Исследование психологических аспектов плена

Война — это эпидемия жестокости, убийств, безумного, все­поглощающего страха, массового сумасшествия, тяжелых утрат, боли от ранений и травм, крушения ценностей, нечеловеческой усталости и всеобщего хаоса. Война создает множество сложнейших комбинаций, когда возможности человека оказываются на пределе. Но, пожалуй, самым худшим исходом войны для отдельного ее участника, а иногда тысяч и миллионов воинов, является плен.

Признание того, что солдаты любой, в том числе и своей, армии могут быть пленены, требует не просто трезвого взгляда на войну, но и определенного мужества. В нашей армии, к сожале­нию, на протяжении многих лет такая объективная реальность войны, как плен, просто игнорировалась, и практически всех военнослужащих, попавших в плен, относили к предателям. Та­кой подход, в конце концов, унижал нашего воина и само госу­дарство, где «предательство» приобретало гигантские масштабы. Между тем процент перебежчиков за годы войны не превысил 15 человек на 1 000 военнопленных. А это значит, что «быть плен­ным», «попасть в плен» и «сдаться в плен» — явления совершенно разные с нравственной, поведенческой, психологической и юри­дической точек зрения, так же как и «предатель», «изменник», «пленный» — характеристики совершенно разных личностей. Мы не поощряем сдачу в плен, но допускаем боевые ситуации, в ко­торых этого нельзя избежать.

Исследование показывает, что в некоторых вооруженных кон­фликтах плен как результат боевых действий иногда превосходит все другие результаты. В Русско-японскую войну было пленено около 70 000 наших солдат, в Первую мировую войну — свыше 3, 4 млн чел., в Великую Отечественную войну — свыше 4, 5 млн [214, с. 371]. Между тем за все годы войны, по официальным докладам «наверх», попало в плен 36 тыс. наших воинов, а миллионы чис­лились пропавшими без вести. До сегодняшнего дня, по словам генерала армии М. Шкадова, пропавшими без вести числится около 3 млн человек [74, с. 5, 27, 530, 534].

Игнорирование реальности плена ведет к тому, что не учиты­вается один из важнейших факторов боеспособности войск.

Военные психологи, исследуя феномен пленения, работают в двух направлениях: 1) пытаются выявить основные причины плене-

ния военнослужащих, раскрыть факторы и специфику психиче­ских состояний, сущность личностных трансформаций, имеющих место у военнопленного, показать психологическую специфику условий его жизнедеятельности, выработать рекомендации по предупреждению попадания в плен и 2) исследуют эффективные методы допроса вражеских пленных, их использования в психо­логическом воздействии на противника.

Вместо указания одной причины — предательство, психологи выделяют как минимум пять групп причин: военные, психофи­зиологические, психологические, медицинские, идеолого-поли-тические.

Среди факторов, определяющих поведение военнопленного, выделяются мужество, патриотизм, вера, страх смерти, пыток, неизвестность, лишение сна, «сшибка» биоритмов, тоска и ску­ка, сенсорная депривация, унижения, голод, лишения, посте­пенное угасание надежды, усталость, взаимное недоверие плен­ных, одиночество и др.

Военная психология исследует психологические последствия нахождения в плену. В последнее время говорится о таком фено­мене, как «психоз колючей проволоки» («невроз возвратившихся из плена», «синдром концлагеря»), при котором, по описанию В.Франкла, проявляются беспокойство, чувство усталости, ухуд­шение концентрации внимания, возбудимость, непоседливость, ослабление памяти, раздражительность, вегетативные симптомы, депрессии и головные боли, 78 % людей жаловались на ночные кошмары — им снился концлагерь. В целом ряде случаев до прояв­ления подобных многочисленных симптомов проходило шесть и более месяцев, затем нередко наблюдалось замедленное протека­ние, в некоторых случаях без тенденции к выздоровлению. Так, многие еще через четыре года после возвращения домой страдали от последствий пребывания в концлагере, а у 44 % вернувшихся это приняло хронические формы [258, с. 147, 150].

В психике пленных происходят заметные сдвиги в сторону ин­фантильности. В отношениях друг с другом они могут вести себя по-детски, ссориться из-за пустяков, плакать, если сосед забира­ет у них какую-нибудь ничтожную тряпку или щепку; испытывать бессилие, вялость, пытаться бить друг друга, не причиняя один другому ни малейшего вреда. Так же по-детски, беззлобно и естест­венно, мириться, не помня недавней ссоры [80, с. 197].

В целом можно сказать, что язык психологии и психиатрии слишком беден, чтобы выразить в понятиях все то, что наблюдает эксперт при обследовании этих людей.

Военная психология вырабатывает рекомендации по психоло­гической подготовке военнослужащих к выживанию в плену. В этих целях эффективными мерами психологической подготовки счи­таются информирование о сущности физических, нравственных

 

и психологических последствий плена и тренинг способов выжи­вания в смоделированных условиях плена.

Специальный тренинг проходит летный состав армии США, спецназовцы многих стран мира. В соответствии с этой програм­мой военнослужащие по 20 — 30 человек помещаются в условиях лагеря в грязный бункер, находящийся наполовину под землей. Некоторых из них помещают в клетки, пол которых залит зло­вонными помоями. С обучающимися по данной программе отраба­тываются темы: «Техника увиливания во время допросов», «Борьба с усталостью», «Здоровая фантастика в условиях полной изоля­ции», «Натравливание людей друг на друга», «Питание во время бегства», «Оказание первой помощи и самопомощи», «Контакты с охранниками» и т.д. Обучаемых «допрашивают», подвергают различным мерам физического и морального воздействия, при­учают к питанию неудобоваримыми продуктами, например ба­бочками, кузнечиками и др. [252, с. 187 — 188].

Кроме этого практически отрабатываются темы: «Термальная закалка», «Немедикаментозное обезболивание», «Тренинг одино­чества», «Тренинг допроса (что можно рассказать, как рассказы­вать)», «Тренинг побега и выживания».

Не менее важной задачей военной психологии является разра­ботка методов оказания психологической помощи лицам, бежав­шим (освобожденным) из плена. Согласно В. Франклу, «освобож­денный заключенный еще нуждается в психологической помощи. Само освобождение, внезапное снятие душевного гнета опасно в психологическом отношении. Эта опасность с характерологиче­ской точки зрения представляет собой не что иное, как психоло­гический эквивалент кессонной болезни» [258, с. 147].

Военная психология разрабатывает также приемы эффектив­ной работы с военнопленными противника. Американские и анг­лийские военные психологи анализируют эффективность таких, используемых на практике, способов допроса военнопленных, как убеждение, внушение, устрашение, психологическое изнурение (нарушение сна, «сшибка» биоритмов, ограничения в отдыхе, раз­дражающие ольфакторные, световые и звуковые эффекты, сенсор­ная депривация, социальная изоляция, помещение в «клаустрофо-богенное» пространство, монотония, скука, нарушение отправления естественных надобностей и др.), переформирование поведения (зомбирование), гипно-суггестивный допрос, медикаментозное воздействие, моделирование социальных ситуаций (игры в «пло­хого» и «хорошего» следователя, использование «подсадных уток», манипулирование гордостью и личным достоинством и др.) [123; 147; 153; 252].

Классифицируя методы воздействия на человека, Р. Ронин пи­шет, что они могут быть щадящими (внушение) и агрессивными (шантаж), простыми (запугивание) и изощренными (зомбирова-

ние), трудноуловимыми (нейролингвистическое программирова­ние) и дополняющими (фармакоуправление). Одни из них требуют лишь специфической подготовленности специалиста (убеждение, внушение, подкуп), а другие — еще и специальной аппаратуры (электрошок, подпороговая стимуляция и др.) [206], аппарат «электросон» и др.

Американские специалисты выделяют «советскую», китайскую и американскую системы допроса. Если первые два подхода опи­раются, по их мнению, преимущественно на убеждение, внуше­ние, психологическое изнурение, то американская система — на широкое применение наркопрепаратов, гипноза, абсолютную сен­сорную депривацию и социальную изоляцию, зомбирование, «вы­ращивание из человека растения», применение электрошокеров, аппарата электросна, полиграфа и т.п. [153].

В США изучение методов получения информации, в том числе у военнопленных, ведется непрерывно и интенсивно. Особенно активно разрабатываются направления исследований, связанные с использованием полиграфа («детектора лжи») и фармакологиче­ских препаратов («сывороток правды») [153]. С 50-х годов XX в. здесь реализуется ряд специальных исследовательских программ (BLUEBIRD, ARTICHOKE, CHARTER, MKULTRA). В интересах допроса испытываются комбинации депрессантов и стимулято­ров, различные газы в герметических камерах, аппарат «электро­сон», различные электрошокеры. Был создан «суперполиграф», встроенный в кресло, и др. Исследовалось влияние на способ­ность допрашиваемого сопротивляться психологическому давле­нию при воздействии на него ультразвуком, вибрацией, тряской, высоким и низким давлением, кофеином, утомлением, облуче­нием, изменением температуры воздуха и освещения [153, с. 59].

Военные психологи изучают типологические особенности нервной системы, темперамента, характера, ценностных ориен­тации допрашиваемых, их способность противостоять психоло­гическому давлению, уязвимость перед различными видами воз­действия.

Ясно, что работа с военнопленными связана с тонкими нрав­ственными явлениями, с международными правилами ведения войны. Если психолог привлекается к работе в этой сфере, то он должен сверять свою деятельность с этическим кодексом психо­лога.

В исследованиях психологических аспектов допроса так или иначе принимали участие великие представители психологиче­ской науки и практики. В частности, А. Р.Лурия разработал спо­соб исследования аффективных реакций человека, позволяющий фиксировать отражение изменения вегетативных функций (арте­риального давления, пульса, дыхания и т.д.) в речевых и двига­тельных процессах.

 

В ходе исследования испытуемому предъявляется ряд словес­ных стимулов, на которые он должен ответить свободной ассоци­ацией и одновременно нажать кнопку пальцами правой и левой рук. Изменение длительности и форм речевых и деформации дви­гательных ответов указывают на вызванное словом-стимулом эмо­циональное состояние. По существу, эта тестовая система пред­ставляет собой своеобразный детектор лжи.

По некоторым данным косвенно вопросами психологии влия­ния на людей в интересах ЦРУ занимались Г.Айзенк, Дж. Гит-тиннгер, Т.Лири, Г.Мюррей, М.Мид, Ч.Осгуд, К.Роджерс, Б.Скиннер и др. [153, с. 208 — 211]. Некоторые из них получали деньги в виде грантов лишь за то, чтобы придать легитимность и невольно замаскировать сущность деятельности созданного ЦРУ Общества экологии человека.

Отечественная военная психология разрабатывает конкретные психологические рекомендации военнослужащим о правилах эф­фективного поведения в плену и на допросе. Это в первую очередь касается военнослужащих с повышенным риском попадания в плен (летчики, десантники, разведчики, диверсанты и т.д.).

Еще в начале XX в. Н. Краинский писал, что одним из приемов деморализации неприятельской армии является воздействие на нее через пленных. Когда «распространяется слух о мягком обра­щении с пленными, целые толпы охотно сдаются в плен. Милли­оны пленных — тому доказательство... Командующему остается лишь поощрять сдачу неприятеля....Широко практикуется распро-пагандирование пленных в лагерях, инсценируются побеги уже развращенных пленных, направляемых в свою армию для разло­жения» [130, с. 179—180].

В годы Первой и Второй мировых войн, войн в Корее и во Вьетнаме методы переформирования поведения (переубеждения) военнопленных были детально проработаны и сегодня достигли высоких технологических форм. Достаточно сказать о том, что к концу корейской войны (1950—1953 гг.) 70% американских во­еннопленных, число которых в Китае достигало 7 190 человек, либо признались в совершении преступления, либо поставили свои подписи под призывами прекратить войну в Азии. Более того, многие из них не отказались от своих признаний и после возвра­щения в США [153, с. 172].

⇐ Предыдущая16171819202122232425Следующая ⇒

Поделиться: