Дискриминация граждан по возрастному признаку, угроза нарушения прав родителей и ребенка под предлогом защиты прав детей в области охраны здоровья

Ст. 7 закона устанавливает, как следует из ее названия, «приоритет охраны здоровья детей» и содержит, в частности, следующие нормы:

«1. Государство признает охрану здоровья детей как одно из важнейших и необходимых условий физического и психического развития детей.

2. Дети независимо от их семейного и социального благополучия подлежат особой охране, включая заботу об их здоровье и надлежащую правовую защиту в сфере охраны здоровья, и имеют приоритетные права при оказании медицинской помощи.

3. Медицинские организации, общественные объединения и иные организации обязаны признавать и соблюдать права детей в сфере охраны здоровья».

Являясь новаторской в российском законодательстве, данная статья выходит далеко за пределы норм и требований международного права в сфере охраны детства.

 

Так, Конвенция о правах ребенка ООН, вслед за Декларацией прав ребенка, определяет в преамбуле, что «ребенок, ввиду его физической и умственной незрелости, нуждается в специальной охране и заботе, включая надлежащую правовую защиту, как до, так и после рождения», а в статье 3.1 указывает, что необходимо обеспечить, чтобы во всех действиях в отношении детей «первоочередное внимание» уделялось «наилучшему обеспечению интересов ребенка». Конвенция, как и другие международные правовые акты, однако, воздерживается от установления «приоритетности» прав ребенка в какой-либо области.

 

Это связано с тем, что установление «приоритетности», то есть первенства, превосходства прав ребенка в какой-либо области, неизбежно влечет за собой умаление прав других граждан, ведя, таким образом, к дискриминации по возрастному признаку. Между тем, такая дискриминация запрещена ст. 19 Конституции РФ, в силу которой«государство гарантирует равенство прав <...> человека и гражданина независимо от пола, расы, <...> а также других обстоятельств», в том числе и возраста.

 

В области права на охрану здоровья она запрещена также и Международным Пактом об экономических, социальных и культурных правах, который, устанавливая в ст. 12.1 «право каждого человека на наивысший достижимый уровень физического и психического здоровья», требует в ст. 2.2 от государств участников гарантировать их осуществление«без какой бы то ни было дискриминации, как-то: в отношении расы, цвета кожи, пола <...> или иного обстоятельства».

При рассмотрении принципа приоритетности прав детей при оказании им медицинской помощи, вводимого ст. 7 ч. 2, в комплексной нормативной связи с другими положениями закона, легко увидеть, что он может привести к серьезному сужению и нарушению прав родителей (законных представителей) несовершеннолетних. Этот принцип находится в нормативной взаимосвязи, в частности с приведенными в ст. 2 закона легальными определениями медицинской помощи («комплекс мероприятий, направленных на поддержание и (или) восстановление здоровья и включающих в себя предоставление медицинских услуг»), здоровья (включающего «социальное благополучие» - см. раздел 2 настоящего Заключения), медицинских услуг (включающее профилактические медицинские вмешательства). Помимо этого, его необходимо рассматривать в комплексной взаимосвязи с положениями ст. 18 п. 2 (устанавливающей, что право на охрану здоровья обеспечивается «созданием благоприятных условий быта, отдыха, воспитания и обучения граждан»).

Особое значение в связи с нормами ст. 7 ч. 2 приобретают права детей, при оказании медицинской помощи, установленные ст. 54 закона. Так, ст. 54 ч. 1 предусматривает, что «[в] сфере охраны здоровья несовершеннолетние имеют право на» прохождение медицинских осмотров, диспансеризации, диспансерного наблюдения, оказание медицинской помощи и т.п. При этом в ст. 54 отсутствует прямое указание на то, что при реализации этого права необходимо согласие родителей (законных представителей) на соответствующие медицинские вмешательства.

 

В комплексе с принципом приоритетности прав детей при оказании медицинской помощи, это может привести к практике правоприменения, при которой указанные права детей будут рассматриваться, как приоритетные по отношению к праву их родителей (законных представителей) дать информированное добровольное согласие на соответствующее медицинское вмешательство или отказаться от него, решать, когда именно следует обратиться за медицинской помощью.

 

Встает вопрос и о возможной «приоритетности» по отношению к этому праву программ, направленных «на профилактику, раннее выявление и лечение заболеваний, формирование у детей и их родителей мотивации к здоровому образу жизни», о которых говорит ст. 7 ч. 4 закона.

Подобные последствия в отношении прав родителей, на наш взгляд, прямо противоречат государственной семейной политики Российской Федерации.

 

Так, п. 9 Основных направлений государственной семейной политики (утв. Указом Президента РФ от 14.05.1996) указывает в качестве одного из основных принципов государственной семейной политики следующий принцип:

«Самостоятельность и автономность семьи в принятии решений относительно своего развития. Экономические, правовые и идеологические меры государственной семейной политики должны не регламентировать поведение семьи, а способствовать ее саморазвитию, предоставлять возможность выбора форм поддержки».

Положения ст. 7 ч. 1 закона, следует рассматривать в комплексной нормативной взаимосвязи с вводимым законом легальным определением здоровья, включающим в себя «социальное благополучие» (см. раздел 2 настоящего Заключения), и с положениями ст. 63 п. 1 Семейного кодекса РФ (обязанность родителей заботиться о здоровье детей, их физическом и психическом развитии) и ст. 5.35 ч. 1 Кодекса РФ об административных правонарушениях (ответственность за ненадлежащее исполнение обязанностей по воспитанию детей), а также ст. 121 п. 1 (признание оставшимися без попечения родителей детей «при создании действиями или бездействием родителей условий, препятствующих их нормальному развитию») и ст. 124 п. 2 Семейного кодекса (усыновление допускается с учетом возможностей обеспечить детям полноценное физическое и психическое развитие).

С учетом этой взаимосвязи, указанная норма, в случае ее принятия, позволит утверждать, что любое социальное неблагополучие создает угрозу для физического и психического развития ребенка, при этом на практике вывод о том, что социальное неблагополучие создано «действиями или бездействием» родителей (ст. 121 п. 1 СК РФ), может делаться достаточно произвольно, что может вести к неоправданному расширению на практике круга случаев, в которых дети признаются оставшимися без попечения родителей, и к нарушению права ребенка жить в семье, предусмотренному международными правовыми актами и Семейным кодексом РФ.

Ст. 7 ч. 3 закона может получить расширенное, и влекущее серьезные негативные последствия толкования в практике правоприменения. Так, в течение последнего времени ряд влиятельных международных организаций, не имея для этого действительных оснований в международных правовых актах, продвигает неоправданно расширенную концепцию прав несовершеннолетних, в том числе в сфере охраны здоровья.

 

Так, Комитет ООН по ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин неоднократно включал в требования по соблюдению прав в сфере охраны здоровья требования о введении государствами «программ сексуального просвещения для мальчиков и девочек» [14]. При этом создаваемые такими международными организациями, как ВОЗ, программы сексуального обучения предполагают сексуальное образование с момента рождения, обучение детей т.н. «сексуальным правам», которые не следуют из признанных международных правовых актов и включают в себя положения, противоречащие общепризнанным в России принципам общественной нравственности, действия, которые в рамках российского уголовного законодательства могут квалифицироваться как «развратные действия в отношении несовершеннолетних»[15].

 

В этом контексте, законодательное введение обязанности медицинских организаций, общественных объединений и иных организаций «признавать и соблюдать права детей в сфере охраны здоровья» (ст. 7 ч. 3 закона) может использоваться для внедрения этих разрушительных тенденций в российское общество, развращения малолетних под предлогом соблюдения их «прав на репродуктивное и сексуальное здоровье».

Дополнительный риск нарушения подлинных прав ребенка возникает в связи с положениями ст. 54 ч. 2 закона, которая, в целом следуя за положениями действующих «Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан», устанавливает, что дети, достигшие 15-летнего возраста, могут в большинстве случаев самостоятельно осуществлять свое право на согласие на медицинское вмешательство и отказ от него.

Недоработанная формулировка пункта 1 части 2 статьи 54 закона позволяет интерпретацию, в соответствии с которой и дети более раннего возраста могут самостоятельно осуществлять это право, если способны дать согласие на медицинское вмешательство:

«Информированное добровольное согласие на медицинское вмешательство дает один из родителей или иной законный представитель в отношении:

1) лица, не достигшего возраста, установленного частью 5 статьи 47 и частью 2 статьи 54 настоящего Федерального закона, или лица, признанного в установленном законом порядке недееспособным, если такое лицо по своему состоянию не способно дать согласие на медицинское вмешательство».

Следует отметить, что норма действующих «Основ» введена в законодательство до принятия первой части действующего Гражданского Кодекса РФ, ст. 26 и 28 которого устанавливают общие нормы относительно совершения несовершеннолетними юридически значимых действий и, в силу этого, не соответствуют общей норме гражданского права, которой должны по общему принципу отвечать в силу положения ст. 3 п. 2 Гражданского кодекса РФ.

 

Так, по норме ст. 28 п. 1 ГК РФ за малолетних (детей, не достигших 14 лет) сделки должны совершать их законные представители, а по норме ст. 26 п. 1 ГК РФ дети в возрасте с 14 до 18 лет совершают их сами, однако с письменного согласия своих законных представителей (при этом информированное добровольное согласие, как и отказ от медицинского вмешательства должны признаваться сделками в силу общей нормы ст. 152 ГК РФ).

 

Эти положения полностью отвечают требованиям ст.60 Конституции РФ, согласно которой «гражданин Российской Федерации может самостоятельно осуществлять в полном объеме свои права и обязанности с 18 лет».

Принятие нового закона об охране здоровья создавало хорошую возможность для гармонизации соответствующих норм законодательства в сфере охраны здоровья с общими принципами и требованиями гражданского законодательства и указанной конституционной нормой. Однако, этого сделано не было.

Отвечая на критические замечания, сделанные в публикации в газете «Комсомольская правда» [16], Министерство здравоохранения и социального развития РФ указало, что«наделение несовершеннолетних с определенного возраста правом на информированное добровольное согласие на медицинское вмешательство направлено на гармонизацию национального законодательства с общепризнанными нормами международного права» [17].

Между тем, это утверждение Министерства не соответствует действительности. Не существует общепризнанных норм международного права или обязывающих Российскую Федерацию международных соглашений, из которых следовала бы необходимость наделения детей подобным правом.

Так, Конвенция ООН о правах ребенка в ст. ст. 12 и 13 предусматривает лишь право ребенка на выражение своего мнения по затрагивающим его вопросам и на свои взгляды, при этом существует обязанность уделять «в соответствии с возрастом и зрелостью ребенка» его взглядам (а не всем мнениям[18] и решениям).

Более того, указанные нормы, по нашему мнению, вступает в противоречие с общими принципами, следующими из Конвенции ООН о правах ребенка, поскольку исключает юридическое право родителей на получение информации о здоровье своего ребенка, достигшего 15 лет и юридически влиять на его решения в отношении охраны здоровья. Между тем, ст. 14 часть 2 Конвенции ООН о правах ребенка обязывает государства-участники уважать право и обязанность родителей (законных представителей)«руководить ребенком в осуществлении его права методом, согласующимся с развивающимися способностями ребенка».

 

Очевидно, что это право и обязанность осуществлять руководство невозможно осуществить в сфере охраны здоровья ребенка без корреспондирующих прав на получение информации о состоянии его здоровья и права юридически влиять на его решения, руководя ими.

Сохранение этих норм создает ситуацию, когда, при кажущейся самостоятельности решений ребенка, они в действительности могут стать результатом манипуляции и давления на него со стороны тех или иных лиц, не имеющих преимущественного права на защиту его прав и интересов. Эта ситуация не отвечает принципу, содержащемуся в Декларации прав ребенка и преамбуле Конвенции ООН о правах ребенка, согласно которому «ребенок, ввиду его физической и умственной незрелости, нуждается в специальной охране и заботе».

 

Признавая, что ребенок нуждается в особой защите и заботе в силу его умственной незрелости, неправильно и противоестественно исключать родителей, имеющих право руководить им в осуществлении его прав, из юридической стороны процесса принятия важных решений, касающихся его жизни и здоровья.

Речь, таким образом, идет вовсе не о гармонизации российского законодательства с общепризнанными нормами международного права, а о сохранении нормы, противоречащей существующим международным обязательствам Российской Федерации.

 

Приведенная Министерством в его комментарии[19] ссылка на законодательство ряд других стран говорит лишь о том, что принимая данную норму мы приближаем законодательство Российской Федерации не к международным нормам, а к законодательству отдельных стран, юридические системы и традиции которых отличаются от отечественных. В международные обязательства Российской Федерации не входит гармонизация национального законодательства с правовыми нормами отдельных зарубежных стран.

 

Особенно неуместна ссылка на законодательство некоторых стран США в этой области, с учетом, в частности, того, что США не ратифицировали Конвенцию ООН о правах ребенка и, таким образом, существуют в несколько отличном от российского международном правовом контексте.

Особенно тревожно выглядит ссылка на право детей обращаться без согласия родителей за медицинской помощью «в случае беременности и в некоторых других случаях, когда по вполне понятным причинам дети стремятся скрыть свое состояние от родителей». То, что в ряде случаев дети стремятся скрыть свое состояние от родителей никоим образом не может служить основанием для ограничения родителей в праве руководить ими в осуществлении их прав и защищать их законные интересы, в том числе в сфере охраны здоровья, получая всю необходимую для этого информацию.

 

Особые опасения вызывает возможность под прикрытием этой нормы создать широкую доступность для несовершеннолетних девушек абортов (см. также раздел 7 настоящего Заключения) и иных услуг в области «репродуктивного здоровья».

С учетом вышеизложенного, мы настоятельно рекомендуем:

- исключить ст. 7 из закона, либо исключить из нее указание на приоритетность прав детей при оказании медицинской помощи (и в целом в сфере охраны здоровья), как носящее дискриминационный и неконституционный характер и вступающее в противоречие с общепринятыми нормами международного права, а также указание на обязанность медицинских и иных организаций соблюдать права детей в сфере охраны здоровья;

- включить в ст. 54 п. 1 закона указание на то, что перечисленными там правами дети обладают «с учетом требований части 2 статьи 20 настоящего Федерального закона» (право родителей несовершеннолетних или иных законных представителей на информированное добровольное согласие на медицинское вмешательство и отказ от него в отношении своих детей);

- гармонизировать нормы, касающиеся права несовершеннолетних на информированное добровольное согласие и на отказ от медицинского вмешательства, с общими нормами российского гражданского права (ст. ст. 26 и 28 ГК РФ) и нормой ст. 60 Конституции РФ (до достижения 14 лет это право должно осуществляться родителями после, за исключением таких ситуации, как лечение наркомании и т.п., - самими детьми с письменного согласия их родителей).

⇐ Предыдущая12345Следующая ⇒

Поделиться: