Глава 19. Далёкое детство

 

     Фантастический мир исчез, не оставив следа. Ничто не говорило о том, что он существовал здесь, даже глубокие царапины Уилла, оставленные странными тварями, затянулись, не оставили шрамов. По сути, как только начался новый день, появился и новый мир. С виду тот, что был раньше, на самом деле так же скрывающий тайну. Теперь Земля жила по такому закону: каждые сутки в ней что-то неумолимо менялось. Никто не мог предсказать, что, никто не знал, как бороться. Никто так же не мог поверить, что это книги способны настолько влиять на людей.

     Эталь, Уилл и Севастьян раньше, чем к утру, уже находились дома. Они были грустными и без конца говорили о произошедшем, а Любу, кажется, похоронили в своих печальных словах. Как же удивились они, увидев её снова живую!

     Люба ждала их в гостиной, сидела там, думала что-то.

- Вот вы где!

- Люба?!

- Так быстро?! – запыхавшись, прошептала Эталь. – Но ведь ты… как? И почему нас не дождалась? Мы стояли у того проклятого дома…

- А я уже здесь. Давно.

      Блондинка виновато кивнула.

- Простите. Знаю короткие дорожки. Надо было предупредить вас, что я... – она многозначительно улыбнулась. На том и бросили разговор.

- Что скажешь о нашем походе?

- Думала, будет проще.

- Мы прихватили книги!
- Вы молодцы! Но лишь в этом! Остальное не удалось. Следует подготовиться лучше, думать, что ещё можно. На сегодня с нас хватит. Все устали? И я. Давайте останемся здесь? Я, возможно, тогда придумаю...

***

      Буквально через несколько часов все занялись своими делами. Севастьян отыскал много общего с рыжим братом Эталь, а та снова возилась на кухне. Одна Люба, как всегда, наслаждалась покоем и впитывала в себя тишину. Она сидела на тенистом балконе и недвижно смотрела вдаль. О чём думала? Вспоминала. Летняя зелень не могла не напомнить прошлое…

      Когда родители ещё были живы, когда все вместе они жили вдали от города, жизнь казалась счастливой. Перед глазами вновь проплывали годы, наполненные благоуханием трав и цветов, шелестом густых листьев, ароматом спелых плодов. Вспомнилось, как был весел отец, как она, Люба, часто резвилась и лазила по деревьям, любила собирать урожай. Особенно вишни, такие сочные; сидишь на дереве, дышишь свежестью и в любой момент можешь сорвать ягодку и тут же отправить в рот… Как мама с папой будут кричать, что дочка пропала, а она продолжала смеяться, махая рукой из листвы… Как руки были сладкими и липкими, под ногти забивался розовый сок.

     Каким будет, а точнее были – этого уже не вернуть; ни сладких персиков, ни сочных вишен. Родители умерли, участок давно продали. Осталась одна она, одинокая и полностью самостоятельная. Она не нуждалась в помощи друзей, хоть и испытывалась частую грусть, но, кажется, это чувство срослось с характером, и так было даже лучше. Одиночество не позволяло отвлекаться по мелочам. Да и подруги у неё были – была – одна, но зато единственная, та самая розововолосая Эталь, единственный человек на свете, растопивший душевную боль. Что-то общее нашлось у девушек, и это что-то без конца тянуло их друг к другу, особенно тянуло её.

    Воспоминания продолжали терроризировать девушку. Давно забытые вкусы и запахи возникали в мозгу и казались такими реальными! Плевать, сколько прошло лет и десятилетий.

 

     …Деревья, высокие, с раскидистыми ветвями, росли по всему участку. С них можно было даже прыгать на другое дерево – специально для этого Люба натянула канаты, построила небольшие домики. Она жила этой природой, восхищалась и любовалась ею, но была слишком слаба и часто падала, и ломала руки. После, перевязанная и не до конца здоровая, она снова сидела там, обнимала могучий ствол и рыдала. Дерево понимало её, могло развеселить, успокоить. Людям это удавалось намного реже.

     В доме, где жила она, было много трав и растений. Сухие букетики чабреца, полыни, лаванды стояли на окнах, свивали со стен, с потолка. Здесь царила приятная и спокойная атмосфера. Никогда не слышалось крика, люди всегда улыбались. Подружки Любы радовались сладким дарам, она сама предлагала отведать ягоды.

     Как-то раз перед тем, как снова упасть с высокого дерева, девочка, будучи тогда совсем юной, несколько часов сидела на ветке, пела, наблюдала за птицами. Она объелась всласть вишнями, и руки стали красными, как будто в крови. Из соседнего гнезда выпал птенчик. Тот самый, единственный, к которому каждый день прилетала птичка-мать. Но сейчас её не было.

    «Достать его? Спасти? Но я не усажу обратно в гнездо… И всё-таки я должна… - девочка потянулась к стволу. – Как можно быстрее достичь земли… Достать…»

     Ветка под ней надломилась. Резкий перепад веса сломал её. Опора рухнула наземь. Люба заорала, но не успела сказать и слова. Она приземлилась на влажные упавшие листья, почувствовала страшную боль. А прямо перед глазами был тот самый птенчик.

     Крохотные глазки уставились на девочку. Нельзя сказать наверняка, видели ли они её или нет. Маленькая шейка подрагивала. Неоперенные крылья дергались в предсмертной агонии. Брюшко было распорото о корягу. Ветка, которая упала вчера, и никто её не убрал, стала пристанищем смерти.

- Прости… Я должна была… спасти… убрать её… - глаза девочки погрузились в дремотное марево. Из них полились слёзы, а птенчик через мгновенье скончался.

     …Очнулась она не сразу. Сначала повела головой. Холодно. Ветер змеился по телу. Сложно пошевелить рукой. Сложно встать – спина точно прикована. В теле тяжесть. Лицо щипало от какого-то налипшего груза. Ветер накидаал листья, перезрелые вишенки успели упасть и испачкать их.

     Превозмогая сильную боль, девочка попыталась встать. Уловила неприятное ощущение, снова откинулась наземь. Холодная почва была твёрдой и бугристой, ноги получились на возвышении, а голова внизу. Можно было лежать и наблюдать, как над тобой летят листья, падают переспелые вишни, плывут облака… Небольшой жучок пробежал по земле и скрылся в ближайшей трещине. Птенчик больше не шевелился. Всё это, пока лежала, успела заметить она, обдумать, переосмыслить и всхлипнуть.

       «Где же родители? Почему они не пришли ко мне? Почему не помогли подняться?» - как ни странно родителями она называла не тех, кто даровал ей жизнь. Бабушка с дедушкой заменили папу и маму, которые скончались, когда девчонка лишь родилась. Старики часто болели, бабушка не выходила из комнаты. Один дед – «отец», но он частенько гостил у соседей, любил свою внучатую «дочь», но не давал ей должной любви, характером был слишком холодный и закрытый. Поэтому она стала такая – всегда сама по себе.

     Деда было бессмысленно ждать. Он глуховат, не услышит просьбы о помощи, а бабка не может ходить. Опершись на ближайшую палку, Люба попыталась встать, отползла подальше от дерева, после опёрлась о камни. Она так и пошла, падая и спотыкаясь, пока не добралась до дома… А следующие две недели пролежала, не вставая с кровати. За это время она увлеклась книгами и после уже не лазила бездумно по веткам, если сидела на дереве, то обычно что-то читала и чаще всего – внизу. Под самым любимым деревом появился тогда новый «домик», но увлечение закончилось скоро, тогда же, когда закончилось детство.

***

- А где Люба? – Эт удивлённо окинула своих друзей. – Ушла, что ли?

- Я думал, здесь. С нами… – с полной уверенностью протянул, брат вскинул плечами и на всякий случай заглянул в соседнюю комнату.

- Я как раз думала всех вас позвать, торт испекла. Кто хочет торт?

- Мне – половину! Ту, что с цветочками и побольше! – завизжал Уилл, мгновенно позабыв о том, что ещё недавно он думал о Любе и что на самом деле не голоден.

     Что до блондинки, она давно уже находилась дома. Думать спокойно о прошлом, не возвратившись в родное гнездо, стало мучительно больно, в итоге совсем невозможно. Там уже, в полнейшей тишине и спокойствии, можно рыдать и говорить сам с собой, никто тебя не услышит, не осудит, даже не попробует осудить.

***

      В целом, день пролетел хорошо. Воспарили к солнцу две какие-то птицы, на том и всё волшебство. Птицы никого не трогали, их даже никто не заметил. Должно быть, книга, из которой вылетели они, была либо реалистична, либо совсем проста. В любом случае – к лучшему. Можно передохнуть.

      И все отдыхали, радовались неожиданной передышке, только Люба читала в захлёб принесённые книги Ренпира. Произведение позволило лучше понять его мир, сблизиться на духовном уровне, а также найти информацию. Правда и Сети было не много слов – лишь про первую публикацию и французскую девушку – жену. Ничего особенно нового.

      Блондинка ловила себя на мысли, что больше находится в том мире, чем в жизни, но не удивлялась этому, давно привыкла. Это чувство стало настолько знакомым, что даже казалось естественным и привычным ей, неизменным.

 

⇐ Предыдущая78910111213141516Следующая ⇒

Поделиться: