ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В ГЕШТАЛЬТЕ.

ПЕРЕНОС И КОНТРПЕРЕНОС

Немного этимологии

Неужели Гештальт — всего лишь психотерапия и только? Некоторые гештальтисты поддерживают эту точку зрения и даже настаивают, чтобы их называли Гештальт-терапевтами, а не специалистами, практикующими Гештальт («Практикующий», «практик» — это «человек, знакомый с практическими приемами и навыками в области какого-то искусства или техники», здесь: в Гештальт-терапии. По смыслу этот термин шире термина «Гештальт-терапевт», поскольку последний не охватывает практикующих в других, пограничных с терапией областях: например, тех, кто применяют Гештальт в учреждениях или на предприятиях), или гештальтистами, хотя при этом все говорят о «психоаналитиках» и специалистах по психодраме (Письменная и устная речь С. Гингера отличается обилием каламбуров, игрой слов и рифм (автор — профессиональный журналист). Французское слово «Gestaltiste» (гештальтист) здесь рифмуется с другими французскими словами «psychanalysie» и «psychodramatiste» (психоаналитик и специалист по психодраме). (Прим. переводчика.) Другие же, и я в их числе, вместе с Перлзом заявляют, что было бы жалко использовать столь богатый подход только при лечении «больных», и поэтому, осознанно провоцируя, говорят о «терапии для нормальных людей»...

Так значит, терапия — только для «больных»?

А как же обязательная терапия будущих терапевтов? Нужно ли быть «больным», чтобы стать терапевтом?

Что значит «терапия»?...И что значит «больной»?..

Обратимся к этимологии — науке, само название которой происходит от греческого etymos — действительный, верный. А это значит, что речь будет идти о действительном значении слов, а не просто, как часто думают, об их исторических корнях:

— therapeia (греч.) — забота о религиозных отправлениях, культ богов; или: уважительное отношение к родителям, забота о них; или: заботливый уход за телом, его украшение; или медицинские услуги, лечение;

— therapeutris — монахиня (фр. «religieuse» от лат. «religare» — связывать, т. е. посредница), занятая поддержанием хороших отношений между людьми и богами, между Землей и Небом, между материей и духом (Секта терапевтов—община еврейских монахов-анахоретов, мужчин и женщин — современников Христа. Они жили в Александрии (Египет) и занимались аллегорическим толкованием Библии (или Торы), стремясь обнаружить скрытый смысл обрядов и заповедей. Они были как бы промежуточным звеном, посредниками между Богом и людьми);

— therapeuticos — тот, кто берет на себя заботу о богах или об учителе (а вовсе не тот, кто лечит), то есть преданный, исполнительный, усердный слуга, придворный или раб.

Семантическое поле слова «терапевт» привело нас к слову «слуга»; давайте же бегло взглянем на его этимологию.

«Слуга» (фр. serviteur) происходит от индоевропейского корня «swer», «ser» или «wer», что означает «обращать внимание», «быть внимательным к». И вот мы уже у себя дома; ведь «awareness» (осознавание) — важнейшее качество гештальтиста! A servus — слуга или раб — обязан следить, наблюдать (ob-server), то есть бдить (veiller sur).

Наконец, укажем на близких родственников: garder (охранять) — от франкского warden и guerir (исцелять) — от франкского warjan.

Итак, слова «терапия» и «исцеление» связаны не с понятием болезни, а с понятиями служения, бдительности, осознавания (awareness).

Значит, «терапевт» — это не тот, кто обладает властью над другими, а тот, кто находится во власти другого, его слуга.

Нам чужд распространенный в медицине миф о «всесильном» терапевте, властным над жизнью и смертью, или о терапевте, которому «все ясно». Нам ближе образ терапевта-гештальтиста, которому «все неясно»(! ). Он просто сопровождает своего клиента, который несет ответственность за себя, за свой опыт — единственный и неповторимый, анемичный и полисемичный, не подчиняющийся общепринятым законам, смысл которого зависит от того, как его понимает сам клиент в возникшем Гештальте данного момента. Однако что же означает слово «клиент»:

— «клиент» в Древнем Риме — человек, находившийся под защитой всесильного покровителя, то есть это тот, кто прибегает к чьим-либо услугам, оплачивая их;

— «пациент» — страдающий человек, пассивно получающий лечение (вот почему я избегаю употреблять этот термин в Гештальте, где клиент никогда не бывает пассивным);

— «субъект» (от лат. sub-jectus) — буквально означает «подлежащий», подчиненный (в отличие от «объекта», который «выставляется вперед», «напоказ»! ).

Может быть, гештальтист скорее чувствует себя на своем месте рядом с партнером: человеком, с которым он сотрудничает, поддерживает беседу или устанавливает отношения, или протагонистом: первым актером, играющим заглавную роль в происходящих событиях?

Контролируемое участие

...Конечно же, нет! Нет ни первых, ни вторых ролей, никаких классификаций или делений! Терапевт и его клиент — это два партнера (пусть с разными ролями и статусом), участвующих в равноправных аутентичных отношениях. Именно в этом заключается одна из характерных особенностей Гештальт-терапии.

Гештальт-терапевт не уходит исключительно в свою область, не замыкается в собственной крепости, заставленной изнутри умными и непонятными книгами...

Однако он и не открыт всем ветрам, оставаясь послушным узником эмпатии, приговоренным к «безусловному позитивному принятию» своего клиента — вне всякой зависимости от того, каким человеком тот является и что он делает...

Он вовсе не дежурный пожарник, призванный срочно восполнять недостаток энергии, предлагая свою порцию кислорода тому, у кого вот-вот оборвется дыхание.

Гештальт-терапевт не пытается понять симптом; если бы он это делал, то только оправдывал бы и закреплял его. Но он и не пытается устранить или игнорировать этот симптом. Гештальтист готов исследовать его со своим клиентом, как переживание их совместного приключения, оставаясь в отношениях симпатии, которую Перлз несколько карикатурным образом противопоставляет роджерианской эмпатии и психоаналитической апатии, например:

• «недирективный» подход Карла Роджерса превозносит эмпатию: терапевт эмоционально близок своему клиенту и относится к нему с «безусловным приятием»; терапия «центрируется на клиенте»;

• психоанализ рекомендует отношения «благожелательной нейтральности», в которых терапевт сохраняет эмоциональную дистанцию между собой и своим клиентом, следуя «правилу воздержанности», что поддерживает фрустрацию, ведущую к усилению механизмов переноса. Подобного рода сдержанные отношения Перлз определяет как пассивную фрустрацию (клиенту не отвечают) + апатию, противопоставляя ей активную фрустрацию + симпатию, которые несут провокационный смысл и содержат в себе мобилизующий клиента «вызов» (от лат. pro-vocare — взывать к). Например: «Ты знаешь, а я уже минут пять как перестал слушать, о чем ты говоришь...»;

• Гештальт, в свою очередь, поощряет симпатию: терапевт, как человеческая личность, вступает со своим клиентом в реальные отношения типа «Я/Ты». Он пробуждает у клиента осознавание (awareness) тех взаимоотношений, которые возникают между самим клиентом и окружающей средой (представленной терапевтом), и сознательно использует свой собственный контрперенос в качестве движущей силы лечебного процесса.

Таким образом, он проявляет интерес к своему партнеру и вместе с тем «центрируется на клиенте». Впрочем, точно так же можно сказать, что он «центрирован на самом себе»: он внимателен к своим собственным чувствам, возникающим у него здесь и теперь в присутствии пациента, с которым он в любой момент готов сознательно разделить эти чувства.

Странно выглядел бы Гештальтист, если бы он постоянно призывал своего клиента говорить от первого лица, сам никогда так не делая! Он не бывает нейтральным; он вовлечен в отношения, проявляя селективную открытость и контролируемое участие, оставаясь

предприимчивым и «активным» и вместе с тем «недирективным»!

Он откликается на действие и побуждает действовать другого, а это значит, что он взаимодействует, но само направление работы определяет не он. Подобно проводнику альпинистов или спелеологов, он находится в распоряжении клиента, сопровождая его на пути, который тот выбирает самостоятельно. Инициирует, предпринимает что-либо не сам терапевт («get out of the way» (уйди с дороги) — напоминал Гудман), хотя он и не остается пассивной безразличной всепринимающей фигурой.

В сущности его роль — позволять и благоприятствовать, а не понимать или делать: он не обгоняет и не тормозит клиента, а сопровождает его, оставаясь при этом самим собой.

Каталитик

Он не «аналитик», вскрывающий ситуацию, чтобы добраться до ее корней (от греч. ana — снизу вверх, в обратном направлении), а скорее «каталитик» — (изобретенный мной неологизм от cata — сверху вниз, с поверхности в глубину), он как бы обладает основными общеизвестными характеристиками химических катализаторов:

• он ускоряет и усиливает протекание реакций, сам в них не участвуя;

• он действует, будучи добавленным в очень малом количестве;

• он не смещает внутреннего равновесия, наоборот, он способствует скорейшему его достижению;

• сила его воздействия в значительной мере связана с его собственным физическим состоянием;

• по окончании реакции он оказывается в исходном, неизмененном состоянии.

Слово «неизмененный» здесь следует понимать в его этимологическом значении: он не становится другим (Французские слова inaltere и autre (неизмененный и другой) имеют общую этимологию. (Прим. переводчика.), а наоборот, он еще больше становится самим собой. Происходит его «трансформация», а не «деформация»: он как бы нашел для себя «лучшую форму», сильную «фигуру», правильный Гештальт — так же, впрочем, как и его партнер.

Да и вообще, такой каталитик не может существовать сам по себе, как, впрочем, и его клиент: все реакции и того и другого связаны с их интерференцией, а осознавание (awareness) терапевта направлено не на каждого из партнеров по отдельности, а на разделяющее и соединяющее их «переходное пространство», на всю пятиуровневую систему их взаимоотношений: телесных, эмоциональных, интеллектуальных, социальных и духовных (или «трансперсональных») — в соответствии с идеями системного подхода, который высказывается в пользу такой целостности, как «терапевт-клиент-в-окружающей-ближней-и-дальней-среде».

Перенос

Если интеракция своевременна и взаимна, то как при этом можно говорить о переносе в Гештальте?

Прежде всего, стоит соблюдать осторожность при употреблении термина вне его привычного контекста; ведь слово «перенос» уже приобрело особый, специфический смысл в психоанализе, и его беспорядочное использование было бы излишним.

Гештальт-теория специально подчеркивала тот факт, что «целое отлично от суммы его частей», каждая из которых обретает смысл только по отношению к целому; именно поэтому так важна осторожность в употреблении этого термина в контексте, столь отличном от психоаналитического!

Как бы то ни было, но все авторы указывают на центральное значение той встречи, в ходе которой устанавливаются отношения между клиентом и его терапевтом: «Психотерапия невозможна без встречи», — говорит Люсьен Израэль и дальше добавляет: «Способность к психотерапии неразрывно связана со способностью к встрече с другим человеком».

Уточним, что в любом психотерапевтическом направлении такая встреча имеет целью изменить не установившийся порядок вещей или ход событий, а внутреннее восприятие клиентом самих фактов, их взаимосоотношений и их разнообразных возможных значений.

Очевидно, что терапевтические интервенции стремятся преобразовать не внешнюю ситуацию, а личный опыт самого клиента. Психотерапевтическая работа способствует, таким образом, перестройке индивидуальной системы восприятия и умственных представлений.

Но в современных взглядах на этот вопрос не обязательно используется гипотеза о механизмах переноса. Ролло Мэй, один из основателей Движения гуманистической психологии, в одной из своих статей 1958 года так описывает свою позицию:

«На самом же деле пациент-невротик не «переносит» на свою жену или своего терапевта те чувства, которые он испытывал к своей матери или к своему отцу. Мы бы скорее сказали, что невротик в определенных областях так и не преодолел отдельные неразвитые и ограниченные способы поведения, непосредственно связанные с его детским опытом. И теперь он воспринимает жену или терапевта все через те же кривые, искажающие действительность «очки», через которые он раньше воспринимал мать и отца. Эту проблему следует объяснять в терминах восприятия и отношения к миру, что делает ненужным представление о переносе как о перемещении отдельных чувств с одного объекта на другой».

И чуть дальше он продолжает:

«Экзистенциальная терапия помещает перенос в совершенно новый контекст тех событий, которые происходят в реальной ситуации взаимодействия двух человек. Почти все, что пациент совершает в отношении терапевта в ходе терапевтического сеанса, содержит в себе элемент переноса. Но чистого переноса, который можно было бы просто арифметически объяснить пациенту, не существует. Сама по себе концепция переноса часто использовалась в качестве удобного защитного экрана, за которым клиент и терапевт прячутся от еще более тревожной ситуации прямой конфронтации» (May R.. Contribution of existential psychotherapy in Existence. New York, Basic Books, 1958).

Становится понятно, что следы прошлого не отрицаются, однако интересуют нас они такими, какими они проявляются сегодня, в настоящем, под влиянием создавшейся в данный момент ситуации взаимоотношений и всех особенностей взглядов и позиций их участников.

Именно поэтому терапевтическая работа направлена не только на выявление подавленных воспоминаний (почему), но также на обнаружение отклонений и искажений в актуальных отношениях (как). Если клиент более концентрируется на содержании своей речи или своих действий, то Гештальт-терапевт скорее интересуется формой, самим протекающим процессом: таким образом, между тем и другим наблюдается инверсия фигуры и фона — следующим образом схематично представленная Жаном-Мари Робином:

	для клиента	для терапевта
«фигура»	содержание: что, почему	форма, процесс: как, для чего
«фон»	форма, процесс: как	содержание: что, почему

При рассмотрении актуальных взаимоотношений Перлз (как и Роджерс) придерживается полюса здесь и теперь, занимая при этом преувеличенно неприязненную позицию по отношению к некоторым чрезмерно догматичным формам психоанализа, и даже доходит до отрицания значения механизмов переноса.

Большинство современных гештальтистов придерживаются другой точки зрения: они не оспаривают реальность существования и, более того, значимость явлений переноса, а задумываются — и случается, расходятся во мнениях — о том, насколько уместна их намеренная эксплуатация. Очевидно, что речь здесь идет о выборе терапевтической стратегии. cm.: Juston D. Le transfert en Gestalt et en psychanalyse. Pandore. Lille, 1990.

Решив вступить на определенный путь, я не отрицаю существования других дорог просто я выбираю ту, которая, по-моему, дает мне наибольший «оперативный простор» и оказывается наименее чуждой клиенту.Эта точка зрения касается не только использования переноса, но и вербальной расшифровки работы бессознательного или обращения к интерпретации.

Невроз переноса

Преднамеренное развитие у клиента невроза переноса — центральный элемент лечебного процесса в традиционном психоанализе. Его нельзя путать со спонтанными явлениями переноса, неизбежными — а также необходимыми — в любых терапевтических отношениях. Однако когда говорят о «переносе» вне психоаналитического контекста, то эти два понятия иногда смешивают.

В связи с этим обратимся к нескольким отрывкам из работ Саши Нахта (Nilcht.D. La Psychanalyse d'aujourd'hui. Paris, PUF, 1968. (Нахт (1901—1977) был вице-президентом Международной психоаналитической ассоциации (IРА) с 1957 пo 1969 год).

«...Отношения, которые начинает устанавливать больной со своим терапевтом, будут становиться все более и более прочными, однако они сохранят свою амбивалентную основу. Они разовьются и окрепнут вплоть до того, что полностью заполнят собой рамки аналитической ситуации. Они даже выйдут за эти рамки, чтобы стать, сознательно или бессознательно, самим средоточием жизни субъекта. Невроз, из-за которого он пришел лечиться, стирается и даже может исчезнуть, и на его месте возникает так называемый невроз переноса: «новая болезнь заменяет старую»

(Фрейд).— Последняя фаза излечения в психоанализе состоит в ликвидации этого невроза переноса.— «Однако, — продолжает Саша Нахт, — развитие невроза переноса не всегда идет по такому идеальному пути. Бывает так, что он, наоборот, становится основным источником трудностей для процесса лечения, который в случае особых препятствий может быть даже подорван. Так или иначе, но именно он в большинстве случаев ответствен за ту длительность, что особо присуща анализу».

В принципе, использование невроза переноса нацелено на воспроизведение, на актуализацию детского невроза с тем, чтобы тот стал доступным для лечения.

Вместе с тем мне хотелось бы подчеркнуть, что психоанализ— это все же терапия, работающая здесь и теперь, ибо в нем анализ и интерпретация самых существенных моментов происходит в соответствии с актуальным переносом.

И наоборот, в Гештальте — в противоположность все еще существующему мнению — постоянно всплывает прошлое (незакрытые Гештальты), иногда прошлое очень далекое, довербальное, архаичное. Однако оно становится доступным только в момент своего спонтанного проявления здесь и теперь. Таким образом, Гештальт-терапевт ни в коей мере не является узником настоящего. Как и психоаналитик, «он внимателен ко всему, что всплывает из прошлого в виде актуального воспоминания и, следовательно, должно обладать каким-то значением теперь» (Из интервью Лауры Перлз, взятого Эдвардом Розенфельдом (Гсштальт-журнал, Vol. 1.1978).

Было бы абсурдно пренебрегать корнями под предлогом интереса к цветам и плодам!

Но Гештальт-терапевт располагает более прямыми и, что особенно важно, менее болезненными для клиента, чем невроз переноса, средствами, с большой вероятностью способствующими проявлению инфантильных черт поведения. Это техники телесной и эмоциональной мобилизации, а также техника управляемых фантазий (waking dreams), позволяющие быстро вывести на поверхность часть архаического материала и устаревшие повторяющиеся паттерны поведения.

Таким образом, можно избежать длинного и сложного обходного пути через невроз трансфера, сводя этим к минимуму осложнения в повседневной жизни клиента и сокращая продолжительность лечения.

Спонтанные проявления переноса

Выше я говорил о неврозе переноса, а не о спонтанных явлениях переноса, которые, конечно же, будут стойко сохраняться, даже если терапевт сумеет выявлять их по мере возникновения (указывая на них и даже, при возможности, их эксплуатируя).

Когда в ходе сеанса индивидуальной терапии Валерия заявляет мне:

«Я отлично знаю, что ты никогда не принимаешь меня всерьез: мне никак не понять, почему ты не пришел на вернисаж моей выставки! А ведь она прошла с большим успехом и ты должен был бы гордиться мной! » — то совершенно очевидно, что она обращается скорее к родительскому образу, чем к реальному терапевту.

Простейшего столкновения с реальностью: «А почему это я должен был бы тобой гордиться? » — оказывается достаточным для осознавания клиенткой тех механизмов переноса, что проникают в ее поведение. Этот вопрос терапевта подтолкнет ее к поиску собственного удовлетворительного образа внутри нее самой, а не через «высочайшее» родительское уважение.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒