наташей снова возили по Ленинградским музеям, мы катались по Неве на речных катерах на подводных крыльях " Ракета" и " Метеор", ходили в кинотеатр " Современник", находящийся недалеко от нашего дома, на утренние сеансы мультфильмов. Но в основном мы с сестрой играли либо дома, либо возле дома, с местными мальчишками и девчонками. На пару недель нас с сестрой и к нам в Славянку возили отдохнуть.

Так пролетело два месяца. В начале августа, Наташу отправили на самолете назад во Фрунзе, а меня увезли в Славянку. Еще некоторое время я успел погулять с друзьями, полазать по чужим садам и огородам, но лето всегда заканчивается слишком быстро. Вот и август закончился, не успев начаться. У меня впереди была новая школьная жизнь.

 

 

Итак, наступил долгожданный день первого сентября. Мой первый день школьной жизни. С утра меня разбудили рано-рано, накормили, одели в новенькую форму. Кстати форму, в которой мы все ходили где-то до класса четвертого, я вспоминаю с отвращением, так как она была сшита из какого-то, ну очень колючего материала мышиного цвета. Ее надо было каждый вечер, после школы отпаривать, а мама эту обязанность сразу на меня возложила, да еще и через день свежие белые подворотнички к пиджаку пришивать, что тоже мне пришлось учиться делать самому.

Мама хоть и баловала меня во многом, но с детства приучала все делать самостоятельно. Стирать за собой носки и трусы, отпаривать форму, гладить рубашки и т.д. Впрочем, за все это, сейчас я мог бы сказать ей только огромное спасибо!

И вот меня одели, нацепили на плечи ранец, сунули в руки огромный букет цветов, выращенных моей бабушкой специально для этого дня на нашем огороде и я, в сопровождении мамы, потопал к школе, которая, кстати сказать, находилась от нашего дома километрах в трех. Это было самое большое, за исключением общественной бани, кирпичное трехэтажное здание в поселке, со своим спортзалом, мастерскими для уроков труда, столовой, большим стадионом и даже со своим садом и огородом. Было в школе и собственное бомбоубежище, — прошедшая война все еще напоминала о себе.

Стояла школа в центре поселка, если можно назвать центром несколько магазинов, общественную баню, поликлинику, прачечную, ну и еще кое какие подсобные здания. Можно было считать центром поселка также и нашу станцию, рядом с которой также располагались здания почты, администрации поселка, несколько двухэтажных жилых домов, железнодорожного продовольственного магазина, старого здания Дома культуры. Новый дом культуры в Славянке построят лишь через несколько лет, в середине 70-х годов. Кстати старый дом культуры я неплохо запомнил, потому, что моей маме вдруг втемяшилось в голову, что я должен обязательно ходить в балетную студию, что она и привела в исполнение. Почти полгода, два раза в неделю вечерами она шла со мной в дом культуры на занятия балетом. На меня натягивали колготки, одевали бальные тапочки и вперед: " пассе, алязгон, и ножку повели"... Правда, эти «балетные» фразы я запомнил гораздо позже, когда, уже по собственной инициативе, записался в студию рок-балета, в Ленинграде. Но об этом я расскажу несколько позже.

Был в поселке и еще один продовольственный магазинчик, о котором знали лишь жители, жившие на нашем берегу реки. Он находился как раз напротив моего дома на углу улицы Горького и Лесного проспекта, но в нем мороженное не продавали и приходилось бегать в дальний магазин. В дальнейшем, спустя пару лет, этот магазинчик вообще закрыли, а еще спустя какое-то время, мы этот небольшой магазинчик благополучно сожгли с друзьями, случайно конечно, но об этом я тоже расскажу в свое время.

 

 

И вот, в сопровождении мамы и бабушки я подошел к школе, — народу тьма! В те годы в Славянке еще довольно много детей было. Почти в каждом классе насчитывалось больше двадцати учащихся.

Из окна на втором этаже был выставлен репродуктор, из которого раздается бравурная музыка. Отдельной кучкой стоят чистенькие, аккуратненькие, все в парадной форме, первоклашки со своими родителями. У всех в руках огромные букеты цветов. Впрочем, цветы были практически у всех учеников и из других классов, — этого добра в поселке всегда хватало. Многих из первоклашек, я уже знал по подготовительному классу, с некоторыми рядом жил, но были и новые мальчишки и девчонки, в основном из нашего совхоза " Ленсоветовский". Совхоз находился довольно далеко от самого поселка, совсем в другой стороне от железнодорожной станции. Это было для нас как бы другое государство, и мы там в те времена никогда не бывали.

Я присоединился к группе знакомых первоклашек. Пока мы делились впечатлениями о предстоящей школьной жизни, наши родители стояли в сторонке, разговаривая с учителями. Наконец всех учеников построили по классам, на площадке перед школой. Наш класс, выстроили посередине, перед центральным входом в школу. Началась торжественная школьная линейка. Трое учащихся восьмого, выпускного класса, мальчик и две девочки, в парадных синих формах с красными пионерскими галстуками, в красных пилотках и белых перчатках, торжественно пронесли вдоль шеренги учащихся знамя школы. Учителя по очереди, что-то долго говорили о самом лучшем образовании для детей в СССР, о том, что мы должны гордиться, что живем в этой прекрасной стране, что наш любимый, великий вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин, завещал нам: " Учиться, учиться и учиться! " и прочее и прочее. Впрочем, нам это говорили и все последующие годы обучения. Пропаганда в те годы " лучшего в мире советского образа жизни" работала как часы.

И честно говоря, это было не плохо, — ведь мы твердо верили, что действительно живем в лучшей в мире стране и верили в исполнение всех своих мечтаний. Поэтому предстоящая жизнь казалась вечным праздником.

Но вот наконец речи закончились, — настало время первого звонка. Для этого выбирался ученик из первого класса, и ученик из выпускного восьмого, так как школа была восьмилетней. Восьмиклассник давал первоклашке колокольчик, перевязанный бантом, брал его за руку и они обходили все построившиеся классы, а первоклашка звонил первый звонок на их первый урок. И так получилось, что на эту ответственную миссию, — позвонить в колокольчик, из первоклашек выбрали именно меня. Возможно, все уже заранее было договорено, так как моя мама была знакома с нашей первой учительницей, Татьяной Ефимовной Колючей, а может это было спонтанное решение учителей, так как я был очень даже миленьким мальчиком. Сейчас уже и спросить не у кого. В общем, ко мне подошла очень красивая, как мне тогда казалось девушка из восьмого класса, впрочем, она действительно была симпатяшка. И вот, она берет меня за руку и мы идем вдоль классов и я звоню, звоню… и сердце замирает, от ощущения своей ладошки в ладони этой девушки и вообще от торжественности момента.

Затем включили на всю площадку какую-то подобающую моменту торжественную музыку и нас, первоклашек, по парам повели в школу, в наш первый класс, а за нами пошли и все остальные ученики и учителя.

Несколько часов мы знакомились с нашей новой молоденькой учительницей Татьяной Ефимовной, которая только начинала работать в школе и мы были первым ее классом. Она кстати тоже жила в своем доме, в самом начале Лесного проспекта, и моя мама потом частенько заставляла меня бегать к ней домой, когда я забывал записать домашние задания. Татьяна Ефимовна, приведя нас в класс, что-то тоже рассказывала несколько уроков о дальнейшей учебе, о правилах поведения в школе. Потом нас накормили в школьной столовой праздничным обедом, и повели весь наш класс, в старый Дом культуры у станции, смотреть программу мультфильмов. Так началась моя школьная жизнь.

Может кто-то из поселка Петро-Славянка вспомнит своих друзей, пап и мам, может уже бабушек и дедушек, поэтому я решил перечислить всех учеников нашего класса в разные годы учившихся в школе №465:

Адушев Игорь, Безуглый Александр, Денисова Елена, Кочкина Елена, Делюкина Ольга, Иванов Андрей, Потапова Татьяна, Черепненкова Светлана, Ильин Алексей, Соколов Виктор, Шустов Дмитрий, Корешев Василий, Давыдова Лариса, Петрова Наталья, Дундукова Ирина, Фалев Геннадий, Яна (фамилию не помню, но жила она в железнодорожном доме, недалеко от железнодорожной станции «Металлострой»), Пархоменко Татьяна, Коробицина Светлана.

 

 

Начиная с этого дня, меня каждое утро, вела в школу бабушка, так как мама тогда еще работала, а обратно я возвращался уже сам, с друзьями. А вскоре я вообще стал ходить в школу самостоятельно, — дорогу до магазина, находящегося в двух шагах от школы, мы уже знали лет с пяти, постоянно бегая туда за мороженым. Частенько нас подвозил до школы отец Димы Шустого, у которого была своя легковушка " Москвич 408".

В ноябре наш первый класс принимали в октябрята. Нас собрали на торжественной линейке в рекреации второго этажа, где все время проводились всякие торжественные мероприятия, и пионеры из старшего класса, которые взяли над нашим классом шефство, торжественно прикрепили нам на грудь пятиконечные рубиновые звездочки с портретом молодого Ленина в середине. Потом у нас в классе было торжественное собрание, где наша учительница Татьяна Ефимовна, нам что-то рассказывала о Ленине, о поведении октябрят в школе. Затем, весь наш класс поделили на " звездочки". В каждую из звездочек входило по четыре-пять человек. Как правило, в «звёздочке», каждый октябрёнок занимал одну из должностей: — командир звездочки, цветовод, редактор стенгазеты, санитар. С самого детства нас приучали к общественной деятельности и работе в коллективе.

Маршем октябрят в стране стало стихотворение Ольги Высотской «Октябрята»:

 

Мы веселые ребята,

Мы ребята-октябрята.

Так прозвали нас не зря

В честь победы Октября.

Все привыкли мы к порядку.

Утром делаем зарядку

И хотим отметку «пять»

На уроках получать…

 

В этот торжественный день, после школы мы гордо шли домой в распахнутых пальтишках и куртках, чтобы все окружающие видели, что мы теперь октябрята.

Затем у нас начались осенние каникулы и мы, забыв на неделю о школьных делах, вновь наслаждались свободой. Выпал снег и мы целыми днями пропадали на горках, катаясь на лыжах и санках.

После осенних каникул опять началась учеба. Старшие классы на каждый предмет бегали из кабинета в кабинет, а мы пока сидели в одном классе, и с нами по всем предметам занималась одна наша учительница Татьяна Ефимовна.

Занятия в школе мне нравились. Многое я уже умел, учеба давалась легко, учительница хвалила. С одноклассниками у меня были всегда хорошие отношения. Что еще надо для счастливой школьной жизни. Когда выпал снег мы стали после школы подолгу задерживаться на горке возле входа в баню. Летом, это была дорожка в горку от улицы Советской, до входа в баню и дальше дорога шла к продовольственному магазину, а вот зимой этот подъем в горку превращался в прекрасную горку-ледянку для школьников. Старшие ребята каждую зиму раскатывали ее до такой степени, что пожилые люди вынуждены были ходить в баню и в магазин в обход, по другим тропкам— дорожкам. Нам же был такой подарок от старшеклассников в самый раз. Сразу после уроков, пока было еще светло на улице, мы собирались у бани и катались с нее кто на чем: на фанерках, на портфелях и ранцах, просто на ногах с плавным перемещением на задницу. Катались, бывало, пока на улице совсем не становилось темно.

В выходные мы пропадали с друзьями на других горках, которых в Славянке везде хватало, — катались на лыжах, санках, на надутых камерах от машин. Наверно в те времена это было наше любимое занятие зимой. Конечно, и крепости снежные тоже строили и в снежки играли и с крыш сараев в снег прыгали, доказывая друг другу, кто смелее.

19 декабря мне исполнилось 8 лет. По заведенной в школе давней традиции, я должен был в день своего рождения принести в наш класс пакет конфет, чтобы раздать одноклассникам, что я и сделал. Перед уроками меня от всего класса поздравила наша учительница, а затем я прошел по классу и раздал каждому ученику по несколько конфет. Эта школьная традиция продолжалась где-то класса до четвертого.

Вскоре вновь закончились школьные деньки и мы ушли на две недели зимних каникул. Перед каникулами, наш класс еще свозили на " елку" во дворец спорта " Юбилейный" в Ленинград. Там, после сказочного представления, нам, выдавали новогодние подарки, — тряпочные мешочки, в которых были конфеты, шоколадки, фрукты: яблоки и мандарины. Такие же поездки были и в последующие годы.

Школьные годы

Год

Год

Немного истории

 

«Ленин всегда живой! » — С этим лозунгом никто никогда не спорил, тем более в этом году. В Советском Союзе, начался обмен партийных документов, и красная книжечка члена ЦК КПСС под № 1 была выписана на имя основателя и вождя Коммунистической партии. Но поскольку Ленин по уважительной причине расписаться в документе не мог, это сделал за него Генеральный секретарь ЦК КПСС, Л. И. Брежнев. Ну а самому Леониду Ильичу достается соответственно партбилет под № 2. И как всегда в те года, — бурные, продолжительные аплодисменты…

Вообще, овации гремят в СССР не смолкая, все семидесятые годы. И по случаю трудовых достижений, и в честь творческих успехов советского народа. А вот с евреями в СССР вновь возникли трудности. Ну никак евреи, проживающие в СССР не хотели оставаться жить и трудиться на благо нашей стране.

20 марта 1973 года Политбюро ЦК КПСС собралось, чтобы обсудить ситуацию с массовым выездом советских евреев за границу. Обсуждение вертелось вокруг так называемого образовательного таможенного налога — еврей без высшего образования мог уехать бесплатно, а вот если он успел окончить ВУЗ, то обязан был заплатить налог, около 5 тысяч рублей. По тем временам это стоимость машины «Москвич»! Только в 1972 году из 30 тысяч евреев, выехавших из СССР, 912 человек, имеющих высшее образование, в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР, возместили затраты на свое обучение, в сумме 4 миллиона 427 тысяч рублей. Так, в СССР на свой лад, пытались приостановить утечку мозгов за рубеж, впрочем, безрезультатно.

Л.И. Брежнев был в гневе. Вопрос об образовательном налоге благодаря зарубежным СМИ получил широкий резонанс на Западе, особенно в США. Сенат США пришел, мягко говоря, в волнение и визит Брежнева в Америку стал невозможен.

Брежнев в тот год говорил на совещаниях: «Требуется приостановить взимание налогов, то есть, не отменяя самого закона, отпустить партию человек в 500 евреев, которые никакого отношения ни к секретным работам, ни к партийным учреждениям не имеют. Даже если попадутся и лица среднего возраста, например, из Биробиджана, отпустить их. Они расскажут об этом на Западе, и все узнают, что мы не препятствуем выезду евреев...».

Однако, указание Генсека не выполнялось. Андропов и Щелоков, ответственные за это, объясняли задержку неповоротливостью аппарата, отговаривались тем, что евреев начнут выпускать без налога с ближайшего понедельника, но Брежнев не успокаивался.

«То ли мы будем зарабатывать деньги на этом деле, то ли проводить намеченную политику в отношении США», — говорил он и махал в воздухе справками с данными о взимании налога. Андропов, в свою очередь рисовал ему мрачную картину: «Вот сидит товарищ Громыко, он знает: англичане в своё время внесли в ЮНЕСКО предложение о предотвращении утечки мозгов. Мы сейчас выпускаем и стариков и детей, и взрослых. Едут врачи, инженеры и т. д. Начинают и от академиков поступать заявления. Я Вам представил список...».

Одновременно госаппарат задумался о том, как решать еврейский вопрос для оставшихся в СССР.

«А почему бы не дать им маленький театрик на 500 мест, — говорил Брежнев, — эстрадный еврейский, который работает под нашей цензурой, и репертуар под нашим надзором. Пусть тётя Соня поёт там еврейские свадебные песни. Я не предлагаю этого, я просто говорю. А что если открыть еврейскую школу? Наши дети даже в Англии учатся. Вон сын Мжаванадзе воспитывается в Англии. Моя внучка окончила так называемую английскую школу. Язык как язык, а остальное всё по общей программе. Я так рассуждаю: открыли в Москве одну школу, называется еврейская. Программа вся та же, как и в других школах. Но в ней национальный язык, еврейский, преподаётся. Что от этого изменится? »

К сожалению дерзкие мысли Брежнева так и не нашли своего воплощения: еврейская школа не была организована, а еврейский театр «Шалом» открылся только в 1988 году.

Но, не будем о грустном. Поговорим лучше о кино. В семьдесят третьем году, телезрители славят культовый (именно так! ) патриотический сериал Татьяны Лиозновой, снятый по одноименному роману Юлиана Семенова «Семнадцать мгновений весны». Исполнитель главной роли Вячеслав Тихонов в одном из интервью говорил: «Я хочу, чтобы моего героя приняли сердцем, полюбили зрители разных возрастов, чтобы его мужество, честность, высокая гражданственность стали примером для молодежи СССР». Это была действительно удача, доселе неведомая советским кинематографистам.

«… популярность эта была для нас совершенно неожиданной, — вспоминают кинематографисты, — ведь когда картина вышла, она совершенно не рекламировалась! И с первого же дня началось то, что началось.

Многие еще помнят, что улицы пустели, а в магазинах можно было купить все что угодно, потому что почти не было покупателей. Все смотрели «Семнадцать мгновений весны».

Популярность фильма действительно была невероятная. Замечательный литературный материал, прекрасный режиссер «Семнадцати мгновений» и, конечно же, актеры. Вячеслав Тихонов настолько идеально вписался в образ разведчика, что и сам стал частью анекдотов. Леонид Куравлев в фильме, предстал в совершенно неожиданном образе. Причем Куравлев (и Леонид Броневой) сначала пробовались на роль Гитлера. А Олег Табаков, сыгравший Вальтера Шелленберга, оказался настолько похож на реальный прототип, что получил письмо от племянницы Шелленберга с благодарностью за возможность увидеть незабвенного «дядю Вальтера». Музыку к фильму «17 мгновений весны» написал Микаэл Таривердиев, а тексты песен — Роберт Рождественский.

Фильм в СССР можно было считать культовым в том случае, если его экранная жизнь продолжается в других жанрах. Фильм «Семнадцать мгновений весны» продолжился в народном творчестве, анекдотах:

Штирлиц получил шифровку. Прочитав, он ее сжег, после чего плюнул на пол и высморкался в занавеску. В шифровке было написано: «Задание выполнено, можно немного расслабиться».


Поделиться:



Популярное:

Последнее изменение этой страницы: 2016-07-13; Просмотров: 495; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.068 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь