Условность границы «взрослый-ребенок» в наивном философствовании

Обратимся к одному эпизоду из книги Г.Б. Меттьюза «Философия детства». Однажды молодая мать обратилась к нему за советом по поводу разговора со своим 4-х летним сыном. Мальчик был под впечатлением общения со своим дедушкой, который был при смерти (как выяснилось, дедушка умер неделю спустя). По пути домой мальчик сказал матери: «Когда люди, больны и готовы умереть, как дедушка, их убивают? » Мать была потрясена: «Конечно, нет, -ответила она, - полиции бы это не понравилось» (ответ матери, по классификации Л. Кольберга, ориентирован на еще предморальную стадию развития ребенка). Мальчик некоторое время находился в раздумье, а затем сказал: «Возможно, это можно было бы сделать с помощью лекарств».⁹

Вполне вероятно, что этот четырехлетний ребенок видел или слышал о том, как некоторых серьезно больных или покалеченных домашних животных «избавляли», как говориться, от страданий, умерщвляя. Почему же не поступить так с дедушкой? Ведь именно это чувство движет врачами, которые вводят смертельные дозы лекарств умирающим пациентам, чтобы избавить их от страданий, именно это чувство заставляет многих согласиться, что эвтаназия при определенных обстоятельствах, может быть не только этически оправдана, но и обязательна. В принципе, нет никакой возрастной границы, утверждает Меттьюз, до достижения которой человек не в состоянии обсуждать проблему эвтаназии, как впрочем, и все

 

9 См.: Matthaws G.B. The Philosophy of Childhood... P. 28.

остальные философские проблемы.

Мы полагаем, что признание значимости наивного философствования детства в социокультурном пространстве позволяет увидеть всю условность границы «взрослый - ребенок», постичь целостность человека. Значимость же эпистемологии наивного философствования заключается в возможности непосредственного наблюдения и исследования тех специфических состояний интеллектуальных открытий, которые переживал когда-то каждый, будучи ребенком, но почему-то совсем забыл об этом, когда стал взрослым, хотя то, что он тогда открыл, понял и высказал, по сути, сформировало его взрослую жизнь.

Во-первых, будет бессмысленным предположение, что просто на основании созревания, неким стандартным способом, подростки или взрослые естественно достигают соответствующего уровня зрелости в обработке философских вопросов, таких, например, как проблема начала времени или проблема причинности, а подобными вопросами дети начинают интересоваться очень рано.

Во-вторых, для любого исследователя, столкнувшегося с феноменом наивного философствования, очевидно, что эти вопросы и интерпретации отличаются такой новизной и изобретательностью, которая не всегда доступна взрослым, даже наделенным хорошим воображением. Конечно, свежесть и изобретательность в постановке, обсуждении и решении философских вопросов - это не единственный критерий: дисциплина и строгость мышления - это тоже немаловажный фактор. А как раз дети считаются менее дисциплинированными и менее строгими в плане мышления, чем взрослые. Однако зрелость приносит с собой своего рода «познавательную апатию» и стандартность мышления, это тоже нельзя не учитывать.

В-третьих, как свидетельствует Меттьюз, студенты колледжа быстро узнают, пройдя курс философии, как нелегко избавиться от «стандартных» доводов, даже на время и даже для какой-то определенной исследовательской цели.¹¹ Наш собственный опыт преподавания философии в вузе подтверждает это. Для взрослых избавиться от «стандартных» доводов тем более трудно. Дети же сталкиваются с гораздо меньшим числом подобных проблем. Попытка «начинать все сначала», по сути, и означает возрождение в

¹⁰ См.: Matthaws G.B. The Philosophy of Childhood... P. 29. ¹¹ Ibid. P. 18.

себе детской наивности мышления. Это, конечно же, трудно для взрослых, но ведь у детей такой проблемы вообще нет.

Однако мы видим, что поскольку в обыденном сознании господствует социокультурная установка, что детство - это только ступень, ведущая к становлению зрелой и ответственной личности, то общество и культура в таком случае посредством тех или иных «механизмов» чувствуют себя в праве и вменяют себе в обязанность либо формировать из ребенка личность (социоцентристская версия), либо ждать, когда она созреет (биологизаторская версия), либо ждать, когда она сама себя сформирует (либералистская версия). До того человек остается неполноценным, т.е. ребенком, не готовым к ответственности. Поэтому даже при самых романтических оценках детства культура повседневности рассматривает его как подчиненный взрослому этап жизни, как несовершеннолетие, требующее своего преодоления, «снятия». Онтологическая модальность детства -область возможного, но не действительного.

Наивное философствование и современная социокультурная

Ситуация

Теперь обратимся, так сказать, к «горизонтальной» плоскости рассмотрения социокультурных смыслов детства на основе материалов исследования влияния на детство современных макрокультурных процессов. Социологи П. Бюхнер, Г.-Г. Крюгер, М. Дюбуа отмечают нарастание процесса индивидуализации жизни детей, их автономии во все большем числе областей жизни.¹² В связи с этим в детской «нормальной биографии» становится все меньше и меньше обязательных компонентов. Социологи отмечают усиление у детей ориентации на ценность самореализации в противовес исполнению обязанностей пред другими. Наблюдается снижение того возрастного порога, до которого ребенок не осуждается за «детские» черты поведения и мышления. Более того, возникает сомнение, что этого порога вообще нет. Детские стрессы во многом напоминают взрослые стрессы. Дети уже в очень раннем возрасте осознают риск потерпеть неудачи во взаимоотношениях с окружающими, если не выработают в себе навыки самоконтроля, беспристрастности и

¹² См.: Бюхнер П., Крюгер Г.-Г., Дюбуа М. «Современный ребенок» в Западной Европе // Социс. 1996. №4, 5.

воздержания на публичной арене от проявлений инфантильности. Однако обращает на себя внимание и тот факт, что сами дети не хотят взрослеть. Согласно данным М.Н. Дудиной от 50 до 90% опрошенных детей младшего школьного возраста желают «вернуться» в дошкольное детство.¹³ Но, тем не менее, «социальная акселерация» нарастает. Это указывает на то, что произошли изменения управляющих поведением ребенка идеалов и норм по сравнению с таковыми во времена детства его родителей. Сегодняшние родители не могут использовать опыт своего воспитания в качестве модели для воспитания детей. За последние несколько десятилетий отношения между родителями и детьми изменились от построенных по модели подчинения авторитету к отношениям, основанным на периодическом заключении договоров и возникающей параллельно перестройке баланса власти в родственных связях.¹⁴ Тенденцию уравнивания прав ребенка и взрослого можно проследить, например, в декларативных документах ООН, в расширяющемся праве учащихся на выбор предметов и учителей и многом другом.

Как утверждалось выше, языческая архаика толкала ребенка из детства в «истинное», то есть взрослое, состояние. Но для архаики истина и зрелость укоренены в прошлом. Поэтому ребенок выталкивается из настоящего в прошлое (в его образцы и каноны). Современность выталкивает ребенка в будущее, которое тоже мыслится как истина и зрелость, только в отличие от прошлого, будущее убегает в бесконечную неопределенность. Симптоматична точка зрения «исчезновения детства» (Н. Постман).¹⁵ Реализация современной индивидуалистической социокультурной парадигмы ведет к тому, что ребенка сразу же стремятся предоставить самому себе, запуская в ход преимущественно защитно-адаптивные психические механизмы. Попытка найти весь мир в себе глубоко растождествляет человека с миром, порождает постоянное беспокойство экзистенции, которое внешне продуцируется неудовлетворенностью человека на достигнутом, а на самом деле это

^{! 3} См.: Дудина М.Н. Философия в классе: Урок-диалог. (Из опыта работы). Екатеринбург 1995. с. 26.

¹⁴ См.: Matthaws G.B. The Philosophy of Childhood... Chap. 6. Children's Rights; Archard D-
Children: Rights and Childhood. L., 1993; Cohen H. Equal Rights for Children. Totowa, NJ, 1980,
Houlgate L.D. The Child and the State. Baltimore, MD, 1980; Ladd R.E. Children's Righis
Revisioned. Belmont, CA, 1996.

¹⁵ См.: Postman N. The disappearance of Childhood. N.Y., 1982.

просто связано с недостатком любви. Отсутствие любви делает человека глубоко несчастным, замкнутым в границах собственного Я, не имеющим возможности и решимости для «рефлексивного выхода» в «пограничные зоны» своего жизненного мира. Индивидуализм предполагает самость изначальной, а значит, требует своей реализации, то есть броска в жестко конкурентную среду социокультурной реальности. Детство в такой среде обречено, следовательно, для развития наивного философствования необходима принципиально иная социокультурная среда. Исследовать данный феномен пока приходится в очень специфичных «лабораторных» условиях. Однако эти исследования вести необходимо, чтобы увидеть его гармоничное развитие в будущем, уберечь от возможных негативных трансформаций в уродливые, нездоровые, недоразвитые или гипертрофированные формы, разработать пути его адаптации к ошеломляющему по силе и масштабам воздействию социокультурной Среды. Чтобы его исследовать, нужно, как минимум, дать ему шанс выжить и обрести устойчивые жизненные формы. Социокультурная среда для детства - это все-таки не родная мать, а суровая мачеха. Хотя культура и задает для наивного философствования соответствующие способы и формы, но его содержание берется из личностного опыта, из собственных интеллектуальных и эмоциональных возможностей ребенка. Именно субъектная интерпретация в рамках культурных форм делает культуру живой, придает ей ценность.

«Архетип детства» и «миф о гениальности ребенка»

Существует понятие «архетип детства», выражающее архаическую структуру, имеющую различные функции на разных этапах развития как человека, так и социума. Как утверждает И.В. Дмитриевская, «архетип детства обладает многими свойствами детского мира (ориентация на путь жизни, креативность, игра и т.п.) и действует как структура мифологическая, с помощью которой воссоздается целостность бытия».¹⁶ В психике взрослого архетип детства находится в латентном состоянии до тех пор, пока Целостность контролируется сознанием и другими «взрослыми» структурами. Но вблизи «пограничной ситуации» человек прибегает к мифу как средству сохранения единства личности. «Архетип

16 Дмитревская И.В. Детская логика... С. 89.

детства» - это системообразующий миф, обладающий многими его признаками - креативностью, ирреальностью, чувственно-образным содержанием, синкретичностью, одушевлением мира и тенденцией к непосредственному (магическому) воздействию на него и т.п.¹⁷

Однако в современной социокультурной среде понимание «архетипа детства» замещается симулякром в форме «мифа о гениальности ребенка». Ныне быть гениальным, по словам Р. Барта, значит уметь опережать время, уметь в восемь лет делать то, что обычные люди делают в двадцать пять. Получается, что это всего лишь вопрос экономии времени: речь идет только о том, чтобы двигаться немного быстрее, чем все прочие. Детство тем самым оказывается привилегированным возрастом гениальности. «Во времена Паскаля детство считалось потерянным временем; задачу видели в том, чтобы поскорее с ним расстаться. Начиная с романтической эпохи (то есть с эпохи триумфа буржуазности), дело, напротив, идет уже о том, чтобы задержаться в нем как можно дольше. Отныне всякий взрослый поступок, совершенный в детстве (даже затянувшемся) свидетельствует о его вневременном характере, воспринимается как нечто чудесное именно потому, что совершен авансому> }^% Такая «завышенная» оценка детства свидетельствует о том, что его рассматривают как особый, замкнутый в себе возраст, обладающий специфическим статусом - «статутом некоей невыразимой, неизъяснимой сущности». Однако, наряду с этим, восприятие детства как «чуда» есть не что иное как раннее овладение взрослыми способностями. Здесь мы видим характерную двусмысленность в отношении детства. Это как раз тот самый феномен, который, как отмечает Барт, прекрасно выражает сугубо буржуазное понятие вундеркинд - «объект, вызывающий поклонение в той самой мере, в какой он выполняет образцовую функцию всякой капиталистической деятельности - выигрывать время, сводить деятельность человеческого существования к проблеме количественной совокупности временных моментов, каждый из которых имеет свою стоимость».¹⁹ Предполагать существование некоей идеальной детской природы, «дарованной небесами», помимо

17 См.: Юнг К.Г. К пониманию психологии архетипа младенца. Введение // Самосознание европейской культуры XX века: Мыслители и писатели Запада о месте культуры ^в современном обществе. М., 1991.

18 Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1989. С. 2. ¹⁹ Там же. С. 53.

какого бы то ни было социального детерминизма, означает, по мысли Барта, оставить за порогом детства большую часть детей.

Учитывая это, значимость наивного философствования в социокультурном пространстве становится очевидна в свете интегрального (комплексного) подхода в осмыслении феномена, детства. Все важно в человеке, и все это нужно учитывать в равной мере. Важно признание ребенка (духовный, мистический аспект), важны природные способности (биологический аспект), важны факторы культурной среды (социальный аспект), важна самоактуализация личности (индивидуалистический аспект). С каждым аспектом необходимо работать с учетом его своеобразных законов, но и с учетом их взаимоотношения в данном конкретном ребенке. На наш взгляд, именно в наивном философствовании детства ярко проявляется соотношение и взаимодействие всех этих ключевых аспектов. Наивное философствование детства представляет собой некий основополагающий мыслительный и экзистенциальный опыт человека. Его воспроизводство интегрирует различные сферы человеческой сущности, а значит, на человека, несомненно, оказывают огромное воздействие его «детские» размышления по поводу его места в мире и отношений с миром.

⇐ Предыдущая23242526272829303132Следующая ⇒

Поделиться: