ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ О БАТЮШКЕ

Скончалась в больнице одна из новых московских духовных чад старца Сампсона. И только на третий год после кончины она явилась Батюшке. Он рассказывал: "Вошла она ко мне, волосы подстрижены, без платка, с раскрытой головой, помолилась на святой угол и сказала: "Вы узнаете меня?" - Я ответил: "Да". - "Сорок дней уже прошло, а я все прохожу мытарства. Меня отпустили вам сказать: "Все, что я исповедовала вам, мне отпущено, но мне осталось еще давать отчет по десяти табличкам".

Показала эти таблички, но язык мне оказался незнакомым, от меня было скрыто, за какие грехи она задержана. Я спрашиваю: "А разве сорокоусты тебе не помогли?" Она от­вечала: "Помогли". Опять я ее спрашиваю: "Сколько же вре­мени еще тебе придется проходить мытарства?" - "Лет десять. Я не одна пришла. Я пришла сюда в сопровождении мытаря". - "Почему же ты его так величаешь?" - "Иначе они оскорбляются и будут наказывать". Батюшка после этого усугубил мо­литву, и вскоре она опять явилась ему сияющая.

***

Одному чаду Батюшка говорил за 20 лет до своей кончины: "Запомни 24-е число". А когда Батюшка скончался, только тогда она догадалась, почему он сказал: "24-е число".

***

Одну свою духовную дочь Батюшка благословил продать дом и купить другой, в Печорах, чтобы она свои хозяйские дела бросила, а только молилась и ходила в церковь. Она все так и исполнила. Но однажды не вытерпела, сделала две гряд­ки, посадила лук, зелень - и ждет урожая. Через две недели у нее все сгнило. Она пришла к Батюшке и рассказала об этом, а он смотрел на нее только и улыбался.

***

В дни больших скорбей и гонений Батюшка взял чадо, что­бы укрыть от общения с некоторыми людьми. Когда они при­ехали на место, то по обстоятельствам она была в смущении, нужна ли ее помощь. Под утро был ей сон: огромное, очень светлое поле с особым ароматом в воздухе. Она совершенно умиротворилась. И был слышен отроческий голос, который читал условия, как сохранить молитву; не осуждать никого, плохого ни о ком не говорить, не "якать", не оскорблять Су­дию. И тут же - стук в дверь, и Батюшка говорит: "Кумушки-голубушки, пора вставать!"

***

Однажды на перроне подходит к Батюшке один пьяница и просит: "Батя, подай копеечку". Батюшка вынимает из кошель­ка 25 рублей и отдает ему. Тот так обрадовался - не ожидал такого подарка, не знал, как и благодарить. Батюшка отвечал: "На здоровье, на здоровье". Когда он ушел, сопровождающие и говорят: "Зачем же вы столько дали, все равно он пропьет?" А Батюшка ответил: "Пусть порадуется, ему осталось совсем немного жить, на его лице уже печать смерти".

***

Одна из Батюшкиных чад была под судом. Обвинение было очень серьезным, и много показаний подтверждали его. Но когда во время судебного процесса обвинитель произносил речь, он не мог и двух слов связать, стал заикаться. А обвиня­емая очень гладко, внушительно доказывала свою невинов­ность. Судья обвинителя не слушал, а слушал только ее. Суд решил в ее пользу. Батюшка встретил ее со словами: "Такой зверь, и стал нем".

***

Батюшка на досуге любил играть с котятами, особенно после долгих исповедей. Он говорил: "Как я устаю от людей! Какие люди бывают коварные! Вот котята меня отвлекают от этого тяжелого душевного состояния. Какие они незлобные, чистые. А вырастут, уже эта невинность уйдет". Он с ними умел разго­варивать. Когда котята играли где-то, Батюшка обращался к кошке: "Муха, где твой Клоп?" И она понимала, сразу бежала разыскивать своего котенка, вытаскивала его из-под шкафа или из-под кровати и приносила Батюшке. А когда Батюшка ел, то все котята собирались около него. Он их и кормил: отщипнет кусочек ржаного хлеба и даст им, они ели из его рук и так умно смотрели на него...

Однажды котята играли, и один из них попал между дверь­ми. Пищит, визжит и не может подняться на ноги. Батюшка подошел, стал его гладить, будто с ним играет. Через несколь­ко минут котенок побежал играючи. Одна из присутствующих при этом воскликнула: "Ой, Батюшка исцелил котенка!" На это Батюшка строго сказал: "Это вслух не говорят. Неудобно даже слышать, уши режет".

***

Один монах зашел к Батюшке, а своего больного друга оставил сидеть в сквере. Батюшка во время беседы прерывает разговор: "На сегодня достаточно, беги скорее, а то твой друг уже уходит!" Больной встречает его грозно: "Ты что так дол­го? Еще минута, и я бы ушел!".

***

Батюшка всегда старался прятать свои духовные дарова­ния. И делал так: посылал бесноватых отчитываться к своему духовному чаду, протоиерею. Во время отчитывания бес вы­ходил с криком: "Ой, злой старик, ой, злодей! Ой, старик, я тебе покажу!" - Протоиерей был как ширма, за которой молился Батюшка.

***

Одна из духовных чад Батюшки, узнав Батюшку лишь в Москве, редко посещала его и еще к нему не привыкла. Она рассказывала, что с ней был такой случай: "Сижу за столом и не могу отогнать назойливые мысли: "Уйду, не буду сидеть, вот уйду! Что я сижу здесь?" И уже хотела встать и уйти. Но в этот момент Батюшка встает, подходит ко мне и как стукнет меня по левому плечу - я сразу протрезвела от своих мыслей. И так мне стало легко-легко. Батюшка мне говорит: "Сидел и шептал тебе на ухо, а он много может наговорить и нашептать. А мы его слушаем!" Она все вопросы с Батюшкой разрешила и получила большую легкость.

***

Пришла к Батюшке. Смотрю на него, и у меня была такая безмерная радость, что никак не могла оставить свою улыбку: стою и улыбаюсь, даже не могла говорить. Батюшка щелчком по плечу ударил и говорит: "Когда слишком бывает радостно, ты тоже мне говори". Я сразу же стала нормально разговаривать, и куда мой смех ушел!

***

Мы с племянником пришли к Батюшке. Батюшка с ним долго разговаривал. После беседы, взяв благословение, пошли домой. Дорогой племянник оглянулся и мне шепчет: "Смотри, нас Батюшка провожает!", но я Батюшку не видела.

Через две недели пришли к Батюшке опять. Здесь он и говорит мне: "В прошлый раз, когда вы ушли, долго смотрел вам вслед и думал, что же мне с племянником сделать: оста­вить его или проводить в вечность?" Причину Батюшка не объяснил. Вот почему мой племянник видел Батюшку, а я нет.

***

Одна старушка, Акулина, со слезами и с любовью расска­зывала о Батюшке: "Знала его лет десять. Подходила к нему только в церкви. Несколько лет назад я сломала руку. Меня положили в больницу, наложили гипс от локтя до кисти, а сломана рука была в предплечье. Вот я лежу месяц, а рука не поправляется, но еще больше стала болеть. Кость вышла из плечевого сустава и болталась, как хотела. На меня врачи не обращали внимания. За мной ухаживала соседка по кровати.

Лежу и плачу: что мне делать? Боль невыносимая. Однаж­ды (я была в дремоте) ночью приходит ко мне Батюшка. Я, увидев его, спрашиваю: "Батюшка, а как же вы прошли, кто вас пропустил?" Он ответил: "Я пришел тебе помочь. Ты не плачь. У тебя рука поправится, и еще будешь даже работать. И соседка твоя пусть не боится делать операцию. Ей тоже будет хорошо." И Батюшка ушел. Соседка меня спрашивает: "С кем ты разговаривала? Я слышала твой голос и мужской голос". Она ничего не видела, только слышала голоса, Я соседке ска­зала: "Не бойся делать операцию, у тебя будет все хорошо", - и действительно, операция прошла благополучно, и скоро она выписалась.

На следующее утро приходит целая группа врачей во главе с неизвестным доктором - высоким, молодым, строгим. Войдя в палату, он сразу же спросил: "Где у вас больная?" А все в палате переглядываются в недоумении - мы же все больные. А он очень настойчиво: "Где же у вас больная?!" И вдруг подходит ко мне, садится на край кровати и начинает кричать, ру­гать врачей: "Что за безобразие! Почему больная в таком со­стоянии?! Где уход, как вы лечите?!" А все остальные боль­ничные врачи в испуге молчали.

Он взял мою больную руку, дернул три раза, и кость стала на место. Наложили гипс. И все врачи ушли. С этого времени моя рука стала поправляться. Вскоре я выписалась, и вот уже работаю. Все в палате меня спрашивали: "Откуда взяла такого врача? Откуда он?" Но врача этого потом никто и нигде не видел. Это было в 1976 году, когда Батюшка еще был жив.

***

Приведем еще один случай из жизни Батюшки, как он провожал в вечность своего духовного сына, протоиерея отца Евгения, который служил в Подмосковье.

То был не простой батюшка. Многие, зайдя невзначай к нему в церковь, обращались к вере. Обличит какой-нибудь грех, откроет глаза человеку, и тот начинает к нему ходить. У него были свои духовные чада. Сердцем отец Евгений был очень простой и любящий. Он даже вылечивал пьяниц. После литургии тут же совершал водосвятный молебен с копием, по требнику Петра Могилы.

Батюшка у отца Евгения исповедовался, и он у Батюшки тоже исповедовался. Они были очень близки. Отцу Евгению было 90 лет. Он заболел к смерти. И Батюшка стал его гото­вить к вечности. Часто к нему ездил, исповедовал, причащал. Батюшка очень горевал, что тот серьезно не готовится к веч­ности. Он хотел, чтобы было у о. Евгения состояние покаянно­го плача, состояние сокрушения о грехах. Батюшка дал ему четки, чтобы тот читал Иисусову, чтобы этим самым вызвать чувство плача в себе. И как-то однажды, прощаясь, огорченно сказал: "Отец Евгений, когда же мы по-настоящему будем каяться, когда же с плачем сердца будем читать Иисусову, ведь я не отпущу Домой, пока ты по-настоящему, сердечно, не поймешь, что идем в вечность, что предстоит пройти еще и мытарства? Вот, посмотри, четочки: год висят на стене и все как новенькие, когда они должны превратиться в тряпочку!" А отец Евгений опять в шутливой форме: "Бог хранит!" Ба­тюшка больше года держал и все не отпускал его в вечность. Потом уже отец Евгений взмолился: "Батюшка, пощадите меня, я больше не могу, мне очень трудно нести бремя болезни, отпустите меня с миром!" Вскоре Батюшка последний раз поисповедовал, пособоровал, причастил его, и он с миром ушел в вечность.

Батюшка как-то сказал: "Трудно протоиереев научить по-настоящему каяться и плакать, а Иисусову молитву они вооб­ще не воспринимают; сколько я с ним ни бился, все никак не доходило до него". Конечно, отец Евгений скончался блажен но. Его особо чтут. Просто он с Батюшкой был особенно близок, и поэтому Батюшка так его и готовил. Сам Батюшка очень горевал, что не стало такого замечательного, любящего, очень близкого человека.

***

Батюшке пришлось провожать в вечность одного профессора. Ему было 80 лет. Он совсем занемог и попросил священника. Привезли к нему Батюшку. В церкви профессор за всю свою жизнь ни разу не был. Так и жил; бессмысленно, изучал науку, писал труды. Был беспартийный.

Первый раз Батюшка с ним беседовал пять часов. Он понятия не имел, что есть невидимый мир, что есть Ангелы света и ангелы тьмы. И вот в течение пяти часов Батюшка все ему объяснял. Тот понял и ужаснулся, как же он бесстрашно жил. На прощанье Батюшка сказал ему: "Ты не умрешь, пока не принесешь покаяния за всю свою жизнь. Вот и готовь исповедь, а через две недели приду, исповедую и причащу." На этом они и расстались.

Через две недели Батюшка приходит, его исповедует, причащает, и он блаженно умирает. Батюшку спросили: как же так, всю жизнь не ходил в церковь, и такая светлая кончина? Батюшка ответил: "И только за то, что он был беспартийным. А также и за то, что никому не делал зла, был сердцем добрым. Жил бессмысленно, не думал, что надо умирать и что надо ответ держать пред Хозяином Жизни и Смерти. Господь и пощадил его".

***

Одна из сестер бывала у Батюшки очень редко. Приехала однажды к нему на дачу. А когда уходила, спрашивает его: "Батюшка, когда еще вас увижу?" Он ответил: "26 августа, у Николы в Кузнецах". Ей показался странным такой ответ. Но  вот через три года наступила эта дата - 26 августа, день отпевания Батюшки, отпевали его именно в храме Николы в Кузне­цах.

***

Во вторник, 21 августа, я была у Батюшки. Увидев его, я, сама не своя, говорю: "Ой, Батюшка, вы наверное, умрете!" Он успокоил меня: "Нет, сейчас я не умру, я еще из скита никого не проводил!" 22 августа вечером в скиту умерла мо­нахиня Людмила, а Батюшка умер 24 августа.

***

Батюшка, когда вызвал ночью всех, чтобы объявить, что скоро отойдет от нас, в это время была у него в гостях одна молодая женщина. Она тоже подошла, чтобы Батюшка ее благословил. Батюшка благословил и, не спуская с нее глаз, сказал: "Всему есть мера, дета! Всему есть грань, всему есть норма. Не надо чрезмерно так любить! Это даже погрешительно, так жертвовать собой, да и зачем?.." И очень многое другое говорил о ее жизни. У нее только ручьями лились сле­зы, и в конце концов, она не вынесла и быстро выбежала от Батюшки, испугавшись, что может случиться какое-то несчас­тье. Действительно, она очень любила мужа, чрезмерно. Ежед­невно, вставая чуть свет, гладила ему свежее белье и аккурат­но складывала около подушки. Она отдавала ему свое сердце, как маленькому ребенку.

***

Одна из духовных чад после смерти Батюшки в его дни всегда делала помин в своем городе, созывая своих друзей. Явившись во сне, Батюшка дал ей наставления:

У людей время не отнимай и свое время не прожигай. Каждая минута должна быть посвящена служению Господу, так как этим временем покупается вечность.

Повиноваться мне беспрекословно, служить людям, а мыслью быть с Господом. Я есть проводник Божией воли.

Ты думаешь умилостивить меня поминками, напрасно ты так думала. Требую строгого исполнения всех правил и взятых обещаний.

Вся душа твоя нараспашку! А все душевные движения надо прятать от всех. Имей собранность и сердце очисти от всякой скверны, чтобы стяжать Духа Святаго в сердце своем.

Назад возврата нет. Будь тверда в каждом духовном деле. Ежеминутно - мыслью, словом и делом служить только Господу.

***

Одно чадо очень горевало, что не смогла приехать на похо­роны Батюшки, и в утешение ей был сон. Она рассказывала: "Огромный храм, Батюшка был в алтаре, занимался монаха­ми. Потом вышел из алтаря и стоит на амвоне со Святым Евангелием и крестом. Я, увидев Батюшку, с радостью подбе­гаю к нему и говорю о своем горе: "Вот, я не была на ваших похоронах". Батюшка ответил: "Я знаю, это промыслительно". Я спрашиваю: "А как вы умирали?"

Батюшка стал рассказывать: "Скончался я в Москве. Вна­чале было страшно жутко, но увидев Святого Ангела, прижал­ся к нему и полетел вместе с ним. Нас никто не задержал, полетели выше, выше, выше, и стало ужасно хорошо."

А еще спрашиваю Батюшку: "Я очень давно не исповедо­валась - поисповедуйте меня". Батюшка ответил: "С тобой будет заниматься отец Петр. А мне некогда, вот видишь, сколько меня ждут. Я с ними занимаюсь", - указывая на монахов в алтаре, тут же повернулся и пошел в алтарь.

***

Другой сестре был такой сон:

"Огромное помещение, двери; по обеим сторонам стоят стражи с приклоненными головами, подпоясанные золотыми поясами; великие два мужа, держат в руках подсвечники со свечами. Двери раскрываются... Дальше - другие такие же двери, и так же стоят два мужа. И третьи, точно такие же. Но после третьих дверей открываются четвертые, и за ними - по­мещение с ослепительным светом, а в середине на троне сидит судия. Как взглянула - а это Батюшка!

***

Один священник иногда любил выпить, особенно в празд­ничные дни, и даже иногда покуривал. Однажды, в праздник церковный, он выпил, вышел во двор и закурил, прячась от хозяйки, чтобы она не ворчала на него. И вдруг въяве предстал пред ним Батюшка и говорит ему: "Много видел я священников разных, но таких, как ты, мое чадо Леонид, я еще не видел, да еще с горящей сигаретой"... Хмель сразу прошел, как будто обдали его ледяной водой. С тех пор стал жить трезво.

***

Одной духовной дочери Батюшка приснился так. Сперва был шум, какие-то свистки, какой-то хаос. Потом наступила тишина. И в такой тишине явился Батюшка в зеленом облаче­нии. Ясно-ясно его было видно. Рядом был виден силуэт пре­подобного Серафима. Преподобный ничего не говорил, а толь­ко предстоял. Батюшка стал с ней беседовать, очень долго бе­седовал, но она запомнила только, что надо хранить мирность, не надо ни на кого обращать внимания. Батюшка спросил: "А как твоя молитва в храме? Как ты предстоишь Богу?" После этого не стало видно ни Батюшки, ни преподобного. И опять возобновился шум.

***

У меня болела рука. Пришла к Батюшке на исповедь. Во время исповеди Батюшка коснулся своим указательным паль­цем самой язвы и спросил: "А что это у тебя?" Я, смущаясь, стала объяснять. Приехала домой, а о язве даже забыла. А утром встала и увидела, что от язвы и следа не осталось.

***

Одна раба Божия подошла к Батюшке, плачет и спрашива­ет; как молиться о сыне, он кончил жизнь самоубийством в лесу. Уже несколько лет прошло, а никак не может успокоиться.

Батюшка ответил: "Нет, не самоубийством кончил свою жизнь, а его убили". Велел отпевать и заказать семь сорокоустов.

***

Одна женщина читала книги о Батюшке и делала выписки для себя. Она стала особо Батюшку чтить, всегда обращалась к нему с мольбой о помощи. Когда заболела ее мать, она сильно плакала и просила помощи у старца. Он явился ей во сне и говорит: "Не плачь, я всегда с тобой. Мы с тобой вместе будем молиться".

***

Жизнь одной сестры, которая читала о Батюшке, была полна терзаний. И стоя перед его фотографией, она все время бесе­довала с ним и жаловалась ему. Однажды, когда ей было особенно тяжело, она беспрестанно обращалась к нему. Он явился ей во сне, долго беседовал с ней и разрешил все ее вопросы. И напоследок сказал: "Неужели ты думаешь, что тебе не зачтутся все твои терзания?"

***

Одна москвичка, старшая медсестра, в тяжелый период своей жизни прочитала книгу о Батюшке, Она успокоилась поисповедовалась, пособоровалась и причастилась. Через два дня видит сон.

Огромная чаша, на ней было что-то белое. Рядом стоят преподобный Серафим Саровский и Батюшка, и еще поодаль вырисовывается в виде иконы равноапостольная княгиня Ольга. Батюшка подошел к ее кровати и, нагнувшись к ней, очень много говорил ей, а закончил словами: "Чадо, чти меня и Олъгу". (Она была Ольга). Она еще переживала о своей подруге, и на ее переживания он ответил: "А с ней случится серьезно, но не к смерти". (Через год подруга попала в аварию, но осталась жива), - Такого голоса я никогда в жизни не слышала - живительный, умиротворяющий.

***

Приведем воспоминания одной женщины из Москвы юриста Татьяны, которой Батюшка уже после своей смерти несколько раз являлся во сне. Мой муж очень чтил старца Сампсона, я же относилась к нему с недоверием. Во сне мне явились Святитель Николай Чудотворец, старец Сампсон и преподобный Серафим Саровский.

***

Сон наводил ужас: темные люди, наводящие ужас, отнимали у меня из рук моего ребенка. Появились старец Сампсон и преподобный Серафим Саровский. Старец Сампсон отнимает от них моего ребенка и отдает мне.

***

Трудно было мне заснуть. Я ощущала страх. Наконец заснула. Вижу во сне: меня окружили нехорошие люди. Среди них женщина, я ее узнаю, она с моей работы: черная, страшная, с длинными когтями. Взором я остановилась на фотографии Батюшки, висящей на стене. Вижу, фотография оживает, из нее выходит Батюшка, становится в полный рост. Он берет руками свой иерейский крест на груди. Лучи, идущие от кре­ста, опаляли этих злых людей. Они исчезли, и только женщина не уходила. Лучи от креста жгли ее, и впоследствии и она ушла. Своим крестом он меня осенил. Мне стало легко, я успокоилась. Под утро я снова вижу сон. Также, выйдя из фотографии, отец Сампсон подходит ко мне и говорит: "Не унывай и всегда молись. Вот я тебе даю молитву "Всемилостивую" краткую, молись Божией Матери и никого не бойся. Никто тебе не сделает зла." И стал медленно читать эту молитву, и потом ушел. Я запомнила эту молитву.

***

Одна пожилая женщина умирала от рака живота, ей оста­валось жить несколько дней. Пришла к ней одна монахиня (Палладия), чадо отца Сампсона. Женщина говорит ей: "Вот, врачи уже отказались лечить. Я уже скоро буду умирать." Монахиня пришла к Батюшке и все рассказала ему. Батюшка, выслушав, дает ей капли Зеленина и говорит: "Передай боля­щей Клавдии, пусть она эти капельки попьет." Клавдия попила капли Зеленина несколько дней. Боли в животе прошли. По­шла к врачу, врач посмотрел ее и говорит: "У вас все чисто. Ничего у вас нет..." Клавдия прожила еще несколько лет. Ба­тюшке она верила, как ребенок. Когда Батюшка умер, она подходила к фото Батюшки и просила, чтобы Батюшка ее благословил. Она чувствовала прикосновение его пальцев, когда он благословлял ее, Клавдия рассказала об этом одному чело­веку, но после этого она уже не чувствовала благословения Батюшки.

***

К отцу Василию на Волге часто приезжал отец Порфирий и рассказывал ему о Батюшке. Отец Василий особо этим рас­сказам не внимал: ну, батюшка, как батюшка. Спустя некото­рое время отцу Василию во сне было показано: старец Сампсон стоял среди древних старцев. После этого он сугубо стал чтить старца Сампсона.

***

Отец Алексий Парфенов приехал на могилку Батюшки с больными ногами, а после совершения им панихиды ушел здоровым.

***

Нина Воронина каждое воскресенье собиралась на могилку Батюшки и каждый раз все откладывала. И видит она сон: могилка, стоит Батюшка и всех приходящих встречает и благословляет, а она подходит к нему, но Батюшка ее не благословляет. Нина просыпается от сна, будит свою духовную сестру: "Пеки блины - поедем на могилку Батюшки!"

***

Перед днем памяти Батюшки одно чадо видит сон: над могилкой на воздухе - храм, а в храме служит Батюшка. Закончив литургию, Батюшка вышел из храма с огромной чашей просфор, и очень легко, как бы по воздуху, подходил к каждому столику, благословлял всех просфорой и что-то говорил, а оставшиеся просфоры выложил на стол помина, и приходящие подходили к столу и брали их.

***

Воспоминания одной москвички:

Я жила вместе с духовными чадами Батюшки. Одна из духовных сестер посоветовала мне вернуться домой, говоря: "Что ты будешь мучиться, живя у чужих людей, когда у тебя есть свой дом?" Мысленно я с ней согласилась и даже сказала: "Это очень хорошо, буду работать и отдавать деньги в помощь нуждающимся духовным сестрам. Когда я пришла к Батюшке и все ему рассказала, Батюшка слегка улыбнулся на это и говорит мне: "Если бы ты знала, какие были труды, чтобы взять тебя из дома! Пойми: кто знает меня, добра на земле не видит. Выбирай - или знать меня, или живи дома."

***

Одна женщина рассказывала.

Была у Батюшки. Он спросил меня об Иисусовой молитве: "Как у тебя Иисусова?" Я ответила: "Очень плохо." Тогда он мне говорит: "Читай в день хотя бы 5 раз, а то вдруг в дороге случится какая-нибудь катастрофа..." И вот, уже после смерти Батюшки, я еду в автобусе, и шофер так бешено гнал автобус, что тот врезался в световой столб. Сам шофер разбился на смерть, а мы - кто руку сломал, кто палец, кто осколками  стекол лицо порезал в кровь, а я только поцарапала коленку. Я тут же вспомнила слова Батюшки. И когда мы выбрались, кто как мог, из автобуса, одна женщина сказала: "Это по чьей-то молитве мы спаслись! Это чудо, что мы остались живы! Автобус был на самом краю оврага!.."

***

Закончилось жизнеописание Батюшки. Невозможно забыть слова, однажды им высказанные: "Я вам раскрываю только одну восьмую часть тайны духовной жизни, а больше вы не вынесете".

На протяжении всей жизни старца Сампсона ему покро­вительствовал преподобный Серафим Саровский, который шесть раз являлся Батюшке, и духовное родство с которым Батюшка ощущал особенно.

 

Беседы и поучения

 

Монашество - суть моего сердца, плач — моя жизнь.

Духовная жизнь есть: молитва ума с сердцем, внимательная, только покаянная; плюс самоосуждение; плюс любовь ко всем, нас окружающим; плюс внимание к себе непрестанное самоукорение только на основе смирения, самоосуждения, кротости, милосердия и простости.

 

О МОЛИТВЕ

 

Молитва есть: молиться сердцем, через ум. Слияние сердца с Богом через ум. Только от духа сокрушенна и смиренна, через ум, прикованность к Богу, не теряя внимания и Богопредстояния. Резкость всякая отменяется. Это надо начинать каждый день с утра. Не надо долго молиться, длинно молиться, много молиться. Одну молитву Спасителю — ее можно читать шесть раз, одно и то же. Быстро молиться, невнимательно — бес с тобой молится! А когда молитва идет до ума и сердца, то Ангел Хранитель молится! Бес подталкивает молиться: "скорей, скорей, скорей!"

Когда мешают помыслы или не в мирности, то читать мо­литвы надо вполголоса и в четверть голоса. Только не шепо­том. Бес молится шепотом. А в обычном состоянии молитвы читать про себя. Надо молиться постоянно, т.е. чередовать:

1. Иисусову. 2. "Всемилостивую", 3. Разные молитвы. 4. Акафисты наизусть. 5. Похвала Божией Матери. 6. Чтение Святого Евангелия. 7. Келейные дела, молча. Языком мы все выбалтываем: пусторечием, осуждением, клеветанием, рассказыванием о себе. Один духовник молился медленно, вдумыва­ясь в каждое слово; он молился длинно, долго, задерживался всегда, потому что пропускал каждое слово через ум.

-Батюшка, а разница есть: "умом через сердце" и "сердцем через ум"?

-Разница большая. Когда человек молится сердцем при участии ума, он пропускает сердечное переживание через сознание. И одно холодное сознание потом доводит до сердца. Вот почему, скажем, заниматься Иисусовой можно одним холодным умом, без участия сердца. Тогда она будет механическая.

Но хуже бывает, если без участия ума, т.е. сознания, и без участия сердца - языком, губами или памятью, механической памятью.

Как-то я был служащим и совершал литургию, и преподал мир в какой-то момент литургии в женской монастыре, и об­ратил внимание, как они быстро перебирают четками. Вос­пользовавшись тем, что я был служащий и благословлял тра­пезу в женском монастыре, когда они все собрались после обедни, я задал вопрос: "Каким же образом вы ухитряетесь читать быстро Иисусову молитву?"

Одни ответили: "Потому что мы приучили свой ум так быстро схватывать, читать Иисусову быстро". А другие на­шлись сказать, что "на каждое слово молитвы Иисусовой у нас есть узелок, поэтому у нас быстро двигается Иисусова". - "И выхолит, так сколько же вы ее читаете: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешную" так? Сколько же узелков? - "Восемь". - "А нас учили Святые Отцы - один узелок иметь на всю молитву; причем, "грешную" - не надо говорить, потому что мы кричим: "помилуй", потому что мы грешные. Если бы не были грешные, мы бы не кричали "по­милуй, помилуй", да?! А кричали бы - "слава Тебе!" И то же самое говорит схимонах Силуан". Для них это было большим открытием, между прочим. Но до сих пор все равно (мне из­вестно), что они не отучились от своего обычного делания, и читают на каждый узелок одно слово. Поэтому они по пять раз пропускают четки, чтобы прочесть еще одно слово молитвы, понимаешь? Причем, сказали так: "Нам удобнее для ума, когда мы на каждое слово тянем узел".

И мы не способны молиться в храме. При нечистой совес­ти, конечно, нераскаянной! Когда наша совесть плачет, уко­ряя себя, нас в каких-нибудь проступках, совершенно непрос­тительных, да?! Пока мы свою совесть не очистим сугубым покаянием, хотя бы трое суток, двое суток и - бегом к духов­нику, - мы лишены способности здраво молиться. Мы молим­ся надломлено, да? После нашего падения какого-нибудь или серии каких-нибудь грехов. Пока мы не очистимся, мы не наладим свое нормальное состояние, как вы называете, мо­литвенного делания, т.е. отношение наше к Небу.

Мне рассказывали, что молитвы на сон читают в семина­рии, кто скорее: "побьемся об заклад: я тебе дам три рубля, ты будешь читать быстрее, а я пять рублей дам, ты читай еще быстрее!" Представляете себе, какая гонка! Формально про­чли - и все! И вместо положенных 15 минут они прочли их за 7 минут. А другой хвалится, говорит: "я за шесть минут прочел все!". А семинария молится! Спрашивают: "Нам перечитывать эти молитвы, когда мы придем по своим спальням?" Но как?! Дисциплина ведь одна: всем ложиться спать. Показать себя, что ты будешь молиться - это недопустимо! Прятаться по уг­лам в коридорах и умывальниках - тоже непосильно.

Надо приучить себя молиться лежа, как Игнатий Брянчанинов делал. Руки по швам и ноги по швам, но не класть голову на подушку, положи книжки вместо подушки, сделай так, чтобы голове было неудобно. И заставь себя перечесть все молитвы сполна! Ты будешь читать их 20-30 минут. Вот это будет все, это будет делание. Так воспитывают себя благочестивые люди, которые боятся оскорбить Бога и учатся молиться. Именно об этом Игнатий Брянчанинов подробно пишет в своей автобиографии, когда он учился в Академии и учился монашеству, и учился молитве. Он заменял подушку книгами. А когда кончал молиться, закладывал книги, заменял подушкой. Во-первых, чтобы не заметили окружающие, чтобы хоть немножко поспать, а то не будешь способен молиться, заниматься.

Кто молится и занимается молитвенным деланием, вернее говоря, изучением молитвы на себе, тот редко бывает отдыхающим. Он не умеет выспаться никогда. Но бесы очень любят усыплять такого богомольца-ночника. Они, прежде всего, пугают скрипом, писком, визгом, топаньем, стуком копыт лошадей, как будто лошадей привели. Один протоиерей ко мне приехал и рассказал так.

У него была большая семья, 5-6 человек детей, матушка, а он имел обычай ночью читать правило. Его матушка имела отдельную спальню. И вот был такой обычай, что он часто литургисал, и он обычно правило свое читал ночью. Все улягутся, он уходил в свой кабинет, зажигал лампаду, тушил свет, начинал свое правило. И так проходило мирно время. Он был под надзором большого духовника. Между прочим, он носил имя протоиерей Сампсон, астраханский благочинный. Но и что же? Его стали беспокоить демоны. Лишь бы только не молился. Писк, визг, скрип, пила, кошки (кошек нет, и в соседней комнате кошек нет, а кошки делаются: визжат, мяучат). Он был сначала неопытный и искал кошек, да никаких кошек нет! По имени его звали, он открывал дверь и спрашивал: кто такой, кто там такой? Там ничего не было - это бесы. Лишь бы только отвлечь.

Тогда он стал умнее. Духовник оказался все-таки сведущим человеком и убедил его в том, что это бесовское наваждение. Так он мучился год. Пошел второй год его молитвенного делания. Появился звук копыт наверху, на чердаке: копыта лошади, - вы знаете как? Они, во-первых, роют копытом, да? Несколько лошадей там... Он стал жаловаться матушке. Кончилось тем, что пошли посмотреть, какие же могут быть лошади? Зажгли ночью фонари со свечой (старинные такие) и пошли. Нашли груды конского навоза. Ну как же лошадь про вести по лестнице, когда еле-еле один входит? Чердачное помещение, вот до чего бес дошел, да будет вам это известно! Пришлось чистить навоз.

-Бесовский навоз?

-Да.

-Ну, а они могут его где-то взять?

-Да зачем? Они принесли и сделали, что им надо. Пришлось ему продать дом и переселиться в другой, новый. Невозможно было жить больше. Это, во блаженном успении, протоиерей Сампсон - астраханский благочинный. Я у него часто ночевал, он меня очень любил. Вот в эти годы, перед Ставрополем.

-Как это, они поселились, а выселить их нельзя?

-Потому что было им повеление от сатаны, поселиться.

Этого мало. Дом существует для нас, а не мы для дома. Католическая церковь не знает таких людей.

Они умерли вместе и вместе похоронены. Благочестивая старушка. Я очень уважал ее и любил. Часто бывал там. Она спала в своей спальне, там у нее было 6-7 человек детей. Он спал в своем кабинете-молельне. Это был поразительный че­ловек! Между прочим, это доказательство, что быть в браке - это не есть лишиться таких даров Благодати Святого Духа, да? Он был женатый, имел детей, но он был в это время и подвиж­ник. Он исповедывал поразительно, служил замечательно, за­мечательно!

 

Беседа о праздности

 

Мы все живем в праздности. А праздность - это есть бесконечная степень нарушения состояния хождения в присутствии Божием. Мы настолько выключаемся на свои страсти, привычки и обычную жизнь, что забываем о хождении в присутствии Божием. Я могу сказать о себе так же, как говорил много раз. Что я - все-таки относительно праздно живущий и живший. Я временами переключался на страсти, на рассеянное состояние. Вот это рассеянное, несобранное состояние - это есть состояние праз­дное, беспечное. А вот пришел конец, время давать отчет - и вот тяжко и больно, и страшно. По-моему, у всех это так! Одни занимаются отдыхом, другие занимаются квартирой, третьи занимаются каким-нибудь увлечением и теряют чувство "быть в себе". Вы заметьте, что когда мы молимся, мы не всегда молимся от всего своего сознания, хотя часто и от ума. От ума молиться - одно, без участия всего сознания. И всем сердцем, Да? А вот это - настоящая мольба, как преподобные молились; они молились от сердца, через ум, всем своим сознанием, всем своим присутствием. Как мы говорим обычно, "со всей серьезностью". А мы все-таки молимся легкомысленно. Хотя и со вниманием, через ум, и всем сердцем, но всего своего сознания мы не отдаем. Поэтому мы так легко удаляемся ко греху. И бываем рабами какой-то привычки, какого-либо греха. Отдаляемся, отключаемся, и в этом вся наша беда. Это не христианское состояние. Я себе не представляю, чтобы апостол Петр со Спасителем от всего своего сознания говорил, не только от ума - это была уже молитва, да? Ум участвует, но всего сознания не бывает. Мы не умеем отключаться от чего-то.

Апостол Петр рассуждал, разговаривая со Спасителем. Вот хотя бы, когда он увидел Спасителя, шедшего по водам, побежал к Нему по водам и усомнился. Он понимал, как он шел, да? Он увидел Спасителя, на минуточку у него оборвалось сознание, что он идет по водам к Спасителю и сомневаться незачем.

Поэтому, к сожалению, наши молитвы бывают часто бесполезные, бессмысленные, что мы, когда молимся, мы чи­таем, хотя и с умом, через ум, но не от всего своего сознания, т.е., как мы говорим, просто несерьезно. Вот серьезное предстояние Богу необходимо особенно для священника на литургии, или епископа. Он "выдирается", всеми своими костями, жилами, нервной системой - Богу предстоит. Вот почему такие молитвенники очень быстро изнашиваются.

-Батюшка, а Дмитрий Ростовский, почему он в 48 лет скончался?

-Он заболел чахоткой на почве истощения, не только от поста и воздержания (он был великий постник и молитвенник), но он каждую строчку Четьих Миней, Псалтири, своих проповедей и литургию служил всем своим сознанием, всем своим существом, не только от ума.

Вот часто мне приходилось намеренно наблюдать за неко­торыми архиереями, как они литургисают и Богу предстоят. Одни - только через ум, очень редко всем своим сознанием и от всего своего ума. И очень часто обычно, так только, глаза­ми, без участия сердца и без участия сознания, одним холодным умом. А есть еще такая группа: глазами, но ни сердцем, ни умом и ни сознанием. Это большое искусство - Богу молиться.

И получает он воздаяние здесь же. Он опустошается все больше и больше, черствеет, вернее. И если он вовремя этого не осознал и не оплакал, то он черствеет и черствеет. Это есть падение. У меня очень интересный был пример - владыка Кирилл Пензенский. Он всегда служил всем своим существом, осознанием всего ума и только от сердца. Он освещался весь, он сиял удивительным светом. Он был весь в Боге. Он так быстро уставал, что у него приготовление к литургии было очень коротким. Например, он просил меня (мы часто служи­ли вместе): "Почитайте мне акафист Спасителю, Иисусу Слад­чайшему. Теперь давайте почитаем канон ко причащению и молитвы ко причащению", - и мы идем. Под ручку идем слу­жить литургию, в собор Мироносицкий. Он очень уставал от богопредстояния. Богопредстояния не только умом, а всем своим существом. И когда он входил в собор, и нас встречали "со славой" (я шел впереди его), он не замечал людской суеты: как на него надевали мантию, как он прикладывался ко крес­ту, как пели входную "Достойно есть". Он отсутствовал, и толь­ко на облачении приходил в себя, что его облачили.

Так же - владыка Филипп Астраханский. Это был изуми­тельный молитвенник, святитель был, от которого я очень многому научился. Эта величавость его, эта стройность, - для неопытного человека - это гордыня. Но нет! Это максималь­ная, настороженная собранность богопредстояния, но на из­нос! Вот у нас такое состояние редко бывает, а для схимника - это обязательно, это есть схима. Но там у него - святительское предстояние о пастве, да? Это какая-то особенная, собранная, огненная мольба за паству. А у схимника - это состояние плача, но от всей собранности, через ум. И, конечно, сердцем. И пока он не согреется и не выйдет из себя, человека, он не может начинать молитву.

 

Этот процесс молитвенного предстояния, он бывает в двух, так сказать, фазах. Он начинает на земле, начинает согревать­ся, начинает проникаться умом во все, что он читает. А потом он бывает весь собранный и отдается плачу. Ну, а если плач очень трудно всегда иметь, потому что схимник все-таки чело­век: кого-то осудил, кого-то передразнил, кого-то перешучивал, кому-то не сочувствует, кого-то сердце не любит или полулюбит. А это мешает. Он долго бьется, чтобы получить, до­биться вот этого плачущего состояния. Он, конечно, тогда от­ключается совсем, как бы выходит из себя. Он совершенно отсутствует.

Как преподобный Серафим Саровский рассказывает. Как бы вне тела бывает; плачущим и рыдающим, а потом - торже­ствующим и ликующим, благодарящим. Одно за другим пос­ледует обязательно. Вот это ликование и торжество бывает настолько сильное, что он бывает глухой и немой. А когда у него этого не бывает, он впадает в крайнюю печаль, что что-то ему помешало. Какой-то грех, какая-то усвоенная черта осуж­дения, усвоенная черта греха или страсти. Страсти, конечно, не телесной, можно говорить только о страстях душевных.

Вот это - самое сладкое, что есть на земле, вот это состоя­ние христианское, оно как раз и есть причина радости на земле, единственной радости, и осмысленное бытие на земле. Вот почему нам понятно, что угодникам Божиим эта суета мира и ненависть к своим страстям, к себе, свое все-таки тяготение к страстям, к семени тли, - оно так им портит жизнь. Они почему и стараются разлучиться с телом. У них такое желание - разлучиться с телом и со Христом быть - от чистоты.

Вы понимаете, мы никогда серьезно не думаем, как мы страшно живем, т.е. стоит неумолимая Вечная Вечность, кото­рая зависит от нашей жизни на земле. И мы хозяева, просто говоря, своей участи в Вечной Вечности. Или - в селения радо­вания, или - в селения мук. Радования, конечно, селения очень разные.

Вот я на днях как-то думал: отец схиигумен Лука, он имел, он получил селения радования, но он лишен права об этом нас известить на земле. Отец Лука получил вечное радование, да? Иеросхимонах Михаил, несомненно, мы верим, тоже получил селения радования, хотя его конец был очень трудным. Он кричал на всю келию от страха. От страха присутствия бесов­ской силы. И вот, как мы знаем, читали беспрерывно акафист Благовещению, тем более, что читал один и тот же. Он уставал, конечно, как человек. По 12 раз он читал подряд.

То же самое с отцом Евгением. Я присутствовал при его смерти. Как вы знаете, я его соборовал, исповедывал три часа; понимая, что это последняя исповедь, ругал, придирался к нему и оскорблял его, обижал его, смирял его, десятки раз говоря: "мы говорим в последний раз; вы, батюшка, исповедуетесь в последний раз, если я не напомню вам, и вы не вспомните, то бесы напомнят". Потом я его соборовал, причастил, и он лег у меня на кушетку, головой на правую руку, и так стал умирать. Но он кричал: "Страшно, читайте акафист, читайте акафист!" И мы читали вслух акафист Божией Матери, акафист Святи­телю Николаю, Пока читали, он лежал спокойно, акафист прекращался - он пугался.

Миряне же спасаются в простоте сердца, и бесы их не беспокоят. Эта простота сердца, она гарантирует их от бесов. Только если у них бывают нераскаянные грехи, т.е. неосоз­нанные сознательно: когда они отгоняют от себя покаяние, им не хочется вспомнить, им стыдно, они не хотят себя обессла­вить, - вот тогда эти бесы, они не дают им покоя. А таких мирян бывает очень мало. Когда они спасаются в простоте, они выше. Они спокойненько, улыбаясь, умирают. Доброде­тели очень разные, тем более добродетели у мирских людей выше, чем у священника и монаха. Им легче спасаться, пото­му что они не связывали себя никакими клятвами, они не знают этих пределов запрета: не делать и почему не делать, что священник и монах знают. Если они и согрешают, им Господь тут же прощает.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: