Группа Бухарина против сталинского насилия над деревней

Что уже давно лежало и лежит в основе внутренних конфликтов в среде ПБ? Было бы в высшей степени странно искать их только в личных особен­ностях членов ПБ и т.д. Ясно, что здесь налицо какие-то подпочвенные поли­тические оттенки.

Этот вопрос отнюдь нельзя смешивать с вопросом о политической линии. Я принимал самое ближайшее участие в составлении резолюций XIV, XV съездов и всех последних пленумов. Проекты этих резолюций большею частью написаны мной. Я согласен с резолюциями этих официальных органов партии. Но я утверждаю, что нередко фактическая линия проводится вопреки этим резолюциям, по инструкциям или речам товарищей, по-своему понимаю­щих обстановку.

Перед июльским пленумом меня крайне тревожил вопрос о чрезвычайных мерах и некоторые другие важнейшие хозяйственные вопросы (резервы, золо­то, посевы и т.д.). Я, памятуя о последнем завещании Ленина, с большой на­пряженностью наблюдал за процессами недовольства среди крестьян и т.д. Это прямо завещал Ленин. В этом он видел главную задачу. Меня закулисно объявили паникером и пустили этот слушок по стране. Однако мы выработа­ли после упорной борьбы общую резолюцию. Чрезвычайные меры были отме­нены.

Но что определяло фактически дальнейшую политику! То, что упомина­ется и в «документе», а именно — речь т. Сталина о дани. На XIV партсъезде т. Сталин бил изо всех сил Преображенского за колонии и эксплуатацию крестьянства¹⁵⁵. А на июльском пленуме он провозгласил лозунг дани, т.е. военно-феодальной эксплуатации крестьянства.

Дань есть категория, ничего общего не имеющая с социалистическим стро­ительством. Но крылатое слово «дань» оказалось, к сожалению, не только «литературой». В связи с этим стоит и последующее переобложение крестьян­ства, и растущие затруднения с хлебом, и сокращение посевов, и недовольство крестьянства (теперь приходится снижать налог). Никто вопроса о «дани» не обсуждал. Никто не имеет права требовать от члена партии солидаризации с этой «данью». А между тем создалось такое положение, что никто не может слова сказать против «дани», ибо это слово произнесено т. Сталиным. Горя­чий т. Петровский («Ленинградская правда») написал против «дани», но он быстро очутился зам. редактора органа крайплана в Саратове (журнал с тира­жом в 1000 экз.). Между тем, эта формула переворачивала все старые партий­ные решения, поэтому она произвела такое огромное впечатление. С ней, ра­зумеется, я согласиться никак не мог и видел в ней провозвестника дальней­шей «чрезвычайной» политики. Тов. Каганович на июльском пленуме ориен-

тировался на повторение чрезвычайных мер «в случае чего». Ударение нужно было делать на мире с середняком, а над этим посмеивались.

Осенью для меня стало ясно, что тревожные явления в хозяйстве нараста­ют. В сугубо осторожной форме я дал анализ этих явлений в «Заметках эко­номиста»'⁵⁶. Тогда в меня буквально вцепились. Я не был в Москве (следова­тельно, никак не мог передать решения ПБ об этой статье кому бы то ни было). Началась волна «проработок» всюду и везде. Я предупреждал, что по­ложение с золотом — тревожное, и ставил вопрос о резервах — над этим из­девались. Я говорил о том, что у нас дело с зерном стоит на месте или даже идет назад. Это объявили паникой и трусостью. Я предрекал, что нелепо да­вать ассигнования, если нет (и нельзя за год произвести) строительных мате­риалов. Это превратили в «равнение по узким местам» и т.д., а меня в про­тивника индустриализации, совхозов, колхозов и в правого уклониста. Во всей печати анонимно меня травили в десятках статей, причем особенно ста­рались бывшие троцкисты, а также редакция «Правды».

Перед ноябрьским пленумом я повторно, в третий, в десятый раз говорил о крайне тревожном положении и с перспективами хлебозаготовок, и с вопро­сом о посевных площадях, предсказывая воспроизводство трудностей и даже их обострение, если не сделать ударения на хозяйственно-политический мир с середняком. Мне отвечали, что на Украине, например, крестьяне с фонарями, с величайшим энтузиазмом по ночам распахивают поля и что только малове­ры, паникеры и т.д. думают иначе. Все же удалось и здесь после острой борь­бы принять общую резолюцию, существенным пунктом которой было место: одной из центральных задач является стимулирование индивидуального бед-няцко-середняцкого хозяйства. Однако после принятия резолюции¹⁵? (едино­гласно принятой — в составлении ее я тоже принимал самое ближайшее учас­тие, проект писали Рыков и я) «практика» и вся кампания пошли по другому руслу: вышеупомянутое место «выскочило», о нем «забыли». Сотни резолю­ций — и почти ни одной с соответствующей интерпретацией. Сотни статей — и то же самое. В результате, несмотря на храбрые заявления очень храбрых товарищей, мы имеем значительное сокращение озимых (данные ЦСУ — по всему СССР на 5%, по Украине до 12%) и тяжелейший хлебный кризис, плюс тяжелое положение с иностранными платежами. Мы должны теперь вводить карточки, резать импорт и почти наверняка принуждены будем резать преж­ние производственные программы. Действительность оказалась еще хуже, чем я говорил. Меня ругали и травили за правдивую оценку положения, которая есть основная предпосылка правильной политики. Были созданы две «линии»: одна — словесные резолюции, другая — это то, что проводилось на деле. Я десятки, сотни раз проверял себя, старался изучить вопрос, просил аргументов против себя. Но у нас в верхушке создали такое положение, что говорить нельзя, иначе неизбежно очутишься или «паникером», или «антиле­нинцем», причем получаешь эти клички от товарищей, компетентность кото­рых в данных вопросах является по меньшей мере спорной.

Из документа видно, что я считал главным мир с середняком, укрепление союза с ним. Это и сейчас есть центральная задача. Только теперь с порази­тельной ясностью видно, как прав был Ленин, так усиленно настаивавший на величайшей осторожности в этом деле...

Серьезные больные вопросы не обсуждаются. Вся страна мучится над во­просами хлеба и снабжения, а конференции пролетарской господствующей партии молчат. Вся страна чувствует, что с крестьянством неладно. А конфе­ренции пролетарской партии, нашей партии, молчат. Вся страна видит и чув­ствует перемены в международном положении. А конференции пролетарской партии молчат. Зато град резолюций об уклонах (в одних и тех же словах). Зато миллионы слухов и слушков о правых Рыкове, Томском, Бухарине и т.д.

Это маленькая политика, а не политика, которая в эпоху трудностей говорит рабочему классу правду о положении, ставит ставку на массу, слышит и чув­ствует нужды массы, ведет свое дело, слившись с массами.