Критерии различения любви и аддикции

⇐ ПредыдущаяСтр 7 из 16Следующая ⇒

Указания Фромма на цельность в любви и акцентирование Греер самоактуализации и личной гордости - элементы позитивной концепции любви. Противопоставляя ее модели аддиктивной любви, мы можем выработать специфические критерии для оценки характера наших отношений. Эти критерии следуют из более общих стандартов различения аддиктивного и неаддиктивного подхода к жизни. Они являются пунктами, в которых отношения либо показывают здоровье и перспективу роста, либо склоняются к аддиктивности:

1. Имеет ли каждый любовник твердую уверенность в своей собственной ценности?

2. Улучшают ли любовников их отношения? По каким-то внешним меркам, стали ли они лучше, сильнее, привлекательнее, совершеннее или чувствительнее? Оценивают ли и они сами свои отношения по этим основаниям?

3. Сохраняют ли любовники серьезные интересы вне отношений, включая другие значимые личные отношения?

4. Интегрированы ли отношения в жизнь любовников в целом (в отличие от исключенных из нее)?

5. Могут ли любовники не опускаться до собственнических чувств и ревности к росту другого и к расширению его интересов?

6. Являются ли любовники еще и друзьями? Искали ли бы они общества друг друга, если бы перестали быть в первую очередь партнерами?

Эти стандарты представляют собой идеал, и, как таковой, он не может быть воплощен полностью даже в самых здоровых отношениях. Но, приняв тот факт, что каждые отношения вынужденно содержат некоторые элементы аддикции, мы можем все же сказать, что делает их в преобладающей степени аддиктивными. Это случается, как и в случае наркотической аддикции, когда единственное переполняющее увлечение чем-то или кем-то одним служит для отсечения человека от жизни, закрывания его для опыта, для того, чтобы сделать его менее открытым, сильным, свободным и позитивным в его взаимодействии с миром.

Межличностная аддикция не обязательно должна быть чем-то, происходящим один-на-один. Аддикт может сформировать последовательные или одновременные отношения: или потому, что никогда не допускает себя до серьезной вовлеченности, или потому, что не может найти партнера, который бы полностью его принимал. Во всех случаях, однако, в сердцевине аддикции находится ослабленное чувство самости. Аддикт использует отношения для того, чтобы изолировать себя от пугающего окружения. В результате этого уже изначально ослабленная самость перестает развиваться, и жизнь аддикта сжимается все больше.

Д.Лоуренс использовал термин " эгоизм на двоих", чтобы описать такую слишком разросшуюся, квази-постоянную связь между двумя любовниками. Как и любая форма аддикции, эгоизм на двоих объединяет людей, которые не достигли самозавершенности, которая дала бы им возможность прийти к переживанию Целостности в себе самом. В результате их влечет к объекту — любовнику — который может укрепить и обезопасить их неглубокую или фрагментированную часть. Но они попадаются в ловушку этого объекта, Кипу что, выполняя стабилизирующую функцию, он удерживает их от распространения вовне, где можно встретить других людей или столкнуться с новыми событиями. По мере усиления своей неадекватности и ригидности, каждый вынужден еще больше повисать " другом. Таким образом, они тянут друг друга во все более закрытые, изолированные и взаимно покровительственные отношения.

Партнеры по аддиктивным отношениям мотивированы более своей собственной потребностью в безопасности, чем признанием личных качеств другого. И поэтому то, чего они хотят друг от друга больше всего это убежденность в постоянстве. По этой причине они, вероятно, будут требовать от партнера безусловно принимать себя такими, какие они есть, включая пороки и странности. Взамен они готовы пассивно сносить подобные же выкрутасы в натуре другого. Фактически, для того, чтобы оправдать свою тотальную вовлеченность, любовники могут объявлять особенности друг друга стандартом привлекательности. Таким образом они создают приватный мир, в который другие не могли, да и не хотели бы входить.

Такие любовники, конечно, требуют друг от друга определенных изменений. Но такое приспособление осуществляется исключительно друг к другу, не приводя к возрастанию способности иметь дело с другими людьми или средой. Наоборот, изменения, которых один партнер требует от другого, чтобы он лучше удовлетворял его потребности, почти всегда являются вредными для общего развития другого как личности. Любовников не заботит то, что их " внутреннее" приспособление ослабляет их в целом. Фактически, снижения способность справляться с кем-то или чем-то другим приветствуется в партнере как более сильная гарантия его преданности. Вот почему ревность и собственничество являются такой большой частью аддиктивной любви. Вот почему аддикт на самом деле надеется, что его любовник не будет встречать новых людей и наслаждаться миром, поскольку это принесло бы конкурирующие связи и интересы, которые бы сделали его менее зависимым от партнера. Как показывает проницательный анализ Жермен Греер, " отличительный признак эгоистической любви, даже когда она маскируется под альтруистическую, заключается в отрицательном ответе на вопрос: " Хочу ли я того, чтобы мой любимый был счастлив, больше, чем того, чтобы он был со мной? " Как только мы обнаруживаем, что стараемся быть необходимыми, поддерживая уязвимость своих любимых, мы должны знать, что наша любовь приняла форму социально санкционированного эгоизма. Каждая жена, которая трудится как рабыня, чтобы оставаться хорошенькой, готовит любимую еду своего мужа, увеличивает его гордость и уверенность в себе в ущерб его чувству реальности, старается быть его самым близким, а лучше единственным другом, поощряет его к отказу от согласования своих мнений с кем-либо еще, когда им можно находить подтверждение в ее объятиях, привязывает к себе супруга стальными обручами, которые будут душить их обоих. Каждый раз, когда женщина заставляет себя смеяться над сотый раз услышанной остротой мужа, она предает его. Мужчина, который смотрит на свою женщину и говорит: " Что бы я без тебя делал? ", уже разрушен. Женщина одержала полную победу, но эта победа — Пиррова. Они оба пожертвовали столь многим из того, что изначально делало их достойными любви, ради того, чтобы построить симбиоз взаимной зависимости, что вряд ли они теперь составят вместе одно человеческое существо".

Парадоксально, но в момент, когда они отвергают остальной мир — когда они нуждаются друг в друге больше всего — любовники становятся наименее критичными и способными осознавать друг друга в качестве уникальных индивидуальностей. Партнер просто здесь, как совершенно необходимая точка уверенности в запутанном и опасном мире. При этих условиях принятие другого — это не распознавание целостности данной личности. Там, где потребность друг в друге столь интенсивна, в умах любовников нет места для такого понимания достоинства, своего или партнера. Их недостаточное чувствование себя заставляет их желать впитать друг друга, и именно недоразвитие самости и способности выражать свою индивидуальность делает возможным для них такое поглощение.

И далее, крайняя недостаточность интереса любовников друг к другу опровергает романтическое представление об аддиктивной любви как о некоей сильной страсти. Интенсивность, которую мы видим, исходит из отчаяния, а не из желания узнать друг друга получше. В здоровых отношениях растущая привязанность к другому человеку сопутствует возрастающему признанию и высокой оценке этой личности; это те любовные отношения, в которых два человека постоянно находят друг в друге новые грани, которые восхищают и приносят наслаждение. В аддикции же очевидна не интенсивность страсти, а ее мелкость. В таком сорте отношений нет эмоционального риска или, по крайней мере, аддикт старается исключить этот риск настолько, насколько возможно. Из-за того, что он так уязвим, аддикт стремится в своем воображениии к безупречной неуязвимости. Он отдает себя только в обмен на гарантии безопасности.

С этой точки зрения, любовь с первого взгляда становится так же понятна, как и пристрастие к героину с первого укола. Описание своего первого приема героина аддиктом в " Дороге в Н" может быть с тем же успехом применено к переживаниям аддиктивных любовников: " Я чувствовал, что всегда хотел чувствовать себя именно так, как тогда". Оба аддикта открыли для себя что-то утешительное, что, как они надеются,

никогда не изменится. Находясь в смятении своего внутреннего мира, они вдруг узнали одно ощущение, которое единственное, как они чувствуют, может принести им покой.

Аддиктивные любовники видятся все чаще и дольше, чтобы сохранять это безопасное состояние. Они буквально поселяются друг в друге, требуя все более частого взаимодействия, пока не обнаружат, что находятся постоянно вместе и не способны перенести значительной сепарации. Когда они разделены, они тоскуют друг по другу. Два человека срастаются до такой степени, что (как в нашем примере Вики и Брюс из Главы 1) ни один из них не чувствует себя целым человеком, будучи один. Это — развитие толерантности в любовных отношениях. Возбуждение, которое изначально сводило любовников вместе, рассеялось, однако они меньше, чем ранее, способны критически отнестись к своей договоренности. Они не могут расстаться, даже если контакт перерастает в постоянный конфликт.

Как в случае с героином и его безвозвратно ушедшей эйфорией, или с сигаретами, привычно выкуриваемыми в излишке, что-то, изначально призванное приносить удовольствие, держится более прочно после того, как перестало выполнять эту задачу. Теперь это поддерживается скорее негативными, а не позитивными соображениями. Любовный партнер должен быть здесь, чтобы удовлетворять глубокую, болезненную потребность, иначе аддикт начинает ощущать боль отнятия. Его эмоциональная безопасность настолько зависит от этого другого индивида, вокруг которого он организовал всю свою жизнь, что быть лишенным любовника — невыносимый удар для системы его существования. Если мир, построенный вместе с любовником, разрушен, то он отчаянно пытается найти какого-то другого партнера, чтобы восстановить искусственное равновесие. Потому что (так же, как в случае с героином и другими аддикциями) для аддиктивных любовников крайне травматично вновь входить в широкий мир, связь с которым они потеряли. " Это было так, словно я потерялся в мире сновидения" говорит такой аддикт, " Я думал, что все, что мы делали, было так здорово, а теперь я вижу, как все это было тошнотворно".

Аддиктивная природа подобных отношений становится очевидной, когда они заканчиваются внезапным, полным и мстительным разрывом. Поскольку отношения были для человека единственным существенным контактом с жизнью, их удаление неизбежно ввергает его в состояние мучительной дезориентации. Из-за тотальности предшествующего вовлечения, его окончание должно быть весьма бурным. Таким образом, для двух людей, которые были самыми близкими друзьями, становится возможным вдруг переключиться и возненавидеть друг друга. Это - следствие того факта, что все это время каждый из них думал больше о себе, чем друг о друге. Эксплуатация, пропитывающая все их отношения, просто становится более открытой, когда происходит разрыв. В этом случае двое бывших любовников меняют свое эмоциональное отношение настолько, что, возможно, будут стараться повредить друг другу. Такое предательство наиболее поразительно, когда любовник обрывает выстроенные отношения, обнаружив нового партнера, который лучше удовлетворяет его потребности. Только там, где " любовь" является приспособлением для обслуживания самого себя, внешнее событие может разрушить те чувства, которые два человека, предположительно, питают друг к другу. Случайное, кажущееся невинным соединение аддиктов в пару более непостоянно и деструктивно, чем объединение людей, привыкших испытующе и с сомнением относиться к своей жизни и к своим отношениям.

При наличии готовности исследовать свою мотивацию и поведение по отношению к другим, идея аддикции может выглядеть не как угрожающий диагноз, но как средство повышения осознавания некоторых опасностей, которые очень обычны в любых отношениях. Установив, что же является антитезой аддикции, мы можем очертить идеал, которому противоположны тенденции к самоподавлению и подавлению других, которые могут возникать в любви. Очень важно удерживать аддиктивные элементы, которые где-то присутствуют в любых человеческих контактах, от превращения в цветущие буйным цветом аддикции. И по меньшей мере так же ценно развивать позитивный жизненный потенциал, который в них тоже существует.

Любовные отношения, как выяснил Эрих Фромм, утверждаются на основе психологической цельности и чувства безопасности вступающих в них индивидов. Исходя из своей собственной целостности, любовники ищут возможности продолжающегося, непрерывного роста друг для друга и для своих отношений. Уважая людей такими, какие они есть и какими были, и ту жизнь, которую каждый из них построил, они стараются поддерживать свои прежние интересы и привязанности. Там, где возможно, они хотят включить их в отношения, чтобы расширить свой общий мир. Но также они отводят время (и чувства) для тех занятий или дружб, которые было бы невозможно или неуместно предлагать друг другу.

Поскольку они являются хорошо уравновешенными личностями до начала отношений, их подход к ним не отличается неистовством. Их может страстно влечь друг к другу, они могут испытывать большое желание стать лучшими друзьями. Но также они понимают, что существуют пункты, в которых попытки оказать давление или чрезмерная интенсивность вредят тому, чего они желают. Они принимают потребность другого в уединении, разность своих точек зрения и вкусов. Они понимают, что принуждение к определенным решениям или декларациям неразумно и крайне саморазрушительно. Они учитывают то, что узнавание двумя людьми друг друга и изучение ими степени и глубины своей совместимости требует времени. Они могут теперь перенести на свои отношения те добрые чувства, которые испытывают друг к другу — как к цельным, надежным и разумным людям.

Что делает эти отношения осуществленными для них, что убеждает их в том, что это любовь? Ощущение и видение того, что то, что они имеют, будучи вместе — это нечто особенно стоящее среди альтернатив, которые есть у каждого из них. Эта перспектива, вовсе не делающая отношений сухими или безэмоциональными, дает им возможность отдавать безоговорочно, как зрелым людям, которые знают, почему они любят и жертвуют, и почему они могут вдохновить на подобные чувства кого-то другого. Они ясно понимают тот факт, что их выбор друг друга исходил у обеих сторон из чего-то другого, нежели отчаяние, и, таким образом, не может быть изменен случайным дуновением ветра. Им нет резона сомневаться в том, что их чувства друг к другу истинны, прочны и долговременны, и, следовательно, исследование жизни как внутри отношений, так и вне их не вызывает опасений.

Побуждение к исследованию — жизненный инстинкт таких людей: они были растущими существами до своей встречи, и они приступают к объединению в качестве позитивного выбора продолжения роста, в это время осуществляемого вместе (хотя и не исключительно) с другим человеком. Любовники подходят к самим отношениям как к возможности для роста. Они хотят понять больше в них, в себе и друг в друге. По этой причине любовные отношения по необходимости становятся глубже — из-за опыта, который любовники разделяют, и из-за их постоянного желания раскрыть новые грани своей связи и лучше понять старые. Каждый из любовников хочет и сам стать лучшим человеком, и чтобы другой стал лучше. Это желание исходит одновременно из любви к этому человеку и желания, чтобы с ним или с ней случилось все самое лучшее, и из знания, что это сделает его или ее более стимулирующим, удовлетворяющим, счастливым человеком для любви и совместной жизни.

Чтобы эти вещи произошли, любовные отношения обязательно должны быть помогающими. Любовники должны поддерживать друг друга в своих слабых и сильных областях, хотя и с разным подходом в каждой. Первое понимается как что-то нежелательное, что, может быть, трудно исправить. Второе приветствуется, вызывает восхищение, используется и развивается. В обоих случаях присутствует любящее внимание, признание индивидуальности друг друга и стремление выявить друг в друге лучшее. Это может требовать мягких, но постоянных напоминаний, с одной стороны, или поощрения и поздравлений с другой. Нo цель и того, и другого одна: поддержка ради того, чтобы партнер стал самым лучшим человеческим существом, исходя из действительно заложенных в нем способностей.

В то время как невозможно преувеличить роль взращивающей, питающей и утешающей стороны любви, также правдой является то, что сама любовь многого требует и иногда утомительна. Разница между аддикцией и любовью в том, будут ли требования предопределены и непосредственно направлены на обслуживание себя, или они будут служить некоему большему смыслу индивидуального и взаимного прогресса. Изнурение, которое иногда порождает интенсивный контакт двух людей, может быть вызвано как отвращением к себе и отчаянием аддикции, так и нетерпением и ужасом от вида запущенных проблем и жизненных вызовов, оставшихся без ответа. Человеческие эмоции обязательно влекут за собой риск. Он может быть связан с возможностью катастрофического разрыва жесткого супружества каким-то новым, неожиданным переживанием; или с возможностью того, что два человека, которые не позволяют своим жизням быть полностью предсказуемыми, будут развиваться в разных направлениях. В любви всегда присутствует эта опасность; отрицать ее — значит отрицать любовь. Но там, где любовники были искренни и самостоятельны, и где они действительно любили, разделение — совершаемое с болью и сожалением - не будет их концом как индивидуальностей или как любящих друзей.

Это чувство экзистенциальной уверенности в себе и в своих отношениях трудно достижимо и может встречаться в очень редких случаях. Множество социальных сил работают против него и, в результате, как это ни грустно, легче найти примеры аддикции, чем самоосуществления в любви.

ГЛАВА 5

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒