XXXIX. Человек после человека

 

И вот здесь было больше нечего видеть: к чему кролику глаза лангусты? Они покидали мир лангусты, маленького кролика, маленького-маленького, наконец мир всех малышей, которые давали жизнь всем малышам -- малышей, которых возможно разглядеть глазами человека. А если это было совсем другое?

Мир -- это, конечно, совсем иное иди еще нечто отличное от того, что об этом думает стрекоза на листе кувшинки. Целый мир кувшинки или стрекозы, растерявшей свои педали, свою геометрию и круглые глаза, с несколькими Евангелиями для спасения кувшинки.

Нечто другое было довольно черным на первый взгляд.

И кроме того, это трепещет, это трепещет, там есть что-то, что трепещет. Может быть, то самое " ничто", которое трепетало и в лангусте, и в стрекозе, и в маленьком кролике и во всех тех малышах малышей, которые одним прекрасным утром вышли из оболочки некого человека. Но " это нечто" простирается довольно далеко, может быть, дальше кувшинки и других кувшинок, которые плывут в океане галактик. Это довольно-таки старое трепетание. Возможно, это первый трепет всех маленьких зверьков. И что же это?

Тишина.

Безграничная тишина, как дыра, пронзающая планету насквозь и множество других планет вплоть до самого сокровенного всех планет, населенных людьми, маленькими ящерками или маленькими штуковинами, которых не видно, или большими штуковинами, которых тем более не видно. Не было такого уха, готового услышать это, и зачем оно нужно, это ухо кита или пеликана, этому самому сокровенному... в конце чего?

И все-таки, это трепещет, это трепещет, это -- тишина, которая трепещет.

И вот то, что человек слышал в конце Вселенной.

И вот то, что он видел в конце времени и времен.

Это было очень далеко и очень старо.

Это было очень близко, в груди.

Трепет ночи, несущий в себе все ночи, всех пеликанов в ночи и все горести пеликанов или людей. Трепет сердца, несущий в себе все сердца в ночи, всех маленьких зверьков, которые трепетали, будут трепетать еще, будут трепетать всегда. Это было без боли, без конца, без цели, это трепетало ради трепета, потому, что хорошо было трепетать и трепетать еще, вместе со стрекозой, с землеройкой, с галактикой или с маленьким котенком. Это было даже очень приятным, как ветер сквозь галактики, который раздувает снасти мира, гуляя среди его огромных дюн и чертопополоха, его землероек, стрекоз и обычных людей, то там, то здесь. Это была музыка мира, ее трепет крыла в конце времен, в конце земель и всех горестей всех земель; это трепетало там, в сердце человека, как в конце обезумевших галактик или не таких уж и обезумевших, как в конце лугов, до которым никогда не носились вскачь, там вдали, за никогда не грезившимися грезами. Это уходило далеко-далеко, в глубь сердца, как внезапная любовь к этим огромных высвободившимся берегам, в то время как безымянный взгляд медленно открывался на никогда не виданную Землю.

" Это" была заря нового мира.

Тут еще ничего не узнавалось.

" Это" блуждало, как улыбка в уголках рта.

" Это" улыбалось ничему и всему

" Это" улыбалось своей собственной любви, которая трепетала, которая трепетала, и это было таким приятным, что хотело трепетать повсюду, во всем. " Это" не имело глаз, и у " этого" были как будто все мыслимые глаза, глаза стрекозы, глаза подмигивающей звезды; " это" не имело ушей, и все же " это" слышало тот же трепет повсюду, ту же музыку человека или после человека, в чертополохе на склоне огромных дюн или среди утесов гигантских затерянных звезд. Это был затерявшийся человек, это был миллионы раз человек сквозь череду времен, всех исчезнувших эпох, на легких меридианах, которые лопались под напором ветра... или в этой единственной нежной секунде, подобной вновь исчезнувшей под громадными белыми лепестками улыбке.

И каждый направился к своей собственной улыбке.

Пламя устремилось к пламени.

Мертвые вернулись к мертвым.

Попугайчик отправился к попугайчику, и коза -- к козам.

Каждый возвращался к себе.

Но к себе, это было везде.

Потому, что человек после человека -- это была уйма маленьких зрачков на великом теле радости.

 

 

ХL. Универсальная Страна

 

И... гоп! Они вдвоем отправились в путь. В один прекрасный день, сидя на берегу стольких рек и на опушке леса стольких полян, в этом окне или стольких других окон на углу неба, где трепетало несколько листков пихты, каштана, над долиной снега или над красными степями, медленно, вместе с караванами по бурлящим морям или по спокойным морям, похожим на переливающийся рисунок ткани, где выстраиваются друг за другом совсем слабый бурун, затем еще и еще, и столько криков птиц, столько взглядов в никуда, как то нечто, которое смотрит неизвестно куда, из какого-то окна или из окна в никуда, находясь на бульваре, на скамейке, в камере смертников, в конце всех взглядов, пьянящим утром жимолости и морской водоросли, что пригрезится нам, что послышится нам. Какая музыка сфер? Какой пейзаж за этим пейзажем, какой крик в конце, за чайкой и за всеми чайками, в бесконечности, как эхо, вернувшееся из-за безымянных морей и никогда невиданной страны? Где же та страна, где же тот путь, где же тот крик? Это нечто всех жизней и всех взглядов, всех горестей той единственной секунды, подобной бездне.

Гринго пустился в путь вместе с криком чайки, он летел и летел, он разворачивался над фиолетовыми гладкими водами, нырял в волну и летел вновь, кричал над прибрежными утесами, кричал над фьордами, скользил вместе с прибоем и складывал свои белые крылья, неподвижно стоя на маленькой лапке как будто на века; он уходил вместе с белым медведем, он плыл среди вод, хватал серебристую рыбу и опять плыл и нырял, испытывая наслаждение от маленьких волн, подрагивавших на спине, и он постепенно исчез в паковых льдах, одинокий, царственный и белый, на века снега или на секунды кристалла; он играл и здесь и там, бежал вместе с Рани и растворялся в облаках, появлялся, вновь маленькой золотистой капелькой на краю листка. Они опрометью промчались через широты и долготы, розовые и голубые континенты и бесконечные леса трав с маленькой зеленой змейкой и светлячком, или где как раз рос изумрудный мох с тремя зернышками Солнца, похожий на спокойный бархат для неменяющихся времен года; либо они раскрыли свои глаза людей взглядом, который видит, и услышали еще в конце снегов и времен года этот шепот другой страны, позади всех стран и вскрик несуществующего утеса -- этот никогда не бегавший бескрылый бег, не существовавшее наслаждение медведя или несуществующую золотистую каплю на краю травинки. Это прибой еще и еще.

И в одно прекрасное утро, в конце веков, не имеющих времени, или в которых заключено все время радости, в конце дней, не ведающих часов или признающих лишь секунды красоты, в конце бесчисленных жизней и маленьких зрачков всех цветов и всех наслаждений, Гринго взглянул на Рани, Рани взглянула на Гринго.

" Но где же, где это великое Солнце всех снегов, крик всех криков, слабое виртуозное журчание, которое шумит вместе со всеми прибоями, и ветер крыльев в конце крыльев? "

Они посмотрели на нечто, которого там не было.

Тогда, отворилась дверь в глубине их сердца, которое было сердцем мира всех маленьких зверюшек мира, дверь снега и тишины в спокойном царстве, настолько спокойном, что оно не шевелилось, настолько неподвижном, что оно было прозрачным и его не было видно, как воздух в воздухе или как улыбка в глубине взгляда.

-- Ты звал меня, -- произнес чей-то голос.

И этот голос, казалось, исходил из всех криков, всех шумов, всех прибоев, всей услышанной музыки и музыки, никогда не слыханной, как призыв в глубине призыва, как чайка в глубине ветра и шум всех непокоренных морей.

Гринго взглянул. Рани внезапно тоже взглянула, и они не увидели ничего.

-- Я там, Я везде там, это Я кричу в глубине твоего сердца, это Я смотрю из глубины твоих глаз.

-- Но я Тебя не вижу, -- сказал Гринго.

-- Но если бы ты Меня увидел, ты бы искал еще в другом месте, сверх того, что ты видишь. Я -- это то что позади легкого ветра, я -- это все то, что есть там.

Чего же ты хочешь, что же это?

И когда ты вырвался из тюрьмы, когда ты свободен и волен, что же это такое еще и всегда в конце этого своеобразного царства мертвых, как и в конце всех звезд; какая тайна, какой еще не смолкший шепот слабого прибоя?

Они оба отправились в новые глаза мира.

-- Но тогда это никогда не будет здесь, -- заключил Гринго.

-- Это здесь, это здесь, -- произнес голос, -- эта Душа красоты здесь, это то самое мгновение в глубинах времени.

Тогда Гринго и Рани склонились над этим мгновением, как над прозрачным бассейном, как над колодцем снега. Они влились в это мгновение всех времен, всех взглядов, всех слабых прибоев, которые, в совершенстве исполняя свою партию, виртуозно журчат и будут журчать каждой крошечной затерявшейся минуткой на кончике травинки, на краю крыла, в конце крика, который звенит и звенит над утесом, в конце " ничто", которое там: они скользнули в этот зов, они отправились в этот взгляд всех взглядов.

И это неожиданно было похоже на колдовство.

Зеркало-перевертыш.

Улыбка, которая вздымается из глубины спокойных вод, которая заполняет собой весь прозрачный бассейн и весь колодец взгляда, и каждую секунду времени, и каждую виртуозную руладу журчания вечного прибоя. Это было то, что любило в глубине каждой крошечной секунды, как в глубине золотистых вечностей. Это " другое" было здесь, снежное время под бременем всех времен, невзгод или радостей, слабое подобие улыбки после всех мук, всех наслаждений, маленькое ничто, заполнившее все, такое легкое, что его не видно, такое спокойное, что оно подобно тишине тишины и шелесту крыльев всего, что проходит.

Гринго и Рани вступили в эту улыбку, и это было началом мира, его концом и серединой, его маленькой розовой каплей посреди всех радуг, его маленькой чистой каплей посреди каждой секунды, его птичьим криком в глубине всех фьордов и всех горестей, его величественным пространством в глубине прибоев, в то время как проходят эпохи и сменяются миры.

Итак, больше ничему не было нужды меняться, потому что они находились в одной и той же улыбке повсюду. Как маленькая зеленая водоросль в воде бурного потока, повторяющаяся еще-еще... И всегда.

 

Край Земли.

19 сентября 1979 г.

 

Сатпрем.

Родился в 1923 году в Париже. Детство британского моряка. Арестован Гестапо в возрасте 20 лет, проводит полтора года в концентрационном лагере. Первое путешествие приводит его в Египет, затем в Индию, где он занимает первый и последний в своей административной карьере пост в Пондишери. Он открывает для себя " новую эволюцию", провозглашенную Шри Ауродиндо: " Человек -- это существо переходное"; " пересматривает свои старые представления и отправляется в рискованное путешествие в Южную Америку, сначала в Гвиану, где проводит год в девственных лесах /это будет описано в его первом романе " Золотоискатель" /, затем в Бразилию, в Африку, все время стремясь к " настоящим приключениям."

В возрасте 30 лет, в 1953 году окончательно возвращается в Индию, нищенствует, занимается тантризмом, это второй роман /" Тело Земли" /, затем покидает эти пути, чтобы служить Матери и Шри Ауробиндо, которому он посвятил свой первый очерк -- " Шри Ауробиндо или путешествие сознания", а затем второй очерк -- " Происхождение сверхчеловека."

В течение 19 лет он будет жить возле Матери, станет ее доверенным лицом и свидетелем, соберет бесчисленные личные разговоры, которые составят " Записные книжку Матери" /13 томов, более 6000 страниц/. Это -- переживание возле Той, которая искала секрет эволюционного перехода к будущему виду, дало толчок к написанию трилогию Матери /" Божественный материализм", " Новый вид", " Мутация смерти" / и, наконец, легенде " Гринго", действие которой разворачивается в девственном лесу, как и в его первом романе 25 лет тому назад. Это легенда о новом мире.

 

 

[1]игапо -- внутреннее озеро или болото

[2]Селение, лагерь

[3]суи-манга -- колибри

[4]пиракуру -- рыба

[5]жакуару -- большая ящерица

[6]памба-змея

[7]сипо -- лианы

[8]тинаму -- скрытохвост /птица/.

[9]жакаре -- кайман

[10]амаранты-бархотник

[11]пиха -- гарпия или орел

[12]дуруколи -- маленькая ночная обезьянка

[13]пипа-пипа-лягушки

[14]Собек-Ре-бог в обличие крокодила

[15]ниопа -- галлюциногенный порошок

[16]василиск -- ящерица из семейства игуан

[17]Курупира -- другое название всеобщего Бессознательного

[18]ФМЯ -- Фронт Мировой Ярости

⇐ Предыдущая1234

Поделиться: