РАЗМЫШЛЕНИЯ НА КНИГУ НЕИЗВЕСТНОГО АФОНСКОГО ИСИХАСТА

РАЗМЫШЛЕНИЯ НА КНИГУ НЕИЗВЕСТНОГО АФОНСКОГО ИСИХАСТА

«ТРЕЗВЕННОЕ СОЗЕРЦАНИЕ»

РАЗМЫШЛЕНИЯ НА СЛОВО ПЕРВОЕ

«Всегда должен ты испытывать и рассматривать, а потом верить» (прп. Григорий Синаит «О прелести» Добротолюбие. т. 5).

Так и подобает нам приступить к нашумевшей в церковной среде книге неизвестного афонского исихаста «Трезвенное созерцание». Те мысли и чувства, и дух, сокрытый в этой книге, не могут не навести на мысль об опасности и заблуждениях, таящихся в них, не имеющих ничего общего ни с учением святых отцов, ни с традицией исихазма в целом. Ведь если по святителю Игнатию Брянчанинову «начало зол - ложная мысль, источник самообольщения и прелести» («Слово о Прелести»), то великая в том есть опасность стать причастником этих мыслей и им последовать. Так что же настораживает в рукописи неизвестного исихаста?

Начинается она с осуждения «братьев монахов»: «ибо они не только не совершают как подобает созерцательного подвига, но и отвращаются, заслышав о трезвении…» (пролог книги). Автор не говорит, что они вообще не совершают созерцательного подвига, но совершают не как подобает.

Очевидно тому, как правильно подобает совершать этот подвиг и посвящена его книга с таким названием. Автор своё учение называет " новой благодатью", так как оно действительно сильно отличается от учения святых отцов, учивших об исихии. К этому сравнению и нужно нам приступить с помощью Божией.

Во-первых, он начинает своё учение с того, что «лукавый всегда обитает в сердце человека». В то время как прп. Каллист и Игнатий Ксанфопулы утверждают, что «злые духи гнездятся негде окрест (вокруг) членов сердца» (Добр. т. 5, стр. 392). Эта очень важная особенность в учении исихаста помогает понять и объяснить такие его яростные нападки и сокрушение до боли собственного сердца как престола сатаны. Но об этом будет речь далее.

В Слове же Первом автор начинает научать, что сначала надо " подготовить чистое сердце для встречи Христа. Потом, когда он примет в сердце своём Христа, тогда может произносить молитву и непрестанно заниматься ею…" Чистота сердца есть высшая ступень христианской жизни и совершенство, «суббота истинная» как назвал её прп. Макарий Египетский (Добр. т. 1, стр. 267). А нам предлагают сперва прийти в чистоту сердечную, а потом заниматься молитвой Иисусовой.

Такой подход к духовной жизни с конца, тоже имеет свой смысл. Речь идёт о подготовке читателя к необходимости болезненного сокрушения сердца, к которому так тяготит и настойчиво призывает неизвестный автор. В том же Слове: «Когда таким образом молитва будет произноситься много раз, тогда начнётся боль в груди изнутри, что называется молитвой с сокрушением».

Теперь же посмотрим, что по учению святых отцов является молитвой с сокрушением. Прп. Григорий Синаит учит: «…Умно исповедоваться Ему (Христу), в чём погрешает, который тотчас и прощает в смирении и сокрушении просящим прощения, и святое имя Его всегда призывающим» (Добр. т. 5, стр. 218).

Здесь мы видим, как происходит подмена понятий. Если по прп. Григорию это исповедание и покаяние, то там это боль сердечная, и опять же это не случайно. Кстати сказать, вся книга исихаста построена по принципу: «чем во лжи больше правды, тем лучше ей верят». Автор выдерживает подвижнический стиль речи словами о трезвении, чистоте, цитатами Священного Писания и, когда внимание читателя ослабнет, тут же проводит ту или иную свою мысль, увлекающую читателя в нужном ему направлении.

В этом же Слове Первом исихаст повествует о человеке, который стоит в Церкви, но к нему не приходят ни умиление, ни небесная любовь. Такого человека он сравнивает с неплодным деревом, которое должно быть посечено и ввержено в огонь. Это если не вспомнить, что в храме среди молящихся есть и новоначальные, и немощные, и больные, разумеется в силу своего положения не имеющие ни духовной любви, ни умиления. И вот предлагается их сразу в огонь. Безо всяких пояснений?

Для чего это делается, становится понятным, когда тут же описывается как в храм входит и становится посреди них достойный: как только он войдёт в церковь сразу бывает охвачен и окружен истинным и живым благоговением перед Богом и т.п. «Он созерцает умными очами как сия благодать непостижимо сходит с Неба подобно росе на верх главы (обратим внимание) и с главы разливается по всему телу».

Прп. Григорий Синаит научает нас: «Ибо чуждая прелести молитва есть теплота с молитвою к Иисусу ввергающему огнь в землю сердца нашего, теплота, попаляющая страсти, как терния, вселяющая в душу веселие и тишину и приходящая не с десной и не с шуей стороны или выше, но в сердце источающаяся» (Добр. т. 5, стр. 225).

Далее, в том же Первом слове исихаст наслаждается и многими другими божественными и небесными помыслами. Тема наслаждения - ещё одна очень важная черта «духовности» исихаста. И он, и мы, не раз ещё будем вынуждены её касаться.

Следующая черта, просматривающаяся в наставлениях, что живое и огненное действие божественной любви дано «небесному человеку», соразмерно тому подвигу, который он предпринял в молитве. Святые отцы свои подвиги вменяли ни во что, и учили, что благодать мы от Господа получаем туне (даром) за смирение. Но не то мы видим - но видим подход юридический - сколько я потрудился, столько Ты дай.

Новый и небезопасный способ предлагается для борьбы с прилогом вражиим: «И когда диавол принесёт прилог, пусть тотчас восстанет ум и сильно-сильно сокрушает сердце молитвой, пока оно не заболит».

То есть бить надо не прилог, а своё сердце. Но ведь прилоги враг рад приносить всегда, и днём и ночью, и, верно, очень доволен, что бьют не его, а сами себя. Как же действительно святые отцы учат побеждать прилог вражий? Прп. Филофей Синайский учит: «Должно мужественно и неотступно стоять у двери сердца, с крепкою памятию о Боге непрестанною в душе Иисусе Христовою молитвою и сею мысленною стражею убивать всех грешников земли, т.е. верною усиленного и горе восхищающую. памятию о Боге посекать начала и брань воздвигающих помыслов» (Добр. т. 3, стр. 2). Кроме сего, есть ещё способ, который предлагает Старец Порфирий Кавсокаливит - вообще не обращать внимание на помысел и возносить ум горе к Богу. Однако ни слова о биении по собственному сердцу.

РАЗМЫШЛЕНИЯ НА СЛОВО ВТОРОЕ

В Слове Втором исихаст говорит о необходимости наставника для научения молитве. Что же, очень разумно. Но что мы видим дальше? Автор повествует о брате (о себе или нет – не ведомо), который, желая научиться умной молитве, просит у Бога извещения об умной молитве, дабы научиться ей. Ему является Ангел в виде «некоего известного ему монаха, которого он знал как совершенного в этой молитве». Получается, он знает непрелестного наставника, но не идёт к нему учиться молитве, а просит лично Бога об извещении о молитве.

Итак, явление Ангела. Мы знаем о явлении Ангелов многим святым. Знаем о явлении Ангела прп. Пахомию Великому как раз по такому же поводу. Ангел научал Пахомия уставу о монашеской жизни, в том числе и молитве Иисусовой. Явление было мирным, светлым, разумным.

Что мы видим тут? Когда Ангел говорил молитву, он «проливал пот, харкал кровью», «действием молитвы умиротворил гневное и свирепое лицо» и т.п.

Все действия «Ангела» чисто внешние и телесные – ничего общего с Ангелом Пахомия - мудрым и сильным.

В том же Втором Слове автор описывает видение геены огненной. Мы знаем о видении святых геены и ада, знаем о том сострадании и слезах, пролитых за находящихся в тех местах. Прп. Макарий Египетский, только услышав о муках находящихся там душ, прослезился о них. Что же видим тут? «Помышляя в себе о том и подобном тому, добрый подвижник воздыхает из глубины себя и, чем больше воздыхает, тем более возвышается от земного к небесному». Здесь забота о своём собственном преуспеянии, а не сострадание ближнему.

РАЗМЫШЛЕНИЯ НА СЛОВО ПЯТОЕ

Слово Третье и Слово Четвертое опустим.

Отметим, что нет абсолютно никакого желания, ни намерения создавать впечатление, что вся рукопись исихаста неправильная. Это было бы и неразумно, и несправедливо. Речь идёт только о сомнительных мыслях и ощущениях, которые предлагает нам автор, предлагая им последовать. А так как в рукописи их обретается много, то уже нет возможности списать их на описку или плохой перевод, а просматривается целое направление, отличающееся от пути священнобезмолвия, проложенного святыми отцами и оставленного для ищущих сего пути. Если делание святых отцов более есть умно и душевно, а телу уделяется умеренное значение, то неизвестный исихаст, напротив, уделяет именно телесным движениям и изменениям важное и преувеличенное значение.

В Слове Пятом проводится мысль о том, что когда подвижник теряет слёзы, то ум его затуманивается и становится слепым. И только слёзы могут опять ему вернуть зрение.

Но прп. Силуан Афонский говорит, что слёзы, как сила телесная, имеют способность истощаться и кончаться. Однако уму это вреда не приносит и не может принести. У неизвестного исихаста всё строго наоборот, и это от того, что в его духовности чрезвычайно большое место и значение уделяется внешнему и телесному, но, как уверяет он, «не все вмещают то, о чём говорится здесь». И опять далее о слезах, мочащих лицо, одежду, землю, и ни слова о печали ума, о плаче сердечном, о смирении.

Кстати, о смирении души и сердца у исихаста вообще не принято говорить, но зато о разрезании груди, о подвигах, о боли тела и т.п. И опять там же и о том же: «Эти слёзы дал тебе Бог, чтобы обучить тебя Небесному Царству». Такое завышенное значение слёз телесных очень свойственно неизвестному исихасту и везде присутствует в его наставлениях.

Далее после пространного философствования о сердечном покрывале внушается очередная мысль: «Если ты желаешь с помощью понуждения сердечной молитвы разорвать это умопостигаемое покрывало… и сразу изгладить все свои грехи.. в этом тебе поможет молитва с понуждением». Т.е. не Господь Иисус Христос изглаживает все грехи, а молитва с понуждением. Вроде бы мелочь, к словам прицепился, да нет, из маленьких цветных камешков смальты и состоит вся мозаика, вся картина. Убери в нужном месте два-три камешка, и не увидишь всего замысла картины. Так из таких слов, мыслей составляется вся общая картина учения, его дух.

Как учит свт. Игнатий Брянчанинов: «Прелесть действует первоначально на образ мыслей, будучи принята и, извратив образ мыслей, она немедленно сообщается сердцу, извращает сердечные ощущения, овладев сущностью человека, она разливается на всю деятельность его, отравляет самое тело» (Слово о Прелести).

Далее в Слове Пятом исихаст научает что умопостигаемая боль рождает хмурость лица. А хмурость лица и угрюмость вида содержит и сохраняет сердечную боль. Были преподобные отцы строгие, но не известны угрюмые. А плодом умного делания был плач, а не хмурость лица.

В том, что это целое направление новой «духовности» нетрудно убедится. Далее: «Боль приносит воспоминание боли и страданий Христовых. А когда ты страдаешь вместе со Христом, тогда надеешься и прославиться вместе с Ним. Известны слова Апостола Павла: «Если с Ним страдаем (со Христом), с Ним и прославимся». Но Апостол пишет о скорбях христианина в земной юдоли, о гонениях за Имя Христово. Неизвестный же исихаст имеет в виду нечто другое, а именно страдание вместе со Христом, о котором тот же Апостол учит, что Он один понёс наши немощи и болезни. Страданию же вместе со Христом не учили ни Святые Отцы, ни Апостолы. Зато это неотъемлемая черта католической мистики (Франциск Ассизский, Шарль де Фуко, Фаустина Краковская и др.).

Весь, так называемый «крестный путь», т.е. молитвы с воображением перед изображениями страдающего Христа, весь на этом и построен. И к тому же Апостол Павел говорит о том, что христианин прославится за скорби и страдания, понесённые в земной жизни. А неизвестный автор надеется прославиться за страдания со Христом.

Далее в том же духе: «Прежде чем заболит твоё сердце, ты совершенно не чувствуешь благодати (? ) и сладости христианства и не обладаешь никаким истинным извещением о своём спасении…». Выходит, свидетельством о спасении является боль сердечная? Под любыми предлогам нас настойчиво учат искать именно боли сердечной - это случайно? Не думаю. И далее: насколько ценно и сладко это имя Христово знают и ведают только те, в ком пребывает боль молитвы. А ангелы на небе тоже с болью молятся? Ведь тогда и они не знают ценности имени Христова. Куда же он относит тех христиан, которые молятся с благоговением и смирением, по временам и с умилением, но без боли в сердце? Там же он пишет: «такой человек совершенно бесчувствен ко спасению своей души».

Не то он пишет о себе: «Такой человек (у которого болит сердце) сроднился со Христом… он знает и удостоверился в том, куда пойдёт его душа, когда выйдет из тела».

Авва Илия сказал: «Я страшусь трёх вещей: именно того, когда душа будет исходить из тела, когда я должен буду предстать Богу, и когда будет произнесено последнее о мне определение» (Древний Патерик о сокрушении). Очевидны познание себя и расположение преподобных отцов и совсем иной взгляд на себя у автора.

Дальше постепенно читатель подводится к ещё одному очень важному моменту в мистике нового исихазма. После навязчивых и неотъемлемых призываний искать сердечную боль автор пишет: «Прежде чем придёт боль, душа уже скачет и радуется потому, что уповает на скорее духовное наслаждение». Тема наслаждения вторая ключевая сторона учения неизвестного исихаста, к которой он уверенно и неотступно подводит своих последователей. А пока, продолжая и развивая своё учение, он учит: «Эта боль является великим даром, который посылается от Бога подвижникам и любящим Его. А без неё никто (? ) не видит Бога.

Господь Иисус научает: «Блаженны чистые сердцем яко они Бога узрят» (Мф. гл. 5). А здесь нам предлагается не просто новый способ узреть Бога, но и единственный, в противовес словам Спасителя. Настораживает и само отношение исихаста к Спасителю и Господу Иисусу Хрусту. Он описывает: «Когда человек обходит невещественные и небесные предметы («вознёсшись в Пренебесная Пренебесных»), он находит Того, ради любви которого трудилось сердце и болела грудь, которого Пророк Исайя видел сидящим на Престоле Славы... «Эта боль удостоила его не только такой чести, благодаря ей человек припадает в объятья Самого сладчайшего Иисуса и Вседержителя Господа… человек сладко лобзает сладкого и превыше всякой сладости сладчайшего своего Владыку и Христа». Причём не спрашивая о том ни позволения Сидящего во Славе Господа, ни его согласия - неужели собственные достоинства и значимость совсем затмили ум человека? Так и хочется сказать слова ирмоса: «ужасошася всяческая».

Вспомним: Православная церковь на иконе Деисус изображает сидящего во Славе Господа и Бога Иисуса Христа. Пред Ним в великом благоговении предстоят Пресвятая Богородица и святой Иоанн Предтеча. Предстоят, смиренно склонив голову пред Владыкой, взирая с немного опущенным вниз взглядом очей.

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ

И последнее, это видение автора о своей книге. Начинается оно с того, что исихаст упоминает о своих огромных трудах. Так он их сам видит и внимает. Дальше он описывает свой сон. Он описывает Господа как Архиерея, служащего Литургию. И вот во время служения исихаст подошел и обнял Его. Конечно, это сон. Во сне чего не бывает, но все-таки показывает настрой человека.

Он спрашивает «Господа» о том, при помощи Благодати написана его книга или нет. Не менее странный ответ. Признаком, что она написана от благодати, является умиление, которое было во время написания книжицы, (Фома Аквинский, например, когда писал свою «Сумму Богословия», не только находился в умилении, но и в исступлении ума, он диктовал трем секретарям одновременно и на разные темы, так что умиление - ненадежный признак). Про нашего писателя сказано тоже, что он не мог писать со свободою ума, но только под действием «умиления».

И последнее: Спаситель повелевает ему спрятать книжицу до времени, когда он пожелает ее выслать с Афона. Напомним, это сон и речь идет не о реальном Спасителе. И все же он как-то не похож на того господина, который осудил раба неверного и лукавого за то, что он скрыл данный ему талант в землю. А тут повелевает скрыть, причем не на год и даже не на десять - на целых сто лет. Для себя мы видим практические соображения, впрочем, не выдаем их за истинные.

Чтобы понять суть, нужно перенестись мыслью во времена неизвестного исихаста. Это было цветущее время Афона. О нем повествуется в книге «Афонские подвижники XIX века». В то время было много опытных отцов-исихастов: Арсений духовник, Хаджи Георгий, Григорий Дидаскал и многие другие. Если бы в их время была открыта эта книжица, она была бы уличена, и раскрыт дух, таящийся в ней. В начале ХХ века, во время Калинника Исихаста, Даниила Катумакского, Силуана Афонского, тоже не могла быть явлена. Старец Калинник - его богословский ум проник и распознал современное ему уклонение некоторых исихастов в Имя Божие. После них восходит высокая духовная звезда Иосифа Исихаста. И речи не могло быть, чтобы эта рукопись появилась.

Старец Иосиф имел дар рассуждения и мог различать все козни и уловки вражии. Она почил 1958 году. Но и тогда рукопись была явлена не сразу, дух, ее скрывавший, еще присматривается к ученикам старца Иосифа. И видимо, когда убеждается, что ничего подобного по высоте нет и не предвидится, рукопись находят и обнародуют.

Нам бы не хотелось умалять высоту или значение учеников Старца Иосифа. Да сохранит Господь и от мыслей таких. Вспомним, что говорит Апостол Павел: «Иному дается рассуждение духов (различение), иному дарования исцелений тем же Духом» (1Кор. гл.12). У Старца Иосифа дар различения духов был, как повествуют его ученики... его ученикам даны иные дары тем же Духом, иному вера, иному пророчество и т.д. Ведь человек получает дары не по своему желанию, какие захочет. Но какие Господь соблаговолит на пользу Церкви.

Впрочем, это наше скудное рассуждение, никакого значения не имеющее. Если кто скажет иное, более правильное, рассуждение и о рукописи, и о наших мыслях о ней, буди благословен.

И последнее. Мы не хотим кого-либо смутить своими мыслями и размышлениями по поводу книги «Трезвенное созерцание». Но, как сказал один известный старец Кавказский: «Не люблю ходить там, где опасно». Такова была и цель наших рассуждений. Ибо, где есть опасность для души, там нужно быть крайне осторожным. Так было раньше, так есть и сейчас, вероятно, так будет до скончания века.

_____________________

(…) Еще хочется сказать об одном странном совпадении. В «Афонских подвижниках благочестия XIX века», то есть современных по времени нашему автору, в главе о старце Авраамии, греке, есть рассказ о монахе Пахомии. Так вот, современные ему отцы считали его в тонкой прелести. Сам Пахомий (как и наш автор) считал себя рукоположенным свыше. Почти не было примеров равных ему в подвижничестве. Рассудок его чист, суждения здравы и взгляды верны. Но, если заговорить о духовнике, это приводит его в негодование. Пахомий считал себя равным патриарху и, если епископ бы сделал ему метание (земной поклон), то он бы его благословил. Сам он не причащается (у других, надо думать) потому, что не хочет никому из иеромонахов сделать метание. Жил на пути на Карулю. Прежде он жил в монастыре Симона-Петра, потом в пещерах в разных местах (наш автор тоже упоминает пещеры). Пахомий был жив еще в 1870 году, когда повествовал о нем Авраамий, живший недалеко от него. Вот такой уникальный случай, по многим параметрам сильно схожий с автором рукописи.

_____________________________________________________________________________