Почему вы распустили Орден Звезды?

 

Купаясь в лучах вечернего солнца, с улыбкой на лице шел вразвалочку рыбак по дороге. У него было великолепное тело, на котором был только небольшой кусок ткани, прикрепленный нитью вокруг талии, практически он был почти гол. Со стороны было заметно, что он очень гордился собой. Мимо проехал автомобиль, в котором находились два человека: водитель, и нарядно одетая леди. На ее шее и ушах надеты драгоценности, а темные волосы украшены цветами. Вероятно ехали на какую-то вечеринку. Женщина была задумчива, и даже не взглянула на рыбака, который шел размеренным легким шагом, не замедляя свой темп даже мимо если проезжал какой-нибудь автомобиль. В деревню рыбак пошел по недавно сделанной дороге из яркой красной земли, которая в последних лучах заходящего солнца была еще краснее, чем когда-либо. Проходя через пальмовую рощу, рыбак пересек мост через канал, где стояли несколько легких барж, нагруженных дровами, и вышел на узкую дорожку, которая вела к реке.

 

У реки было очень тихо, поскольку поблизости не было домов. Только несколько домашних животных бродили здесь. Земляные крабы сделали большие круглые отверстия во влажной грязи. Легкий ветерок играл с пальмами, которые были величественны в своем движении. Казалось они танцевали под музыку.

 

Медитация — это не для медитирующего. Медитирующий может думать, размышлять, создавать или сокрушать, но ему никогда не познать медитацию, а без медитации его жизнь столь же пуста, как морская ракушка. Кое-что можно поместить в ту пустоту, но это не медитация. Медитация — это не поступок, чья стоимость может быть оценена на рынке, она имеет свое собственное воздействие, которое нельзя измерить. Медитирующий знает действие на рынке, с его шумом обмена, и сквозь этот шум бесшумное действие медитации никогда нельзя обнаружить. Действие причины, становящейся следствием, и следствия, становящегося причиной, является постоянной цепью, которая связывает медитирующего. Такое действие, находясь в пределах стен его собственной тюрьмы, — это не медитация. Медитирующему никогда не познать медитацию, которая только вне этих стен. Именно стены, которые сам медитирующий построил, высокие или низкие, толстые или тонкие, отделяют его от медитации.

 

Он был молодым человеком, только что закончившим колледж и полным радужных надежд. Движимый побуждением делать добро, он недавно присоединился к какому-то движению, чтобы быть более полезным, и хотел бы посвятить этому всю жизнь. Но, к несчастью, его отец был инвалидом, и ему нужно было поддерживать своих родителей. Он видел недостатки движения, как и его достоинства, но хорошее перевешивало плохое. Он не был женат, и говорил, что никогда не женится. Он был дружелюбен, и разговорчив, с подкупающей доброй улыбкой.

 

«На днях я присутствовал на вашей беседе, где вы говорили, что истина не может быть организована, и что никакая организация не может привести к истине. Вы были очень точны в этом, но ваше объяснение меня не удовлетворило полностью, и я хочу поговорить с вами об этом. Я знаю, что вы были однажды во главе большой организации Орден Звезды, которую вы распустили, и если можно спросить, произошло это из-за личной прихоти или это мотивировалось принципом? »

 

Ни то, ни другое. Если имеется причина для действия, то разве это действие? Если вы отрекаетесь из-за принципа, идеи, умозаключения, является ли это отречением? Вы отказываетесь от одной вещи ради чего-то большего или ради какой-то личности, разве это отказ?

 

«Причина не играет роли в отказе от чего-либо, это вы имеете в виду? »

 

Причина может заставить вас вести себя так или иначе, но то, что причина сделала, она же может и уничтожить. Если причина — это критерий действия, то ум никогда не сможет быть свободным, чтобы действовать. Причина, пусть даже тонкая или логичная, является процессом мышления, а мышление вечно под влиянием, обусловлено личным воображением, желанием, идеей или умозаключением, либо навязанным извне или вызванным вами.

 

«Если это не была причина, принцип или личное желание, которое заставило вас это сделать, тогда было ли что-то вне вас самих, высшие или божественные силы? »

 

Нет. Но, возможно, будет понятно, если мы сможем приблизиться к этому по-другому. Что является для вас проблемой?

 

«Вы сказали, что истину нельзя организовать и что никакая организация не сможет привести человека к истине. Организация, к которой я принадлежу, придерживается мнения, что человека можно привести к истине через определенные принципы действия, через правильные личные попытки, преданность добрым делам и так далее. Моя проблема в том, на правильном ли я пути? »

 

Вы считаете, что есть путь к истине?

 

«Если бы я не считал так, я бы не принадлежал бы к той организации. Согласно нашим лидерам, эта организация основана на истине, она посвящена благосостоянию всех и поможет крестьянам, также как людям, которые высокообразованы и занимают ответственные должности. Однако, когда я услышал вашу лекцию, меня посетили сомнения и поэтому воспользовался первой же возможностью прийти к вам. Я надеюсь, что вы понимаете, в чем моя трудность».

 

Давайте вникать в этот вопрос медленно, шаг за шагом. Для начала, имеется ли путь к правде? Путь подразумевает продвижение от одной фиксированной точки до другой. Как живое существо вы изменяетесь, преобразовываетесь, продвигаетесь, задаетесь вопросом, надеясь найти постоянную, неизменную истину. Не так ли?

 

«Да. Я хочу найти истину или Бога, чтобы делать добро», — ответил он живо.

 

Естественно, что нет ничего постоянного вокруг вас, кроме того, что вы считаете постоянным. Но ваше мышление также меняется, это верно? И имеется ли у истины фиксированное местоположение, безо всякого движения?

 

«Не знаю. В мире видишь так много бедности, так много страдания и беспорядка, и в желании делать добро принимаешь лидера или философию, которые предлагают некоторую надежду. Иначе жизнь была бы ужасна».

 

Все порядочные люди хотят делать добро, но большинство из нас не обдумывает проблему. Мы говорим, что сами мы не можем обдумывать ее или что лидеры знают лучше. Но знают ли они? Посмотрите на различных политических лидеров, так называемых религиозных лидеров и лидеров социальной и экономической реформы. Они все имеют планы, каждый утверждает, что его план является путем к спасению, к уничтожению бедности и так далее. И индивидуумы подобно вам, которые хотят действовать вопреки всей этой нищете и хаосу, оказываются пойманными в сети пропаганды и догматических утверждений. Разве вы не заметили, что само такое действие порождает дальнейшее страдание и хаос? Истина не имеет никакого установленного места нахождения, она живое существо, более живое, более динамичное, чем что-либо, о чем может подумать ум, так что к ней не может быть никакого пути.

 

«Я думаю, что понимаю это, сэр. Но вы против всех организаций? »

 

«Тогда я только измерял, а не искал по-настоящему? »

 

Поиск — это всегда измерение, сэр. Нет никакого поиска, если ум прекращает измерять, сравнивать.

 

«Вы хотите сказать, что мои годы поиска были напрасными? »

 

Этого другой не может сказать. Но движение ума, который отправляется в путешествие поиска, вечно находится в пределах, широких или узких, собственных ограничений.

 

«Я стремился утихомирить ум, но это также не было доведено до конца».

 

Ум, который заставили быть тихим, это не тихий ум. Это мертвый ум. Что-нибудь, что было доведено до конца силой, нужно побеждать снова и снова. Этому нет конца. Только то, что имеет окончание, — вне досягаемости времени.

 

«Разве к спокойствию не нужно стремиться? Наверняка, ум, который блуждает, нужно сдерживать и держать под контролем».

 

Можно ли стремиться к спокойствию? Разве это то, что можно искусственно культивировать и приобрести? Чтобы искать спокойствие ума, нужно уже знать, что это такое. А мы знаем, что такое спокойствие? Мы можем знать это через описание другого, но можно ли его описать? Познание — это словесное состояние, процесс узнавания, на то, что узнано, это не спокойствие, которое является всегда новым.

 

«Я познал спокойствие гор и пещеры, и я убрал все мысли, за исключением мысли о спокойствии. Но спокойствия ума я никогда не познал. Вы мудро сказали, что размышление — это пустое. Но должно быть состояние спокойствия, и как сделать так, чтобы это состояние возникло? »

 

Имеется ли метод для того, чтобы возникало то, что не является творением воображения, то, что не собрано умом?

 

«Нет, предполагаю, что не имеется. Единственное спокойствие, которое я испытал, это было то, что возникает, когда мой ум полностью находится под контролем. Но вы утверждаете, что это не спокойствие. Я приучил свой ум к повиновению и отпускал его только с осторожной заботой. Он был натренирован и сделан острым благодаря учебе, благодаря аргументации, благодаря медитации и глубокому мышлению. Но спокойствие, о котором вы говорите, не попало в пределы области моего переживания. Как пережить это спокойствие? Что я должен сделать? »

 

Сэр, переживающий должен прекратить быть для того, чтобы было спокойствие. Переживающий всегда ищет большее переживание, он хочет иметь новые ощущения или повторить старые. Он жаждет реализовать себя, быть или стать кем-то. Переживающий — это создатель повода, и пока есть повод, пусть даже утонченный, есть только покупка спокойствия, но это не спокойствие.

 

«Тогда как должно внезапно наступить спокойствие? Это что, случайность в жизни? Это что, дар? »

 

Давайте вместе рассмотрим проблему в целом. Мы всегда ищем что-то, и мы так легко используем слово «искание». Существенен факт, что мы ищем, а не то, что ищется. Что ищет каждый — это проекция собственного желания. Искание — это не состояние поиска, это реакция, процесс опровержения и утверждения по отношению к идее, сотворенной умом. Искать иглу, как в пословице, в стоге сена, означает уже иметь знание об игле. Точно так же, искать Бога, счастье, спокойствие или что-то другое означает уже знать, сформулировать или вообразить это. Искание, как оно называется, всегда направлено на что-то известное. Нахождение — это узнавание, а узнавание основано на предыдущем знании. Такой процесс искания — это не состояние поиска. Ум, который ищет, ожидает, ждет, желает, и то, что он находит, распознаваемое, поэтому уже известное. Искание — это действие прошлого, но состояние поиска совершенно отличается, оно никоим образом не похоже на искание, и это не реакция, не противоположность искания. Эти два процесса никоим образом не связаны.

 

«Тогда что такое состояние поиска».

 

Это нельзя описать, но возможно оказаться в том состоянии, если есть понимание, что такое искание. Мы ищем из-за недовольства, несчастности, страха, не так ли? Искание — это сеть действий, из которых не освободиться. Эту сеть необходимо понять.

 

«Что вы подразумеваете под пониманием? »

 

Не является ли понимание состоянием ума, в котором знание, воспоминание или узнавание не в тот момент функционирует? Чтобы понимать, ум должен быть спокойным, действия знания должны быть в повиновении. Это спокойствие ума наступает спонтанно, когда учителя или родитель действительно хотят понять ребенка. Когда есть намерение понять, появляется внимание без отвлечения желания следить. Тогда ум не дисциплинирован, не контролируется, не натянут, и его не заставляют умолкать. Его спокойствие естественное, когда есть намерение понять. Никакое усилие, никакой конфликт не вовлечено в понимание. С пониманием полного значения искания возникает состояние поиска. Это нельзя искать и найти.

 

«Когда я слушал, как вы объясняли, происходило пристальное наблюдение за умом. Я теперь понимаю суть того, что называется исканием, и я чувствую, возможно не искать. Но все же состояния поиска нет».

 

Зачем говорить, что его нет или оно есть? Осознавая истинность и ложность искания, ум больше не в ловушке механизма искания. Есть чувство необремененности, ощущение облегчения. Ум спокоен, он больше не прилагает усилий, борясь за что-то, но он и не спит, не ждет, не ожидает. Он просто спокоен и бдителен. Это так, сэр?

 

«Пожалуйста, не называйте меня „сэр“. Я — тот, кого наставляют. То, что вы говорите, кажется истинным».

 

Такое пробужденное ума — это состояние поиска. Он больше не ищет по поводу, нет никакой цели, которую нужно достичь. Ум не заставили утихнуть, на него не оказывается никакого давления, чтобы успокоить его, и потому-то он спокоен.

 

Его спокойствие не такое, как у листа, который готов танцевать с первым же ветерком, он не игрушка желания.

 

«В этом спокойствии есть осознание движения».

 

Разве это осознание не тишина? Мы описываем, но не так, как бы переживающий описал. Переживающий появляется в жизни по многим причинам, он — это следствие, которое в свою очередь тоже становится причиной другого следствия. Переживающий является и причиной, и следствием бесконечной цепи причин и следствий. Восприятие сути этого освобождает ум. Свободы нет в пределах причинно-следственной сети. Свобода не в том, чтобы быть свободным от сети, но свобода тогда, когда сети нет. Свобода от чего-либо — это не свобода, это лишь реакция, противоположность неволи. Свобода есть тогда, когда неволя понята. Истина — это не что-то постоянное, фиксированное, поэтому ее нельзя разыскивать, истина — это живое существо, это состояние поиска.

 

«То состояние поиска является Богом. Нет никакой цели, которую нужно достичь и удержать. Искания без нахождения, которые продолжались все эти годы, не принесли горечь сердцу, и нет и сожаления об этих потраченных годах. Нас учат, а мы не учимся, вот здесь и кроется наше страдание. Понимание отменяет время и возраст, оно уничтожает различие между учителем и тем, чему учат. Я понимаю и чувствую себя великолепно. Мы встретимся снова».

 

«Почему Священные писания осуждают желание? »

 

Это был один из тех огромных, растянувшихся городов, которые пожирают страну, и, чтобы выбраться из его пределов, нам пришлось проехать кажущиеся бесконечными мили по дрянным улицам, мимо фабрик, трущоб и железнодорожных навесов, через недоступные жилые предместья, пока наконец мы не увидели начало открытой местности, где небо было широким, а деревья были высокими и свободными. Это был прекрасный день, ясный и не слишком теплый, потому что недавно прошел дождь, один из тех легких, нежных дождей, которые уходят глубоко в землю. Внезапно, как только дорога достигла вершины холма, мы натолкнулись на реку, блестящую на солнце. Она уходила вдаль через зеленые поля к отдаленному морю. На реке было только несколько лодок, неуклюже построенных, с квадратными черными парусами. Несколькими милями выше располагался мост как для поездов, так и для ежедневного движения, но в этом месте имелся только понтонный мост, по которому транспорт двигался одновременно только в одну сторону, и мы видели линию из грузовиков, телег с волами, автомобилей и двух верблюдов, ожидающих своей очереди, чтобы пересечь реку. Мы не хотели присоединяться к этой длинной очереди, потому что, наверное, придется ждать долго, поэтому мы отправились другой дорогой назад, оставляя реку, проделывающую свой путь через холмы и луга, мимо многих деревень, к открытому морю.

 

Небо над головами было ярко-голубым, а горизонт наполнен огромными белыми облаками с утренним солнцем на них. Они имели причудливые формы и оставались неподвижными и отдаленными. Мы бы не могли приблизиться к ним, даже если бы ехали в их сторону много миль. По обочине дороги трава была молодой и зеленой. Наступающее лето выжжет ее до коричневого цвета, и природа потеряет свою зеленую свежесть. Но сейчас все было молодым, и радость царила на земле. Дорога была довольно неровной, с выбоинами на всем ее протяжении, и хотя водитель избегал их столько, сколько мог, мы подпрыгивали вверх и вниз, головами почти касаясь крыши. Но двигатель прекрасно работал, и в автомобиле не было никакого грохота.

 

Ум осознавал величественные деревья, скалистые холмы, крестьян, широкое синее небо, но он был также в медитации. Ни единая мысль не тревожила его. Не было никаких вспышек памяти, ничего что удержать или сопротивляться, не было ничего, что нужно было бы в будущем достичь. Ум вбирал все в себя, он был быстрее, чем глаз, и не удерживал то, что воспринимал. Происходящее проходило сквозь него, как ветер проходит сквозь ветки дерева. Где-то позади можно было слышать разговор и видеть телегу с волом и приближающийся грузовик, но все-таки ум был полностью спокойным. И движение в пределах того спокойствия было импульсом нового начала, нового рождения. Но новое начало никогда не будет старым, оно никогда не познает вчера и завтра. Ум не переживал новое — он сам был этим новым. У него было продолжение, и не было также и смерти, он был новое, а не был заставлен быть новым. Огонь не принадлежал тлеющим уголькам вчерашнего дня.

 

Он привел своего друга, чтобы с его помощью лучше сформулировать свою точку зрения. Они оба были довольно сдержанны, немногословны, но сказали, что знают санскрит и читали литературу на нем. Наверное, в свои сорок лет они выглядели стройными и здоровыми, со светлыми головами и вдумчивыми глазами.

 

«Почему Священные писания осуждают желание? — начал более высокий. — Практически каждый учитель из старых, кажется, осуждает его, особенно сексуальное желание, говоря, что его надо контролировать, подавлять. Они, очевидно, расценивают желания как помеху для более возвышенной жизни. Будда говорил о желании как о причине всего горя и проповедовал его окончание. Шанкара в его сложной философии сказал, что желание и сексуальное побуждение должно быть подавлено, и все другие религиозные учителя в большей или меньшей степени поддерживали то же самое отношение. Некоторые из христианских святых наказывали свои тела и истязали себя различными способами, в то время как другие утверждали, что с телом, как с ослом или лошадью, нужно хорошо обращаться, но управлять. Мы читали не очень много, но, насколько мы знакомы с религиозной литературой, она вся, кажется, настаивает на том, что желание должно быть дисциплинировано, порабощено, подавлено и так далее. Мы только новички в религиозной жизни, но нам кажется, что во всем этом чего-то не хватает. Мы можем полностью ошибаться, и не хотим быть противниками великих учителей, но нам хотелось бы, если возможно, поговорить с вами об этом. Насколько нам известно после прочтения ваших трудов, вы никогда не говорили, что желание следует подавлять или очищать, а что его необходимо понять с осознанием, в котором нет никакого осуждения или оправдания. Хотя вы объяснили это различными способами, нам трудно уловить значение всего этого, и наша беседа с вами окажет нам огромную помощь».

 

Что в точности является проблемой, которую вы хотите обсудить?

 

«Желание — это естественно, не так ли, сэр? — спросил другой. — Желание пищи, сна, некоторой степени комфорта, сексуальное желание, желание истины — во всех этих проявлениях желание совершенно естественно, так почему нам говорят, что оно должно быть устранено? »

 

Отбросив в сторону то, что вам сказали, можем мы исследовать истинность и ошибочность желания? Что вы подразумеваете под желанием? Не определение из словаря, но каково значение, его содержание? И какую важность вы ему придаете?

 

«У меня есть много желаний, — ответил тот, кто повыше, — и они меняются время от времени по ценности и важности. Есть постоянные, есть и проходящие желания. Желание, которое я имею один день, может на следующий день исчезнуть или усилиться. Даже если я больше не имею сексуального желания, я все еще могу хотеть власти. Я, возможно, прошел стадию сексуального желания, но мое желание власти остается постоянным»

 

Это так. Ребяческие хотения становятся зрелыми желаниями с возрастом, с привычкой, с повторением. Объект желания может изменяться, когда мы становимся старше, но желание остается. Удовлетворение и боль расстройства всегда находятся в пределах области желания, верно?

 

Теперь, имеется ли желание, если нет объекта желания? Является ли желание и его объект неотделимыми? Я знаю желание только из-за объекта? Давайте выясним это.

 

Я вижу новую шариковую ручку, и потому, что моя не такая хорошая, я хочу новую. Таким образом запускается процесс желания, цепь реакций, до тех пор, пока я не получу или мне не удастся получить то, что я хочу. Цель попадается на глаза, и затем возникает чувство хотения или нехотения. В какой точке этого процесса появляется «я»?

 

«Это хороший вопрос».

 

«Я» существует до чувства хотения, оно возникает с этим чувством? Вы видите некоторый объект, наподобие нового типа авторучки, и происходит множество реакций, которые являются совершенно нормальными, но с ними возникает желание обладать объектом, а затем начинается другая серия реакций, которые дают жизнь «я», которое говорит: «Я должен иметь это». Так что «я» создается чувством или желанием, которое возникает через естественный отклик на увиденное. Без того, чтобы не видеть, не ощущать, желать, есть ли «я» как отдельная, изолированная сущность? Или же весь этот процесс наблюдения, наличия ощущения, хотения составляет «я»?

 

«Вы хотите сказать, сэр, что „я“ нет сначала? Разве это не „я“, которое чувствует и затем желает? » — спросил тот, кто пониже.

 

Что вы говорите? Разве «я» не отделяет себя только в процессе восприятия и желания? Прежде, чем этот процесс начинается, есть ли «я» как отдельная сущность?

 

«Трудно думать о „я“ как о просто результате некоего физико-психологического процесса, поскольку это звучит очень материалистически, и идет против нашей традиции и всех наших привычек мышления, которые говорят, что „я“, наблюдатель, существует сначала, и не то, что оно было „создано“. Но несмотря на традицию и Священные писания и мою собственную неустойчивую склонность верить им, я понимаю, что то, что вы говорите, это факт».

 

Это не то, что другой может сказать, что приводит к восприятию факта, а ваше собственное прямое наблюдение и ясность мышления, не так ли?

 

«Конечно, — ответил более высокий. — Я могу сперва принять по ошибке кусок веревки за змею, но в тот момент, когда я ясно вижу вещь, нет никакого ошибочного восприятия, никаких желаемых мыслей о ней».

 

Если этот пункт ясен, мы продолжим по вопросу о подавлении или возвышении желания? Теперь в чем проблема?

 

«Желание есть всегда, иногда неистово горящее, а иногда дремлющее, но готовое ворваться в жизнь. И проблема в том, что с ним делать? Когда желание дремлет, все мое существо довольно спокойно, но когда оно активно, я очень тревожен, я становлюсь беспокойным, лихорадочно активным, пока это специфическое желание не является удовлетворенным. Тогда я становлюсь относительно спокойным, пока желание не появляется снова и снова, возможно, с иным объектом. Оно похоже на воду под давлением, и как бы высоко вы ни построили дамбу, оно всегда просачивается через трещины, обходя вокруг или проливаясь через край. Я почти замучился, пытаясь быть выше желания, но в конце моих всевозможных усилий желание все еще есть, улыбаясь или хмурясь. Как мне освободиться от этого? »

 

Вы пробуете подавлять, возвысить желание? Вы хотите приручить его, одурманить, сделать его уважаемым? Не принимая во внимание книги, идеалы и гуру, что вы чувствуете по отношению к желанию? Каков ваш порыв? Что вы думаете?

 

«Желание естественно, не так ли, сэр? » — спросил тот, что пониже.

 

Что вы подразумеваете под естественным?

 

«Голод, секс, желание комфорта и надежности — все это желание, и это кажется таким по-здоровому нормальным и разумным. В конце концов, мы так устроены».

 

Если это нормально, тогда почему вы обеспокоены этим?

 

«Неприятность в том, что есть не только одно желание, а много противоречивых желаний, все из которых тянут в разных направлениях. Я внутри разрываюсь на части. Два или три доминируют, и они отвергают противоречивые желания поменьше. Но даже среди главных желаний существует противоречие. Именно это противоречие с его натянутыми и напряженными отношениями причиняет страдание».

 

И чтобы преодолеть это страдание, вам сказали, что вы должны контролировать, подавлять или возвышать желание. Это так? Если бы удовлетворение желания приносило только удовольствие и никакого страдания, вы бы весело продолжали с ним сосуществовать, не так ли?

 

«Вероятно, — заметил более высокий. — Но всегда есть некоторая боль, а также страх, и это то, что мы хотим устранить».

 

Да, каждый хочет этого, и именно поэтому весь замысел и основа нашего мышления желает продолжения удовольствий, и в тоже время избегает боли желания. Разве вы тоже не стремитесь к этому?

 

«Боюсь, что да».

 

Борьба между удовольствиями от желания и страданием, которое также приходит вместе с ним, это конфликт дуальности. В этом нет ничего очень озадачивающего. Желание ищет удовлетворения, а тень удовлетворения — это расстройство.

 

Мы не признаем это, поэтому все мы стремимся к удовлетворению, надеясь никогда не быть расстроенными, но эти два явления неотделимы.

 

«Неужели никогда невозможно получить полное удовлетворение без боли расстройства? »

 

Разве вы не знаете? Разве вы не испытали краткое удовольствие от удовлетворения и разве оно неизменно не сопровождается беспокойством, болью?

 

«Я заметил это, но так или иначе пытался держаться подальше от боли».

 

И вам удалось?

 

«Нет все-таки, но всегда надеешься на это».

 

Как оградиться от такого страдания — вот ваша главная забота на протяжении все жизни. Поэтому вы начинаете дисциплинировать желания, вы говорите: «Это правильное желание, а другое неправильное, безнравственное». Вы взращиваете идеальное желание, такое, какое должно быть, в то время как находитесь в ловушке у того, какого не должно быть. То, которое не должно быть, это реальный факт, а то, которое должно быть, не имеет никакой реальности, кроме как воображаемого символа. Это ведь так, не правда ли?

 

«Но пусть даже воображаемые, разве идеалы не необходимы? — спросил тот, что пониже. — Они помогают нам избавляться от страдания».

 

Неужели? Ваши идеалы помогли вам освободиться от страданий, или они просто помогли вам продлить удовольствия, в то время как в воображении вы говорили себе, что не должны? Так что боль и удовольствие от желания продолжаются. Реально, вы не хотите быть свободными ни от того, ни от другого. Вы хотите дрейфовать с болью и удовольствием от желания, тем временем разглагольствуя о идеалах и всей этой дряни.

 

«Вы совершенно правы, сэр», — признал он.

 

Давайте продолжим оттуда. Желание нельзя разделять на как приносящее удовольствие и болезненное или как правильное и неправильное желание. Есть только желание, которое появляется под различными формами, с различными целями. Если не поймете этого, вы будете просто бороться, чтобы преодолеть противоречия, которые являются самой природой желания.

 

«Есть ли тогда центральное желание, которое должно быть преодолено, желание, от которого прорастают все другие желания? » — спросил более высокий.

 

Вы имеете в виду желание безопасности?

 

«Я думал об этом, но имеется также желание секса, так много других вещей».

 

Есть ли одно центральное желание, от которого прорастают другие желания, как множество детей, или желание просто меняет объект удовлетворения время от времени, от юного возраста до зрелости? Существует желание обладать, быть страстным, преуспевать, быть в безопасности, и внутренне и внешне, и так далее. Желание переплетается с мыслью и действием, с так называемой духовной, также как мирской жизнью, верно?

 

Они молчали в течение некоторого времени.

 

«Мы больше не можем думать, — сказал тот, кто пониже. — Мы в тупике».

 

Если вы подавляете желание, оно снова возникает в иной форме, так ведь? Управлять желанием — означает сузить его и быть эгоцентричным. Контролировать его — означает выстроить стену сопротивления, которая всегда рушится, если, конечно, вы не станете невротиком, зацикленным на одном желании. Подавление желания — это волевой акт, но воля — это особая концентрация желания, и, когда одна форма желания доминирует над другой, вы снова в ваших старых рамках борьбы.

 

Контроль, дисциплина, подчинение, подавление — все включает в себя некоторого рода усилие, и такое усилие все еще в пределах области дуальности, «правильного» и «неправильного» желания. Лень может быть преодолена актом воли, но мелочность ума остается. Мелочный ум может быть очень деятельным, и он обычно таким и является, таким образом причиняя вред и страдания себе и другим. Итак, как бы сильно мелочный ум ни боролся, чтобы преодолеть желание, он продолжит быть мелочным умом. Все это ясно, не так ли?

 

Они посмотрели друг на друга.

 

«Я думаю так, — ответил более высокий. — Но, пожалуйста, немного помедленнее, сэр, и не перегружайте каждое предложение идеями».

 

Подобно пару, желание — это энергия, верно? И как пар может быть направлен, чтобы управлять любым видом машин, либо полезным, либо разрушительным, так и желание может быть рассеяно, или же оно может использоваться для понимания без наличия того, кто использует эту удивительную энергию. Если есть использующий ее, будь он один или много, индивидуум или коллектив (что является традицией), то начинаются неприятности. Тогда возникает замкнутый круг боли и удовольствия.

 

«Если ни индивидуум, ни коллектив не должен использовать ту энергию, то кто же должен использовать ее? »

 

Разве вы не задаете неправильный вопрос? Неправильный вопрос будет иметь неправильный ответ, но правильный ответ может открыть дверь к пониманию. Есть только энергия, нет никакого вопроса о том, кто будет использовать ее. Это не энергия, а использующий ее, кто поддерживает замешательство и противоречие боли и удовольствия. Использующий, как один и как многие, говорит: «Это правильно, а то неправильно, это хорошо, а то плохо», таким образом увековечивая конфликт дуальности. Он настоящий интриган, творец печали. Может ли использующий ту энергию, называемую желанием, прекратить быть? Может наблюдатель не быть действующим, отдельной сущностью, воплощающей ту или иную традицию, а быть самой той энергией?

 

«Разве это не очень трудно? »

 

Это единственная проблема, а не то, как контролировать, дисциплинировать или подавлять желание. Когда вы начинаете понимать это, желание приобретает совершенно иное значение, оно становится чистотой творения, движением истины. Но просто повторять, что желание верховодит и так далее, не только бесполезно, но и явно вредно, потому что действует как усыпляющий препарат, чтобы успокоить мелочный ум.

 

«Но как избавиться от использующего желание? »

 

Если вопрос «Как? » отражает поиск метода, тогда пользователь желания будет просто создан в другой форме. Важнее не быть использующим, а не избавиться от него. Нет никакого «как». Есть только понимание, импульс, который разрушит старое.

 

⇐ Предыдущая891011121314151617Следующая ⇒

Поделиться: