Что приводит к счастью (несчастью)

⇐ ПредыдущаяСтр 3 из 8Следующая ⇒

13. Неудача в любви является одной из главных причин не-
счастья.

14. Боязливость, впечатлительность, несмелость являются
важными причинами несчастья.

15. Музыка и поэзия - прибежище для несчастливых.

16. Любовь к труду и его хорошие результаты значительно
способствуют счастью.

17. Любовь к природе также способствует этому.

18. Здоровье в молодости - основа счастья.

19. Симпатия людей является причиной счастья.

20. Хорошие отношения с людьми - важный фактор счастья.

21. Среди всех факторов, лежащих вне сферы профессии,
успехи на сцене наиболее способствуют счастью.

22. Благословенны те, кто имеет призвание ко многим сфе-
рам деятельности.

23. Для счастья большинства людей важны постоянные эле-
менты их жизни (друзья, работа, природа), а не временные сти-
муляторы (алкоголь, клубы, церковь, танцы, карты, искусство).

24. Большинство людей жаждет приключений, а не покоя.

25. Счастье чаще наступает при серьезном, разумном, от-
ветственном, трудолюбивом образе жизни, чем при импуль-
сивном, легком, пестром.

26. Молодость не является золотым периодом в жизни, но
и старость тоже.

Как зависит счастье от пола,
гражданского состояния, возраста?

27. Участники анкеты были в целом удовлетворены своей
жизнью.

28. Мужчины считают себя более счастливыми, чем женщины.

29. Женатые счастливее неженатых.

30. Те, кто на пороге шестидесятилетия помышляет о нача-
ле новой жизни, сами или вместе с кем-то другим, по преиму-
ществу несчастливые люди.

Думаю, что по ходу обсуждения проблем возрастной психо-
логии мы еще вернемся к этим результатам не раз. На мой взгляд,
очень важным является тот факт, что для переживания счастья
необходимо иметь целостное отношение к жизни - практическую
философию жизни, если хотите, то концепцию жизни, выражен-
ную в обобщенном виде, требующую усилий человека для кон-
кретизации. Подтверждение этому вижу в том, что конечные,
дискретные, ограниченные пространством и временем факторы

218

удовольствий не приносят счастья. Так, хобби, спорт, общитель-
ность, возбуждающие средства, развлечения не имеют большого
значения для счастья, они лишь в незначительной степени спо-
собствуют общему удовлетворению жизнью (тезисы 6, 7, 8, 23, 25).

На мой взгляд, это очень важный момент, позволяющий го-
ворить о том, что целостное отношение к жизни как особому
явлению становится для человека источником его счастья как в
биологическом, так и в психологическом смысле - человек сча-
стлив потому, что живет, и потому, что чувствует, что живет.

Биологический смысл этого переживания связан с чувством
силы, энергии как естественного свойства человека. Многие
философы называли его по-разному - автоматическим, маши-
нальным, естественным и тому подобным. Это переживание
связано с существованием у человека внутренней картины здо-
ровья как естественной характеристики организации его психо-
логического пространства. Именно она позволяет (за счет энер-
гетической наполненности) удерживать и сохранять сознание и
самосознание, выделять сам факт существования психологиче-
ского пространства (пространства Я), а также составлять осно-
ву для энергетического воздействия на другие элементы психо-
логического пространства, например, на ту же внутреннюю
картину болезни, если человек заболевает. Внутренняя картина
здоровья, ее энергетическая наполненность может препятство-
вать развитию внутренней картины болезни за счет диалогично-
сти сознания, за счет того, что эти два элемента сознания - внут-
ренняя картина здоровья и внутренняя картина болезни относи-
тельно независимы друг от друга, как относительно независи-
мы, например, волевые качества человека и качества его чувств.

Относительная независимость отдельных элементов созна-
ния человека и их влияние на содержание переживаний сча-
стья ведет к тому, что выраженность только одного (или не-
скольких) элемента сознания не обеспечивает полноты пере-
живания жизни. Так, при всей очевидности утверждения: сча-
стье - это здоровье, оно не является аксиоматическим. Здоро-
вье (а значит, наличие внутренней картины здоровья) не явля-
ется обязательным атрибутом счастья.

Можно сказать иначе - переживание одного вида не явля-
ется существенным для выделения человеком собственного Я.
Вот поэтому в философской и психологической литературе
обсуждается вопрос о количестве источников, из которых
может складываться счастье человека. В это количество могут
входить качественно разнообразные и даже несопоставимые
источники, как, например, вещи реальные и нереальные (воспо-
минания, мечты, грезы, фантазии). Похоже, что у этих разно-

образных (до бесконечности) вещей есть общие свойства ~ их
ценность для человека (это должны быть его вещи - они при-
сутствуют в его психологическом пространстве) и их целост-
ное восприятие (то, что еще называют доверием).

Доверие рождает уверенность и покой, а ценность позво-
ляет переживать наличие собственного Я как действительно
существующего. Я человека естественно подвержено измене-
ниям, связанным с осуществлением биологической и психоло-
гической жизни, поэтому меняются его переживания и факто-
ры, обеспечивающие целостное, полное восприятие жизни.

Думаю, что именно эту изменчивость значимости разных
источников счастья обсуждают философы, когда говорят о
том, что устойчивых источников счастья нет. Нет устойчивых
факторов, обеспечивающих человеку восприятие жизни пол-
но, целостно и ценностно. С этим трудно не согласиться, если
исходить из того, что все перечисленные выше источники
счастья могут не оправдать нужд человека в том случае, если
он их лишится, если осознает их непостоянство (возможность
утраты мешает их полезности), если человек не умеет ими
пользоваться, тогда они не оправдывают ожидания.

В поисках постоянных источников счастья человечество
давно пришло к идее о том, что раз ни физические, ни духов-
ные блага не являются непреходящими, то источником сча-
стья могут быть только сверхприродные блага.

Для моего рассуждения о жизни и смерти важно, что в поис-
ках источника переживания полноты жизни его можно найти,
то есть человеку можно выделить факторы, влияющие на его
собственное состояние и тем самым пережить в себе присутст-
вие своего Я. С другой стороны, этот поиск (рефлексивный
диалог с собой) приводит к усложнению смысловой картины
мира - выделяются, пробуются различные источники счастья,
различные факторы, обеспечивающие целостное восприятие
жизни. Это делает возможным существование глобальной задачи
человека - задачи построения осмысленной картины мира, цен-
ной для него самого. Таким образом, человек выделяет не только
внешние ему факторы, влияющие на его переживания, но и внут-
ренние условия - содержание его собственного Я, которое иден-
тифицируется в Я-концепцию и не сводится к картине мира.

Возникает удивительная реальность, которую весьма и
весьма условно можно изобразить следующим образом в виде
схемы. Назовем ее схемой проявления переживания полноты
жизни в индивидуальной истории человека. Она нужна для
того, чтобы попробовать еще раз аналитически прикоснуться
к теме жизни и смерти.

Проявление переживания полноты жизни
в индивидуальной истории человека

1 состояние
Действие

2 состояние
Пргппонятие

3 состояние
Понятие

4 состояние
Переживание
понятия

Диффузное
состояние
переживания
взаимосвязи

Дифференци-
рованное
состояние
переживания
взаимосвязи

Диффузное

состояние

переживания

своего

воздействия

Дифференци-
рованное
состояние
переживания
своего
воздействия

221

Я думаю, что выделенные этапы не имеют четкой возрас-
тной границы (как и любое психическое качество человека)
Можно говорить только о тенденции. Ее-то и попробую
описать.

На первом этапе индивидуальной истории переживание
полноты жизни для человека (для ребенка) связано с диффуз-
ным, недифференцированным отношением к существующей
взаимозависимости между его (Я-не-Я) присутствием и си-
туацией его развития, где функционируют качества мира и
идеи жизни, которые для ребенка воплощаются в его собст-
венные состояния, вызванные действиями взрослых. Для соз-
нания ребенка не дифференцируются качества его Я и его не-Я,
так же как не дифференцируются качества идей и свойства
вещей. Необходимость достигнуть полноты удовлетворения
жизнью на длительное время задается ребенку ухаживающими
за ним взрослыми.

По мере развития мышления и чувств, через переживание
их несоответствия как несоответствия себя самого самому же
себе, ребенок получает психологические материалы (через эмо-
циональные состояния), которые позволяют ему дифференци-
ровать существование во внешней реальности живого и нежи-
вого (в том числе идей жизни и свойств мира). В себе самом
обнаруживается собственное Я и его несоответствие не-Я, то
есть другому Я, принадлежащему кому-то персонально или
людям вообще.

Думаю, что это связано с формированием предпонятийно-
го мышления, способствующего фиксации разных качеств как
внешней реальности, так и реальности психической. Этот
период связан с появлением у ребенка дифференцированных
состояний переживания взаимозависимости между свойства-
ми мира и качествами не-Я, идей жизни и качествами не-Я,
возможное несоответствие, отсутствие взаимозависимости меж-
ду качествами его Я и свойствами мира, между качествами его
Я и идеями жизни, которые несут другие люди. Так создаются
предпосылки для дифференцированного отношения к свойст-
вам мира и к качествам идей жизни.

По-моему, это отлично проявляется в ситуациях, когда
взрослые в глазах ребенка теряют доверие, например, говорят
одно, а делают другое.

Проблема честности становится для ребенка, переживаю-
щего этот период, одной из важнейших: «А ты правда...», «А
ты по-всамделишному? », «А это по-настоящему, а не по-
игрушечному?..» В этих вопросах детей не только переживает-
ся глобальная проблема доверия как целостное восприятие

жизни, но и ищутся основы для ее сохранения. Кому доверять?
r этой форме осуществляется дифференциация своих пережи-
ваний взаимосвязи с другими, находятся основы для построе-
ния в Я-концепции уверенности в себе, то есть оснований до-
верия. Наверное, это то, что философы называют основным
источником счастья, а психологи анализируют как базисные
(главные, определяющие) качества личности.

Похоже, что именно в этот период у человека складыва-
ются те общие ориентации, которые необходимы для пере-
живания возможности полноты жизни через существование
различных оснований (источников счастья) для этого пере-
живания. Доверие к людям как эмоциональное состояние
делает это возможным, а развивающееся мышление - потен-
циально осуществимым.

Главное, что характеризует этот момент развития, состоит в
том, что ребенок переживает глобальность и многообразие как
своей психической реальности, так и реальности других людей.

Следующий шаг в развитии переживаний полноты жизни
связан с появлением диалогичности сознания, которая кон-
ституирует сам факт его существования как индивидуальной
характеристики человека. Это качественно новое образова-
ние, которое опосредует отношение к другим людям (не-Я),
к реальностям идей (концепции жизни) и к реальности мира
в целом (к его пространственно-временным и качественным
характеристикам).

Интересующее меня содержание переживаний можно свя-
зать с целостностью Я-концепции человека, где естественно
определяется место его второму Я как порождению когнитив-
ной сферы. Это осложняет переживание полноты своей жизни,
так как вводит в него новую переменную - степень своих уси-
лий по воздействию на разные реальности, в том числе и на
реальность собственного второго Я. Понятийное мышление
открывает в этот период перед человеком возможности дви-
жения в относительно независимых сферах - сфере идей и
сфере реальных, практических преобразований.

Говоря иначе, жизнь начинает не только осуществляться,
но и выдумываться, придумываться за счет выделения раз-
личных оснований для построения ее целостного образа -
модели, если хотите. Не потому ли подростки так часто меня-
ют свои интересы? Значит, на этом этапе переживание полно-
ты жизни связано с дифференциацией отношений человека
как к психической реальности, так и к другим видам реально-
стей, что создает предпосылки для выбора большего числа
оснований для появления этого переживания.

223

Четвертый (из обозначенных на схеме) шаг в проявлении
переживания полноты жизни связан с тем, что возникают
качественно новые основания для этого переживания. На схе-
ме они обозначены как принадлежащие Я понятия «жизнь» и
понятие «мир», они выделяются в Я-концепции человека в
виде практической философии (понятие «жизнь») и того со-
держания психологического пространства, которое позволяет
человеку удерживать границы своего Я («мой мир»).

Это создает основы для переживания собственной нетож-
дественности другим концепциям жизни и качествам мира,
позволяет найти основания для воздействия на разные прояв-
ления жизни в самом себе. Это появление тех качеств сознания
человека, которые обычно характеризуются как его автоном-
ность и независимость от других людей.

Другими словами, человек переживает наличие в самом се-
бе условий, для переживания полноты жизни и возможность
воздействовать на них.

Похоже, что отсюда появилась известная всем идея, что
«человек - кузнец своего счастья». Но наряду с этим, весьма
содержательным, переживанием своих сил этот период раз-
вития содержит в себе и все основания для человеческой
трагедии - желаемости и недостижимости полноты жизни.
Она, по-моему, содержится в возможности дифференциро-
ванного подхода к различным проявлениям жизни, в воз-
можности ощущать, переживать жизнь в целом, а также в
отдельных (далеко не всегда взаимосвязанных и взаимообу-
словленных) ее проявлениях.

Как утверждал два века назад Честерфильд, кто отдается
всем радостям жизни, тот не ощущает ни одной, а это ли не
трагедия.

Полноту жизни можно переживать бесконечно - из числа
возможных, выбирая новые основания для этого пережива-
ния, тем самым увеличивая количество источников собствен-
ного счастья, а можно строить это переживание на другой
основе, углубляя ее смысл для себя.

Какой из них человек выберет, какой может выбрать, а ка-
кой должен выбрать? Вряд ли кто-то честно и искренне может
ответить на этот вопрос, хотя во все времена люди просили
рецепты счастья, проходили и проходят специальное обуче-
ние, чтобы приобрести, например, уверенность в себе, ото-
ждествляя ее со счастьем как с главным содержанием своего
«Я хочу...».

Как бы хотелось перечислить их все - факторы счастья,
обеспечивающие человеку полное и длительное удовлетворе-

224

не жизнью в целом, но не буду этого делать, так как впереди
еще У " ^ac разговор о прогрессе человечества и о развитии
человека, тогда к ним и вернемся.

Как говорил Аристотель, достаточно «...если объяснение
дано настолько, насколько то позволяет самый предмет,
потому что не во всех размышлениях следует искать точно-
сти». Последую этому мудрому суждению и вернусь к обсу-
ждению вопроса о жизни и смерти. Последняя притаилась в
переживании полноты жизни в виде дифференцировки свойств
и качеств различных реальностей, именно этот процесс при-
водит к расщеплению любого живого явления на его состав-
ляющие и в конечном итоге может привести к его исчезнове-
нию, особенно в том случае, если утеряна из вида, не сохра-
нена целостность явления, как говорят, за деревьями не за-
мечен лес.

Проблема смерти, особенно психологической смерти, в пе-
реживаниях человека основывается на возможной его зависи-
мости от конкретных свойств предмета (например, мне для
счастья нужна только ты, или нужен только он). Это пережи-
вание, обращенное к другому человеку, превращает человека
в предмет, устанавливает тождество между психической ре-
альностью и свойствами этого предмета.

Возникают качественные (не соответствующие свойствам
человека) ограничения его активности и активности объекта
его счастья. Мне очень не хотелось бы употреблять этот при-
мер для описания смерти в проявлениях жизни, но один из
величайших парадоксов в человеческом бытии связан с тем,
что все завершенное и однозначное не соответствует свойст-
вам человека, его экзистенции, его сущности.

С этим своим качеством человек встречается сам тогда, ко-
гда начинает владеть желанным предметом, - все оказывается
далеко не так, как это представлялось, ожидалось, мечталось
до момента обладания. Недаром, наверное, именно в неопре-
деленности размышления о том, что входит в понятие счастья,
содержится его возможность. Может быть...

Речь ведь идет об организации жизни человека как особой
формы активности, где моменты стабильности, постоянства
воспринимаются и как отсутствие изменений, то есть смерть,
пусть мы даже еще не думаем о ней, но она уже отразится в
чувствах - в их напряженности и яркости, которые изменяют
свою интенсивность.

Для меня важно, что проблема ограничения и самоограни-
чения активности, проблема «можно - нельзя», «хочу - надо»
в жизни человека связана с определением им своего места по

⁰ I". С. Абрамова

отношению к той картине мира, которую он строит. Пережи-
вание этого места основано на чувстве свободы и ответствен-
ности за то, что происходит с ним в активности, которую мы
называем жизнью вообще и своей частной жизнью тоже, с
ощущением жизни как блага, а не бремени.

Когда человек говорит «Я хочу» или переживает напряже-
ние, связанное с организацией своей жизни, он решает задачу
не только осуществления конкретной цели, но и задачу по-
строения смысла (для - себя - цели) достижения этой цели:

такую особенность человека называют аксиологическим век-
тором его активности, осознается он, как правило, в формуле
«Я хочу, потому что...».

Из практики клинической работы известно, что этот пара-
метр активности человека может быть исчерпан, могут кон-
читься силы для построения аксиологической системы - сис-
темы смысла, тогда может наступить депрессия, появятся (и
могут осуществиться) суицидальные мысли - «Я ничего не
хочу», «Не хочу жить», это тупик, из которого далеко не каж-
дый человек сам может найти выход. Ему нужна помощь дру-
гих людей, да и себя другого, того второго Я, которое позво-
ляет вести и удерживать внутренний диалог, находить все
новые варианты в смысловых оттенках жизни.

«Действующему Я, - пишет В.П.Зинченко, - некогда по-
смотреть на себя со стороны или заглянуть внутрь самого
себя. Даже если дело не во времени, то, может быть, и не во
что посмотреться. И не хочется конструировать соответст-
вующее зеркало. Это трудно и не всегда приятно. Известно и
обратное, когда взгляд в себя и на себя настолько приятен,
что трудно оторвать себя от себя для дела. Тогда-то и Я ста-
новится ненужным»'.

Диалогичное второе Я - это наша рефлексивность, которая
в переживаниях «Я хочу» может существенно повлиять на век-
тор смысла. Она как бы задает его границы в реальном време-
ни, делая его - смысл - не только существующим вообще как
идеальная модель, как возможность, но и наполняя его кон-
кретным, бытийным, живым содержанием. Рефлексивность в
диалоге человека с самим собой способствует сохранению ис-
точника энергии в Я для создания новых смыслов. Отсутствие
рефлексивности, пусть даже на время (например, в невротиче-
ском состоянии), приводит к переживаниям потери этого ис-
точника энергии. Так, человек в состоянии невроза не может

•Зинченко В П. Проблемы психологии развития//Вопросы психоло-
гии - 1991 -№4.-С. 144

определить для себя сферу желаний. «Я не знаю, чего мне хо-
теть. Я боюсь чего-то хотеть. Я этого добьюсь, ну, вот машину
купил новую, а потом что? Я думал, что сяду в машину и будет
счастье, а сел - и ничего не произошло. Скажите, зачем мне еще
жить, что мне еще хотеть? » (выдержка из протокола заказа на
психологическую помощь). В этом случае нарушение диало-
гичности Я и второго Я, то есть нарушение рефлексивности,
привело к появлению знаменитого невротического круга жела-
ний - один из симптомов невроза навязчивых состояний, с ко-
торым сам человек справиться не может.

В менее острых случаях, в бытовой практике, нарушение
рефлексивности или ее недоразвитие проявляется, например, в
эгоцентризме, упрямстве, эгоизме, когда о человеке говорят,
что он живет только своими интересами, то есть воспроизво-
дит одни и те же смыслы, не изменяя их содержания. Думаю,
что образ такого человека, для которого рефлексивность и
диалогичность существования Я и второго Я являются почти
невозможными, описан Тэффи в ее рассказе «Дураки». «При
встрече с настоящим дураком человека охватывает какое-то
мистическое отчаяние. Потому что дурак - это зародыш кон-
ца мира. Человечество ищет, ставит вопросы, идет вперед, и
это во всем: и в науке, и в искусстве, и в жизни, а дурак и во-
проса-то никакого не видит.

- Что такое? Какие там вопросы?.. И часто надолго остает-
ся нерушимым круг, сомкнутый дураком в философии, или в
математике, или в политике, или в искусстве. Пока не почув-
ствует что-нибудь:

- О, как жутко! О, как кругла стала жизнь!

И порвет круг»'.

Слово «круг» появилось у Тэффи недаром, вся аксиология
человека живого пронизана постоянным формообразованием -
созданием жизни, в ней нет места воспроизведению.

В живой жизни каждое мгновение - новое. Хотелось бы
думать, что с этой, аксиологической, точки зрения «Я хочу»
человека, выраженное в «Я хочу жить», содержит в себе муки
и счастье приближения к бесконечности смыслов жизни, к
неисчерпаемости смысла.

Формируя свои желания в цели, во внутреннем диалоге
или во внешней речи, человек переживает свою потенциаль-
ную автономность от других людей - пробует на вкус свою
свободу. Говоря «Я хочу», он порождает собственное Я лл^
себя, как бы выносит его в виде цели вовне - на общее обо

'Тэффи Дураки//Ностальгия-Л, 1989.
227

зрение, в общее с другими людьми пространство жизни. Какие
слова произнесет человек, обозначая свою цель? Что последу-
ет за словами «Я хочу»?

Эти вопросы не являются праздными, так как слова, про-
износимые человеком во внешней звуковой форме или в виде
внутренней речи, могут быть словами свободными - дейст-
венными, создающими живой текст индивидуальной жизни.
Эти же слова могут быть и мертвыми формами, убивающими
в человеке его индивидуальное проявление жизни. Это фан-
томы сознания - слова без индивидуального содержания, без
индивидуального смысла, если хотите, вкуса и запаха - пус-
тые слова, чужие слова. Они не найдены, не созданы челове-
ком, в них нет его Я, они несут не его цель. Это явление давно
известно и называется отчуждением. С одной из его форм мы
встречаемся тогда, когда человек (или мы сами) произносит
эти самые пустые слова, слова, которые не создают смысла ни
для говорящего их, ни для слушающего:

- Что ты от меня хочешь?

- Я не знаю, что я от тебя хочу, - все хочу! Ничего не хочу.

Две фразы диалога, и во второй вот они - пустые слова.
Понять их можно, понять их невозможно.

Слово - это форма сознания, форма смыслообразования,
живое слово несет в себе всю глубину сознания - его много-
значность, многомерность, индивидуальность. Живое, свобод-
ное слово всегда вызывает отношение, оно не пустое, его нельзя
не услышать. Когда человек рождает такое слово, он прикаса-
ется к собственному Я, «эпицентром сознания и самосознания
является сознание собственного Я», - писал В.П.Зинченко'.

Возможно, через переживание своих целей, через воплоще-
ние их в конкретное «Я хочу» человек и находит свое место по
отношению к картине мира, так как таким образом пережива-
ет нетождественность своего Я этой картине.

Но горе человеку, который пользуется пустым словом, пы-
таясь определить свое место по отношению к картине мира,
он попадает в пустоту, где нет ни его собственного Я, ни ка-
кого-то другого содержания, кроме шелухи словесных оболо-
чек, одного из видов превращенных форм сознания.

Как известно, сознание обладает свойством инерционно-
сти, которую в известной степени поддерживают словесные
формы; даже лишившись или так и не приобретя содержания,
сознание не только отражает бытие и, следовательно, содер-

I Зинченко В.П. Миры сознания и структура сознания // Вопросы
психологии. - 1991. - № 2. - С. 32.

228

его в себе, конечно, в отраженном или искаженном свете,

и создает, творит бытие. Собственное бытие, в котором
также возможны жизнь и смерть - жизнь и смерть сознания,
как индивидуального, так и общественного. При всех замеча-
тельных свойствах сознания - диалогичности, многозначно-
сти спонтанности, развития рефлексии - оно не обладает
способностью самовосстанавливаться. Единственной и на-
дежной помощницей в этом могут быть культура, духовность.
Именно они содержат в себе идеи жизни, формы воплощения
этих идей в конкретность действия, образа и представления,
формирующие цели. Даже произнося эти слова - духовность и
культура, - невозможно не уточнить, что это не безликие об-
разования, они персонифицированы, воплощены в бытий-
ность конкретных исторических людей. Нет и не может быть
духовности вообще, нет и не может быть культуры вообще.
Если они и обладают свойством воплощаться (может быть,
точнее, опредмечиваться) в различных знаковых системах
(предметах, текстах, образах и тому подобное), то для того,
чтобы использовать по назначению (духовному, культурно-
му) воплощенное, нужен человек (люди), умеющий и желаю-
щий это прочитать, распредметить, очеловечить.

Не надо далеко ходить за примерами: печальная, тяжелая,
трагическая история храмов нашей Родины вопиет об этом.
Если исчезнут люди, умеющие читать воплощенную в предме-
тах духовность и культуру, предметы эти будут восприни-
маться только с точки зрения качества их материала, тогда
будет то, что было (как бы хотелось продолжить - в далеком
прошлом) совсем недавно, когда церковный кирпич пускали
для строительства хозяйственных помещений, а древние ико-
ны рубили на дрова. Это зримо, а незримый страх, обездо-
ленность - это тоже отчуждение от жизни прошлой, настоя-
щей и будущей, это небытие живого человека, телесно живого.
Это та незримая плотность бытия, в которой нет места, нет
пространства для души, для того «полета в небеса», о котором
в свое время писал Д.Хармс и хотел, и мог осуществить в сво-
ей жизни и творчестве:

Звонить - лететь

(логика бесконечного небытия)

Вот и дом полетел.
Вот и собака полетела.
Вот и сон полетел.
Вот и мать полетела.

Вот и сад полетел.
Конь полетел.
Баня полетела.
Шар полетел.

Вот и камень полетел.
Вот и пень полететь.
Вот и миг полететь.
Вот и круг полететь.
Дом летит.
Мать летит.
Сад летит.
Часы летать.
Рука летать.
Орлы летать.

Дом звенит.

Вода звенит.

Камень около звенит.

Мать, и сын, и сад звенит.

А. звенит.

Б. звенит.

ТО летит и ТО звенит.

Лоб звенит и летит.

Грудь звенит и летит.

Эй, монахи, рот звенит!

Копье летать.

И конь летать.

Я дом летать.

И точка летать.

Лоб летит.

Грудь летит.

Живот летит.

Ой, держите, - ухо летит!

Ой, глядите, - нос летит!

Ой, монахи, рот летит!

Эй, монахи, лоб летит!
Что лететь, но не звонить!
Звон летает и звенеть.
ТАМ летает и звонит.
Эй, монахи? Мы летать!
Эй, монахи! Мы лететь!
Мы лететь и ТАМ летать.
Эй, монахи! Мы звонить!
Мы звонить и ТАМ звенеть.

1930

Преодоление звериной серьезности жизни возможно и не-
обходимо для того, чтобы уменьшить (или даже разрушить)
ежедневное присутствие в ней смерти. Не для того, чтобы по-
глупому игнорировать ее неизбежность для своего биологиче-
ского существования, а для того, чтобы по-мудрому распоря-
диться силами жизни для осуществления ее как своей.

Человека всегда учили этому, учат и сегодня. Учат другие
люди, воздействуя на его чувства и разум через множество
источников информации. Я склонна думать, что это воздейст-
вие падает на те существенные переживания, которые случа-
ются с ребенком в раннем возрасте. Случаются именно с ним,
при встрече с реальной смертью, по-настоящему близкой,
ощутимой, переживаемой со всей возможной полнотой при-
нятия ее факта. Все последующее только трансформация этого
переживания, его конкретизация и рационализация.

Может быть, именно в этих переживаниях надо искать на-
чало этических и нравственных качеств человека, определяю-
щих меру его воздействия на живое, на свою и чужую жизнь.
Возможно...

Я нашла созвучные своим предположениям идеи в вели-
колепной книге Филиппа Арьеса «Человек перед лицом смер-

230

а изысканность мысли и изящество текста покорили в

ней навсегда.

Думаю, что заинтересованный читатель прочтет эту кни-
гу сам' (она есть и на русском языке), а я просто приведу из
нее несколько цитат (с. 495-508), чтобы с их помощью еще
паз определить отношение к заявленной теме о жизни и

смерти.

Итак, Филипп Арьес - французский историк, антрополог,
философ, писатель о своей работе и о ее теме: «Исходной ги-
потезой была та, которую предложил ранее Эдгар Морен:

существует связь между отношением человека к смерти и его
самосознанием, его индивидуальностью. Эта гипотеза и была
бы той путеводной нитью, что вела меня через огромную массу
документов, наметив маршрут, которому я следовал от начала
до конца... я оглядываю разом целое тысячелетие, и это ог-
ромное пространство кажется мне упорядоченным благодаря
простым вариациям четырех психологических элементов:

1) Самосознание.

2) Защита общества от дикой природы.

3) Вера в продолжение существования после смерти.

4) и вера в существование зла».

Арьес описывает, как на протяжении тысячелетия форми-
ровались и последовательно сменялись разные модели смерти,
содержание которых объясняется вариациями этих парамет-
ров. Он называет эти модели:

1)«прирученная смерть»,

2) «смерть своя»,

3) «смерть далекая и близкая»,

4) «смерть твоя»,

5) «смерть перевернутая».

В первой модели представлены все четыре параметра:

смерть не является актом только индивидуальным (и жизнь
тоже), смерть заставляет общество сплотиться в борьбе с ди-
кими силами природы, смысл «прирученности» смерти в том,
что конец жизни не совпадает с физической смертью человека;

смерть ощущается как интимно близкая, привычная, ритуали-
зованная, она как бы говорит о неотделимости зла от сущно-
сти человека - миф о грехопадении отвечал всеобщему ощу-
щению присутствия в мире зла.

Начиная с XI века эта модель смещается в сторону второй
модели - «смерть своя» и является результатом «смещения
смысла человеческой судьбы в сторону индивидуального на-

' Арьес ф. Человек перед лицом смерти. - М., 1992.
231

чала». Это приводит к экзальтации индивидуальности, безум-
ной любви к жизни и всему земному. Представление о про-
должении существования после смерти проникнуто этой стра-
стью быть собой, человек стал ощущать несоответствие своей
души и тела, идея бессмертной души овладела умами и все
шире распространяется с XI по XVIII век. Даже слова «смерть»
и «умер» заменяются другими: «Бог его душу взял», «отдал
Богу душу». Появляется практика завещания и окончательно-
го запрятывания мертвого тела.

Но уже в XVI веке начинают складываться предпосылки
для появления модели, которая в наши дни стала неоспори-
мым фактом - «переворачивание» смерти, которое выражает-
ся в страхе смерти как боязни быть похороненным заживо,
боязни, которая подразумевает, что есть некое смешанное и
обратимое состояние, сочетающее жизнь и смерть.

В XIX веке определяющим в модели смерти становится из-
менение индивидуального самосознания - до сих пор его со-
ставляющим было чувство общности с другими («все умирать
будем») и чувство собственной специфической индивидуаль-
ности («смерть своя»). В XIX веке и то и другое ослабевает,
уступая место третьему чувству - «чувству другого, но близ-
кого, человека». Отсюда модель «смерть твоя», за которой
революция идей, политическая, индустриальная или демогра-
фическая революция.

«Страх умереть самому в значительной мере сменяется стра-
хом разлуки с «другими», с теми, кого любишь. Смерть «дру-
гого», «тебя» возбуждает пафос, прежде отвергавшийся. Древ-
нее тождество между смертью, физической болью, моральным
страданием, грехом нарушается. Рай становится местом, где
воссоздаются земные чувства и привязанности, где им гаран-
тируется вечность.

Сегодняшняя модель смерти определяется очень сильно
выраженным чувством ее приватности, индивидуальной при-
надлежности. «Сейчас массовое общество восстало против
смерти. Точнее, оно стыдится смерти, больше стыдится, чем
страшится, оно ведет себя так, как будто смерти не существу-
ет. Если чувство " другого", доведенное до своих крайних ло-
гических следствий, является первой причиной того поведения
перед лицом смерти, какое мы наблюдаем в наши дни, то вто-
рая причина - стыд и запрет, налагаемый этим стыдом.

Стыд этот есть в то же время прямое следствие оконча-
тельного ухода зла. Подтачивание власти дьявола началось
еще в XVIII веке, когда и само его существование было по-
ставлено под сомнение. Вместе с идеей ада стало исчезать

232

онятие греха. Все разновидности духовного и морального

отныне рассматривались не как данности ветхого челове-

а как ошибки общества, которые хорошая система надзора
(и наказания) могла бы устранить. Целью науки, нравствен-
ности, социальной организации стало счастье, препятствием к
нему осталось еще физическое зло, оставалась смерть. Устра-
нить их было невозможно...

Медицина устранила болезнь и страдание.

Но если нет зла, что же тогда делать со смертью? Общество
сегодня предлагает два ответа: один банальный и один ари-
стократический.

Первый есть не что иное, как массовое признание бесси-
лия: не замечать того, чего нельзя предотвратить, вести себя
так, как будто его не существует... ни индивид, ни общество не
находят в себе достаточной прочности, чтобы признать
смерть. Под маской медицины возвращаются пугающая ди-
кость и неистовство неприрученной смерти... для приручения
смерти необходима была вера в зло, устранение одного вер-
нуло другое в состояние первоначальной дикости.

⇐ Предыдущая 1 234 5 6 7 8 Следующая ⇒