Демократизация как тенденция развития современного мира

На демократизацию (англ.: democratisation) как тенденцию развития современного мира указывают многие авторы. При этом само понятие в политической науке используется в основном в двух значениях. Под демократизацией мира, во-первых, понимается рост количества демократических государств; во-вторых, усиление и развитие демократических институтов и процедур в различных странах. Последнее имеет особое значение для государств, находящихся в процессе перехода к построению демократического государства, т.е. демократическом транзите. Г. О’Доннел (G. O’Donnel) и Ф. Шмиттер (Ph. Schmitter) в самом демократическом транзите выделяют следующие ступени: либерализацию, демократизацию и консолидацию.
И все же в мировой политике в отличие от политологии понятие «демократизация» чаще употребляется в первом значении, т.е. как увеличение числа демократических государств. Правда, возможно и еще одно понимание демократизации современного мира — как расширение круга участников международного взаимодействия. Однако такой подход не является пока устоявшимся в мировой политике.

Существуют различные представления, а также процедуры оценки того, какие страны можно считать демократическими. Споры часто вызывают государства, находящиеся «в пограничном состоянии», в которых ряд признаков демократического развития присутствует, в то время как отсутствуют другие. Тем не менее, в самом общем виде, согласно данным американского исследователя Д. Колдуэлла (D. Caldwell), в 1941 г. можно было рассматривать как демократические примерно 25% государств, а в 1996 г. их число достигло уже 40%. Если же учитывать страны, которые находятся в процессе демократического транзита, то эта цифра; согласно американскому институту Freedom House, занимающемуся анализом развития демократий в мире, может достигнуть сегодня порядка 75%. Американский исследователь и главный редактор журнала «Foreign! Affairs» Фарид Закария (FZakaria) пишет, что в настоящее время 118 стран мира являются демократическими. В любом случае, независимо от того, какие конкретные цифры будут взяты за основу, практически все авторы соглашаются с тем фактом, что число демократических стран в мире увеличивается.

Появление демократических государств в мире шло нелинейно. С. Хантингтон (5. Huntington) в 1991 г. опубликовал статью в журнале «Journal of Democracy» под названием «Третья волна демократизации» (Democracy's Third Wave), а также книгу с близким заголовком «Третья волна демократизации в конце XX столетия» (The Third Wave: Democratization in the Late of Twentieth Century), выделив периоды в мировой истории, связанные с развитием демократических процессов (волны демократизации), и своеобразные демократические «откаты». Некоторые авторы, например, Р. Дикс (R. Dix), отталкиваясь от конкретных событий, указывают несколько иные даты развития волн демократизации, чем С. Хантингтон. Или события конца 1989 — начала 1991 г в Восточной Европе выделяют в отдельную, четвертую, «волну» демократизации

Можно выделить в истории следующие волны, или этапы, демократизации.

Первая волна демократизации — самая длительная. Она фактически продолжается столетие и датируется С. Хантингтоном 1820—1920 годами. Во время этой «волны» было образовано более 20 демократических государств (29 — по С. Хантинггону и 21 — по Р. Диксу). Для этих стран была характерна парламентская и партийная системы, широкое избирательное право. За первой «волной» последовал «откат» от магистрального пути демократического развития, который продолжался со второй половины 1920-х годов по первую половину 1940-х. Он связан с приходом к власти фашизма в ряде стран мира.

Вторая «волна» (середина 1940 — начало 1960-х) обусловлена поражением фашизма во Второй мировой войне и крушением колониальной системы. После нее наступает, согласно С. Хантингтону, новая регрессивная «волна», во время которой формируется ряд военных и авторитарных режимов (в том числе в 1967 г. в Греции и в 1973 г. — в Чили). В целом «второй откат» длится с начала 1960-х по начало 1970-х годов.

Наконец, новая, третья, «волна» начинается с первой половины 1970-х годов. Демократические процессы охватывают Западную Европу (Греция — 1974, Португалия — 1975, Испания — 1977); Латинскую Америку (Доминиканская Республика — 1975, Гондурас —1982, Бразилия — 1985, Перу — 1988, Чили — 1990 и др.); Азию (Турция — 1988, Филиппины — 1986, Южная Корея — 1988); Восточную Европу (Венгрия — 1989, Чехословакия — 1989, Польша — 1989, Болгария — 1989, Россия — 1991 и Др ); Африку (в ЮАР в 1994 г. прошли первые встране всеобщие выборы).

Чем обусловлены процессы демократизации? в политологии рассматриваются обычно две группы факторов, или переменных: ♦ структурные (независимые переменные) — уровеньэкономическо-го и социального развития, социально-классовые процессы, доминирующие в обществе ценности и т.п.; ♦ процедурные (зависимые переменные) — принимаемые решения, личностные особенности политических деятелей и т.п.

Детальный анализ этих двух групп факторов проводит отечественный исследователь А. Ю. Мельвиль. Модифицировав модель «воронки причинности», которая была предложена американским автором Д. Кэмпбеллом и его коллегами для анализа поведения избирателя, он использовал ее для изучения проблем транзита. При этом в самом процессе демократического транзита А. Ю. Мельвиль выделяет две фазы — учреждения и консолидации демократии. Далее, при изучении факторов, влияющих на учреждение демократии, он предлагает «постепенный переход от преимущественно структурного к преимущественно процедурному анализу», а при исследовании второй фазы — обратный путь «в аналитике, т.е. от микро- к макрофакторам».

В политологии внешняя среда, т.е. тенденции мирового развития, обычно рассматривается как одна из структурных переменных процесса демократизации: насколько она способствует (или нет) этому процессу. Однако в современном мире при все более тесном переплетении внешней и внутренней политики международная среда может выступать в качестве и структурной, и процедурной переменной. Причем последнее, похоже, становится все более значимым. Принятие решений (а это процедурная переменная) мировым сообществом в отношении той или иной страны может вести к развитию в ней демократических процессов. Так, ООН неоднократно принимала резолюции в отношении режима апартеида в Южной Африке, а также решения о санкциях, что было фактором, воздействующим на отказ этой страны от политики апартеида и проведение демократических выборов в 1994 г.

Конец XX в., совпавший с третьей «волной» демократизации, которая и по количеству государств, и по степени их вовлеченности в демократические процессы является, пожалуй, особенно бурной, принес с собой и другие тенденции мирового развития — глобализацию и интеграцию мира. Все эти процессы усиливают друг друга. Следование демократическим принципам и традициям для все большего числа участников является неким Позитивным примером. Оставаться вне всемирного «демократического клуба» в современном глобализирующемся мире означает быть неким «изгоем» — вне системы, вне «современности». Это побуждает все новые и новые государства ориентироваться на демократические ценности.

На отрицание демократического пути развития руководители государств идут сознательно, противопоставляя тем самым свою страну остальному миру. В этом контексте можно рассматривать процесс демократических преобразований в конце XX столетия именно как тенденцию j политического развития мира, в реализации которой все более важными; оказываются не эндогенные (внутренние) факторы (уровень социально-экономического развития, политические процессы в обществе и т.п.), а экзогенные по отношению к данному государству, т.е. международная среда. Именно она побуждает к демократическим преобразованиям.

Демократизация конца XX столетия дала основание Ф. Фукуяме говорить о конце истории. В том смысле, что в историческом развитии человечество сделало свой выбор в пользу демократического развития. Его статья не раз подвергалась критике. Возражения вызывали такие положения, как прогноз об окончании конфликтов в мире в связи с окончанием идеологического противостояния Восток—Запад, линейность и одновекторность исторического развития и др. Однако тезис о процессе демократизации как общей тенденции, пожалуй, оспаривался меньше всего. Действительно, если в начале XX в. относительно небольшое число государств можно было рассматривать как демократические, да и сами они далеко не всегда предполагали всю полноту избирательных и иных прав (в ряде государств были ограничены права женщин, национальных меньшинств, введен довольно высокий имущественный ценз и т.п.), то к началу XXI столетия эти проблемы оказались если и не решенными, то решаемыми.

Следует, однако, подчеркнуть, что демократизация не является неким однозначным и поступательным процессом. С особой отчетливостью это предстало в результате последней «волны» демократизации, когда стали образовываться нелиберальные демократии, гибридные режимы, имитационные демократии. Их суть заключается в том, что демократические институты и процедуры в ряде государств используются лишь как; внешняя форма, служащая порой для прикрытия недемократических по своей сути механизмов реализации власти. Пожалуй, наибольшее распространение получил термин «нелиберальные демократии» благодаря работе Ф. Закарии (Zakaria), опубликованной в 1997 г. в журнале «Foreign* Affairs». Ф. Закария отталкивается от высказывания американского дипломата Ричарда Холбрука (R. Holbrooke), который в сентябре 1996 г. предложил представить, что во время свободных демократических выборов в стране побеждает кандидат, который открыто исповедует расистские, фашистские или сепаратистские взгляды и выступает против мирного решения вопроса, в частности, по Югославии. По сути, этот лидер приходит к власти демократическим путем, однако исповедует явно недемократические взгляды и проводит соответствующую политику. Ф. Закария продолжает эту логику рассуждения и обращает внимание на то, что возможно возникновение так называемых нелиберальных демократий, т.е. тех, которые взяли только внешние атрибуты демократических преобразований. Более того, число таких стран, как он пишет, увеличивается. В 1990 г. их было 22% от всего количества демократических государств, а в 1997 — уже 35%.

21. Международная практика " принудительной демократизации"

Расширение демократии происходило на фоне утверждения политики «принудительной демократизации». Речь идет о комплексе мер по ограничению суверенитета определенной страны ради утверждения в ней либерально-демократической системы.

Такой подход опирался на дипломатическое давление, введение санкций, поддержку оппозиции, международную изоляцию соответствующего режима. К началу XXI века такая стратегия стала допускать использование силы.

Первым опытом «принудительной демократизации» стало переустройство немецкой политической системы. На Потсдамской конференции 1945 года союзники провозгласили политику денацификации, демократизации, демилитаризации и декартелизации страны. Германия была лишена суверенитета и разделена на зоны оккупации. В 1946 году был проведен Нюрнбергский процесс, осудивший преступные планы Национал-социалистической немецкой рабочей партии (НСДАП), преступления высших чиновников Рейха, Вермахта и СС, а также саму нацистскую идеологию. По требованию западных союзников в новой конституции ФРГ были зафиксированы основные гражданские свободы. В 1949 году в западной зоне оккупации прошли выборы в бундестаг, после которых была создана Федеративная Республика Германия.

Более сложно развивалась ситуация вокруг Японии. В 1947 году штаб американских оккупационных войск под руководством генерала Дугласа Макартура внес радикальные поправки в японскую конституцию 1889 года, которые полностью изменили ее характер. В Японии был установлен режим парламентарной демократии, произошла либерализация системы образования и ликвидация крупных компаний дзайбацу, служивших базой для военного производства. Однако в Японии была сохранена монархия.

До настоящего времени «державы-победительницы» сохраняют режим частичного ограничения суверенитета Германии и Японии. Московский договор 1990 года снял с Германии остатки оккупационного статуса, но сохранил запреты на проведение референдумов по военно-политическим проблемам, требование вывода всех иностранных войск, принятие внешнеполитических решений без консультаций с «державами-победительницами» и развитие ряда компонентов вооруженных сил.

Конституция 1947 года сохраняет отказ Японии от войны как суверенного права нации. Американо-японские договоры безопасности 1951 и I960 годов предусматривают условия постоянного присутствия войск США на японской территории. Эти ограничения призваны гарантировать сохранение демократического вектора развития Германии и Японии.

Объектом «принудительной демократизации» стал расистский режим Южной Африки. С конца 1940-х годов в ЮАР сформировался режим апартеида — система разных политических прав у расовых общин. Критика апартеида стала причиной выхода ЮАР в 1961 году из состава Британского содружества. В 1973 году Генеральная ассамблея ООН приняла Международную конвенцию о пресечении преступлений апартеида и наказании за него. Документ допускал возможность введения каждым государством — членом ООН санкций против ЮАР с целью побуждения ее к отказу от политики апартеида. В конце 1980-х годов с критикой Претории стали выступать США. Это подвигло президента Фердинанда де Клерка (1989—1994) пойти на демократические реформы: в 1994 году была принята новая конституция ЮАР, отменившая апартеид.

Более жесткому давлению подвергался режим в Южной Родезии. В 1965 году белое меньшинство этой британской колонии провозгласило независимость и, подобно ЮАР, установило систему расовой сегрегации. Но страны Британского содружества не признали независимость Южной Родезии и ввели против нее экономические санкции. При посредничестве Британии режим Яна Смита и «умеренная» оппозиция заключили в 1978 году промежуточное соглашение, по условиям которого в стране были проведены выборы по квотам для белого и небелого населения. В 1979 году британский парламент подтвердил колониальный статус Южной Родезии и установил в стране переходный режим. Власть перешла к британскому губернатору Артуру Соумсу, а после всеобщих выборов в 1980 году — правительству во главе с лидером Африканской национально-освободительной армии Робертом Мугабе. Теперь эта страна называется Зимбабве.

После распада СССР практика «принудительной демократизации» получила более широкое распространение. Полигоном для апробации «нового интервенционизма» стала Латинская Америка. В 1989 году США провели операцию в Панаме по свержению диктатуры Мануэлья Норьеги. В 1994 году Вашингтон высадил десант на Гаити с целью свержения хунты во главе с генералом Раулем Седрой и возвращения свергнутого в 1991 году президента Жана-Бертрана Аристида. Свои действия Соединенные Штаты мотивировали взаимосвязью режимов в Панаме и Гаити с колумбийской наркомафией и необходимостью построения в этих странах полноценных государственных институтов. Новые правительства осуществляли политику экономической либерализации, приватизации и проведения демократических выборов.

Объектом применения такой политики стала и Руанда. После конфликта 1994 года на базе резолюции Совета Безопасности ООН № 1165 начал работать Международный трибунал по преступлениям в Руанде. В его задачи входило расследование преступлений, преследование виновных в актах геноцида, способствование примирению народностей хуту и тутси, а также «восстановление справедливости и законности в Руанде». Последнее означало, что ООН косвенно взяла на себя полномочия по восстановлению мира в стране и трансформации ее политической системы. Под воздействием ООН победивший Руандийский патриотический фронт тутси установил президентскую республику на основе демократических выборов.

По иной схеме развивалась демократизация Либерии. С 1989 года здесь шла гражданская война между силами Национального патриотического фронта во главе с Чарльзом Тэйлором, анархистской группировкой Йеду Джонсона и правительственными войсками Сэмьюэла Доу. В 1996 году страны Экономического сообщества стран Западной Африки (ЭКОВАС) ввели в страну миротворческие силы ЭКОМОГ, материально-техническую помощь которым оказали США. Однако победу на президентских выборах 1997 года одержал Чарльз Тэйлор. Это привело к началу второй гражданской войны 1998—2003 годов, в ходе которой Гвинея и Соединенные Штаты добились его свержения. На президентских выборах 2005 года победила Элен Джонсон-Серлиф — бывший сотрудник Мирового банка и министр финансов правительства Ч. Тейлора. Политика демократизации Либерии стала проводиться с опорой на рекомендации ООН и международных финансовых институтов.

Подобная схема была применена и к Сьерра-Леоне. Конфликт в эту страну был импортирован из Либерии. В 1997 году в страну ввели миротворческие силы ЭКОМОГ, которые участвовали в военных действиях. В 1999 году была развернута миротворческая миссия ООН, костяк которой составили британские военнослужащие. При посредничестве ООН и ЭКОВАС в 2000 году враждующие стороны заключили мирный договор. Сьерра-Леоне вернулась к довоенному режиму президентской республики и начала политику экономической либерализации.

Стратегия «принудительной демократизации» использовалась и входе конфликтов на Балканах. Страны НАТО провели операции против боснийских сербов (1995) и Югославии (1999) под предлогом прекращения «гуманитарных катастроф» в Боснии и Косове. Эти акции создали условия для смены власти в Союзной Республике Югославии. В конце 1990-х годов в стране усилилась деятельность демократической оппозиции, что привело к политическому кризису в ходе президентских выборов 2000 года. В его ходе страны ЕС и США поддержали лидера Демократической оппозиции Сербии Воислава Коштуницу. Среди его предвыборных обязательств значились институциональные реформы, борьба с коррупцией, экономические вопросы и интеграция в ЕС. Политика «демократизации» Югославии строилась, таким образом, на сочетании методов силового воздействия и дипломатической поддержке внутренней оппозиции.

Иной алгоритм был реализован в Македонии. В 2001 году начался конфликт между македонским правительством и албанским населением северо-запада страны. 12 августа 2001 года при посредничестве НАТО и ЕС были подписаны Охридские соглашения. Македонское правительство обещало предоставить албанцам юридическую и культурную автономию, а албанские формирования — разоружиться под контролем НАТО. Для выполнения договоренностей в Македонии в 2001—2002 годах была проведена миротворческая операция НАТО. С 2003 года ее заменила полицейская миссия ЕС. Страны Запада представили эти события как демократизацию политической системы Македонии — этап подготовки к ее будущему вступлению в НАТО и ЕС.

События на Балканах породили дискуссию о допустимости использования силы для «принудительной демократизации» других государств. На Вашингтонском саммите НАТО 23—25 апреля 1999 года был официально принят тезис о моральной оправданности «гуманитарного вмешательства». Оппоненты возражали, что подобные действия увеличивают потенциал конфликтности в межгосударственных отношениях. Стратегия «принудительной демократизации» могла, по мнению оппонентов, перерасти в полномасштабный вооруженный конфликт. Поэтому идеи сопротивления проектам «принудительной демократизации» нашли отражение в российско-китайском коммюнике (1997) и «большом» договоре России и КНР (2001).

После терактов 11 сентября 2001 года США встроили стратегию «принудительной демократизации» в контекст глобальной антитеррористической операции. Речь шла о принудительном создании демократических институтов на территории стран, освобожденных от власти транснациональных террористических сетей. В 2002 году администрация Дж. Буша-младшего заявила о возможности свержения «диктаторских режимов», подозреваемых в сотрудничестве с терроризмом и создании оружия массового поражения (ОМП). Стратегия «принудительной демократизации» приняла открыто силовые формы.

Полигоном для обкатки ее обновленного издания стал Афганистан. После проведения антиталибской операции осенью 2001 года США попытались построить здесь дееспособное государство. В декабре 2001 года в Бонне (Германия) прошла международная конференция всех конфликтующих сторон с участием бывшего короля Захир-шаха. Было решено создать временное правительство во главе с Хамидом Карзаем. В 2004 году в стране была принята новая конституция, провозгласившая Афганистан демократической республикой с президентской формой правления. Контроль за деятельностью новых институтов осуществляют миротворческие силы, действующие с 2003 года в формате специальной операции НАТО. В 2006 году Североатлантический альянс создал также специальные «группы быстрого реагирования», призванные помочь правительству X. Карзая восстановить контроль над «полевыми командирами».

В 2002 году администрация Дж. Буша провозгласила более амбициозный проект — демократизации «Большого Ближнего Востока». Целью этой политики было принудительное построение относительно стабильных демократических систем в ближневосточных странах. В Вашингтоне также полагали, что реализация проекта «Большого Ближнего Востока» позволит решить ряд стратегически важных для США проблем — от ослабления радикально исламистских движений до получения доступа к альтернативным Саудовской Аравии источникам энергоносителей.

Реализация этих мер оказалась затрудненной из-за просчетов США и социально-культурной специфики стран Ближнего Востока. Попытки принудительного экспорта демократии привели к победе радикально-исламистских движений. «Революция кедров» в Ливане и вывод из этой страны сирийских войск в 2005 году привели к усилению позиций движения «Хезбалла» и Второй ливанской войне 2006 года. На выборах в Палестинской автономии 17 марта 2006 года победу одержало радикально-исламистское движение «ХАМАС». Это привело к гражданской войне на Палестинских территориях и военной операции Израиля в секторе Газа 2008-2009 годов.

Наиболее крупной неудачей был опыт «принудительной демократизации» Ирака. В стране не оказалось влиятельных сил, готовых поддержать американскую политику. Суннитские общины были связаны с номенклатурой бывшей правящей партии БААС и воспринимали войска коалиции как угрозу своим интересам. Среди иракских шиитов выросла роль радикалов, ориентирующихся на построение с помощью Ирана своего варианта «исламского государства». Лидеры курдов добились широкой автономии для Курдистана и контроля над доходами от экспорта энергоносителей. Итогом этих процессов стала серия вооруженных конфликтов между войсками коалиции, суннитами и шиитами, а также обострение противоречий между иракским Курдистаном и Турцией. Частично нормализовать ситуацию Вашингтону удалось в 2007 году, когда США перешли к политике лавирования между интересами различных кланов и общин.

Не был достигнут успех и в политике ускоренной демократизации Пакистана. Соединенные Штаты оказывали помощь режиму Первеза Мушаррафа в рамках глобальной антитеррористической коалиции. Но Вашингтон требовал от него удаления из органов государственной власти радикальных исламистов, отмены военного положения и проведения демократических выборов. Итогом выборов 2002 и 2008 годов стало, однако, усиление радикально-исламской оппозиции. На северо-западе страны бежавшие из Афганистана талибы провозгласили свое квазигосударство и пакистанская армия потерпела ряд серьезных поражений. 2008 год стал временем резкого обострения ситуации в Пакистане и вынужденного ухода в отставку П. Мушаррафа. В Вашингтоне заговорили о возможности проведения самостоятельной операции в Пакистане.

Стратегия «принудительной демократизации» вызвала серьезные изменения в общественно-политической мысли в теории либеральной демократии. В первые годы XXI века американские неоконсерваторы преобразовали концепцию «глобального гражданского общества» в доктрину «демократической империи».

«Глобальное гражданское общество» основывалось на приоритете либерально-демократических ценностей над национально-государственными. Однако в новом мире интересы распространения этих ценностей оказались тождественными национальным интересам США и отчасти стран ЕС.

«Демократическая империя» стала подаваться как сообщество либерально-демократических стран, которые объединены американским лидерством, общими институтами и проецируют силу за пределами своих территорий. Американские публицисты сравнивали ее с империями Античности (прежде всего — Римской), которые не всегда имели жесткую иерархическую структуру, но строились на восприятии себя как «гражданского общества», противостоящего «варварскому миру».

Идея «демократической империи» вызвала скепсис у сторонников политики расширения демократии ненасильственными методами. Особенно жестким отторжение от этой доктрины было в старых членах ЕС. Менее жестким — в России и государствах Восточной Европы. Большинство полемистов фиксировали внимание на экспансионистской политике администрации Дж. Буша и противопоставлении США своим союзникам по НАТО. Проблема, однако, была глубже. Переход к стратегии «принудительной демократизации» лишил теорию либеральной демократии ее наиболее привлекательного компонента: восприятия процессов демократизации как распространения «зоны мира».

22. Теория " демократического мира" и международная реальность

Среди исследователей-международников середины 1990-х годов стала популярной идея «демократического мира»: демократии не вступают друг с другом в вооруженную конфронтацию и разрешают имеющиеся противоречия исключительно мирным путем. На Западе данный постулат породил поток литературы и прочно утвердился в среде либерального истеблишмента. Устами американского политолога Джека Леви сторонники этого взгляда рискнули даже объявить, что гипотеза «демократического мира» фактически приобрела статус закона в общественных науках. В результате массированных усилий для ее популяризации (к чему приложил руку и Ф. Фукуяма) теория «демократического мира» (ТДМ) стала одним из важнейших постулатов доктрины либерального интервенционизма Соединенных Штатов. В 1994 году президент Б. Клинтон даже использовал ее положения в ежегодном послании Конгрессу США для официального обоснования политики распространения демократии.

На российских исследователей эта теория тоже произвела немалое впечатление, что отразилось в появлении ряда восторженных публикаций. Постулаты этой концепции стали циркулировать в кругах университетской молодежи и средствах массовой информации. Увлеченность гипотезой «демократического мира» за рубежами России и в ней самой может создавать впечатление универсальной значимости этого постулата во всех международных ситуациях и любых исторических эпохах. Стоит привлечь внимание к важности творческого восприятия этой теории, которая может по-разному работать или вовсе не работать в различных социокультурных условиях и контекстах.

К осторожности отчасти побуждает имеющийся у российского обществоведения опыт «механистического» заимствования и воспроизводства западных теорий. В 1990-х годах попытка «непосредственно» применить в России теорию «шоковой терапии» для перехода к рыночной экономике поставила страну на грань социального катаклизма и в конце концов завершилась поэтапным отказом от идеи «лечения шоком» в российских условиях.

Другим примером попытки применить в России заимствованные теоретизации оказалась транзитология, популярная в нашей стране в середине 1990-х годов. Сформировавшись на базе опыта трансформации диктаторских режимов иберо-американского происхождения, она основывалась на исходно здравых идеях и реальном опыте западных обществ. Тем не менее, эта концепция потребовала очень существенных содержательных адаптаций к местным условиям, которые определили протекание переходных политических процессов в России и странах СНГ по существенно иной логике и другим траекториям, чем это было типично для Латинской Америки, Южной или Центрально-Восточной Европы.

Стоит заметить, что сторонников осторожного отношения к ТДМ становится заметно больше и в среде зарубежных ученых, принадлежащих к различным исследовательским направлениям. На Западе сформулированы основные критические постулаты, побуждающие всерьез задуматься над тем, каков на самом деле эвристический потенциал ТДМ. В какой мере применение этой концепции в анализе может его обогатить, а в какой — направить исследователя по тупиковому маршруту?

Тезис о «демократическом мире» целесообразно разобрать с конструктивистских позиций. Такой подход перспективен, поскольку он (в логике конструктивизма) позволяет увидеть реальность демократического мира — не как раз и навсегда данную, а как социально сконструированную и социально укорененную.

Почему демократии, как утверждают адепты ТДМ, не воюют друг с другом? Несмотря на ширящийся круг сторонников этой теории, согласия относительно причин миролюбивости демократий пока не наблюдается. Да и само понятие «демократия» в 2000-х годах большинство исследователей стало связывать с такими процедурными (в существенной мере формальными) признаками, как выборность главы государства и многопартийность политической системы. Появились новые термины — «формальная демократия», «нелиберальная демократия». Выделились и развиваются культурно-нормативное и институциональное объяснения «демократического мира».

Сторонники культурно-нормативного подхода считают, что с течением времени демократии вырабатывают нормы взаимодоверия и взаимоуважения, которые определяют процессы принятия их решений в отношении друг друга.

Институционалисты ведут речь об ограничениях и сдержках, являющихся неотъемлемой частью демократического принятия решений. При этом одни представители институционализма подчеркивают роль общественного мнения, способного при определенных обстоятельствах сдерживать возможные агрессивные склонности политиков. Другие уповают на политические партии и группы интересов, выполняющие сходные функции противовеса тенденциям решать международные вопросы вооруженным путем. Третьи настаивают, что сама процедура принятия решения в демократическом обществе — публичная состязательность и открытость этого процесса — предостерегает от крайностей и настраивает лидеров государств на компромиссы.

Далеко не все разделяют оптимизм этих групп теоретиков. В международных отношениях, помимо сторонников либеральной парадигмы, развивается множество подходов, видящих мировые процессы под иными углами зрения. Среди критиков тезиса о «демократическом мире» особенно активны реалисты — сторонники осмысления международных отношений с позиций борьбы за власть, безопасность и сохранение национальной независимости.

Реалистские рассуждения строятся с позиций вечности и неизменности основных принципов межгосударственных отношений — стремления государств к увеличению могущества в условиях небезопасного мира, неизбежности соперничества, необходимости соблюдения принципа равновесия сил между великими державами. Главным для представителей данного подхода является не система правления — авторитаризм или демократия, а внешние условия безопасности, в которых государство существует. Состояние мира для реалистов — не столько результат демократической культуры или системы сдержек и противовесов, сколько следствие существования сильных международных союзов и совокупного потенциала сдерживания потенциальных агрессоров.

Критику ТДМ реалисты ведут по двум основным направлениям.

Во-первых, они подвергают сомнению саму эмпирическую основу, на основе которой был сформулирован тезис о миролюбивости демократий в отношении друг друга. Реалисты обращают внимание на трения, существовавшие в практике развитых демократий Запада и едва не приведшие к вооруженным столкновениям. Анализируя дипломатические кризисы 1861 — 1923 годов в отношениях между ведущими западными государствами, Кристофер Лейн показал, что в ряде случаев Великобритания, Франция, Германия и США едва не соскользнули к вооруженной конфронтации. По крайней мере, каждая из них была готова к использованию силы, и конфликты разрешались отнюдь не по причинам культурно-нормативного или институционального свойства.

Важно, что демократические государства, если это было им выгодно по экономическим или военным соображениям, не останавливались перед дестабилизацией некоторых демократических режимов. Эпоха биполярной конфронтации полна примеров, когда демократическое государство в лице США способствовало вооруженному свержению леводемократических режимов в целях сдерживания советского влияния. Именно таким путем свергались вполне законные и демократически избранные правительства в Чили (1973), Иране (начало 1950-х годов) или Индонезии (середина 1960-х годов). Подобным образом США вели себя и в Латинской Америке, где все демократические режимы четко подразделялись на проамериканские и потенциально антиамериканские, причем первыми оказывались, как правило, правоавторитарные правительства, а вторыми — леводемократические. Известно, что Соединенные Штаты чаще всего предпочитали поддерживать первых.

Другой пункт критики реалистов связан с анализом поведения «молодых демократий» — государств, находящихся в процессе укрепления недавно созданных демократических институтов. Являясь демократическими по формальным критериям (выборность, многопартийность), такие страны не всегда проявляют миролюбие. Наоборот, они ведут себя более агрессивно, чем стабильные авторитарные режимы. Кровавые столкновения в 1990-х годах Хорватии с Сербией и Боснией, Армении с Азербайджаном стали возможны, несмотря на «демократизирующийся» характер всех этих государств. Не исключая возможность «природного миролюбия» зрелых демократий, исследователи-реалисты полагают, что демократизация слабых молодых государств почти неизбежно порождает воинствующий национализм, что ведет к агрессивности и войнам.

Еще интереснее другое наблюдение реалистов. Мало того, что демократии могут быть агрессивны по отношению к демократическим же государствам. Недемократические государства могут быть весьма миролюбивы. История дает примеры, когда авторитарные лидеры — например, в социалистических странах второй половины прошлого века — очень последовательно вели линию, направленную на избежание войн с соседями, нередко соглашаясь ради этого на болезненные для себя территориальные решения (Венгрия, Румыния, Болгария, Югославия, Чехословакия, Польша в конце 1940-х годов). Авторитарные вожди жестко контролировали потенциальные шовинистические порывы общества, проявляя в этом смысле почти образцовую ответственность и миролюбие.

Важнейшее направление критики реалистов в адрес ТДМ — опровержение самой ее логики. Отмечается, что даже если демократии демонстрируют миролюбие, это происходит отнюдь не вследствие присущих им нормативных и институциональных ограничений. Скорее всего, настаивают реалисты, их поведение следует объяснять конкретными обстоятельствами военно-стратегического свойства. В истории демократии сплошь и рядом нарушали нормы либерального миролюбия, руководствуясь поисками экономической выгоды или стремлениями получить дополнительные гарантии для национальной безопасности. В этом смысле вполне характерны войны в Северной Америке или Африке за колонии и сферы влияния между Великобританией и Францией в годы имперского величия последних. Причем «взаимное доверие и уважение» между обеими демократическими державами оказывалось химерой, как только речь заходила о достижении военно-стратегических целей. Для подавления милитаристских порывов демократические механизмы сдержек и противовесов не срабатывали.

⇐ Предыдущая891011121314151617Следующая ⇒

Поделиться: