СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ ЭТЮД ОБ ОСНОВНЫХ ФОРМАХ ОБЩЕСТВЕННОГО ПОВЕДЕНИЯ И МОРАЛИ 32

Стр 1 из 29Следующая ⇒

Социальное явление

Классификация актов поведения 51

Преступление и подвиг 60

Наказание и награда 81

Влияние кар и наград на поведение человека 115

Социальная роль кар и наград 140

СТРУКТУРНАЯ СОЦИОЛОГИЯ 156 (пер. С. А. Сидоренко)

Социология как наука 156

Развитие социологии 176

Родовая структура социокультурных явлений 190

РЕВОЛЮЦИЯ И СОЦИОЛОГИЯ 221

БОЙНЯ: РЕВОЛЮЦИЯ 1917 ГОДА 223 (пер. А. Ю. Согомонова)

ПРОБЛЕМА СОЦИАЛЬНОГО РАВЕНСТВА 245

Национальность, национальный вопрос и социальное равенство 245

Проблема социального равенства и социализм 252

СОЦИОЛОГИЯ РЕВОЛЮЦИИ 266 (пер. А. Ю. Согомонова)

СОЦИАЛЬНАЯ СТРАТИФИКАЦИЯ И МОБИЛЬНОСТЬ 295

СОЦИАЛЬНАЯ И КУЛЬТУРНАЯ МОБИЛЬНОСТЬ 297 (пер. А. Ю. Согомонова)

Социальное пространство, социальная дистанция, социальная позиция 297

Социальная стратификация 302

Экономическая стратификация 307

Флуктуации высоты и профиля экономической стратификации 315

Политическая стратификация 334

Профессиональная стратификация 353

Социальная мобильность, ее формы и флуктуации 373

Каналы вертикальной циркуляции 392

Механизмы социального тестирования, отбора и распределения индивидов внутри различных социальных страт 405

СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ ДИНАМИКА 425

КРИЗИС НАШЕГО ВРЕМЕНИ 427

(пер А Ю Согомонова)

Диагноз кризиса 427

Кризис изящных искусств 435

Кризис в системах истины наука, философия и религия 463

Кризис этики и права 488

ИЗ РУКОПИСНОГО НАСЛЕДИЯ 505

СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС И ПРИНЦИП СЧАСТЬЯ 507

ИСТОРИЧЕСКАЯ НЕОБХОДИМОСТЬ 513

О ТАК НАЗЫВАЕМЫХ ФАКТОРАХ СОЦИАЛЬНОЙ ЭВОЛЮЦИИ 521

ПРОГРАММА ПРЕПОДАВАНИЯ СОЦИОЛОГИИ 531

ПРИМЕЧАНИЯ 536

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН 540

МЫСЛИТЕЛИ XX ВЕКА

РЕДКОЛЛЕГИЯ СЕРИИ: акад. Т. И. Ойзерман (председатель), д-р филос. наук П. П. Гайденко, канд. филос. наук Л. И. Греков, д-р филос. наук А. Ф. Зотов, канд. филос. наук Э. Ю. Соловьев, канд. филос. наук А. П. Огурцов, канд. филос. наук В. П. Филатов, канд. филос. наук А. А. Яковлев

МЫСЛИТЕЛИ XX ВЕКА

ПИТИРИМ СОРОКИН

ЧЕЛОВЕК ЦИВИЛИЗАЦИЯ ОБЩЕСТВО

МОСКВА ИЗДАТЕЛЬСТВО ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1992

00.htm - glava01

СУДЬБЫ И ПРОРОЧЕСТВА ПИТИРИМА СОРОКИНА

В 1969 году на гребне антиправительственной волны в Сан-Франциско состоялось годичное собрание Американской социологической ассоциации. На сей раз оно происходило не в степенном конференц-зале отеля " Хилтон", а в небольшой близлежащей церквушке, переоборудованной радикально настроенными студентами Берклийского университета в зал заседаний для проведения собрания в память почившего более года тому назад Питирима Александровича Сорокина. В 60-е годы Сорокин обрел ореол неистового борца с истеблишментом, открыто выступал против вьетнамской войны, высказывался против злоупотреблений позитивизма в социальных науках. Сотни людей, собравшиеся тогда в зале, в том числе и " калифорнийские бунтари", носили нагрудный знак " Сорокин жив! ". И, видимо, не случайно.

Значимость фигуры Сорокина, как это ни парадоксально, все еще не оценена в полной мере ни в американской, ни тем более в отечественной социологии. Американцы безусловно относят его к числу отцов-основателей американской социологии, хотя и оставляют за ним лишь роль " заокеанского наставника", " страстного русского оратора". Его имя и сейчас всегда упоминается с искренним пиететом, однако мало кто из современных зарубежных социологов вспоминает о нем как о фигуре, о которой стоит говорить всерьез. На исторической же родине имя ученого долгое время попросту запрещалось произносить вслух. И все же никто не станет отрицать то громадное воздействие, которое оказал Сорокин на развитие современной мысли не только в социологической науке, но и далеко за ее пределами.

В небольшом очерке, посвященном судьбе и идеям ученого, вряд ли удастся обстоятельно осветить все стороны его многогранного творческого " Я", а тем более рассказать о его полной драматизма жизни. В этом смысле настоящее повествование не следует строго оценивать ни с точки зрения биографической полноты, ни с точки зрения тщательного, до педантизма, кстати весьма присущего самому Сорокину, анализа его основных теорий.

Долгое путешествие

Родился Питирим Александрович Сорокин 21 января 1889 года в селе Турья, Яренского уезда, Вологодской губернии. Питиримом его окрестили в честь епископа Питирима, одного из местных святых, чей праздник по церковному календарю приходится на январь'.

' Точную дату рождения Сорокина установить, по-видимому, уже не удастся. В одних документах указано 20 января, в других — 23. Сам Сорокин настойчиво указывал 21 января. Об этом, как, впрочем, и о других деталях его отроческой и юношеской биографии, см. в обстоятельном очерке: Липский А. В., Кротов П. П. Зырянский след в биографии Питирима Сорокина // Социологические исследования. 1990. № 2. С. 120.

Отец — Александр Прокопьевич Сорокин — был ремесленником и занимался церковно-реставрационными работами. Сам он был устюжанином, где, собственно, и обучался чеканному ремеслу в одной из великоустюжских гильдий, но в поисках заработка переселился на землю Коми. Мать — Пелагея Васильевна — зырянка крестьянского рода. умерла приблизительно через пять лет после рождения Питирима, который был средним мальчиком в семье. Вместе со старшим братом Василием он обучался у отца ремеслу. Сызмальства работая с отцом в храмах, братья вели бродячий образ жизни. По свидетельству Сорокина, отец много пил, а приступы запоя у него часто заканчивались белой горячкой'. В конце концов в 1899 году братья ушли от отца и продолжили путь бродячих мастеровых, но уже самостоятельно и, судя по всему, весьма успешно.

Азы грамотности Сорокин получил в " зырянском" детстве, когда вместе с крестьянской детворой обучался чтению, письму и счету на дому у одной из жительниц деревни, где проживала его тетка, забравшая к себе братьев после смерти их матери. В 1902 году Сорокин порывает с бродяжничеством и поступает в Гамскую двуклассную школу, готовящую сельские и деревенские учительские кадры. В 1904 году, закончив школу с отличием, Сорокин по рекомендации поступает в Хреновскую церковно-учительскую школу, что находилась в Костромской губернии. Очевидно, именно в это время им был сделан окончательный жизненный выбор в пользу учения.

Однако учеба в статусно более высокой трехклассной школе привела Сорокина на стезю революции. Позже, вспоминая об этом времени, он напишет: " Кроме учителей и студентов здесь я познакомился с кучей народа: крестьяне, рабочие, чиновники, служители культа, официальные лица, доктора, писатели, юристы, предприниматели, лидеры местных кооперативов и представители разных политических течений — эсеры, социал-демократы (большевики и меньшевики), монархисты, анархисты, либералы и консерваторы всех мастей. Благодаря контакту с этими людьми я узнал много новых идей, познал новые ценности и стал разбираться в социальных условиях. Новое окружение, новые знакомства, но главным образом мое интенсивное чтение доселе неизвестных мне книг, журналов и газет расширили и углубили мой кругозор. Мои новые идеи были вдобавок сдобрены русско-японской войной и бурлящим штормом, вылившимся в революцию 1905 года. Совокупный эффект всех этих сил оказался столь могущественным, что в течение двух лет пребывания в школе большинство моих предыдущих религиозных, философских, политических, экономических и социальных убеждений были подвергнуты пересмотру. Моя религиозность сменилась полурелигиозным отказом от теологии и ритуалов русской православной церкви. Принудительные посещения церкви, навязываемые школой, лишь стимулировали этот протест. Все мое предшествующее мировоззрение и ценности были заменены на " научно-эволюционную теорию" и " естественнонаучную философию". Былая лояльность к царскому режиму и " капиталистической" экономике сменилась республиканскими, демократическими и социалистическими взглядами, а политическая индифферентность открыла путь к революционному рвению. Я стал энтузиастом-проповедником антицаристской революции и лидером социалистовреволюционеров в школе и прилежащих регионах. В противоположность социал-демократам эсеры претендовали яа роль партии всех трудящихся

' Sorokin Р. A. Long Journey. New Haven, 1963. P. 19.

==6

классов — крестьян, рабочих и интеллигенции. В отличие от марксистского материализма и экономической интерпретации человека и истории философия и социология эсеров были в большей степени интегральными и идеалистическими. Они особо подчеркивали роль творческих идей, волеизъявления, " борьбы за индивидуальность" против " борьбы за существование", значимость неэкономических факторов, детерминирующих социальные процессы и человеческое поведение. Все мое предыдущее мироощущение соответствовало скорее этой идеологии, чем " пролетарской", " материалистической", " экономической" идеологии марксистов-социал-демократов. Этой близостью и объясняется мой выбор в пользу эсеровской, а не социалдемократической партии и, собственно, почему на протяжении всей последующей жизни я так и не был " заражен" марксистской идеологией" '.

Уже на рождество 1906 года Сорокин был впервые арестован за свою нелегальную деятельность и помещен в тюрьму в городе Кинешме.

Судя по его описаниям, тюремный быт оказался не столь " ужасающим и болезненным", даже более того, располагающим к интенсивным интеллектуальным занятиям. Общение заключенных с внешним миром было вполне доступным, а времени для тщательного знакомства с трудами классиков революционной (П. Лавров, Н. Михайловский, В. Чернов, К. Маркс, В. Ленин, Г. Плеханов и др.) и социально-философской мысли (Л. Толстой, Ч. Дарвин, Г. Спенсер, О. Конт и др.) было предостаточно.

Пройдя тюремные " университеты", освобожденный в 1907 г. Сорокин некоторое время продолжал свою революционную активность, но, видимо, в какой-то момент, осознав, что политика препятствует дальнейшему образованию, Сорокин отправляется в Санкт-Петербург. И на сей раз, судя по его воспоминаниям, не обошлось без романтизированного авантюризма. Имея с собой денег лишь на полдороги от Вологды до столицы империи, Сорокин принимает решение отправиться классом " заяц". Пойманный безбилетник честно раскаялся, поведав проводнику о своих намерениях найти в Санкт-Петербурге работу и продолжить образование. К счастью для Сорокина, авантюра закончилась удачно: за чистку туалетов и вагонов " зайцу" было дозволено продолжить свой путь².

В Санкт-Петербурге ему достаточно быстро удается найти работу репетитора. Значительно расширяется круг его знакомств. Сдав экзамены в гимназии экстерном (в Великом Устюге), Сорокин в 1909 году поступает в столичный психоневрологический институт. Незадолго до этого в нем по приглашению В. М. Бехтерева открыли кафедру социологии два всемирно известных тогда ученых — Е. В. Де-Роберти и М. М. Ковалевский. Оба оказали громадное влияние на формирование творческой индивидуальности ученого. С ними он поддерживал тесные отношения, а какое-то время даже являлся личным секретарем Ковалевского. Через год Сорокин переводится на юридический факультет университета, где обучается при непосредственном участии выдающегося русского правоведа начала века Л. И. Петражицкого. Многими годами позже, уже будучи американским профессором, Сорокин сделает очень много для популяризации идей Петражицкого в англоязычной аудитории.

' Sorokin P. A. Long Journey. P. 43—44. ² Jbid. P. 56.

==7

В бытность студентом университета Сорокин начинает активную публикаторскую деятельность, которая нарастающими темпами будет продолжаться в течение всей его долгой жизни. В этот период Сорокин публикует ряд заметок и эссе, не говоря уж о многочисленных рецензиях, рефератах и обзорах современной зарубежной философской и социологической литературы, занимается популяризаторством социологических идей и теорий для массового читателя. Он успешно сотрудничает с журналами " Вестник психологии, криминальной антропологии и гипнотизма", " Вестник Знания", " Запросы Жизни", " Заветы". Его статьи появляются и на страницах новаторского по тем временам издания " Новые идеи в социологии", публикует в Риге ряд " пятикопеечных" брошюр по социологии. Главным достижением этого периода творчества Сорокина становится его монографическая работа, над которой он работает зимой

1912 /13 года, " Преступление и кара, подвиг и награда" (1914), представляющая собой обстоятельный разбор современных криминологических теорий и вполне удачную для двадцатичетырехлетнего ученого попытку построения на основе богатого эмпирического материала собственной интегральной концепции общественного поведения и морали. Труд был отмечен положительными рецензиями маститых ученых, а сам М. М. Ковалевский в предисловии к книге написал: "...в этой будущей русской социологической библиотеке не один том будет принадлежать перу автора " Преступлений и кар, подвигов и наград" '. К сожалению, пророчеству Ковалевского довелось осуществиться лишь на самую малую толику, но тогда, в предвоенные и предреволюционные годы, кроме " незримой" тени жандармов, ничто не предвещало великой трагедии.

Несмотря на многочасовые занятия научной деятельностью, неутомимый студент Сорокин не отходит и от политики. В 1911 году ему чудом удалось избежать очередного ареста после студенческих беспорядков, вызванных смертью Л. Н. Толстого. Некоторое время он скрывался за границей. Но вот в следующий раз чуда не свершилось, и Сорокин вновь оказался за решеткой.

Вообще, судя по архивным материалам, столичное отделение департамента полиции вело за ним скрытое наблюдение. В 1912 году в жандармской картотеке на него завели отдельную карточку. В самом начале

1913 года столичной группой партии эсеров было решено распространить прокламацию по случаю празднования 300-летия Дома Романовых 21 февраля 1913 года с призывом выразить протест против празднования однодневной забастовкой всех торгово-промышленных предприятий и высших учебных заведений столицы. Об этом стало известно отделению по охране общественной безопасности и порядка, и 10 февраля был проведен обыск и арест наиболее деятельных членов партии. В их число был зачислен и студент П. Сорокин. Через несколько дней после заключения в Спасскую часть ему было разрешено написать письмо М. М. Ковалевскому, однако до адресата оно не дошло, было перехвачено и " подшито к делу". Чудом этот любопытный документ — " исповедь" молодого Сорокина — сохранился. В нем автор сперва сокрушается по поводу того, что он не может выполнять свои обязанности секретаря члена Государственного совета профессора Ковалевского в связи с арестом ночью 11 февраля. На допросе " прояснилось", что его обвиняют в принадлежности к левой эсеровской организации. Как это случилось, лукавит Сорокин, для него самого " было абсолютной

' Ковалевский М. М. Предисловие // Сорокин П. А. Преступление и кара, подвиг и награда. Спб., 1914. С. VII.

==8

неожиданностью". В частности, он пишет: " Я сидел себе над книгами, читал много докладов в ряде научных кружков, писал статьи, написал за зиму книгу о карах и наградах, которую Вы знаете... Право же, при таких обстоятельствах, я думаю, мудрено еще заниматься политикой. Впрочем, Вы это сами знаете... Ни книг, ни пособий здесь нет и не дают. Бумаг и чернил — тоже. Света так мало, что я при своей близорукости боюсь ослепнуть. Одним словом —скверно... Может быть. Вы, дорогой профессор, зная достаточно хорошо меня и мое отношение к " политике", поможете как-нибудь выяснить это печальное недоразуменье..." Ковалевскому все же как-то удалось прознать о печальной судьбе своего секретаря, и по его прошению 24 февраля Сорокин " из-под стражи" был освобожден.

Через год Сорокин, закончив университет, был оставлен при кафедре уголовного права и судопроизводства для подготовки к профессорскому званию. В 1915 году он сдал магистерские экзамены, в январе 1917 года получил звание приват-доцента Петроградского университета. Революция, правда, помешала защите магистерской диссертации. В годы первой мировой войны Сорокин много работал, продолжал активно публиковаться, читал многочисленные лекционные курсы по самым разным отраслям обществознания. Сохранилась, по счастью, целая кипа разрозненных листков с конспектами его лекций и семинарских занятий, со списками рекомендуемой литературы. Судя по всему, лектором он был предельно обстоятельным, хотя, возможно, в силу удивительной склонности к перманентным повторениям, довольно занудным. Одну из лекций этого времени, неизвестную пока никому, кроме, конечно, его тогдашних слушателей, мы целиком воспроизводим в этом томе.

Вообще же в предреволюционные годы Сорокин был активен на поприще популяризаторства. С особым упорством он стремился донести до читателя мысли Э. Дюркгейма, идеи которого, можно сказать, проходят рефреном через основную массу его работ. Воистину Дюркгейма, наряду с Петражицким, Ковалевским и Де-Роберти, мы вправе считать одним из главных " духовников" Сорокина. Он был близок ему по образу мышления, и по методу анализа социальных явлений, по яркости и самобытности выдвигаемых идей. Дюркгеймовской теории религии он посвятил две статьи, опубликованные в 1914 году. По всей вероятности, по протекции М. М. Ковалевского, хорошо знакомого с именитым французским маэстро, Сорокин вступает с ним в переписку. Трудно сказать, насколько она была активной, особенно в период первой мировой войны. Случайно сохранилось лишь письмо Дюркгейма к Сорокину, в котором он благодарит начинающего ученого " за труд, который Вы (Сорокин. — А. С.) взяли на себя, чтобы изучить и осветить мои идеи Вашим соотечественникам" и сожалеет, " что полное незнание русского языка препятствует моему ознакомлению с Вашими работами, по крайней мере в настоящий момент".

Сам Сорокин о своем раннем мировоззрении и стремлении интегрировать гуманитарное знание своего времени в единую унифицированную систему многими годами позже напишет: " С точки зрения философии складывающаяся система была скорее разновидностью эмпирического неопозитивизма или критического реализма, основанного на логических и эмпирио-научных методах. Социологически — разновидностью синтеза конто-спенсеровской социологии эволюции и прогресса, дополненной и скорректированной теориями Н. Михайловского, П. Лаврова, Е. Де-Роберти, Л. Петражицкого, М. Ковалевского, М. Росговцева, П. Кропоткина (среди русских социальных мыслителей) и теориями Г. Тарда, Э. Дюркгейма, Г. Зиммеля, М. Вебера, Р. Штам-

==9

млера, К. Маркса, В. Парето и других западных обществоведов. Политически — видом социальной идеологии, основанной на этике солидарности, взаимовыручки и свободы" '. В целом же " зрелый" Сорокин не без доли скепсиса оценивал свой юношеский оптимизм, сравнивая себя с " телком, смотрящим на мир через розовые очки".

В 1916 году Сорокин лишился своего патрона — умер Максим Максимович Ковалевский. Пользуясь правом приближенного лица, буквально на следующий день в газетах Сорокин дает несколько прощальных некрологов, а позже публикует в столичной прессе ряд статей мемуарного характера. В них он рассказывает о научном пути ученого и его преподавательском даре. В том же 1916 году преподаватели кафедры социологии психоневрологического института во главе с Сорокиным и К. М. Тахтаревым организовали русское " Социологическое общество имени М. М. Ковалевского", послужившее в дальнейшем фундаментом для открытия в 1919 году кафедры социологии Петроградского университета.

Февральская революция застала Сорокина " посреди дел". " Отложив книги и рукописи", заново " проснувшийся" неутомимый политик с головой уходит в круговерть революционных событий. Жизнь всей страны (естественно, глазами Сорокина) и крутые виражи его собственной биографии в течение 1917 года красочно описаны им в " Листках из русского дневника" и включены позднее целиком в " Долгое путешествие". Поскольку отрывок из книги воспроизводится в настоящем издании, то мы не будем подробно останавливаться на этом, наиболее насыщенном событиями, этапе жизни Сорокина. Отметим лишь, что Сорокин принимал самое активное участие в функционировании Государственной думы, Временного правительства, в подготовке Всероссийского крестьянского съезда, он редактировал эсеровские газеты " Дело народа" и " Воля народа". Некоторое время являлся личным секретарем А. Ф. Керенского. Лишь за один только 1917 год им была написана целая серия социальнополитических памфлетов, многие из которых, как представляется, не потеряли своего значения и сегодня. Среди них: " Автономия национальностей и единство государства", " Формы правления", " Проблема социального равенства", " Основы будущего мира", " Причины войны и путь к миру", " Что такое монархия и что такое республика? ", " Сущность социализма", " Кому и как выбирать в Учредительное собрание? "

2 января 1918 года депутат печально знаменитого Учредительного собрания Питирим Сорокин был вновь арестован, но на сей раз большевистским правительством. Само существование в период " красного террора" для Сорокина, встретившего Октябрьскую революцию в штыки, было полно ужаса и трагизма. " Жизнь в смерти" — так Сорокин назвал этот период свой биографии. Некоторое время он вынужден был скрываться от властей, но вскоре понял, что новая, пусть и неугодная, власть крепка, а старые утопии недееспособны. Тогда-то Сорокин и пишет открытое и нашумевшее письмо, опубликованное в ряде центральных газет, где констатирует фиаско эсеровской программы и заявляет о своем разрыве с этой партией и выходе из нее. На этом " человеческом документе" заострил внимание В. И. Ленин, написав известную статью " Ценные признания Питирима Сорокина" ², послужившую в дальнейшем фундаментом не только политической, но и интеллектуальной блокады ученого.

' Sorokin P. A. Long Journey. P. 75. ² См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 37.

К оглавлению

==10

" Покончив" с политикой, в атмосфере послевоенной либерализации Сорокин сосредотачивается целиком на научной и преподавательской деятельности. В конце 1918 года он уже состоит на службе в I Петроградском университете, а со следующего — во II при психоневрологическом институте. Известно, что одновременно он читал лекции в сельскохозяйственном институте, институте народного хозяйства, на всевозможных обучах, ликбезах и т. п. Словом, активно сотрудничал с Наркоматом просвещения и даже принимал участие в учебнонаучных экспедициях. Сорокин предлагал конституирование новой дисциплины — родиноведения, — призванной синтезировать совокупные знания разных естественных и гуманитарных наук. В 1920 году Сорокин избирается руководителем кафедры социологии при факультете обществознания Петроградского университета. Тогда же он пишет массовые, " популярные" учебники по праву и социологии и, наконец, публикует двухтомную " Систему социологии" (1920), ставшую венцом его творчества русского периода. В том же году он становится профессором кафедры социологии Петроградского университета. У Сорокина созревает план перспективных публикаций интегрального характера, он концентрирует свое внимание на наиболее актуальных темах того времени — война, голод, революция. Однако образ мыслей первого советского профессора социологии все больше не удовлетворял власти. По меньшей мере " некорректным" признается разгромный тон его рецензии на книгу Н. И. Бухарина " Теория исторического материализма" (М., 1922). Позднее уничтожается набор его книги " Голод как фактор".

Тем временем разгораются страстные дискуссии вокруг книги Сорокина " Система социологии". 22 апреля 1922 года в здании Петроградского университета при большом стечении студентов и именитых ученых был устроен открытый диспут по поводу ее выхода в свет. На нем выступили крупнейшие обществоведы того времени, среди которых были Н. И. Кареев, К. М. Тахтарев, И. М. Гревс, И. И. Лапшин, С. И. Тхоржевский, Н. А. Градескул. Все без исключения выступавшие назвали книгу выдающимся достижением русской социологической школы. Высказанные замечания и возражения, судя по краткому стенографическому отчету, были с блеском отведены Сорокиным. Обсуждение завершилось тем, что " многочисленная публика наградила диспутанта долгими несмолкаемыми аплодисментами'".

Летом 1922 года прокатилась волна массовых арестов среди научной и творческой интеллигенции. В это же время Ленин остро ставит вопрос о необходимости контроля над программами и содержанием курсов по общественным наукам. " Буржуазную профессуру" стали постепенно отстранять от преподавания и тем более от руководства наукой.

10 августа, как пишет Сорокин в своих воспоминаниях, он прибыл на несколько дней из Петрограда в Москву по приглашению своего давнего друга профессора Н. И. Кондратьева, выдающегося русского экономиста. Им, однако, не привелось встретиться. В тот день более сотни крупнейших представителей творческой мысли Москвы оказались за решеткой. Среди них — Бердяев, Осоргин, Пешехонов, Ясинский, Кондратьев и др. Арестованы были и многие сотни студентов. Несколькими днями позже аналогичные аресты были произведены в Петрограде. " Посещали" работники ЧК и апартаменты профессора Питирима Сорокина, но, по счастью, он в то время все еще скрывался в Москве.

' Диспут П. А. Сорокина // Экономист. 1922. № 4—5. С. 277—280.

==11

" Через неделю стали широко распространяться слухи об арестах профессуры и просто ученых. Говорили, что их собираются не казнить, а просто выдворить за пределы страны. Вскоре " Правда" опубликовала статью Троцкого, где эти сплетни подтверждались'". Арестованных стали постепенно отпускать домой, предварительно получив от каждого по две расписки. В одной оговаривался десятидневный срок, в течение которого преследуемого обязывали покинуть страну. Во второй фиксировалось, что если он вновь вернется в Советскую Россию без соответствующего на то разрешения властей, то будет непременно казнен. Видимо, в это время Сорокин в сложившейся обстановке " затягивающейся петли на шее" предпочел депортацию. Отдавать себя в руки петроградской ЧК было опасно, тем более что в то время питерские газеты не раз обрушивались с нападками на Сорокина, обвиняя его во всевозможных грехах. А вот в забюрокраченной Москве все оказалось куда проще. После подписания обеих расписок судьба ученого была решена. Остальные формальности были преодолены довольно оперативно, и уже 23 сентября 1922 года тридцатитрехлетний Сорокин и его жена, Елена Петровна Баратынская, навеки покидают страну.

Такова официальная версия, поддерживаемая самим Сорокиным в бытность американским гражданином. Насколько в деталях она правдива, что осталось за кадром, а что, напротив, сильно выпячено на передний план — сейчас сказать трудно. Очевидно лишь, что, покидая родину, он испытывал неоднозначные чувства, увозил с собой далеко не односторонний образ молодого государства и, видимо, сильное желание когда-нибудь вернуться назад.

Мечте вернуться не суждено было осуществиться. Сорокин умер в возрасте 79 лет вдали от родины, так ни разу и не посетив ее после своей высылки. В своем дневнике (этим он завершает " Листки из русского дневника" ) сразу же после отъезда он напишет: " Чтобы ни приключилось в будущем, я твердо знаю, что извлек три урока... Жизнь, даже если она трудна, самое прекрасное, чудесное и восхитительное сокровище мира. Следовать долгу столь же прекрасно, ибо жизнь становится счастливой, душа же обретает непоколебимую силу отстаивать идеалы, — вот мой второй урок. А третий — насилие, ненависть и несправедливость никогда не смогут сотворить ни умственного, ни нравственного и ни даже материального царствия на земле" ².

После непродолжительного пребывания в Берлине чета Сорокиных по приглашению президента Чехословакии Б. Массарика, с которым они познакомились в Петрограде во время своего бракосочетания в апреле 1917 года, отправляется в Прагу. Там Сорокин обретает " второе дыхание". Он участвует в организации двух журналов (" Деревня" и " Крестьянская Россия" ), читает лекции в сельскохозяйственном институте. Со свойственной ему творческой энергией подготавливает к печати пять книг как чисто академического содержания, так и посвященные анализу текущего момента в России. Значительно поправив свое здоровье за год относительно спокойной, можно даже сказать, непривычно спокойной для него жизни в Праге, Сорокин приступает к реализации своих былых замыслов и садится за написание нового фундаментального труда

— " Социология революции".

Но уже осенью 1923 года, приняв приглашение видных американских социологов Э. Хайэса и Э. Росса прочесть серию лекций о русской

' Sorokin P. A. Long Journey. P. 193. ² Sorokin P. A. Long Journey. P. 197.

==12

революции, Сорокин навсегда перебирается с Европейскою континента в Соединенные Штаты, покидая их границы лишь очень редко и то в качестве визитера. На этом заканчивается самая насыщенная событиями — радостными и неприятными, взлетами и падениями — страница его жизни, и вряд ли кто из социологов последнего столе гия пережил столько, сколько выпало на долю Питирима Александровича Сорокина. Однако " долгое путешествие" еще далеко от завершения, хо1я конечно же жизнь в Америке носила куда более размеренный характер, гораздо больше соответствуя образцу " нормальности" для академической карьеры. Впрочем... и здесь образцу — во многом нетипичному.

Менее года понадобилось Сорокину для культурной и языковой акклиматизации. Посещая церковь, публичные собрания, университетские лекции и много читая, Сорокин довольно быстро обрел свободный разговорный английский язык и уже летним семестром 1924 года приступил к чтению лекций в Миннисотском университете, сотрудничая при этом с университетами в Иллинойсе и Висконсине.

Первым печатным результатом становится его книга " Листки из русского дневника" (1924), описывающая и анализирующая российские события с января 1917 года по сентябрь 1922 года.

Примечательно, что с момента своего пребывания в Америке Сорокин сталкивается с глухой оппозицией со стороны академических ученых, предпочитавших тогда, по выражению Л. Коузера, видеть в нем " рассерженного политического эмигранта, злопамятного и не извлекшего никаких уроков" '. Лишь после того как в защиту Сорокина выступили заокеанские асы — Ч. Кули, Э. Росс, Ф. Гиддингс, — предвзятость в отношении Сорокина постепенно спадает. Случайные лекционные курсы сменялись приглашениями на постоянную работу, хотя его изначальная зарплата " полною профессора" едва достигала половины принятых размеров².

При всем при этом годы, проведенные в Миннисоте, были, пожалуй, самыми продуктивными в его жизни, впрочем, на протяжении всей своей жизни ему " так и не удалось" испытать гворческого спада, за исключением, пожалуй, самых последних лет тяжелой болезни. В 1925 году выходит в свет его " Социология революции", за ней следует не менее фундаментальная и новаторская " Социальная мобильность" (1927); через год — " Современные социологические теории" (1928); еще через год — " Основания городской и сельской социологии" (написанная в соавторстве с другом и коллегой в течение долгих лет — К. Циммерманом); и, наконец, трехтомная " Систематическая антология сельской социологии" (1930—1932). Причем все эти труды представляют собой многостраничные и увесистые фолианты, ярко свидетельствующие не только о научном, но и о культурном потенциале Сорокина, своего рода Набокова от социологии, с неменьшим талантом писавшего и на неродном языке. Хоть книги были неоднозначно встречены и оценены американским научным сообществом, но с их помощью Сорокину окончательно удается преодолеть предвзятую настороженность в отношении своей персоны и, даже более того, с " задворок" политической эмиграции передвинуться на авансцену американской социологии.

В 1930 году занавес враждебности окончательно пал. Всемирно известный Гарвардский университет учреждает социологический факультет и предлагает Сорокину возглавить ею. Ранее он отклонял

' Coser L. A. Masters of Sociological Thought. N Y., 1977. P. 487. ² Sorokin P. A. Long Journey. P. 219.

==13

предложения подобного рода, но на сей раз решается занять деканское кресло, не подозревая, что ему предстоит проработать на факультете вплоть до 1959 года, то есть до ухода на пенсию в возрасте 70 лет. Гарвардский период стал самым плодотворным в жизни Сорокина и, безусловно, — самым творческим. Именно в 30—50-е годы Сорокин достигает своего акме, его труды приобретают мировую известность, а их автор благодаря им и поныне считается крупнейшим социологом нашего столетия.

Итак, судьбе было угодно распорядиться так, чтобы создатель первой кафедры социологии в советской России вновь предпринял попытку для воплощения своих творческих и дидактических замыслов. Сорокин с головой уходит в организацию нового факультета. Он приглашает К. Циммермана в качестве сопрофессора, а молодого Т. Парсонса, который ранее работал на факультете экономики, — преподавателем социологии. Среди временных лекторов факультета были и такие именитые ученые, как В. Томас, Г. Беккер и Л. фон Визе.

Профессор Гарвардского университета, по рассказам учеников, был нестандартным лектором с присущим только ему стилем преподнесения материала и манерой излагать. Он так никогда и не утратил специфического русского акцента. В тот момент, когда он восходил на кафедру и начинал говорить, многим из его слушателей мерещилось, что они скорее внимают восторженной церковной проповеди, чем учебной лекции. Один из выпускников Гарварда вспоминал: " Сценически Сорокин как лектор был бесподобен. Обладая громадной физической силой, он совершал натиски " атак" на классную доску, зачастую разламывая при этом все мелки. В одной из его аудиторий были развешаны одновременно три доски на разных стенах. К концу учебного часа все три были исчирканы его иероглифами, а клубы пыли от мела все еще парили в воздухе... Он не хвалил ни одного из американских социологов, даже скорее наоборот... Его реакция на Джорджа Ландберга в этом отношении вполне типична. Войдя как-то утром в аудиторию, он опустил перед нами на стол одну из недавно опубликованных Ландбергом работ и вымолвил: " Вот — труд моего друга Ландберга на тему, в которой он, к несчастью, ничего не смыслит. Он явно нездоров. Он рожден отнюдь не для такой работы". А в другой раз он сказал мне: " Джон Дьюи, Джон Дьюи, Джон Дьюи! Ну, прочел я одну его книгу. Прочел другую. Прочел, наконец, третью. Но в них нет ничего такого! " '.

12 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒