Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Воплощение «некоторой абстракции». Таинственный Человек (Роберт Блейк) собирается довершить начатое. «Шоссе в никуда» (1997)
Другая загадка, с которой мы сталкиваемся на протяжении всего сценария, касается «той ночи». Герои упоминают о каком-то важном событии, которое недавно произошло в жизни Пита Дейтона, но мы так и не узнаем, что это было за событие. В фильме оно, кажется, замалчивается. Почему? Одно дело, когда вы читаете о чем-то в сценарии. Вы можете не обратить на это внимание или пропустить, чтобы подумать об этом позже. Все по-другому, если вы видите то же самое на большом экране. Все выглядит слишком реально, и ты не знаешь, правильное ли возникнет ощущение. Может, если снять тысячу фильмов и узнать все о психологии зрителей, о том, как они воспринимают увиденное... Но у тебя есть возможность проверить все это на любом этапе работы, и иногда ты смотришь и понимаешь: а вот это уже слишком. В фильме эта тема по-прежнему присутствует, но куда менее явно, чем в сценарии. На первой странице сценария, который я видел прямо перед началом съемок, вы описываете «Шоссе в никуда» как «нуаровый хоррор XXI века». Да. Но все это чепуха. Давать фильму определение вообще опасно. Я не люблю картины, которые легко отнести к какому-то определенному жанру, так что здесь сочетаются разные вещи. Что-то от фильма ужасов, что-то от триллера, но в своей основе это фильм-загадка. Да, это слово подходит лучше всего. Загадка. Любая тайна манит меня как магнит. Неведомое всегда привлекает нас. Если вы находитесь в комнате, за дверью которой видите плохо освещенные ступени, ведущие вниз, то почувствуете искушение спуститься и посмотреть, что там. Часть всегда производит большее впечатление, чем целое. У целого может быть какая-то логика, но выхваченный из контекста фрагмент — это бесконечно сильный образ, благодаря отстраненности от логики целого. Он может превратиться в навязчивую идею. Но все это вызывает большие проблемы. В наши дни на студиях решения чаще всего принимает не один человек, а целый комитет. И когда приходится рисковать деньгами, карьеры всех этих людей оказываются под угрозой и они начинают бояться. Так что они хотят очень хорошо знать, во имя чего рискуют. У ваших тайн и абстракций очень мало шансов: непостижимое — это не то, на что люди хотят тратить свои деньги. Патрисия Аркетт, снявшаяся в ролях Рене и Элис, сказала мне, что в какой-то момент она совершенно запуталась. Она думала, что играет двух разных женщин, а потом вы сказали ей, что это на самом деле одна и та же женщина. И в довершение всего в сценарии подразумевается, что одна из ее героинь погибает! (Смеется.) Актеру приходится отказываться от себя самого, чтобы стать кем-то еще. Для этого необходим определенный склад ума, позволяющий вам находить удовольствие в таких остранениях. Немного доверия, кое-какие подсказки — и вдруг случается нечто загадочное. Это прекрасная вещь для актера. У себя в голове каждый актер выстраивает собственную историю, которая помогает ему создать образ своего героя. Нужно нечто внутреннее, чтобы каждая реплика, каждый взгляд смотрелись естественно. И вы помогаете друг другу уловить это внутреннее состояние. Но я никогда много не говорил о том, что значит та или иная вещь. Мы в основном обсуждали какие-то обрывки мыслей, которые помогут передать правильное ощущение. Сама Аркетт объяснила для себя, что же на самом деле происходит в «Шоссе в никуда», следующим образом: человек убивает свою жену, потому что подозревает ее в измене. Но он не может вынести последствий того, что совершил, и с ним случается нечто вроде нервного срыва. Во время этого срыва он пытается вообразить для себя лучшую жизнь, но даже эта «лучшая жизнь» идет не так, как ему хочется. Подозрительность и безумие в нем настолько глубоки, что даже его фантазии превращаются в кошмар. Да, но почему все это происходит? Из-за этой женщины. Не важно, где начинается ваш путь, в конце вас все равно ждет беда, если вы выбираете себе не того попутчика. Вы имеете в виду героиню Аркетт? Да. Очевидно, что история, которую придумала Аркетт, неплохо объясняет события фильма: этот человек представляет себя моложе и мужественнее; женщина, которая не подпускала его к себе, теперь постоянно его хочет, но и эта фантазия тоже разваливается. Да, это правильно. Она еще рассказывала мне, что для этой роли выполнила нечто вроде исследования — например, посещала всякие странные клубы. Да, она походила по очень странным заведениям! Так как Рене и/или Элис связана с порноиндустрией, Патрисия хотела понять, что там к чему, и провела небольшое исследование. В фильме ей пришлось делать очень трудные вещи, которые требуют огромной смелости. Она — лучшая из современных молодых актрис. Больше всего мне нравилось в ней то, что она такая молодая, такая классная, что она полна энергии и открыта для новых идей. И в то же время она — такая зрелая, твердо стоит обеими ногами на земле. Я думаю, это потому, что у нее есть ребенок. Жизнь дала ей основательный опыт, и это сделало ее цельной личностью. Она очень умна, особенно для своего возраста. А когда вы наблюдаете за ее игрой, происходит настоящее волшебство — благодаря всем этим неуловимым, едва заметным тонкостям. Выглядит это очень естественно. Я и понятия не имел, насколько же хорошо она играет, пока не пересмотрел раз пятьдесят. Вы представляете у кто именно должен сыграть ту или иную роль, когда пишете сценарий? Или это неправильный подход? Обычно это неправильный подход, но в этот раз мне хотелось, чтобы в роли Фреда Мэдисона снялся Билл Пуллман. Он вроде бы самый обычный парень, но очень умен. Я думаю, мы с Барри обсуждали кандидатуру Билла во время работы над сценарием. Попытаться представить в данной роли конкретного актера может быть полезно. Все равно же вы кого-то себе представляете, но в случае с конкретным актером думаете, как именно будут произнесены те или иные реплики, и понимаете: «А вот этого они сказать не смогут». Или смогут, но как-то не так.
«...Если вы выбираете себе не того попутчика». Патрисия Аркетт и Энди (Майкл Мэнси), принявший смерть от кофейного столика. «Шоссе в никуда» (1997)
Вы устраиваете читки со своими актерами? Нет, по-моему, я не делал этого ни разу. Мы просто разговариваем, и я интуитивно понимаю, подходят ли они мне. Читка — это странная штука, потому что мне сразу хочется начать репетировать! И по отношению к актерам это нечестно: сбивает их с толку. Читка — это лишь отправной пункт. От него можно только пойти в совершенно другую сторону, так что проку заставлять их читать текст, который они впервые видят? Случалось ли, чтобы реакция актера на ваш сценарий была обостренно негативной? Да. Я однажды послал сценарий актеру, который должен был сыграть Фрэнка Бута в «Синем бархате». Имени его я не помню, но он был просто в ярости. И даже после того, как фильм вышел на экраны, он продолжал говорить какие-то крайне неприятные вещи по этому поводу. Люди не понимают, что, если в фильме речь идет о насилии, это не значит, что вы его оправдываете или пропагандируете. Нельзя же снять кино, где все персонажи заняты исключительно светскими беседами и вышиванием! Но за что я люблю актеров, так это за то, что они задают вопросы. Узнать, какие именно проблемы у них возникают, может быть очень полезно для меня самого. Мистер Эдди, видимо, продолжает традицию линчевских очень плохих парней. Сцена с незадачливым автомобилистом, который сел мистеру Эдди на хвост, напоминает некоторые эпизоды из «Диких сердцем», где имеются столь же немотивированные вспышки необузданной жестокости. Да. А Роберт Лоджиа был просто великолепен. То есть он вообще великолепен. Актеры все время боятся переиграть, так ведь? Роберт любит рассказывать историю о том, что, когда мы снимали эту сцену, я все время подходил к нему и повторял: «Роберт, тебя не слышно, ты шепчешь». Он отвечал: «Да не шепчу я! » А я снова: «Нет, Роберт, шепчешь». И он уже начинал злиться, спрашивая себя: «Да чего вообще он от меня хочет?! » И тогда мы сняли тот дубль, который потом вошел в фильм. Ему удалось достичь этого уровня чрезмерности, продемонстрировать необузданную ярость. Но эта ярость уже была в нем раньше. Он неподражаем. Каждый раз, как я смотрел на Роберта Лоджиа, я видел гнев и властность. Роберт хотел сыграть роль Фрэнка Бута в «Синем бархате». Я сейчас уже не помню всех деталей, но мы пробовали одну актрису из Австралии на роль Дороти, и я сказал одному молодому актеру: «Сейчас ты будешь играть Джеффри, потому что у нас пробы, но в фильме играть его будешь не ты». И он ответил: «Хорошо, не проблема, буду рад помочь. Может быть, когда-нибудь мы еще поработаем вместе». А Роберт Лоджиа приехал, чтобы сыграть Фрэнка, зная, что он может получить эту роль, но скорее всего не получит. Я хотел, чтобы мой директор по кастингу, Джоанна, удостоверилась в том, что люди понимают ситуацию. К сожалению, я начал подбирать актера на роль Джеффри и увлекся репетициями и всем таким. Так что наше время вышло, нас попросили удалиться, и мне пришлось пойти и сказать Роберту, что ничего не получится. Он по-настоящему разозлился. И запомнил эту историю. Так что, когда они вместе с Биллом Пуллманом снимались в «Дне независимости», Билл дал Роберту сценарий «Шоссе в никуда», подумав, что Роберт отлично подошел бы на роль мистера Эдди. Роберту понравилась эта идея, но он решил, что ничего не получится, потому что я вспомню, как он тогда на меня разозлился. Но именно то, что он так разозлился тогда, и сделало его в моих глазах идеальным исполнителем роли мистера Эдди! В сценарии есть множество сцен, которые не вошли в окончательную версию фильма. Почему вы решили обойтись без них? В процессе работы над фильмом ты все время что-то переделываешь, до того самого момента, пока он не будет полностью закончен. Поэтому влюбляться в какую-то конкретную сцену опасно. С другой стороны, и совсем отказываться от чего-то на раннем этапе тоже неправильно. Позже вам это может понадобиться. Вы никогда не можете знать, что войдет в фильм, а что нет. У нас была сцена с казнью в тюрьме. Фред Мэдисон наблюдает за тем, как по коридору мимо его камеры ведут на казнь Сэмми Джи, сопровождаемого священником, адвокатами и еще какими-то людьми. У нас было также несколько кадров, в которых Фред представляет себе казнь и реагирует на нее. И хотя сцену казни мы опустили, эти кадры с его реакцией отлично подошли для его превращения в Пита Дейтона. Так что ты никогда не знаешь, чем все закончится. Всего один кадр из сцены, которая будет на девяносто девять процентов вырезана из фильма, может пригодиться тебе для того, чтобы сказать очень, очень многое. Была также сцена в кабинете начальника тюрьмы, куда приходят родители Пита, и начальник, доктор Смордин и капитан Люно разговаривают, причем диалог занимал в сценарии пять страниц. В результате от этой сцены осталось всего несколько кадров и никто не произносит ни слова. Но этот разговор с родителями Пита подтвердил бы то, что зрители, как им показалось, только что увидели: что Фред Мэдисон в своей камере необъяснимым образом превратился в Пита Дейтона. И да и нет. Но вы и так уже знаете это. В фильме это есть. В камере находится не тот человек. И этот разговор был попыткой объяснить необъяснимое. Он скорее вызывал новые вопросы, чем прояснял ситуацию. Так что никакой необходимости в нем не было. В общем, он был там совершенно не к месту, просто мы с Барри еще не понимали этого, когда работали над сценарием. Вам приходилось вырезать некоторые сцены, чтобы уложиться в определенную длительность, как в случае с «Огонь, иди за мной»? Нет. У меня был контракт, в котором была указана требуемая длительность фильма — два часа пятнадцать минут. И я был в панике, потому что первая версия фильма, которую мы смонтировали, получилась очень длинной. Не то чтобы она меня во всем устраивала, но чем мне пришлось бы пожертвовать, чтобы уложиться в два часа пятнадцать минут? И это сводило меня с ума. Мне казалось, что ограничение по времени — это неправильно. Но мы напряглись и уменьшили длительность до двух часов ровно, а затем стали добавлять какие-то вещи обратно, не потому, что надо было чем-то забить оставшееся время, а потому, что теперь у нас была полная свобода продумать и прочувствовать каждую деталь, раз мы с запасом укладывались в требуемое время. Ограничение по времени — это полезно, оно заставляет тебя принимать трудные решения, но в какой-то момент это перестает приносить пользу. Но и если тебе дали полную свободу, это тоже опасно — тогда ты можешь облениться и перестать «слушать» фильм. Поэтому хорошо, когда «вслушивание в фильм» и временное ограничение совмещаются.
|
Последнее изменение этой страницы: 2017-03-17; Просмотров: 378; Нарушение авторского права страницы